Я вспомнила тот день.

Тогда в наш «аквариум» влетела Наташка.

Вообще-то, говорить о Наташке – пустое дело. Ничего не будет понятно, поскольку её надо видеть.

Наташка состояла из двух огромных глаз, двух сапог, обернутых каким-то мехом, и двух…, как бы это сказать…, функционально – это были ноги, соединяющие глаза с сапогами.

Смею заверить, что тот, кто однажды увидел Наташку, тот никогда не забудет это прекрасное чувство удивления, которое так редко посещает нас в этой жизни. Внутри сразу появляется слово – «кузнечик», но, тут же, исчезает, задавленное внутренней культурой и воспитанием.

Поэтому к ней ничего не прилипло кроме «Наташа».

Если кто-то что-то хотел сказать, что видимое или слышанное им – «абсурд» и обосновать, а в сказанное нельзя было вложить весь накопленный в жизни сарказм, иронию, а в некоторых случаях и лексику, которую принято называть не нормативной, он грустно говорил: - «Наташа!».

В этом случае все притихали, потом начинали оглядываться, напуганные тишиной, в поисках гроба, который в такой обстановке должен был бы стоять обязательно.

Тогда, когда все уже к ней привыкли, почему-то стали выяснять, откуда она появилась в издательстве.

Оказалось, что она – проходит практику, как студентка – филолог, но… Но, никто не помнил, кто выписывал ей пропуск, кто подписывал, а самое главное, что в «отделе кадров» не было на неё никаких бумаг, и это все притом, что у нас даже переход с этажа на этаж осуществляется по пропускам.

Кого-то из руководства заподозрить в неформальных связях с ней ни у кого, ни у кого, и это притом, что всеми, всеми когда-то писались небылицы, не хватило фантазии.

Она на этих ногах ещё и могла ходить.

Но этого мало. Она где-то нашла джинсы, которые были у неё, видимо, единственные, впрочем, они, похоже, были единственными в мире.

Опять же, смею заверить, что среди нашей пишущей братии, вряд ли найдется достойное перо, чтоб описать это явление – Наташкины ноги.

Сказать, что они были тоньше её рук и были абсолютно прямыми на всей наблюдаемой длине от глаз до сапог - это попытка описать две спицы, торчащие неизвестно откуда, покрытые серо-синей тканью.

И повторяю – она на этом ходила!

...Отношение площади, занимаемой её глазами на лице, ко всей площади лица, - этот показатель у неё был намного выше, чем у стрекозы.

Стоит заметить, что и талант у неё был выше среднего.

Не знаю, как и когда в папку, уходящую наверх в редколлегию, впервые попали Наташкины творения, но факт остается фактом – она стала востребованным автором, не вызывающим ни зависти, ни поддержки других.

В «аквариуме» у нас постоянно находился Наум Ильич.

Это была знаковая фигура. Последние сорок лет он писал передовицы во многие журналы и газеты. Им было написаны тысячи, тысячи статей вот в этом помещении на шестом этаже в этой комнате.

Все статьи шли без его подписи.

Нам крайне завидовали, что мы теперь всю жизнь можем говорить, что "пили с ним чай".

Сам Наум Ильич о себе говорил, что он – «цепная собака заказчика».

«Плюрализм – сторонником которого я являюсь, и который невозможен без дуализма – ярым сторонником которого я имею честь быть, позволяет мне прийти на помощь любому индивидууму, с присохшим языком к нёбу, для ясного выражения его мысли, часто ему самому непонятной, так же, как собака приходит на помощь хозяину, не имеющему зубов - укусить, для исполнения воли хозяина и его желания в отношении противника.»

Такова была его концепция.

А поскольку все мы работали в рамках видения мира нашим работодателем, то, в её же рамках - рамках концепции НИ – Наума Ильича, мы не спорили об её состоятельности.

Когда стало ясно, что Наташку из издательства не попрут, мы «имели честь» услышать и её концепцию.

«Развитие общества осуществляется не равномерно – поступательным движением от одной формы к другой, а в виде «скачка».

В этой ситуации возникает борьба мировоззрений, и именно следование идеям плюрализма, позволяет использовать в этой борьбе все известные человечеству методы борьбы с противником. Ибо, отвергая хоть одну из форм борьбы, какой бы мерзкой и бесчеловечной она ни показалась бы, мы тем самым отвергаем плюрализм, а, значит, мы отвергаем право общества на развитие».

...Поскольку Наташка была – Евграфовна… Да! Ни больше, ни меньше – Евграфовна, - то её концепция у нас имела кодовое название – «НЕ».

Почему теперь Наташку «за глаза» называют - «граф Ева» - ясно?

И ничего в нем, якобы, иронично, намекающее на её внешность нет.

...В целом, глядя на нашу жизнь, "тонкости и толстости" её, мы как-то пришли к тому, что наблюдаемый нами процесс, в котором мы живем, можно назвать – «От НИ к НЕ» или коротко - "беспредел".

Нам нравилось такое определение.

Потом оно, повинуясь страстью к сокращениям и жаргонизмам, превратилась в «НИ – НЕ», потом в «НИНЕ», потом «Нине», потом в «Нину».

Потом в разговорах можно было услышать – «Как говорит Нина…», «У Нины нет сомнений…», «А, что говорит Нина….».

Потом появились те, кто спрашивал – «А Нина – это кто?» - и было ясно, что это - «зелень лупатая», на которую все махали рукой и советовали не влезать в разговоры «дяденек и тётенек».

...Так вот, - «в тот день в наш «аквариум» влетела Наташка».

Только тогда мы сообразили, что её не было несколько дней.

Подлетев к моему столу, она стала толкать меня тем местом, из которого должны были расти ноги, давая мне понять, что ей нужен компьютер.

Я встала и пошла к чайному столику, а она, сунув дискету, распечатала какой-то текст на двух страничках, сдернула их с принтера и перенеслась на стул напротив НИ.

Взглянув на него, она, буквально – утопив его в своих озёрах, протянула Науму Ильичу эти два листика и замерла.

Следует заметить, что НИ относился к Наташке благосклонно и даже иногда позволял ей потрепаться с ним «о жизни», чего мы никогда не смогли бы добиться.

Единственной возможностью у нас с ним поговорить было возвращение материала из редакции с пометкой «главного» – « НИ! Поговорите с товарищем!».

Поэтому наши разговоры оставляли всегда смешанное чувство, как «наблюдение за падением в пропасть своего автомобиля со своею тёщей».

… Наум Ильич «прошел» «по диагонали» по материалу, посмотрел на Наташку и сказал: - «Нагло. Лож. Не поверят. Бестолку. Тебе это надо?»

Наташка, подавшись к столу, сказала: - «Надо. Надоело. У меня фотки, диктофон. Поверят. Да, лож. Да, нагло. А что делать? Жизнь такая. А жить надо. Пускай оспорят».

Тот сказал: - «А ну!»

На что Наташка вытащила фотик «Самсунг» и диктофон «Грюндик».

Потом потыкала пальцем в фотик и протянула Ильичу.

Потыкала в диктофон, и мы услышали знакомый голос: - « ...., понимаешь, есть же министры для этого….!»

Наум Ильич поправил очки и спросил Наташку, ткнув пальцем в фотик: - « Это ты?»

Наташка кивнула.

- А что у тебя на голове?

- Каска.

- Зачем?

- На атомных станциях все в касках ходят.

- Тебя как туда занесло?

- Надо было!

Наум Ильич откинулся на спинку кресла и покачался в нем.

- Тогда так и начни: - «Наш корреспондент спросил у президента во время визита на …»

- Я не их корреспондент, - перебила его Наташка.

- А кто? – Наум Ильич перестал покачиваться.

- Конь в пальто! – процитировала Наташка вошедшее тогда в моду словосочетание.

…Вот так Наташка стала нашим корреспондентом. Она тогда училась то ли на третьем, то ли на четвертом курсе.

… А статья её называлась «Слышат ли министры».

Там было и про «Давайте беречь экологию» - где она притворно, заламывая руки, размышляла о том, зачем нам беречь и от кого «науку об окружающем нас мире».

О контаминациях вообще, о денотативной точности изложения, о коммуникативных качествах речи. В том числе в СМИ, руководителей государства и правительства.

О том, не пора ли уже вернуть, «приколотив намертво с первого по последний класс в системе обязательного образования», предмет - «Русская речь» и где-то нашла для иллюстрации старый учебник с репродукцией Шишкина «Рожь».

Большая статья была. Потом её перепечатывали. Спорили. Потом…

Вот про «Давайте беречь экологию» - я запомнила.

Сейчас, как услышу, - её вспоминаю.

И где-то в конце статьи было – «.. я спросила у нашего президента, когда он был..», а он сказал, что «этим займутся министры, но и всем кто говорит, надо об этом помнить».

...А когда мы сидели у меня дома, Наташка сказала, что она ничего и не спрашивала. Не успела.

Как-то пробралась туда с толпой сопровождения, а речь была о выделении денег на реконструкцию станции, вот она и сунула диктофон поближе, а потом в него наговорила всякого – не пойми чего, на фоне этого же шума.

…Вчера пришло письмо, что она приехать не сможет, что дела «захлестнули», что новый проект в издательстве «Томсон» по русской литературе не дает ей ни минуты свободного времени.

… Сегодня я одна буду пить, присланное ею «Божоле», вспоминать её, а успокаивать меня будет полная уверенность в том, что "вот ноги у меня – «обалденные»".