А бог живущих в тени и дарующих свет

А это только огонь, и не более, нет

А это только огонь - что в нем грех?

 

Немного огня – середина пути

Немного огня – тебя может спасти

В блеске обмана.

Э.Шклярский

 

Сначала я подумал, что это обычный пикник - куда только люди не забираются ради просто выпить на природе! У ног могучих кедров приткнулись четыре машины - синяя “Нива” - “крокодил”, “РАФик” и два темно-зеленых “УАЗика”, не армейские, судя по номерам. На усыпанную ржавой хвоей землю сгружены ящики - водка, пиво. Деловая суета. Костер уже созревает.

Замечаю непонятное - ни одной женщины. Что бы это значило? Криминальное совещание на лоне природы? Вон пара ружей стоит. Да нет, не похоже. Лица слишком простецкие, от сохи. Если не у всех, то у большинства.

Идем далее. Нас это не касаемо.

Пора бы мне уже привыкнуть, что с Шаманом ничего не происходит просто так.

Пару верст спустя вышли к реке. Березняк. Излучина. Пересохшая старица. Шаман удержал меня за плечо, мы присели рядком прямо на землю. По другую сторону поляны - странная компания, скорее три компании. Несколько женщин, десять или одиннадцать, в костюмах “для субботника”: застиранные джинсы, опухшие на коленках спортивные штаны, блеклые кофточки, мужские рубашки в клетку, штормовки. Две или три - в не обношенных импортных спортивных костюмах. Чуть в стороне - стайка девочек, сбившихся в кучку, необычно тихих, щебета не слышно. А меж ними - три старухи-манси, маленькие, сморщенные.

Все разом сдвинулось с места - как будто ждали зрителей. Старухи поднялись, разошлись. Одна подошла к девочкам, грубо осматривая, одергивая, собирала блесткий урожай - сережки, колечки, заколки, цепочки исчезали в бездонных карманах темного халата.

Вторая просеменила к центру поляны. Я только тут заметил большой круг выжженной земли. Старушка вытаскивала из котомки заостренные колья, навалившись, неожиданно легко втыкала в землю, по кругу, счетом девять штук.

Третья заговорила с женщинами, быстро, негромко забормотала, слов не разобрать.

Женщины разошлись по лесу, спустились к реке. Они собирали дрова: тащили по двое толстые кривые бревна, несли высохший до звона плавник, резали рулоны бересты.

- Может, поможем? - спросил я Шамана.

- Нас здесь нет, - я не знал, что Шаман умеет и такое, но не сомневался, что нас никто не видит. - В прежние времена ритуал проходили девочки сразу после первых месячных. Обычаи умирают.

- Что за ритуал?

Шаман произнес длинную фразу на мансийском. И замолчал, оборвав разговор.

Старуха придирчиво разбирала “улов”. Трухлявые - в сторону. Осину - долой (“это дерево осина - не горит без керосина”). Как и на “субботниках” трудились не поровну - импортно-костюмные курили в сторонке. Штанно-рубашковые таскали, пилили, рубили. Две старухи складывали вокруг кольев аккуратные поленницы, строили уменьшенные копии костров инквизиции - со столбом для ведьмы в центре.

- Это триединство. Три верви, из которых сплетен мир: светлое - воздух, темное - земля, яркое - огонь. Колышек соединяет воздух и землю, и огонь. Замыкает их друг на друга, - ответил он на незаданный вопрос. Он часто молчит, будто не слышит моих вопросов. Или вот так...

Шаман не сидит без дела. Набрал какой-то травки, обрывает листики через один. Крошит на ладони своим немыслимо острым ножищем. Пошарил рукой в траве, поймал какую-то букашку. Вскрыл брюшко, смешал с травкой.

- Ешь!

- Что это за трава?

- Зряница.

Костры разгораются. Темнеет.

В центре поляны - кольцо огня. Ночь подернута призрачным серебром полнолуния. Из-за костра сыплет перестук деревянного барабана.

Мы призраками проскользнули вдоль края поляны к берегу.

Старуха выхватывает за руку из кучки крайнюю девочку. Девочка идет, послушно. Только глаза испуганно расширены. Старуха подталкивает ее к берегу. Девочка стягивает через голову ситцевое платье, стряхивает трусики. Медленно, вздрагивая от каждого касания воды, заходит по пояс. Тяжело вздохнув, окунается с головой. Поднимается, стекающая крупными каплями. И с такой же обреченной решимостью делает шаг меж огней в центр пылающего кольца.

Я почувствовал несомненный приход. Ново, но узнаваемо. Ноги, пальцы рук похолодели. Пространство расширилось. Все ближнее растворилось. Далекое стало необычайно ясным, четким. И я увидел.

Барабаны выстроили четкий ритм. Девочка танцевала в пламени. Неловко, угловато. Но все плавнее и мягче. Уверенно, напористо. Страстно.

Вокруг нее, над ней, плясала, рвалась, металась тень.

Ритм начал уставать. Девушка резко откинула голову назад в последнем па, замерла на долю секунды, стройная, тень слилась с ней. Девушка шагнула в ночь сквозь расступившееся пламя. Из воды уже выходила следующая девочка. Старушка преграждает ей дорогу - девочка не окунулась, волосы сухие.

Все повторилось - порывистый танец девушки, сначала угловато-робкий, потом текуче-страстный. И также, взмывая над острыми языками костров и вновь опускаясь к самой земле, танцевала тень. Эта девушка тоже вышла из круга немножко другой.

Третья девочка не просто танцевала, она плыла, перетекала из позы в позу, и стук барабанов колыхался вслед ее танцу. И пламя истончилось, прозрачная, дрожащая вуаль. И тень, легкая и почти незаметная, как паутина.

Четвертая девочка шла к воде уже обнаженной. Длинные светлые волосы, не знавшие еще химии, укрывали спину плащом.

Ни тени робости, ни секунды дрожи. Она шествовала к огненной купели. Старуха преградила ей путь, она попыталась обойти, та начала ее отчитывать громким шепотом, резко жестикулируя. Девочка продолжила путь с наскоро подобранными волосами.

- Вряд ли им стоило это делать, приводить ее сюда.

- О чем ты?

- Она уже была с мужчиной.

- Откуда ты знаешь?

Покачивая бедрами, уверенная в себе.

Треск поленьев заглушил барабаны. Пламя загудело, взметнулось стеной, выше деревьев. Даже своим новым “просветленным” зрением я едва видел девушку сквозь бешенство огня. Она сжалась в тесном кольце пылающих стен. Она даже не пыталась танцевать. Ее мать с криком бегала вокруг костра, в огненном кольце не было ни единого просвета.

- Не слишком ли жестокое наказание?

- Какое наказание, о чем ты? - Шаман был раздражен моей недогадливостью, а я все равно не понимал. - Боги не наказывают и не награждают никого. Они просто играют по правилам, по своим правилам.

Три верви, все сплетено из них. Наш характер, наши поступки. Тоже питаются из этих трех источников. Светлая вервь - познающая, творящая. Темная вервь - пассивная, а огненная вервь - это страсть, это сила, энергия. Девушка слишком рано расплела свою вервь страсти. Ты видишь - это ее собственный огонь рвется. Сможет ли она справиться со своим огнем?

Мать и дочь протягивали руки другу сквозь пламя. И оно расступилось на миг.

- А если я войду в круг огня?

 

Умолкли барабаны. Девушки, женщины, старухи - растворились в ночи. Я не видел их больше. Но огонь пылал. В пламени возникали и снова таяли мимолетные сгустки мрака. Хрустнуло полено, взлетели снопом искры. В стене огня раскрылся проход.

- Шаман, я иду туда. Это огонь зовет меня.

Шумно плеснув, вода сомкнулась над головой. Я спешил: огонь буйствовал, проход мог снова закрыться. Жар обнял меня, укутал саваном. Я стоял внутри стен. Танец? Не помню. Я двигался. Пространство было наполнено звуками огня - гул, треск. Мог ли я услышать барабан? Играл ли он для меня?

Жар нарастал. Огонь изгонял меня? Я оглянулся вокруг. Проход, которым я вошел, все еще открыт. Но я даже шагу не сделаю туда. Там, позади - тень. Моя чужая тень. Я загнал ее в ловушку. Или она меня? Я должен выйти на другую сторону.

Моя вервь страсти оплела меня, жарко дышала мне в лицо. Чем угасить ее? Водой? Я подумал о воде. Вода - море - Астрахань - пляж - Лена... Цепочка ассоциаций увела меня - стена пламени рванулась навстречу, выталкивая к проходу.

А может мрак, темная вервь поможет мне? Я загонял себя в колодец депрессии, в яму глухой тоски. Пламя опало, просветлело. Я увидел лес, Шамана под деревом. Смело шагнул, шаг, второй. Языки пламени втянулись. Но угли источали нестерпимейший жар. Я не мог даже приблизиться. Что это трещит - сучья в огне или опаленные волосы?

Я снова вернулся мыслью к воде, к морю. Усталое ночное море лениво лижет песок пенными языками. От самых ног к горизонту хрусткой фольгой блестит лунная дорожка. И я иду по ней, всего лишь несколько шагов.

Я снова на поляне. Оглядываюсь на костер. Нет ни просвета. Где же я прошел? Прямо по углям? Сквозь пламя? И где же мой преследователь? Заперт в огненном кольце? Победил ли я его, или это временная передышка?