Сельская коррида или размышление у помойной ямы.

Эта история долго не давала мне покоя. Гуляя по парку с дочкой я стал свидетелем весьма печального события.

Стояла поздняя осень. Вечерело. Солнце уже село, окрасив алой краской горизонт и сумерки, хоронясь между пока светлыми вершинами окружающих гор тихо накрывали Мраково.

- Атай, смотри какие листья - подбежала дочка, держа яркий желтый букет.

- И, правда, красиво! – похвалил я раскрасневшуюся от бега дочку.

- Я пойду еще соберу. Для мамы, - объяснила она свое усердие и убежала по шуршавшему ковру листьев. Я же присел на пенек. « Как тихо кругом!» подумал я и тут, будто кто накаркал. За гаражами послышались громкие крики. Кричал явно нетрезвый.

Я заинтересовался, выглянул из-за угла и увидел картину, что поразила меня. У помойного железного ящика стояло несколько бычков и крупная корова. Они, не спеша, что-то поедали и, расталкивая мордами мусорные пакеты в поисках лакомства. Вокруг них крутился неопрятного вида мужик, и старался отогнать животных от мусорного бака. Вначале он пытался только криками испугать и спровадить их куда подальше. Но, скотина попалась непослушная и непугливая. Бычки-то отошли и уставились на неожиданного «хозяина», признав его право на этот мусорный ящик, только корова не обращая внимания на его крики, продолжала копаться в корыте. Бомж разозлился, схватил палку и от души огрел непонятливую животину. Корова вздрогнула, повернула рогатую голову, посмотрела на «пастуха», что продолжал ругать ее, и видимо досада ее взяла. Она коротко мыкнула и, наклонив рога, пошла на нарушителя ее спокойствия. Мужик вначале растерялся, попятился, но видно тоже был не робкого десятка. Борьба разгорелась не на шутку. На каждую атаку коровы, он яростно стукал палкой между рог и видимо каждый раз попадал на ее некое больное место и корова не выдержала. Мотнула головой и с поспешностью зашагала прочь от помойного ящика. За ней на почтительном расстоянии потрусили бычки. Победа осталась за бомжем. Он, прерывисто дыша, погрозил вслед кулаком и, наклонившись, стал копаться в ящике и при этом ворчал «Скотина, она есть скотина, не столько съела, сколько потоптала да размазала по корыту. У-у, погибели на вас нет!». Вороша пакеты, победитель внимательно рассматривал каждый кусочек съестного и осторожно обдув от соринок и пыли аккуратно складывал в свою котомку. И длилось это довольно долго. Я же смотрел на его, и картина осеннего вечера потеряло для меня свою прелесть. Тяжкие раздумья одолевали меня.

« Да-а! Жизнь человека, как колесо у арбы. То вверх поднимет, то в грязь окунет. Испытывает на прочность каждодневно. Не всякий способен пройти ее горнило испытаний. Так вот и этот бедняга. Что заставило этого человека так опуститься? Не с рождения ж он такой. Были ведь и светлые дни в его жизни. Судя по возрасту, он родился в советское время. Стало быть, пионером был и в комсомоле успел побывать. Наверняка профессию, какую-никакую имеет. Да и в молодости о чем-то мечтал хорошем. Любил кого-то. Может даже и семья была. Куда все делось? Почему так с ним судьба распорядилась, что копается теперь в чужом мусоре, отыскивая себе пропитание? Охраняет помойную яму от посягательств собак и коров. Неужели - эта мусорная яма стала итогом всей его жизни? Что стало причиной столь тяжкого падения? Может не смог приспособится к изменившимся жизненным обстоятельствам и неудача выбила его из колеи? Или жена бросила? Где его родственники, почему нет никого рядом? Вопросы, вопросы, вопросы!».

От этих мыслей меня отвлекли крики моей дочки.

- Атай! Атай! Посмотли! – картаво кричала она, радостно размахивая целым снопом осенних листьев. Я рукой помахал ей:

- Иди сюда. Пора домой, мамка, поди, заждалась!

Дочка засмеялась и бросилась, ко мне, смешно подпрыгивая. Я смотрел на ее смеющееся счастливое лицо, а вдали мелькнуло заросшее лицо бомжа. И этот контраст лиц заставил болезненно сжаться мое сердце в тревоге за будущее моей дочери. Обнимая дочку, подумалось, «А ведь и его родители так же любили, ласкали и тревожились за него! Все ему они дали, только вот крепости духа видно не додали. Сломался внутренний стержень где-то на жизненном пути. И не мне судить его и помочь ему не смогу. Как говорил мой дед « Себе помочь может только сам человек, а постоянная жалость только портит его».

Дочь, заметив мрачную фигуру у помойного корыта, испуганно прижалась ко мне и, подняв голову, спросила:

- Атай, кто это?

- А, это, наверное, уборщик, - солгал я, - Видишь, сколько мы мусора набросали? Теперь вот он убирает. Кстати, ты сегодня, столько бумаги извела, делая какие-то кораблики, что пришлось твоему брату унести все твое безобразие сюда. А ему мучиться, убирая за нами.

Своей ложью, я оберегал ее хрупкий, светлый мир, ее радужное настроение от сегодняшнего великолепного вечера. Рано ей еще сталкиваться с реалиями нашей взрослой жизни. Взяв ее за руку, мы пошли домой. Дочка моя затихла и почему-то молчала всю дорогу, о чем-то размышляя. Дойдя до подъезда, она вдруг остановилась и, глядя на продолжавшего копаться в мусоре бомжа, сказала:

- Я больше не буду рвать бумагу, и мусорить. Мне этого дяденьку жалко.

Вдруг защемило сердце, и я поспешно подняв дочку на руки, зашел в свою квартиру.

«Господи, да минует чаша сия моих детей, а этому бедолаге дай силы восстать с колен, а главное подари надежду!»

 

Талгат Ишемгулов.