ВЕЛИКОЛЕПНАЯ СЕМЁРКА

(Записки астрокока)

 

Ежели кто-нибудь из вас ожидает услышать от меня рассказы о невероятных приключениях на новооткрытых планетах, о набегах межзвёздных пиратов, о загадках Чёрных дыр – коллапсирующихся звёзд, то предупреждаю сразу: не ждите, ничего подобного не будет. Ведь я всего-навсего астрокок, то есть космический повар гиперзвездолёта «Великолепная семёрка».

Правда, среди своих коллег я не последний. Хотите, открою секрет, как готовить в космосе пожарские котлеты, пилав, чахохбили, люля-кебаб или галактический шашлык?..

Да, кстати, наш штурман Семён недавно взялся за сациви, но не учёл, казалось бы, малюсенькой разницы между природным, земным, тяготением и искусственным на корабле. А в результате получилось невесть что! Даже сам Семён опробовать не решился. Весь экипаж мог остаться голодным, если б не я: зная наперёд, чем всё завершится, я приготовил настоящее сациви и подал на стол, произведя прямо-таки фурор. Видели бы вы, с каким удовольствием они его уплетали! Я даже начал опасаться, что языки проглотят, нечем будет просить добавки и меня благодарить…

Но, наверное, хватит о кулинарии. Признаюсь, это моя слабость, люблю о ней поговорить. Как шутит наш капитан: «Его пельменями не корми, квасом не пои, а дай заняться кулинарией». Это он обо мне. Напоследок добавлю, что каждый из вас может прочитать мою книгу «Секреты астрокухни» или статью в последнем номере «Космического вестника». Она называется «Влияние невесомости на технологический процесс приготовления пищи с учётом различных космических излучений». В них я всё изложил.

А вас предупреждаю ещё раз: ничего особо занимательного поведать не могу. Другое дело, если бы вы порасспросили кого-нибудь из нашего экипажа гиперзвездолёта «Великолепная семёрка». Семеро нас на нём, оттого и название такое. Получается, что все семеро – великолепные удальцы, герои! Правильнее было бы переправить второе слово на «шестёрку» - «Великолепная шестёрка». Меня-то к ним отнести нельзя даже с большой натяжкой. Куда простому корабельному повару до бывалых космических львов, тигров, пантер, ягуаров, волков и барсов! Стыдно мне перед ними, чувствую себя известным животным, залезшим со своим рылом в калашный ряд.

Вы не подумайте, я и капитану ходил, тоже самое сказал, но он не пожелал менять название. Заявил, как отрезал: мол, нас на корабле семеро и нельзя одного отделять от всех, какой бы незначительной работой он ни занимался. Мы должны быть, привёл он образный пример, как плотно сжатый кулак, ведь раскрытой пятернёй не ударишь!.. Так-то оно так, да не совсем так. Как-то плохо вяжется слово «великолепный» с моей скромной особой. Но с начальником не поспоришь, у нас с ним разные весовые категории.

Словом, ушёл от него ни с чем, не солоно нахлебавшись.

А всё же совестно мне, кошки на душе скребут, зря меня приравняли к остальным: они-то подвиги совершают, а я кастрюли тру. Каждый из них – настоящий герой, исполин тела и духа. Взять, к примеру, нашего капитана Михаила Моисеевича. Человек-кремень! Всю Галактику облетал, в каких только переделках не бывал, что не видывал! А сколько звёзд наоткрывал – не перечесть! Последнюю назвал Дельтой Бармалея, так прочил его внучок Гриша.

Надо сказать, презабавный мальчуган: поэт, на горшок ямбом просится! Недавно считался сочинил: «Альфа, гамма, фазатрон, сигма, бета – выйди вон!» На весь детский сад прославился. Возгордился Гриша и пошёл на нехорошее дело, плагиат совершил: пытался выдать за свой всем известный стишок, который он слегка замаскировал: «Сидел в траве киберкузнечик, совсем как синтетический огуречик!..» Его уличила девочка Маша из младшей группы и Граша получил ататашки в педагогических целях.)

Продолжу о нашем славном капитане. Имеется у него одна слабинка (а у кого её нет?!) – любит покушать. Жаркое по-марсиански, пельмени, пироги разные, блины, холодец, окрошку, шашлыки всякие и разные, курочку жареную, плов по-шаартузски – эти блюда у него в первом почёте. Он же человек! Тем более, повар-то у него кто?.. Я!..

Страдал я через своё искусство. Вызовет меня бывало Михаил Моисеевич, стыдить-срамить начнёт, рассердится не на шутку, даже ножками затопает. Разругает прежестоко, что закармливаю его. Устный выговор шепотком на ухо объявит, ведь одно время в дверь боком проходил, да и то не с первой попытки. Они же на его комплекцию не рассчитаны! Порой застревал, приходилось аврал объявлять – всей командой вызволять. Иногда сие никак не удаётся, хоть и бьёмся с раннего утра. Тогда я иду на хитрость: шагаю на камбуз, начинаю громко стучать кастрюлями, а потом кричу во весь голос:

- Обед! Марш все в столовую, жаркое по-юпитериански стынет!

Тогда наш капитан с львиным рыком рванётся, освободится и первым примчится в столовую – уж очень он любит поесть.

А вот помощник его, Али-заде, он же корабельный врач, придерживается диеты. Йогой увлекается. Фонтанчики воды из ноздрей пускает. Питается одной морковкой, и сам стал на неё похож: худой, кожа жёлтая, никакой стати в нём – сложение, скажу так, диетическое! Перед коллегами стыдно.

Про Семёна, штурмана и астронома, я уже говорил: этот выхваляется, что умеет готовить. Вот брехло! На Земле – может, быть, но не в открытом космосе. Тут особая сноровка требуется. Нужно назубок знать кухонную технику, технологию, качества продуктов… Про искусственное тяготение я уже упоминал, но кроме него следует помнить о самых разных излучениях близлежащих звёздных систем и туманностей. Они воздействуют не столько на сами продукты, сколько на плазменные плиты, инфракрасные духовки, кухонные приборы, а порой – на упаковку.

Помню, около Канопуса у меня никак не получался настоящий русский салат (его ещё называют салатом Оливье), пока я не удосужился проверить спектр излучений звезды и обнаружил в нём одно неизвестной природы. Оно-то и влияло на вкус салата.

Кстати, позже излучение назвали моим именем – Федяевское излучение, ведь меня зовут Федей, а фамилия у меня – Михайлов. Совершенно незаслуженно назвали, я так считаю. Может ли простой кок делать какие-то важные открытия, ведь для этого необходимы особые чины, звания, заслуги! Да и образование должно быть какое-то совершенно необычайное. А про фамилию я уж и не говорю – с такой в герои не пускают…

Но я отвлёкся. При варке пищи также необходимо помнить о величине ускорения или торможения корабля. Позабудешь, так соус распадётся на составные компоненты, особенно, если готовить его по способу венерианских аборигенов. Этого, да и многого другого Семён не ведает. Откуда ему знать, что вкус продуктов зависит от тары и длительности нахождения в ней, как и от количества ускорений-торможений корабля. Влияния эти сами по себе ничтожны, но все вместе они существенно сказываются на качестве блюд. Говорят же, сила мелочей в том, что их много: одна капля – пустяк, а вот когда капель наберётся море, тогда совсем иной компот!.. Впрочем, я уже принялся пересказывать содержание моей книги, о которой упоминал вначале.

Продолжу рассказ о нашем великолепном экипаже. Василий – неблагодарный человек. Скушает всё, что сготовишь, поблагодарит, но видишь. Что настоящего вкуса съеденного он не ощутил. Пища для него – необходимость, и только! Что ж, бывают такие ущербные люди. Возможно, сие от профессии – он пилот-кибернетик. Сухарь сухарём!

Ян и Лацис – вот те разбираются в самых сложных пищевых гаммах и нюансах: гурманы, одним словом. Для них с капитаном в основном и стараюсь. Уписывают за обе щёки и жалеют, что не могут есть один раз в сутки – с раннего утра до позднего вечера. Особенно Лацис меня радует, смотреть на него мне одно удовольствие: пышный такой, сдобу напоминает. А вот Семён над ним посмеивается, дразнит, обзывает «облаком в штанах». Любит в его присутствии бросить реплику, вроде следующей: «Уймись, обжорство – худший из изъянов. Живот твой – не могила для баранов». Или такое: «Живём не для того, чтобы есть и пить, а едим и пьём мы для того, чтобы жить». Изводит человека.

Однажды я не выдержал и, когда Семён изрёк свою очередную подобную сентенцию, подбодрил Лациса словами: «Не стыдись, и если очень хочешь есть, умудрись меж дух тарелок сесть». И с этими словами демонстративно налил полнющую тарелку борща. Семён аж заколдобился.

Но это частности, а так наш капитан на редкость хороший: все – богатыри, молодец к молодцу, джигит к джигиту. Естественно, я не в счёт, хотя ростом на голову выше самого высокого из них и со штангой управляюсь играючи, как с половником. Но подвиги – не мой удел. А вот они… О, о них многое можно рассказать!

Помню, прилетели мы к звезде ХЕК-20, что в созвездии Абракадабры. Вокруг неё несколько планет кружатся, как горошинки в супе. Летим мимо одной и вдруг слышим, что нас зовут оттуда, вернее – взывают о помощи. Наши – земляне!

Капитан недолго думая отважно останавливает наш гиперзвездолёт и посылает на планету авторазведчика для уяснения обстановки. Ждём сообщений, а вместо них слышим только невнятные звуки, словно кто-то перед микрофоном сухари грызёт: хрум-хрум, хрум-хрум… Затем полная тишина. Словно съели нашего посланца.

Час ждём, другой. Молчание. Дивуемся, небывалое происшествие: у него же шестикратное дублирование всех важнейших систем и элементов. В жерло вулкана брось – будет работать в кипящей лаве. Термоядерная бомба против него безсильна. А сигналов нет и нет. Чудо чудное, диво дивное!

Какие только предположения, гипотезы наши космические барсы не выдвигали, без толку – не могут сыскать сносного объяснения.

В конце концов разгорелся у них спор: спускаться на планету или нет? Одни кричат «да!», другие «нет!». Мол, опасно, может погибнуть корабль и тогда мы не выполним важное задание начальства.

Словом, мнения разделились: трое «про» и столько же – «контра». Вы не подумайте, пожалуйста, что это я такой умный, знаю столь мудрёные слова, так капитан сказал, ученейшая голова!

В этот ответственный момент Михаил Моисеевич оборачивается ко мне – заметил-таки, что я стою у дверей! – и спрашивает в упор:

- А ты, Федя, что посоветуешь?

Я вроде как человек маленький, тут важное совещание, чуть ли не симпозиум, посторонним не место, но он насел и потребовал ответа. Пришлось высказаться:

- Люди же там, вызволять надобно. Как же иначе!

Капитан даже крякнул, поперхнулся, наверное. Усы подкрутил и сказал:

- Слышали все? Глас народа – глас божий! Значит, решено – садимся. Слушать мою команду: экипажу занять свои места!

…Опускаемся на планету. Трудно пришлось, нас мотало, как сахаринку в гоголе-моголе: куда-то влекло, крутило, едва не опрокинуло, но всё же приземлились. Наш капитан дока, посадил «Великолепную семёрку», как собственный зад на стул. Так мягко, что даже кастрюли на кухне не звякнули. Вот это мастер!

Глядим в иллюминаторы, а местность – странней не бывает: видимость ограниченная, какие-то диковинные радужные туманы вокруг нас, заунывные звуки, солнца почти не видно из-за необычных матовых облаков.

Вновь собрались на совет: хотим рискнуть и послать одного из нас к потерпевшим бедствие. Долго кандидатуру подбирали, рьяно обсуждали. Капитан, ясное дело, отпадает сразу – его дело осуществлять общее руководство, принимать единственно верные решения. Али-заде также – он же его непосредственный помощник и врач вдобавок. Семён штурман, один-разъединственный, должен же кто-то вести корабль, а на неизвестной планете всякое может случиться. По столь же веским причинам не подошли и остальные.

Тут я самовольно встрял в разговор:

- К чему долго толковать, посылайте, как обычно, меня. Если что со мной произойдёт, то до Земли обратно как-нибудь доберётесь и без повара. Вон Семён умеет готовить, замена есть.

Каюсь, покривил душой: ну, какой из него повар! Разве что чай вскипятить да яичницу поджарить. Но надоело вечно передником плиту обтирать, ведь лишь в подобных случаях на планеты и выбираюсь!

Они переглянулись и привычно порешили: быть сему! Каждый в команде наперечёт и жизненно необходим, ведь недаром все они смежные профессии осваивали, и только я, вроде, не очень нужен.

Снаряжали меня дотошно, всем экипажем. Наставлений наговорили уйму, на советы никто из них не скупился. Я мало что запомнил, но усердно головой кивал, соглашался во всём, всё боялся: а вдруг передумают и не пустят. Затем выехал на персональном вездеходе капитана. Эта машина имела суперброню и соответствующее вооружение.

Поначалу с непривычки жуть брала. Качу на вездеходе и всякие чудеса чудятся, аж холодный пот прошибает. Ветер с жутким воем задул, смерчи радужные крутятся волчками. Песок хлещет по броне вездехода. Тучи сгустились. Хоть убей, пути не видно! Не сбиться бы, вся надежда на приборы. По сторонам и не гляжу, слежу за показаниями автоштурмана. Стихи А эС Пушкина «Бесы» вспомнились: помимо воли всплыло в памяти: «Мчатся тучи, вьются тучи; невидимкою луну освещает снег летучий; мутно небо, ночь мутна. Еду-еду в чистом поле; колокольчик дин-дин-дин… Страшно, страшно поневоле средь неведомых равнин!..» Действительно, страшно было до жути средь неведомых равнин чужой планеты.

«Эй, выноси, залётная! - так я мысленно обращался к машине. – Не дай пропасть бедному повару в этой мороке!..»

За бортом визг жалобный и вой раздирал мне душу на части. Но я нашёл контрмеры: закрыл глаза и жму сильнее на педали, прибавляю газу. Мотор ревёт с перетуги, вездеход мчит напропалую. Какая-то тварь (местный бес?), похожая на гигантскую сковородку ринулась на меня, но я угостил её залпом из нейтронной пушки и разнёс в клочья. Потом появились летающие шашлыки, так я их окрестил, ибо они походили на шампур с нанизанными на нём кусочками мяса и сала. Пришлось пустить в ход лазеры с автоматической наводкой.

Еду дальше. Начинается местность, вся изрезанная каньонами, ущельями, оврагами. Как говорится, каньон на ущелье сидит и оврагом погоняет! Въехал в одно ущелье, вдруг его стены начали сходиться и бурно выделять какую-то жидкость. Произвёл экспресс-анализ: по составу она оказалась схожей с желудочным соком, но с необычайно высоким содержанием соляной кислоты. Плюс ко всему в нём имелись неизвестные ферменты и катализаторы, которые просто фантастически усиливали действие сока.

(Позже мне рассказали, что это был колоссальный желудок одного из местных хищников. Причём, далеко не самого крупного по местным масштабам. Имелись такие, что могли сожрать и целый гиперзвездолёт со всем экипажем! Представляете себе его размеры?!.»

Так вот, чудовище приняло бронеход за живое существо и принялось его переваривать. Же гусеницы стали растворяться. Неподалёку я приметил остов нашего авторазведчика, что мы сбросили на планету перед посадкой. Он был «съеден» почти весь, лишь сверхпрочный каркас ещё сохранился. Так вот почему он молчал, а мы-то голову ломали!..

Впрочем, сейчас мне было не до него: не до жиру, быть бы живу! Самому необходимо выкручиваться, иначе окажусь в качестве закуски в брюхе этого монстра. Лично для меня это вдвойне обидно, ведь я же повар!.. тут вспомнил об изжоге, что досаждает человеку, когда его желудок в повышенном количестве выделяет соляную кислоту. Избавиться от изжоги просто – следует только выпить соду, она нейтрализует кислоту. Вот и я принялся рассыпать вокруг машины соду. Она немедленно произвела своё обычное действие и я благополучно выбрался из ловушки.

Таким образом и ехал. Едва угожу в лужу или озерцо желудочного сока – пользуюсь содой. Вдоволь попотчевал тнопланетных обжор» Думаю, после встречи со мной у них здорово расстроились желудки…

Наконец, оказался у цели. Вижу – стоит на ржавых аммортизаторах старый, латанный-перелатанный военный космокрейсер «Шайтанабадский гепард». Входной люк в шлюзовую камеру открыт, но опутан металлической паутиной, а в серёдке её копошится паучище величиной с бочку. Он швырнул в меня клейкую нить, вернее – тонкую проволоку и принялся обматывать, чтобы потом полакомиться… И кого он планировал предназначить себе на обед? Повара! Вот нахал!

Но обжорство до добра не доводит. Паучище начал меня заглатывать, да на свою голову начал с той руки, в коей я держал бластер… Мне оставалось только нажать курок… Он забился в жестоких судорогах. Оказывается, лишь в рот его и можно было убить – в любое другое пали хоть из пулемётов и пушки, зверюге хоть бы хны. Из-за него экипаж «Шайтанабадского гепарда»не мог выйти наружу, сидел взаперти. Это я потом узнал, а сейчас, пристрелив паука, принялся распутывать проволоку… Едва освободился, как прискакало чудище, похожее на гигантского кенгуру, ростом побольше слона.

Я перепугался, заорал благим матом и кинулся бежать от него. Преследователь за мной. Промчался пару сотен метров – впереди край отвесной пропасти, дна которой и не видать. Понял, что остановиться уже не успею, и шмякнулся плашмя наземь – инерция пронесла вперёд и лишь у самого края задержался, только голова вниз свесилась. Ещё немного, ещё чуть и грохнулся бы в бездну. Зверюга подобного манёвра не ожидала, за мгновение до моего падения прыгнула на меня, перелетела и… шваркнулась в пропасть. Только грязные мозолистые пятки надо мною сверкнули…

Я пригляделся: то, что от неё осталось, можно было именовать, в лучшем случае, суповым набором... Для неё это и к лучшему, ибо и эта пропасть оказалась желудком хищника, который принялся переваривать останки с такой быстротой, что желудочный сок струился с шумом горной речушки.

Поскорее поворачиваю обратно к крейсеру. Давай сдирать металлическую паутину, но она ни в какую. Пришлось воспользоваться лазерной ножовкой. С час возился, страшенные мозоли натёр.

Вбегаю в корабль, а там сидят-тоскуют две роты джигитов из дружественной нам южной республики. У всех лица серые, кривятся, словно кислейшего лимона отведали. Руки так трясутся, что в самый раз муку через сито просеивать. Это они, сердешные, за меня переживали, ведь отлично видели на экранах внешнего обзора мою схватку с пауком и последующий спринтерский забег к пропасти и падение туда моего преследователя. Обняли меня, радуются, что я уцелел.

Расспросил, выяснилось, что у них перегорел предохранитель в стартовом блоке, а запасного нет – забыли захватить. Вот из-за такой мелочи и сидят, кукуют в ожидании помощи.

Я всё ещё в запале нахожусь, мне теперь моря-океаны по колено, кричу: «Ничего, сейчас я вам мигом всё устрою!» Сам я в технике ну ни бельмеса, но в детстве у бабушки в деревне Задубеевке не раз в электросчётчике «жучка» ставил. Сейчас мне те навыки пригодились. Тут же обмотал концы контактов паутиной (она была из чистейшей стали), покрыл изолентой и командую, как заправский командир: «Запускай двигатель!»

Включили. И что бы вы думали? Заработал, как миленький!

Экипаж «Шайтанабадского гепарда» возликовал, прокричал «браво» мне хором и принялся готовиться к старту. А я сказал, что мне пора в обратный путь. Подвезти меня они не могут – нужно собственным ходом добираться. О своей великолепной шестёрке вспомнил и за голову схватился: вот растяпа, забыл им ужин приготовить! Как они там без меня? Небось, всухомятку жуют, желудки портят!..

Попросил у джигитов соды. Они клятвенно уверили меня, что её у них в обрез. Потом всё же продали мешок. По галактиченским ценам...

Сердечно с ними распрощался – и к вездеходу. Обратно покатил по своему следу. В пути всю соду израсходовал, но добрался благополучно. Только когда свой гиперзвездолёт узрел на горизонте, какой-то монстр набросился на вездеход, как голодный на пирог. Вмиг прогрыз в суперброне изрядную дыру и просунул внутрь когтистую лапу. Ухватил коготком за скафандр и тянет, тянет, раскрыв в предвкушении пиршества зубастую пасть. Только материал не выдержал, хоть и сделан был из синтефлонита. Лопнул. Я осатанел, света белого не взвидел: скафандр-то почти новый, когда ещё другой выдадут?!.

Ухватил бадью суперклея и зашвырнул в пасть этой гадины. Она, рада-радёшенька, сжала челюсти, сочтя это лакомой закуской. Принялась жевать, как жвачку, а та вдруг окаменела, челюстью зверь шевельнуть уже не мог: клей схватывался в пару секунд. Намертво. Шов из суперклея получался крепче стального. Так-то, будет знать наших!

Монстр ускакал весьма обиженным на меня. А я перетянул скафандр на бедре повыше разрыва, чтобы воздух не выходил зазря, и лихо покатил к «Великолепной семёрке».

Ввёл вездеход во входной люк. Скинул скафандр и поднялся в общую рубку, где капитан со всем экипажем находился, следя за моими приключениями по телевизору. Доложил обо всём. Михаил Моисеевич коротко сказал:

- Молодец! – крепко обнял и расцеловал. – Благодарю вас, товарищ кок, за выполненное задание. Объявляю благодарность. За испорченный скафандр вычтем из зарплаты, а вот за задержку с ужином объявляю выговор и приступайте поскорее к исполнению своих прямых обязанностей.

Действительно, промашка вышла с ужином, совсем забыл про него. Покаялся. Стал в стойке «смирно», козырнул:

- Есть приступать к своим обязанностям!

И поспешил на камбуз – готовить ужин. Экипаж так проголодался, что все уже пожирали глазами своего повара…

+ + +

…Вернулись на Землю. За спасение военного крейсера «Шайтанабадский гепард» нас наградили: капитану, как и положено, медаль вручили, а Яну, Лацису, Василю, Али-заде и Семёну – почётные знаки. И меня не забыли, в приказе отметили, что «и другие члены экипажа поработали неплохо». Другие – это я. Нас же на корабле семеро – «Великолепная семёрка». Стыдно мне, что я один выпадаю из этой блестящей обоймы, перед людьми совестно. Может быть, подать документы в астронавигационный институт и стать штурманом, а если повезёт, то и капитаном. Но вряд ли возьмут: им же парни-хваты требуются, а кто я? Всего-навсего астрокок – космический повар!..