МОДНЫЕ ВЕЯНИЯ В ХРАМЕ ИСКУССТВА

 

Явились ко мне из оперного театра приглашать: «Иди к нам, Вася, петь партию Русалки».

 

Я это к тому, что опера притягивает меня с детства. Когда начинаю подражать телевизору, особенно Елене Образцовой, все вокруг балдеют, а иногда и хвалят: «Ну и талант ты, Вася, настоящий артист»!

 

Ладно, приезжаю. Торжество на полную катушку. У входа директор, румяный, как пестицидное яблоко. Девушки из хора с цветами и хлебом на серебряном подносе. Соль, извиняются, забыли, но в них самих соли в избытке. Почти голые. В том смысле, что между порталом и фасадом — никаких тайн, чисто, как на ночном шоссе. Мода, значит, такая.

 

Ладно, налюбовались. Директор, не будь промах, подсовывает мне договор в том смысле, что обязуюсь петь женские сопрано с окладом жалования, сумму коего не назову: во-первых, тайна, во-вторых, стыдно.

 

Мне, однако, лишь бы петь.

 

Ладно, через неделю зовут на репетицию. Все, вроде, на месте, а «Русалки» нет. То есть русалка — я, а вместо мельника какой-то горбатый в разноцветных обмотках, да, и князь другой — в шляпе с пером, а между ног, не штаны, а буфы невиданные, будто спрятано в них, не скажу что, но что-то очень важное. А я, стало быть, промежду ними, как дочь и любовница. И вся эта мудня именуется «Рига летом».

 

На мой протест — ноль внимания. Ты, говорят, солдат армии искусств, изволь выполнять приказы командования.

 

Ладно, репетируем. Дали мне какие-то стишата, вчетверо сложенные. Пой!

 

Пытаюсь читать, а там сплошные ноты. А буковки промеж них такие, не разобрать и ястребу. Разозлился до зелёных чёртиков. «На хрен, возмущаюсь, мне ваша Джильда-быльда! Не наших кровей девица. Даже стыдно петь её характер перед лицом публики. Ей же ничего не стоит пойти на панель. А потом эти двое: горбатый и короткоштанный. Какой-то соцреализм, а не опера. Верните мне русалку. Девчонка утопилась, хотя её поимел настоящий князь. Гордая, и значит не чета этой шлюшке Джильде-быльде.

 

Ладно, на меня все смотрят, а директор с кулаками навыкате приближается. По счастью, ему дорогу пожарник перебежал, а то бы никакой водой мою злость не затушить. Тут режиссёр из тех, что корчат из себя, будто все оперы понаписали самолично, интересуется, откуда я, недомерок, взялся на их голову? Пришлось напомнить про договор и стыдную зарплату. Директор, услыхав, снова кулаки присучил. Ну, думаю, быть беде, если пожарник не подоспеет. Подоспел.

 

На мой счёт и коллектив вызверился. Какой-то фраер с бородкой, напоминающей малярную кисточку, орёт: «Это всё формалистические изыски»! — «Сам ты, отвечаю, изыски»!

 

– У нас, – обыскивается директор, косясь на пожарника, – концепция такая, хочешь зарплату получать, надо, чтобы присутствовал зритель. Зритель ходит на концепцию.

 

– Хреновая ваша концепция, – возмущается ненавистник формализма. – Пока жили, как в Египте, почёсывая фараону пятки, обходились без концепции. Всё больше начальственным умом промышляли. А как вывели на свободу и вас в поводыри определили, ни зрителя, ни заплаты, одни концепции. Надо же придумать, вместо бабы мужика подставлять. Это всё едино, что меня, русского, кем-нибудь другим обозвать.

 

– Нечего кружку на ложку менять, – добавил кто-то.

 

– Да ведь всюду так делается, – топорщится режиссёр. – Мода, значит, такая. В балете, к примеру, давно мужики баб заместили. Ничего, кроме выгоды. Народ воспринимает за немалые деньги. Мода есть мода, и мы, в опере, не должны отставать.

 

–А для чего этого типа брали? – не отвлекается антиформалист. – Свет клином сошёлся, что ли?

 

– А от того, что он «голубушка». Ближе, стало быть, к женской психике. Тебя бы взяли, да ты разочаруешь. А у него в этом смысле полный ажур. Иногда «голубые» так увлекаются, что у них даже обнаруживаются женские признаки. В Италии, говорят…

 

Но режиссёра никто не слушал. Все глядели на меня с уважением. Даже тот самый ненавистник. С тех пор я на сцене. Девиц и матрон изображаю с таким правдоподобием, что один из зрителей не выдержал и схлопотал срок. Публика сходит с ума. Репортёры без моральных границ дежурят у моих дверей, как почуявшие мясо сторожевые псы. Но я себя не трачу по пустякам, блюду. Заслуженного получил, хотя с народным затормозилось. Чтобы им сделаться, надо всем подряд, а не отдельным избранным. Соблазн велик, но, боюсь, ничего не выйдет. Я однолюб.

 

Борис Иоселевич