СЕНЬОРЫ

 

– Ух, ты! – Щенников, вдавливая бинокль в глаза, локтем подтолкнул Близнецова. – Хороша настоечка, ничего не скажешь. Какой дизайн. Одни этикетки чего стоят. Давненько ничего похожего не попадалось. Подарочек, щедрей не бывает.

 

– И крепость, надо полагать, подходящая, – подпел приятелю Близнецов.

 

– Даже навскидку, градусов девяносто, не меньше. И не по какому-то Фаренгейту, а самому настоящему Цельсию. Принять такое можно и без закуси.

 

– С закусью сложно, – согласился Близнецов. – Ничего другого не остаётся, как наблюдать и молча сглатывать.

 

– Постарели мы с тобой, – не отрываясь от бинокля, подвёл одному ему ведомый итог Щенников. – В былые времена и не такое на десерт выпадало. Особенно, когда по номенклатуре числился. Золотая, что ни говори, пора. Доставка на дом и к тому же с гарантией. Иной раз пенится, как шампанское, иной — терпкое, как…

 

– У меня похожий был случай, – бесцеремонно отобрав у приятеля бинокль, Близнецов сосредоточился на таинственном объекте. – Однажды довелось заночевать в Испании. В Мадриде, стало быть. Летели мы из Одессы в Кишинёв, но какому-то пассажиру приспичило в Испанию, и стюардесса, посовещавшись с экипажем, согласилась доставить его в требуемый пункт, поскольку авиакомпания, сообщила стюардесса, с некоторых пор работает по принципу: вооруженный клиент всегда прав. Никто спорить не стал, возможно, потому, что Мадрид.

 

Пока тамошняя полиция разбиралась с непоседливым пассажиром, остальные разбрелись кто куда. Я, понятно, в кабачок. Точного названия не припомню: то ли «Бьянка», то ли «Пьянка». А вот, что запомнилось навсегда: выбор. Полная, скажу тебе, гастрономическая демократия, притом, что в то время у нас в ресторанах даже тараканы занимались оздоровительным бегом. Нынче и у нас есть выбор, но там он, чтобы покупали, а здесь, чтобы смотрели. Нас, депутатов, это не касается, но ведь мы обязаны думать не только о себе, и о народе. Хозяин заведения, добродушный, как стоптанный валенок, что-то лопочет: «Сеньор! Сеньор»! То ли по-свойски, то ли по-савойски, а я про себя размышляю, как бы повернуть дело так, чтобы уговорить его вкладывать деньги в нашу растратно-затратную экономику, предварительно предоставив мне кредит.

 

И пока я веду с ним международные переговоры, подсаживается к стойке, не скажу фря, но фри самое, что ни на есть, настоящее, с поджаристыми золотистыми боками, точно форель на сковороде, и заглядывает мне в глаза, как я начальству в предвкушении очередного повышения. Лёгкая, не дотягивающая до колен юбка, делает ещё более заметным то, что и не собиралась скрывать. И тоже лопочет: «Сеньор! Сеньор»! Вспомнить и то сладко.

 

– А что потом? – привычно поинтересовался Щенников, знавший эту историю до подробностей и дважды, правда, при других обстоятельствах, выдававший её за случившееся с ним.

 

– Ничего, – пожал плечами Близнецов. – Нас собрали, погрузили в самолёт, в котором одно место оказалось незанятым. Но после увиденного, Кишинёв показался такой дырой, хоть заказывай обратный билет. Не в Одессу, конечно. Больше обращения «сеньор» слышать не доводилось.

 

Между тем, женщина на пляже, за которой оба наблюдали в бинокль, почувствовав, видимо, обращённые на неё взгляды и желая ещё больше привлечь заблудшие в воспоминаниях души, повернулась и стала глядеть в их сторону.

 

– Она! – забеспокоился Близнецов. – Клянусь здоровьем жены, она!

 

– Кто?

 

– Испанская фря. И бока золотые. И ноги длинные, словно кашне вокруг шеи оборачивай. И грудь нараспашку.

 

Щенников вырвал у друга бинокль, дабы удостовериться в правильности им увиденного.

 

– Очень даже похоже, – согласился он. – Неужели узнала? Видать, ты здорово запал ей в душу.

 

Столь непредвиденная возможность возвратиться в незабытое прошлое, показалась Близнецову невероятной удачей. Физиономия его расплылась в довольной улыбке, как у кота на солнышке. Точно такая же была и у того неугомонного пассажира, когда нервные полицейские надевали на его запястья «браслеты».

Борис Иоселевич