Посвящается моему Ангелу.

 

Книга основана на реальных событиях.

 

 

 

ВМЕСТО ЭПИГРАФА:

Вы знаете, что значит любить? Любить до безумия, до беспамятства? Вы знаете любовь, сводящую с ума? Когда на руках остаются шрамы и порезы, когда каждый миг омрачен этим чувством, но только потому, что очень трудно заставить себя не любить. Если вы не знаете этого, то вы ничего не знаете о любви.

Это чувство, комок неведомой энергии, может проглотить целиком, и, как следует пережевав, выплюнуть. Вот только тогда можно понять, что же есть это на самом деле. Но будет поздно.

И не говорите мне о том, что не любили. Многие сразу забывают об этом, бросаясь в другой водоворот чувств и сомнений, который, не смотря ни на что через некоторое время, поступит совершенно так же. И винить в этом будет некого, кроме самого себя.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

 

Несколько страниц отделяли меня от судьбы девушки. Девушки, которую я, как мне казалось, знал от начала и до конца, от ступней ног и до кончиков волос. Все, что было у меня в жизни прекрасного и светлого – это она, одна единственная, кто показал мне весь мир таким, каким он был на самом деле. Я боялся открыть эту книжечку, маленькую синюю книжечку, в которой записана судьба.

Мои руки держали фолиант, на котором было начертано «Дневник Дианы». Она – прекрасная, умная, сильная женщина, но однажды все пошло иначе, и жизнь разлучила нас. Она выбрала один путь, я – другой. Мне было больно, очень больно знать и осознавать, что человек, которого ты любил и уважал всей душой, больше не с тобой, а где-то далеко-далеко, там, где жизнь идет по иным временным законам.

Дневник – это все, что у меня осталось от наших с ней отношений. Диана тогда сказала: «Прочитай когда будет время… там мой мир, моя душа… Ты должен знать меня настоящую…» Когда она была со мной времени не оставалось, ведь познавать ее самому было гораздо интересней и осмысленней. Мой духовный мир обогащался новыми открытиями, новыми знаниями, ибо она делала все, абсолютно все возможным. Наверное, это были самые счастливые дни.

 

Я сидел в полной темноте, не зная, открывать или нет дневник; мне почему-то казалось, что это все равно, что полоснуть острым лезвием по венам - кровь идет, покидая плоть, и жизнь остывает, так и сейчас: если я открою дневник, не будет ли это тем самым потоком крови, после которого все мои идеалы растворятся без следа. Я боялся. Трусость – не мужское качество, но разве крушение идеала не может не вызвать страха?! Слезы выступили на глазах, хотя мне стыдно признаться в этом самому себе. И я решился.

Страничка за страничкой шуршали в моих руках. Теперь мне все было известно о ней, о ее любви, страдании, страхах. Я понимал и узнавал Диану на страницах дневника. Она была именно той, за кого себя выдавала и не надо было той лживой гордости и прикрас, которыми пользуются многие. Она была самой собой, а это было самым главным в наших отношениях. Мы доверяли, любили друг друга без остатка. А теперь ее нет, по крайней мере, в моей жизни, и вряд ли появится еще. От нее остался лишь запах яблок – запах ее духов, который мне не забыть никогда.

Я выключил настольную лампу и зажег свечу, пытаясь воссоздать ту обстановку и то настроение в комнате, когда мы были здесь вместе с ней. Однако теперь я чувствовал себя одиноким и потерянным среди миллионов других людей, среди тысяч городов, среди десятка стран, словно песчинка на городском пляже. Я знал, что это мои последние воспоминания о ней. А зачем жить без нее – нет никакого смысла. Этот рассказ и отрывки из ее дневника последнее, что я смогу когда-либо прочесть и понять.

 

***

 

Она была всегда. Я никогда не вспомню, где и когда я познакомился с ней. Возможно, она пришла ко мне из сказки, а, может быть, я сам придумал ее. Плод моего воображения, который стал частью меня самого. Я видел ее в своих снах, я много думал о ней и она, вот так просто, однажды ворвалась в мою жизнь и очень долго не хотела уходить, впрочем, я был этому только рад.

Иногда я даже боялся, что это всего лишь сладкий сон, и когда я открою глаза она исчезнет, растворится в воздухе без следа. Но она не исчезала. Даже и не думала. Все что происходило, становилось частью нашей с ней жизни. Секунды казались мне часами, часы - неделями, недели - годами. Я сам выбрал себе это блаженство и никогда бы не смог отказаться от него.

Я влюбился, влюбился до беспамятства, как мальчишка. А ведь она всего лишь распахнула мою дверь, глаза наши встретились, и дальше все пошло как в том старом фильме, когда любовь неизбежна, а смерть приходит очень рано.

Сейчас мне кажется, что в тот момент между нами проскочила какая-то искра, искра взаимности.

Она просто вошла, положила мне руки на плечи, обвила ими мою шею - «Я долго тебя ждала, очень долго…» - и наши губы слились в долгом и нежном поцелуе.

Что людям стоит понять друг друга, даже если они только что встретились?... Каждое движение, каждый жест не остается без внимания, приобретая вселенские масштабы. Один взгляд может предопределить дальнейшую судьбу. И нет объяснения тому, что влечет двоих друг к другу, просто это происходит внезапно; что-то сродни древнему волшебству. Этот поцелуй соединил нас.

 

«12 марта 1985 года

Завтра уезжаем на пикник. Мама уже собирает вещи. Кэт поедет с нами. Вот повеселимся. Будем ловить рыбу, жить в палатке, встретим рассвет. Как все чудесно складывается. И тебя, дневничок, я возьму с собой. Там будет здорово. Никто не будет мешать нам. А ты знаешь, Ро такой милашка, но очень скромный...»

 

Была ночь любви, ночь откровения. Моего откровения. Практически все, что я думал о ней я рассказал... Да, рассказал ей самой, моей мечте, моему идеалу, моему кумиру. Диана даже не улыбнулась, принимая все, даже полнейшую, как мне казалось, чушь. Жизнь такая штука - никогда не знаешь, что преподнесет она в следующий миг.

Были сказаны все слова, все взгляды, самые горячие и продолжительные, было сделано все. Я любил ее. Мои мечты, мои самые порочные желания приобрели свой образ, но все-таки это было несколько иначе, несколько возвышенней и утонченней. Плоть от плоти моей, кровь от крови. Невыносимый бред. Почему? Почему ее больше нет? И не будет. Никогда...

Меня бросало то в жар, то в холод... Я твердил лишь одно слово, одно имя, которое для меня в жизни значило гораздо больше, чем что-либо еще.

Ее образ не исчезал, да и мог ли... Девушка с ангельским лицом. Только крыльев нет. Впрочем... теперь, наверное, уже есть. Почему она ушла? Она просто запуталась, попав в тупик отношений между двумя одинаково дорогими ей людьми? Насколько они были ей дороги судить не мне, а ей самой, но она уже сделала свой выбор, и никто не сможет ее осудить за этот шаг.

 

- Диана, ты знаешь, как я люблю тебя.

- Да.

Мы стояли с ней под дождем. И почему-то ни у нее, ни у меня не было зонта.

- Диана, милая, что случилось? Почему все так происходит? Все несуразно и нелепо...

- Я не знаю. - Мне показалось, что она плачет. - Я не знаю, - повторила она.

- Диана, - ты помнишь ту ночь, ты помнишь те прекрасные сны, нашу любовь? Ты помнишь, как нам было хорошо вместе... Диана, ты помнишь все.

- Да, но не надо об этом, - она попыталась освободить свою ладонь, - Отпусти меня, мне больно.

Чуть помедлив, я разжал руку. Последнее прикосновение. И так всегда: последний поцелуй, последнее прикосновение рук, последний взгляд... и расставание... навсегда.

- Саймон, прости, - я заметил блеск в ее глазах, и слезы текли по лицу, смешиваясь с каплями дождя, падали на землю, растворяясь в лужах.

Мне хотелось прижать ее к себе, но обстоятельства складывались иначе. Она дрожала. Последнее, что я увидел - как она повернулась и побежала. Побежала в темноту, куда-то далеко. Я не останавливал ее, не кричал. Я видел ее в последний раз.

Что это было? Любовь, влюбленность, что? Мы разошлись как два одиноких корабля в бушующем океане. Казалось, мы были Летучими Голландцами, которые стали невидимы друг для друга. Почему же, зная о ее чувствах ко мне, я не бросился за ней в темноту и пустоту улиц, чтобы остановить? Почему, зная ее адрес и номер телефона, я так и не разу не пришел и не позвонил? Теперь уже все слишком поздно.

Скрип тормозов, глухой удар, сломанная жизнь и сломанный каблук. Где-то там, далеко и уже не в моей власти что-либо изменить. Она выбрала этот путь. Она ли? Если бы... Что теперь говорить.

Казалось, уже вся жизнь распланирована и единственное, чего хотелось бы - дожить спокойно в мире и взаимопонимании, но внезапно самолет, в котором ты летишь на деловую встречу, теряет управление и разбивается, падает на голову кирпич или в тебя попадает шальная пуля, предназначенная кому-то другому. Я много думал об этом. И что самое смешное, это происходит не по твоей собственной воле, кажется, есть кто-то иной, кто распоряжается твоими минутами, часами, днями. Они просто тебе не принадлежат. Раз - и все, тебя больше нет, ни здесь, ни где-нибудь еще. Просто нет. Несчастный случай.

Звук сирены, красно-синее мерцание проблесковых маячков полицейских машин и скорой помощи оглушил. Все было как в дыму, как в замедленном кино. Медленные шаги, глухие голоса, плотное кольцо людей вокруг лежащей на асфальте Дианы и я, одиноко стоящий немного в отдалении, молодой человек, только что потерявший цель жизни за какие-то несколько минут. Несчастный случай. Один из тех.

 

***

 

Комната наполнена бесцветными снами и воспоминаниями. Ее фотография на стене. Я не снял ее, хотя знал, что бездна неминуема. Я знал, что она уйдет. Но не думал, что навсегда. Потеря для каждого неизбежна.

Мысли кружатся, нет ни одной четкой. Наверное, это всегда так происходит. Ведь мне тепло, а она умерла на улице, в грязи. Ангел умирает в грязи. Страшно и глупо.

 

«дата затерта...

...Ибо все так происходит. Он приходит,

А мы с тобой стремимся к жизни и любви.

Что значит слово, просто слово,

Неважно. Этого никто не должен знать.

Сменяются столетья, годы, ночь - днем,

Весной зима... опять;

А мы идем вперед, к восходу,

Почувствовав Любви большую власть.

 

Мне сегодня было очень одиноко. Это как-то странно. Не знаю, может быть и происходит что-то в природе, как будто в день праздника Хеллоуин, когда в воздухе скапливается неведомая никому энергетика. Не знаю, не могу сказать. Это стихотворение я написала... Всего лишь несколько минут понадобилось. Первое. Никогда не писала...»

 

Это стихотворение из ее дневника я выучил наизусть. Что-то в нем есть - какая-то особенная сила. Когда мне становится плохо, я повторяю его и возвращается спокойствие.

Комната наполнена шорохом страниц. Я не хочу читать все подряд...

 

***

 

Вечер. Как быстро летит время, если его не заполнять ничем, и как медленно бегут дни. "Сменяются столетья, годы..." Да, права, тысячу раз права. Но редко кому удается увидеть смену столетий. Человеческая жизнь столь коротка и столь хрупка. А насколько хрупка душа человека. Разбить ее очень легко, даже стараться особо не надо, но собрать осколки под силу не каждому.

Сейчас ничего не хочется делать, только думать, что тоже дается с большим трудом. Все вокруг смешалось. День превратился в ночь, ночь растаяла бесследно. Все серо и однообразно. Я даже закрыл шторы, чтобы ничего не смогло разрушить мои воспоминания. Сколько я нахожусь в таком состоянии: час, день, неделю, месяц, год - мне все равно. Нужно что-либо еще мне сейчас, когда нет ее?

Интересно, что будет когда я умру? Говорят, что когда человек умирает, его душа переселяется в другое тело, потому что она бессмертна. Кем я буду? Мальчиком или девочкой? А может быть просто собакой или каким-нибудь деревом. Впрочем, так ли это важно, когда душа бессмертна: я не боюсь смерти. Она не более чем дверь в иное измерение.

Осталась только память и ее платок из нежного шелка. Вот что не дает мне выйти из этого состояния одиночества. Ее платок и запах яблок, всегда преследовавший ее. Запах ее духов, запах ее тела. Мне всегда хотелось насладиться ее пряным ароматом. Что сейчас не дает мне сделать это? Я знаю... ЕЕ нет. Нет рядом со мной.

Она просто сказала: "Я тебя не люблю". Но тогда зачем надо было начинать всю эту игру, игру без конца, без хеппи энда, как это бывает во всех фильмах. Жизнь не похожа на фильм, ни малейшего намека; и счастье далеко не всегда приходит когда ты надеешься, веришь и ждешь. Истина. Справедливая истина.

Все казалось бы лучше некуда, и, вот, в один прекрасный день она произносит эти страшные слова: "Я тебя не люблю". Это рушит все: планы, жизнь, чувства и душу. Всего четыре слова низвергают тебя в пучину мрака и скуки, бессмыслицы и небытия. И не столько обидно, сколько страшно... страшно, что ты остаешься один... опять один, как это бывало не раз, и не два.

 

Рука нащупала пульт, пальцы побегали по кнопкам. Нет, я не хочу шума и голосов: "Здравствуйте, с вами телекомпания CNN", или "ABC", впрочем, название не играет никакой роли. Я просто хочу тишины и покоя. Как часто в последнее время хочу только тишины и покоя.

Все чаще и чаще замечаю, что постепенно замыкаюсь в себе. Я разговариваю, веду длинные монологи, спорю с самим собой. Странно, мне теперь никто не нужен. Примерно так сходят с ума. Моя комната стала единственным местом, где я чувствую себя спокойно. Что происходит? Я молчу, я почти все время молчу. Телефон давно не звонит - я отключил его. Безумно страшно жить в страхе. Бояться открыть дверь и увидеть за ней свою тень. Бояться подойти к телефону и услышать чужой голос. Только ночью приходит некоторое облегчение. Свобода дает крылья, на которых так легко взлететь к самому солнцу, а страх приковывает тяжелыми цепями к полу и не дает ступить ни шагу. Все это - страх. Страх закрыть глаза, страх открыть их, страх сделать лишнее движение, страх погрузиться в депрессию. Бояться каждой минуты жизни - сумасшествие. Впрочем, все это близко к истине.

Любовь - игра без правил, где нет победителя, а есть только побежденный или ничья.

Я повторяю раз за разом ЕЕ слова. Я начинаю думать как ОНА, чувствовать как ОНА. Все так и происходит: ОНА умерла, а я вживаюсь в ее образ и ее чувства.

Единственное, что я хочу понять, стоила ли игра свеч?… человеческой жизни?… разве мало людей погибает каждый день?… под машинами, поездами, от неразделенной любви? Зачем еще жертвы? Во благо кому?… Никому... просто так. Это смертельная игра, которую мы выбираем сами для себя.

 

***

 

Солнечный день. Прекрасные луга. Зеленая трава. Диана. Все это рядом, всего этого можно коснуться рукой – это ее мир, ее фантазия.

- Поймай меня, - она бежала, ее белое полупрозрачное платье развевалось на ветру.

- Диана, постой, - я бросился за ней.

Нам было хорошо вдвоем.

- Я люблю тебя, - ее крик разнесся по окрестностям звонким эхом на много миль.

- Диана! Диана, постой...

Я догнал ее, и мы вместе упали на траву. Безумные долгие поцелуи, ласки, любовь. Все это было каким-то сумасшествием, но нам было наплевать. Детская игра, такая же забавная и нелепая как все в этом мире - мире грез и сновидений. Разноцветный ковер цветов окутал долину. Где еще можно найти такое умиротворение?! "Прошло так немного времени, а ему уже принадлежит каждый мой вздох, каждое мое движение, он знает обо мне все - обо всех моих мыслях, чувствах. Я в полной его власти. Он может управлять мной, потому что я сама этого хочу. Он знает все мои секреты, потому что я так захотела". Словно две души слились воедино, но... все проходит.

Мы вырастаем и уже не избавиться от мысли, что нам этого делать нельзя. Надо думать о мнении людей, окружающих тебя, нельзя "падать" в их глазах, нельзя даже подурачиться, иначе они просто покрутят пальцем у виска. Они просто не поймут или не захотят понять.

Наверное, в каждом из нас где-то глубоко-глубоко внутри все еще живет ребенок с его порывами, мыслями, но далеко не любой предоставит ему полную свободу действий хотя бы на несколько минут потому что нельзя. Кто запретил нам делать все это?! Общество. Люди. Все те, кто рядом с нами в каждый момент нашего существования. Концепция мировоззрения достает нас. С их постоянными "не надо", "не стоит", "вряд ли". Каждый считает себя самым умным и потому смотрит на другого как на соперника.

Здесь же нам ничего не запрещено. Здесь мы можем быть такими, какие есть на самом деле - естественными и раскованными. Пускай детские игры снова возродятся. Я хочу чувствовать себя независимым и уйти от взрослого мира... и Диана хотела.

 

…в дверь постучали.

- Диана, открой, - теперь мы в маленьком домике на берегу лесной реки. Ели и сосны отгораживают от нас своими верхушками жаркое летнее солнце, которое запуталось в паутине, свитой на кронах деревьев; а вода прозрачна до такой степени, что видно даже самый маленький камушек на дне.

Диана открыла дверь. На пороге стояла маленькая девочка в белом платье - точная копия маленькой Дианы. Такие же большие серые глаза, красивые золотистые волосы, спускавшиеся водопадом ниже плеч.

- Ро, здравствуй, - она явно обращалась ко мне, - ты очень милый... и застенчивый, но знаешь... ты мне тоже очень нравишься...

Я приподнялся с кресла. Такие слова ошеломили меня. Маленькая Диана. Я читал об этом в дневнике. Почему она здесь? Почему мы с Дианой здесь? Как странно...

И вот мы уже на улице. Идет дождь. Диана стоит напротив меня:

- Саймон, прости... - слезы, смешиваясь с каплями дождя, падали на землю, - Прости меня...

Она побежала. Я не останавливал ее, не кричал. Я видел ее в последний раз.

Скрип тормозов.

 

- НННЕЕЕЕЕТТТТТТТТ!!!!!! - я очнулся от страшного сна. Это был всего лишь сон. Мне вспомнилась маленькая Диана. Почему она назвала меня Ро? Ее первая любовь, идеал первой любви преследовал Диану всю жизнь. Наверное, я был одним из немногих посвященных в эту тайну, в "мой маленький секрет". Я вспомнил взгляд маленькой Дианы. Тогда, во сне, я не придал ему значения, но теперь... меня поразил ее взгляд, взгляд не ребенка, но взрослого человека. Воплощение чего? Детских мечтаний, грез, детской и наивной любви?

 

***

 

«25 июня 1987 года

Зеленая песня малиновых скал,

Сутулого волка пьяный оскал.

Крадучись дверь раскрывалась в другое,

В нечто безгранное, в нечто чужое.

Тьма пустоты улыбалась злорадно,

Нервы, как змеи шипели надсадно.

В серости лучик мелькнул и угас

Смертью любовь исповедует нас...

Это не я написала, но что-то есть в этом простом стишке. Волк - символ зла. Простые истины становятся непостижимыми, обретая облик духовных начал: добро и зло, свет и тьма. Как проверить истину любви, на сколько можно себе разрешить верить в то самое простое, которое с годами становится труднопостижимым.

Казалось бы откуда мне, 15-ти летней девочке, знать о таких вещах. В последнее время я очень много думаю о жизни. Что толкаем меня к этому? Трудный вопрос. Может быть, отсутствие истинных чувств или... я не знаю насколько это правильно быть одной, замкнутой в своем собственном мирке, где поддержка одна - ты сама. Только ты сама можешь посоветовать СЕБЕ не быть опустошенной и покинутой. И никакой поддержки со стороны.

Я знаю почему все так происходит. Ро погиб. Он погиб. Его сбила машина... пьяный водитель. Вот и все. Все очень просто... доказательств не надо.

........................................

 

далее почерк неразборчив»

 

Так вот откуда взялся у Дианы страх перед одиночеством. Теперь и я начинаю понимать, что значит замкнуться и быть один на один с самим собой.

Как странно бывает: представить себя в толпе людей, таких же как ты сам, вас много, вы - источник жизни планеты, сама сплоченность, но каждый из вас одинок по отдельности. Все вместе и одновременно каждый сам по себе. Отдельная личность, отдельная судьба, отдельная жизнь.

И толпа идет плотным потоком словно муравейник, исторгая из себя направо и налево жизни. Среди нее словно муравьиные личинки тут и там у стен в своем одиночестве сидят нищие, потерявшие старый, но так и не нашедшие новый смысл существования. Только о личинках заботятся, а эти больше похожи на брошеные на пол старые половички о которых многие вытирают ноги. И все знают, что это грязно, гадко и мерзко, но только вот поделать с этим ничего нельзя, потому что тогда как они не будут осознавать, что они выше того, что есть.

Можно много говорить о множестве и единстве. Много говорить и не понимать. А можно один раз оказаться в толпе и почувствовать, узнать ее запах - этого будет достаточно.

Чувства - самый верный знак, никогда не подведут. Проверено тысячу раз, и всего лишь одна ошибка за многие годы. Одна ли? Может быть теперь, переосмысливая весь пройденный путь, я найду еще несколько.

 

Мысли вновь вернулись к Диане. Ночи, проведенные с ней, давали мне поиск дальнейшего пути. Так ли все было просто, как казалось тогда. Нет, далеко не так. Она любила одного, отдавая свое тело другому.

Душа - самое главное в человеке. Если ты не смог завоевать душу, значит, ты не владеешь ничем. Как сердце является важным органом для поддержания физической жизни, так душа является сердцевиной духовности. ЕЕ душа принадлежала Робби. Я был лишь крохотной песчинкой, промежуточным этапом существования Дианы. Она так и не смогла полюбить... по-настоящему полюбить меня, отдать за мою любовь всю свою душу.

А что есть любовь в физическом плане. Соприкосновение двух тел. И, не боюсь себе в этом признаться, приятное соприкосновение. Наслаждение одного человека другим. Почему бы нет? Ведь и проститутки зарабатывают на хлеб. А два влюбленных, именно влюбленных, но не любящих человека, разве не могут доставить удовольствие друг другу.

Я помню, ласки Дианы, красивая грудь доставляли мне огромное наслаждение; горячие поцелуи будили во мне какую-то первобытность; мягкие руки ласкали меня, она отдавалась мне без остатка. Я целовал ее грудь, упругую от возбуждения; я крепко прижимал ее к себе, наслаждаясь ее телом; я выучил каждую ложбинку на ее коже. Великолепие секса нам ничто не могло заметить.

Мы занимались любовью с упоением, большего которому альтернативы не было. Хрупкая на вид она была словно разъяренная тигрица в постели. Просто поцелуев и нежного секса ей было мало. С каждой минутой она распалялась все больше и больше. Когда мы останавливались, чтобы отдохнуть буквально на несколько секунд, я шептал ей на ухо: "Безумная... безумная... безумная...". Ей это нравилось. Она просто сходила с ума, и мы начинали "схватку" заново. Странно, с ней я никогда не уставал, как было с другими. Одновременно грубая и нежная. Этого нельзя понять, это можно только постичь.

После она брала сигарету и затягивалась. Моя рука скользила по ее телу, по ее прекрасной гладкой нежной коже. Сигарета придавала ей сил, и мы продолжали... Все повторялось вновь и вновь: ласки, чувственные прикосновения губ, поцелуи до тех пор пока мы не падали в изнеможении. И на следующую ночь все повторялось.

Я не отдавал себе отчета в том, что эта девушка не любя, отдает мне всю себя. Мне казалось, ее чувства ко мне настолько правдивы и откровенны, что продолжал обманываться еще очень долго, пока понял насколько был не прав.

 

«5 августа 1987 года

Мне до сих пор трудно поверить в то, что Робби больше нет. Его похоронили на городском кладбище. Кажется, это было только вчера... Как трудно перенести утрату близкого человека. Конечно, он был не настолько близок мне, но я его ЛЮБИЛА. И он, наверное, тоже. Я точно не знаю... Он был очень скромным.

Я закрываю глаза и вижу его лицо. Большие серые глаза смотрят на меня с неуемной тоской. Он часто приходит ко мне во сне. Он такой милый.

Нет больше чувств...ни любви, ни искренности, ни доброты. Какая-то пустота внутри. Как будто во мне что-то умерло и похоронило все мои лучшие качества. Я целые дни сижу в комнате. Солнце светит, за окном несмолкающий гул проезжающих машин, жизнь продолжается, но не для меня. Беда приходит неожиданно, когда кажется, что все лучше и быть не может. Я знаю, Он так хочет.

Все говорят, что верят в Бога, даже наша соседка миссис Элисон, эта сварливая, противная старушка. Но так ли это на самом деле? Почему мы вспоминаем Его только тогда, когда настают трудные дни? Мы молим о помощи, прося всяческих благ, но внутри ругаем себя за то, что раньше не подумали о возможной Проблеме. Она постепенно надвигается, захватывает тебя всеми своими лапами, накидывает паутину, и вот, перед нами все исчезает и остается одна она - огромная Проблема. И вот только тогда ты пытаешься решить ее всеми законными, а порой и незаконными методами, что от себя скрывать, и такое бывает. Остается надежда на деньги, на Большие Деньги. А если уж и Деньгами не помочь - вспоминаем Бога. Мы вспоминаем о Нем в последнюю очередь. Да, конечно, мы помним о Нем всю свою жизнь, лилеем надежду, что Он где-то там, в сердце, есть и не оставит, мы это помним, но особо не обращаем на это внимание. Но в этот сложный период мы вспоминаем Его со всей "преданностью". Мы можем даже зайти в Храм и поставить свечу, может даже две; мы можем перекреститься, думая, как глупо это смотрится со стороны, что это есть на самом деле? не это ли лицемерие... мы лживы сами перед собой; мы можем подать милостыню нищему, сидящему у церкви, надеясь, что лишние 25 центов восполнят нам все наши утраты, и помогут в решении Проблемы...

Как это все трудно и бессвязно... Мне все надоело... Мне надоело жить, мне надоело думать и рассуждать. Я страшно устала... хочу только одного - спать.

Впрочем, что значит спать – когда, закрывая глаза, видишь одно и то же, один и тот же кошмарный сон. День ото дня, ночь от ночь он преследует меня, не отставая ни на шаг. Было бы лучше просто отключить свое сознание и забыться… Но можно ли это назвать сном?»

 

 

***

 

Я помню один разговор с моим отцом. Давно это было - несколько лет назад. Отец прожил долгую, далеко не счастливую жизнь. Лишь мое появление на этот свет было огромной радостью для него. Он много пережил и страдал. Несчастная любовь, война во Вьетнаме, развод с моей матерью - все это убило его, разметало в пух и прах, не оставив и камня на камне. В свои 50 он выглядел семидесятилетним стариком. Умер в 52 года, а ведь он хотел еще много добиться, возобновить отношения с матерью. Он хотел начать все заново, забыть прошлое... Не получилось... не успел...

 

- Честность - иногда самая лучшая политика. Только честность сближает людей. Я не против того, чтобы соврать раз-другой, когда нужно. Но лживые игры ведут к смерти. Хотя иногда всякая лучшая маскировка - это ложь. Это профессиональная необходимость. Нельзя лгать самому себе. Надо принимать правду, какой бы гадкой она ни казалась. Это и есть необходимая для выживания примиряющая с действительностью защитная реакция организма. И ложь во спасение одной отдельно взятой жизни: возможное ее благополучие и торжество внутри прахом идущего, неприемлимого и непринимаемого мира.

Я это понял, когда служил в армии, - отец сидел напротив меня. Какие мысли привели его к этому монологу, я не могу сказать, но знаю - он был прав. Прав как никогда. И дал мне понять это...

- Ты знаешь, - он продолжал, - что я служил во Вьетнаме. Несправедливая война. Но тогда мне казалось, что все впереди, я дослужусь до генерала, уйду на пенсию и много-много другого. Я был полон надежд на светлое будущее. Я пошел в армию за несколько месяцев до конфликта. Старался быть всегда и везде первым. У меня был друг - Джон. Мы с ним делали все вместе, мы были лучшими. Видимо поэтому мы и попали в первые ряды тех, кого послали во Вьетнам. Первые дни было здорово: учения в джунглях, партизанские вылазки. Такая игра как у бойскаутов, только все по-настоящему. Нас отменно кормили - Америка не скупилась на пайки.

Все произошло неожиданно. Ночью на наш лагерь напали вьетконговцы. Они взяли нас не столько умением, сколько числом. Их было очень много, у них было неплохое оружие - им помогали русские. В какой-то момент боя, мы с Джоном оказались в разных концах лагеря один на один со смертью. Наш отряд нес огромные потери и буквально часа через два лагерь был усеян трупами наших и вьетнамских солдат. Но все же они выиграли этот раунд.

В схватке боя меня оглушило взрывной волной. Я лежал как мертвый, не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Узкоглазые вырыли большую яму и стали сбрасывать туда трупы. Они особо не присматривались, считая, что живых больше не осталось. Меня тоже сбросили в эту яму.

Я очнулся, спустя несколько часов, постепенно сознание вернулось ко мне. И первое, что я увидел, открыв глаза, мертвый взгляд Джона.

Ты представить себе не можешь какой стоял смрад и вонь. Трупы, под палящими лучами солнца уже начали разлагаться. Я чуть не сошел с ума, выбираясь из ямы. Было очень страшно.

В живых остался только я один, и то, по счастливой случайности - граната, которую кинули в яму вьетконговцы, не взорвалась. Я скитался по джунглям несколько дней, пока не наткнулся на лагерь паршивых вьетнамских свиней. Я дождался темноты... Все произошло очень быстро. Никто ничего так и не понял… просто не успел понять.

Утро встретило меня гробовым молчанием, трупами и кровью.

Через несколько лет война закончилась, так и не достигнув поставленного результата. Зачем она вообще была - сказать никто не может. Это было похоже на принудительную чистку страны, когда тебя насильно превращают в пушечное мясо. И никто не спрашивает хочешь ли ты этого.

Нас обманули. Нацию обманули своим молчанием. Тех людей, которые готовы были на все ради блага своей страны, просто вывели в поле и расстреляли из гаубиц, не оставив ни малейшего шанса на побег, но я это понял слишком поздно.

Война никогда не сводится к кратковременным конфликтам, она может продолжаться бесконечно и будет питать сама себя, даже когда причины ее давно забыты. У войны есть своя структура, проявления которой многообразны. Нечто, существующее само по себе, что рождается, быть может, из случайного слова, действия, приказа и питается затем плотью, кровью и ненавистью противников. Не однажды случалось, что находились люди, задававшиеся целью уничтожить войну - и тогда война уничтожала их. Каждый военный конфликт был порождением еще более давних войн. Так можно было бы добраться до самой первой из всех войн, когда Каин поднял камень на Авеля.

Уже позже мы часто спрашивали себя, ради чего мы воюем, но никогда не задавались вопросом почему воюем. Наша история отравлена войной, ею пропитана каждая клетка живых организмов. Даже фигурки на шахматной доске дерутся по причинам более понятным, чем мы - люди.

Тогда когда наше общество построено на милитаризме, шовинизме и взаимной ненависти, а тем более тогда, когда такие вещи возводят в ранг законов, стоит ли говорить о демократии и свободе слова? Нет. Кто-нибудь вспомнит сейчас тех, первых, погибших во Вьетнаме? Нет, - только родственники: матери, отцы, браться, сестры, жены, у которых всего-то и осталось, что траурная рамка с фотографией, да награды – кусочки холодного метала, спрятанные где-нибудь глубоко в шкафу, которые не умеют говорить и не смогут помочь на старости лет. И всё, больше никто. Они никому теперь не нужны. Их забыли. ЗАБЫЛИ, понимаешь?! - У него на глазах появились слезы. Слезы, которые говорили о лжи и коварстве окружающего мира, в котором он совершенного случайно оказался при рождении. Просто несвоевременно свернув не на ту дорогу, которая привела его на эту странную планету.

- А дети?! - Он как бы невзначай провел ладонью по лицу, смахнув предательские слезинки, - а как же все те дети, отцы которых погибли на этой войне? Всю жизнь они говорили, сверстникам, что их отцы-герои сражаются за Отечество, и вот однажды приходит момент, когда, став достаточно взрослыми, они узнают, что война давным-давно закончилась, что отца нет, и он больше никогда не переступит порога своего дома. Как могут, как они могут верить всем тем, кто лгал все эти годы, покрывая свою ложь благими намерениями? Как могут верить они в блестящее будущее своей страны, которая так жестоко обманула их? Ведь все то, что начинается с маленького обмана, с годами обрастает еще большей ложью. И этот процесс уже не остановить. С каждым днем он глубже и глубже засасывает, словно болото, а над которым кишит черная туча мошкары, затмевающей небо. И ведь все они тоже хотели отцовской ласки и внимания, но так ее и не получив, превратились в послушных рабов своей страны, по кирпичику выстраивая ее, так называемое, счастливое будущее. Их всех поглотила Система. Система лжи и обмана. Система бескомпромиссного отношения к самим себе.

Мне больно, очень больно жить с такими воспоминаниями. Жить и помнить о тех, кого похоронили в общей могиле без крестов и табличек с именем, фамилией – тем, что положено человеку - герою, тому, кто сделал свой последний шаг ради Страны, которая послала на верную смерть, не предупредив об этом.

Позор нашей нации - война во всех ее проявлениях. Борьба за идеологию приносит жертвы, которые быстро забываются, - отец замолчал. Его тяжелый суровый взгляд был устремлен куда-то вдаль. - Я часто вспоминаю последний взгляд Джона.

 

Что толкнуло его рассказать мне об этом, до сих пор не знаю и не узнаю никогда, но попробую предположить.

Я был первым человеком, кому он открылся, он больше не мог держать весь этот ужас в себе. Ему надо было выговориться, облегчить душу. Я понимал его... Страшные реалии мира преследовали отца еще много лет спустя. Он перестал верить, он перестал обманываться, он потерял свой творческий потенциал и веру в жизнь. Стал самым обыкновенным человеком. Видимо поэтому отец хотел начать все сначала, чтобы возобновить утраченное... не успел...

Когда перестаешь верить в жизнь – это самое страшное. Разувериться и быть "как все", не имея ничего вокруг себя кроме четырех стен и потолка, жить и не чувствовать смысла жить – просто сосуществовать. Я пытался сделать все от меня зависящее, я пытался, но бессмысленно. Он так и умер без веры в жизнь. Мы похоронили его на кладбище в Санта-Круз. Покойся с миром, мы помним тебя.

«Покойся с миром» – такая же надпись на гробовом камне Дианы. «Годы жизни 1972-1997». Ей было всего лишь двадцать пять.

 

***

 

"Надо уметь прощать" – так, кажется, сказала она мне.

 

- Саймон, надо уметь прощать, - она улыбнулась. - Жизнь проходит слишком быстро, не успеешь оглянуться, а тебе двадцать, тридцать, сорок лет... Надо уметь прощать, пойми, не так уж это и сложно.

- Диана, я знаю, ты единственная кого я бы смог простить всегда.

Она посмотрела мне в глаза. Сколь пристальнен был этот взгляд.

- Ты, - она выделила это слово, - ты уверен в этом?

- Я люблю тебя, я люблю как ты выглядишь, люблю твой запах, я люблю как ты улыбаешься, люблю гладить твою кожу, люблю твой взгляд, люблю твой голос. Я люблю. Я люблю все это.

- Ты любишь мое тело... ты любишь мою душу? Ты любишь мое сердце?

- Да... я...

- Не говори так. Знаешь, чем больше ты говоришь, тем меньше я верю. Трудно объяснить почему. Во мне пропадает это чувство искренности твоих слов.

Всегда Диана верила мне.

- Почему? Что произошло?

- Я не знаю, Саймон. Мне кажется, чего-то не хватает в наших отношениях... мы любим друг друга... - она помедлила, - так ли все на самом деле?

- Я не понимаю, Диана.

- Просто хочу понять глубину твоей любви и искренности твоих слов... Ты счастлив? Ты действительно счастлив со мной? – глаза в глаза – и не осталось даже тропки для побега.

- Я тебя люблю. Люблю всем сердцем.

- Я тоже тебя люблю. Но люди меняются… даже если они этого не хотят.

Именно после этого разговора мы оказались на улице… под дождем...

- Ты говорила, что...

- Когда это было?

- Странный вопрос... Что произошло?

- А ты не мог предположить, что за такой короткий срок все могло измениться? И далеко не к лучшему...

- Что ты имеешь в виду... ты счастлива когда мы вместе?

- Не это вопрос, Саймон. Счастье слишком мимолетно... его не ухватишь за хвост и не посадишь в клетку. Каждая секунда прожитая нами становится все длиннее и длиннее… не знаю... это ли настоящая любовь, настоящие чувства.

- Ты странно говоришь. Я не понимаю... Почему все так резко изменилось?

- Подожди, не спеши, дай сказать самое главное. Я хочу остаться одна.

- Хорошо, я тебя покину ненадолго.

- Нет, Саймон, я хочу уехать на несколько дней, на неделю, на месяц, если это потребуется. Я хочу разобраться во всех своих чувствах. Я хочу понять.

Она накинула плащ.

- Подожди, на улице дождь!

Диана хлопнула дверью. Накинув пальто, я побежал за ней, нагнав ее на улице... дальше... что было дольше... ах, да... Ее слова: "Я не люблю тебя".

 

Я все время возвращаюсь к этому моменту. К моменту ее смерти. А может быть я сам виноват, что удерживал ее. Может, надо было просто отпустить. Пускай она ушла бы, не спеша. Пускай на день, на неделю, на месяц, на год, но потом все равно бы вернулась, не в качестве невесты или любовницы, но хотя бы подруги. Просто подруги, каких много, но для меня все равно была бы единственной. Если бы она тогда не побежала, все было бы иначе. "Надо уметь прощать"... Да, ПРОЩАТЬ, иначе можно остаться одному в этом мире, и так умереть, отгородившись стеной собственной глупости, под названием эгоизм.

А могу ли простить Диану я теперь? Девчонка, живущая во власти своих собственных грез. Милая и глупая.

"Подожди еще немного. Хорошо? - внутренний голос дал о себе знать. - Подожди, не верь домыслам - верь чувствам. Скоро ты все поймешь, во всем разберешься".

Сотня-другая таких фраз на дню не может успокоить. Чему теперь верить? Ведь больше ничего не осталось. Ничего, даже чувств.

Я не могу выкарабкаться из омута сомнений, который затягивает все глубже и глубже; не могу вернуть прошлое. Могу лишь быть здесь, в этой комнате, в которой был создан когда-то мир, наш с ней мир теплоты, взаимопонимания и любви. Он был ярок... Диана делала его таким. А теперь, когда ее не стало, краски потускнели и померкли.

Усталость навалилась на меня. Я перелистнул еще одну страничку ее дневника.

 

***

 

«21 декабря 1987 года

Ночь. Луна. Тени домов.

Где-то далеко-далеко мой Робби. Мой милый скромный и ласковый Робби. Он часто приходит ко мне во сне. Мы с ним играем. Он мне много рассказывает о жизни ТАМ. Он говорил, что умирать совсем не страшно. Как будто ты превращаешься в пушинку и паришь над землей.

Он всегда приходит в красных шортах, в белой рубашке и в бейсболке с надписью "LA Lakers" - его любимая баскетбольная команда.

Иногда он читаем мне стихи... одно я запомнила:

Пыль столетий летит через годы,

Собой заслоняя солнечный свет;

Мне снятся леса, реки и горы,

Друзья, которых в живых уже нет.

Я знаю, что небо ко мне благосклонно,

Я верю, что ты не забудешь меня,

Я помню, что ты любишь безумно,

Того одного, кто так любит тебя.

 

Сны - не более, чем работа нашего подсознания: анализ всего того, что было, что есть. Иногда, можно предсказать будущее. А иногда, я называю это дежа-вю, сначала снится сон, а потом то же самое происходит по-настоящему. Нет, конечно не все, но некие крохотные урывки. Как будто это все уже было.

В моих снах ко мне приходят стихи. Робби - олицетворение всех моих желаний, он как Ангел-хранитель успокаивает мою душу. Он всегда рядом, я чувствую это.

На протяжении долгого времени меня занимает ответ на вопрос о сущности сновидений. Не становится ли сон абсолютным перерывом в существовании? Почему мысли, некоторые воспоминания полностью исчезают из сознания, а потом вдруг вновь возникают откуда-то во сне? Что это - единство бытия или наслоение многих существований? Мы не знаем о себе главного и вряд ли узнаем.»

 

Мы шли с ней по ночному Нью-Йорку. Неоновый свет витрин лился на улицы. Она читала мне стихи. Свои, чужие. Это было неважно. Я обнимал ее одной рукой, она обнимала меня, мы смеялись. Нам еще никогда не было так хорошо вместе, как сейчас. Я, она и больше никого не надо.

- Поцелуй меня, - неожиданно произнесла Диана, - поцелуй, прямо здесь сейчас...

Девушка, которая в любой момент может выкинуть подобную штуку... забавно. Нет, скорее приятно. Это возбуждало меня.

Наши губы слились в продолжительном поцелуе. Она нежно обняла меня. Я чувствовал каждый сантиметр ее тела даже через одежду. В этот момент нам было все равно, что о нас подумают. Разукрашенные дома и лица людей, разноцветные машины проносились мимо, оставляя в память о себе лишь столб пыли и грязи. Слишком жаркое лето. Да какая нам разница что существует такая кутерьма вокруг. Самое главное, нам хорошо и мы вместе.

А что было потом? А потом мы целовались, целовались, целовались целую вечность. Кажется, еще зашли в какую-то забегаловку. Кофе, мороженное, горячий шоколад. Диана очень любила шоколад. Сладкий, такой же, как она сама.

 

«3 марта 1988 года

Важно начать, важно сделать первый шаг... вырваться из оболочки смятения и одиночества. Я как будто заново родилась. Я поняла, что это не может продолжаться вечно. Робби нет, но память о нем сохранилась. Хорошая... это самое главное. Теперь его смерть не может помешать мне жить дальше для себя, для других, для общества. Ведь я могу что-то сделать... что-то такое... Нельзя заставлять себя находиться во власти собственной диспатии, все время уходя в небытие и возвращаться на непродолжительный срок в реальность.

Я сделала этот шаг. Я сбросила с себя пелену отчуждения. Непонимание меня другими людьми только отягощало мое одиночество. Все. Хватит. Я начинаю заново жить. Я начну все сначала: новые знакомства, новые люди. Одиночество больше не возвратится... нельзя... нельзя... нельзя...»

 

***

 

Яркие краски сливались, и разноцветная река моих снов утекала в вечность. Я различал знакомые лица, проплывавшие мимо меня. Все они были настолько разные, но их соединило сейчас одно - я. Отец, мать, Диана...

- Робби! - чей-то голос вдали разнесся эхом по сводам пещеры. - Робби! - детский голос, мне кажется, я слышал его раньше. Да, конечно же - это голос маленькой Дианы.

Вдали показалась белая точка, я пошел ей навстречу. Мы сближались и уже через несколько минут я уже четко различал ее силуэт на фоне темных стен пещеры.

Она подошла ко мне и спросила:

- Ро, ты любишь меня?

- Диана, почему ты называешь меня Ро?

- Потому что ты - Робби, - она хихикнула, - глупыш.

Мне стало не по себе. Волна страха накатила на меня. Пустынная пещера из которой вряд ли найдется выход и мы с Дианой... с маленькой Дианой здесь. Как мы сюда попали? Впрочем, это не так важно. Я начинал понимать... что-то... не четко... мысли беспорядочно роились в голове.

- Диана, почему мы здесь?

- Потому что я люблю тебя!

- Диана, нет, подожди, я не Робби...

- Робби, я потеряла тебя... Так нелепо, я не могу без тебя в этом мире, милый.

Ногам стало холодно. Я опустил голову - река воспоминаний вышла из берегов, готовясь снести на своем пути все и вся. Вряд ли здесь что-либо могло помешать ей сделать это. Краски расплылись и стали больше напоминать бензиновые разводы в лужах на автозаправках.

Я взял Диану на руки и побежал, но скоро уперся в тупик. Возвращаться было бессмысленно - вода уже достигала пояса. С каждой минутой она поднималась все выше и выше. Малышка смотрела на меня грустными глазами, вздохнув, произнесла:

- Робби, прости, я любила тебя... всегда, - нежно поцеловала меня в щеку и растаяла.

В пещере стало очень душно, а вода все прибывала и прибывала.

 

***

 

«7 июня 1988 года

Ну вот жизнь, наконец, вернулась в обычно русло. ТОГДА мне казалось, что я должна были идти вслед за ним, за Робби, но теперь, когда я чувствую его поддержку в своих снах, понимаю, что правильно поступаю. Мне еще очень рано уходить.

Я снова меняюсь. В который раз? Еще полгода назад я была готова покончить собой, но теперь понимаю, что жизнь безгранична, и даже несмотря на все трудности, которые мне приходится переживать... Судьба есть Судьба. Я сожалею о Робби. Я уже не помню, какие чувства я испытывала... Та маленькая девочка осталась где-то позади. Далеко-далеко. Там, где живет детство. Я все забыла... забыла... попыталась забыть. Зачем я себя обманываю? Этого я никогда не забуду. Я просто попыталась сокрыть те уголки моей памяти, которые хранили воспоминания о нем. Было трудно, но я попыталась...»

 

Еще одна страничка ее дневника перевернута. Я подходил все ближе и ближе к моменту нашего знакомства. Мне было интересно сравнить то, что чувствовал я, и что чувствовала Диана. Я до безумия хочу это знать.

Умышленно или нет я не стал сразу читать те отрывки, где описано наше знакомство. Я стал замечать, что чем ближе подхожу к этим моментам, тем меньше читаю дневник.

Но все чаще во сне ко мне приходит маленькая Диана. Мы с ней о многом болтаем... Наконец-то я знаю откуда она возникла, из каких далей пришла ко мне, чего ждет и о чем думает. Возможно, только теперь я начну понимать смысл наших с ней разговоров.

 

- Подожди, мы же договаривались...

- Нет, ты не понимаешь... - она была готова взорваться.

- Ты ошибаешься, Диана.

- Не повышай на меня голос.

- Я не кричу. Извини.

- Может быть ты меня уже не хочешь видеть?

- Не хочу.

- Это я и хотела услышать, - она заметно прибавила шагу. Я схватил ее за локоть.

- Подожди... подожди... - в эту секунду я понял, какую боль причинил ей сейчас.

- Подожди... - я обнял ее и принялся шептать извинения ей на ухо. Она пыталась увернуться из моих объятий.

- Диана, ведь ты знаешь, - я помедлил, пытаясь подобрать нужное слово. - Я не могу без тебя. Ведь ты это знаешь. Ведь ты знаешь, что я люблю тебя.

Она молчала.

Я поднял ее подбородок своими пальцами и припал к ее нежным губам. Она ответила мне поцелуем...

Просто маленький эпизод из большой жизни.

Иногда слишком трудно расставить все в нужной последовательности. Из памяти возникают куски и эпизоды нашей жизни. Что из них главней... - я не знаю.

 

«12 июля 1991 года

Мне приснился очень странный сон - в нем воплотились все мои самые страшные мысли. То, чего я боялась больше всего всю свою сознательную жизнь. Эти страхи жили где-то в глубине души, где-то далеко-далеко. Их воспринимало подсознание. Я боялась темноты, боялась замкнутости, боялась одиночества и шумной толпы. Два таких разных понятия, абсолютно противоположных, но нельзя скрыть это от себя самой. Моя память опять отягощается...

Суицид - самый легкий способ уйти от всех накопившихся проблем. Кто-то выбирает именно его. Я помню когда в сводках новостей показали девушку, такую же как я, которая выпрыгнула из окна. Буквально за три секунды решились все ее проблемы. Холодное тело лежало на асфальте, а вокруг полиция, репортеры, журналисты и толпа зевак. И каждый из них пытался попасть в объектив камеры: "Мама, привет!". Им не важна была смерть, как, впрочем и сама иллюзия смерти, парившая над ними. Я знаю о чем говорю.

А иллюзия жизни?! Что есть наше нормальное состояние - жизнь ли - или смерть? Довольно занятно... Я пытаюсь отречься от своих же принципов. Кто-то умрет сам, кому-то помогут... И тоска накатывает, словно тихий морской прибой, словно ветер - теплый южный ветер откуда-нибудь из Калифорнии...»

 

***

 

Я положил дневник на полку и закрыл глаза. Шум воды, медленный монотонный плеск, постепенно заполнил собой всю комнату - мой островок умиротворения и сладкого сна среди безжалостного океана горячего воздуха и расплавленного асфальта в бетонных джунглях города.

Мой мозг пуст, словно мозг младенца, только что покинувшего плаценту. Он не думает - он просто воспринимает мир как образ, предстающий пред его глазами, вроде того, как взрослый человек смотрит фильм. Подсознание отключено полностью. Мимо проплывают, будто призраки, образы давно забытых дней. Я лечу, нет, парю как птица, гордо расправив крылья, над бездной. "Невообразимая легкость бытия..."

Песок скрипит под ногами, отдаваясь гулкими ударами, словно кто-то долбит молотком по вискам, словно кто-то разбирает мой мозг на маленькие-маленькие части, пытаясь проникнуть все глубже и глубже в сознание и остаться там навсегда вместе со своей болью. Я пытался услышать тишину и не слышал. Я пытался влиться и раствориться в ней.

Мое "Я" навсегда покинуло пределы моих мыслей и выскользнуло наружу, и улетело вместе с ветром гулять по водосточным трубам. Мое "Я" навсегда растворилось во всем: в речной воде, в луговых цветах, в зеленой траве, в птицах, парящих высоко в небе. В это мгновение я почувствовал себя Богом. Несравнимое ни с чем чувство высоты и полета. Чем выше, тем ближе к звездам.

Небо медленно кружилось над головой, будто приглашая меня на этот, только ему понятный танец. Я спешил насладиться данными мне секундами - ощущение свободы, сладкое, до боли в зубах. И мне было наплевать на этот дождь и на ночь, окружающую меня. Я хотел понять лишь одно - почему и зачем я здесь?

Опять обрыв и опять взлет. И опять меркнет туманный Альбион в густом тумане, расстилающимся на много тысяч километров, туда, где каждый рано или поздно окажется.

Я перевернулся на спину и уставился в потолок. Зеркала еще больше исказили мои мысли. Господи, на кого я был похож?! Там, где еще совсем недавно царил мир и спокойствие теперь, сосредоточившись на самосозерцании, граничившем с шизофренией, все стало нелепо и сумбурно, Так обычно когда в город приезжает шапито и все вываливают из своих скучных домов на улицу. Шум, гвалт, детские крики, музыка играет…

 

Казалось, что проще пересилить себя и уйти от ненужных воспоминаний - время лечит. Но для меня это стало невыносимо. Осознавать одиночество, значит признаться самому себе в своих слабостях. И до сих пор меня не покидало странное, шизофреническое чувство правильности жизни. Правильности всего свершаемого и происходящего.

Я словно под копирку пишу, нет, переписываю новые главы моей жизни. Заранее не зная, что произойдет через мгновение, я пытаюсь догадаться. Не получается, уж больно много времени уходит на раздумья, а мне оно сейчас очень дорого.

 

Наполовину пустая банка пива стояла на столе. Наверняка весь газ уже выветрился - я даже не стал пробовать, а просто вылил содержимое в туалет. С шумом потекла вода, смывая следы пивной лужи. За стенкой кто-то колобродил. Наверное, сейчас было около двух часов ночи, но этот некто настырно не давал мне спокойно заснуть. Музыка в его квартире становилась то тише, то громче.

- Эй, - я застучал кулаками в стену, - это прекратится когда-нибудь или нет? Это просто невозможно. Эй, я вам говорю!

На мгновение мне показалось, что музыка стихла, но тут же, очевидно поняв всю свою безнаказанность, магнитофон заревел еще громче.

- Эй, я сейчас вызову полицию. Эй!!! Прекратите, слышите?!

Теперь музыка замолчала на несколько минут. Я успокоился и вернулся к своим размышлениям, которые были прерваны звонком в дверь.

На пороге стоял парень лет восемнадцати и курил сигарету. Длинные свалявшиеся сальные волосы, черные очки и руки в кожаных перчатках.

- Хэй, мэн, меня зовут Джей – начал он прямо с порога, - меня зовут Джей и я тебе сейчас расскажу историю, - разговор начинал затягиваться…

- Один крутой чувак, такой же как и ты сидел однажды в своей маленькой задрипанной квартире, - от него ужасно несло перегаром, - в такой же как твоя. Он печатал фотографии… ты понимаешь о чем я. Он печатал эротические фотографии, такие, за которые можно спокойно загреметь в кутузку и провести в ней с бомжами несколько дней. Он сидел и печатал день, два, неделю… Но однажды ему позвонили в дверь. Он подошел и спросил: «Кто там?» – «Откройте, поллюция» – Джей заржал на весь коридор так, что я испугался что сейчас все соседи сбегутся смотреть на этого придурка. – Поллюция, тебе понятно, не полиция, а поллюция, - он продолжал ржать.

Я захлопнул дверь прямо перед его гнусной рожей. Всякие идиоты влезают в твою жизнь именно тогда, когда ты этого меньше всего ожидаешь.

 

***

 

«23 декабря 1996 г.

Саймон любит меня. Я знаю и чувствую это, хотя сам он об этом никогда мне не говорил - очень трудно добиться от мужчины таких признаний. Даже самый последний романтик будет заикаться при слове «любовь». Очень легко думать об этом, но слишком сложно произнести. В какой-то момент он был очень близок к тому, чтобы сказать это, но... этого не произошло. Я знаю, что он любит меня, любит меня во всех смыслах. Все мое существование для него - это любовь. Он не сможет прожить без нее... без меня.

Прошло так немного времени, а ему уже принадлежит каждый мой вздох, каждое мое движение, он знает обо мне все - обо всех моих мыслях, чувствах. Я в полной его власти. Он может управлять мной, потому что я сама этого хочу. Он знает все мои секреты, потому что я так захотела. Я захотела попасть в его мир, нарушить его тишину и спокойствие, а он будто бы только и ждал этого. Он закружил, очаровал и слился со мной в единое целое, будто так и надо, будто так и было кем-то задумано...»

 

Мои пальцы неторопливо скользили по строчкам ее дневника. Все то, о чем думал я было доступно и ей.

 

«... чья-то властная рука соединила наши души и дала нам шанс, которым мы воспользовались. Все получилось. Все удалось. Мы стали чем-то большим, чем просто людьми... мы стали, впрочем... это не настолько важно. Важно, то что есть сейчас, сегодня, в эту секунду.»

 

***

 

- Почему вы с ней расстались?

- Знаешь, это очень трудно объяснить – слишком много мелочей, которые цепляются друг за друга. Снежный ком, катящийся с горы, становится все больше и больше, и достигает своего пика только внизу, когда уже больше некуда, да и незачем катиться. У нас все так же – больше нет цели, мы вернулись туда, откуда все началось.

Я нежно сжал ее ладошку в своей. Мы просто лежали рядом и разговаривали.

- Зимы становятся все теплей… мокрый снег.

- Да, мировое потеп… Господи, да о чем мы с тобой разговариваем, что за бред?!

Она прижалась ко мне всем своим телом.

- Ну, тогда придумай тему…

Мое сердце билось в бешеном ритме, и, казалось, что прямо сейчас выпрыгнет из груди. Мое сердце – крохотная точка в масштабах вселенной, которое слишком ранимо, и раны, наложенные временем, уже больше никогда не заживут.

- Придумай тему… - упрямо повторила она, - ты ведь не любишь неловкое молчание, так же, как и я.

С огромным трудом преодолевая скорость света – все это казалось чем-то ненастоящим, только что рожденной фантазией – стрелки часов отсчитывали секунды, медленно перебирая цифры. «Зачем что-то говорить, когда все и так понятно?... Она здесь, рядом и это не сон».

Я коснулся ее губ своими губами, сначала робко и осторожно.

- Зачем?

- Не надо… не говори.

Вкус ее губ был слишком сладок. Томяще-обжигающ и пленителен аромат ее тела. Она не сопротивлялась, наоборот, еще теснее прижалась ко мне, и все случилось так быстро, что ни я, ни она сама не успели что-либо понять и вовремя остановиться.

Вот тогда, именно тогда я попытался внести в хаос моих мыслей хотя бы небольшой порядок.

Она отстранилась. Я тонул в ее глазах, опьяненный ею самой.

- Знаешь, почему все так происходит?

- Почему?

- Потому, что я ждал тебя. Ждал все это время.

Она резко подалась назад.

- Но зачем? Зачем?? Зачем ты мне все это говоришь?

- Мишель…

- Молчи! Ради Бога, молчи!

- Ты боишься?

- Какая же я дура!!! Ты не понимаешь…

- Нет. Никогда не говори так.

Мишель подошла к окну, достала сигарету из пачки и затянулась. Казалось, все было испорчено моим вопросом. Испорчено навсегда. Игра закончилась, наступила пора открыть все карты разом и, при этом, не ошибиться.

- Почему ты боишься? Почему ты так не уверена… Ты снова бежишь от любви, но зачем? Чтобы в очередной раз остаться одной?! Ты просто ханжа, - смятение чувств.

Взгляд глаза в глаза… Извечный вопрос и недопонимание.

- Это ведь продолжение игры. Неужели ты так и не понял? Первый шаг, второй, третий. Это просто игра.

- Неправда. Ты говоришь неправду. Я тебе не верю.

- Правда, правда, правда… - сигарета дрожала в ее руке, на глаза навернулись слезы, в горле стал комок. Я отчетливо видел и чувствовал каждое ее движение, - и ты - дурак, а не я, если не понимаешь этого!

- Ведь все это ложь! Ты лжешь сама себе. Ведь это ты всегда говорила, что надо ждать любви. Так вот же она - перед тобой, а ты пытаешься остановиться, вовремя затормозить, сбросить с себя все обязательства и тут же забыть обо всем.

- Мы совершаем глупость.

- Ты говоришь, что любовь - это глупость? Но где эта граница, которую нельзя перейти? Где та грань, которая отделяет правду от лжи, вседозволенность от безрассудства?

Мишель затушила сигарету и подошла ко мне. Наши губы опять оказались на расстоянии вздоха…

- Посмотри, ты же сама делаешь это.

- Делаю что?

- Ты прекрасно знаешь, о чем я. Все твои слова – это лишь маска, одевая которую, ты пытаешься отгородиться от этого мира. Ты только хочешь казаться плохой. Почему? Зачем тебе это надо?!

- Замолчи. Послушай хотя бы секунду и не перебивай. – Она прижала палец к моим губам. – Ты тысячу раз прав. Вот она я – я настоящая. И я тоже каждый день себе повторяю это.

Мой мир, мои маски мне смертельно надоели. Я прячу под ними все мое существо, которое боится этого мира и заставляет бояться меня саму еще больше. Но так спокойнее. – Она с трудом подбирала слова, - Мне так проще. И жизнь становится безболезненной.

- Почему ты такая? В жизни не может и не должно быть все просто и гладко, иначе теряется сам ее вкус, и она становится подобна мыльному пузырю – одна лишь видимость. Легкое дуновение ветерка – хлоп – и его уже нет.

- Лучше быть пузырем, чем тряпкой, о которую вытирают ноги или девочкой-однодневкой, которую, трахнув разок-другой, больше не вспоминают. Или, в крайнем случае, черканут пару строк в стиле «Милая, ты мне очень дорога, но надеюсь, мы останемся друзьями…». И никто из них еще не дарил мне цветы, не звонил просто так, безо всякой видимой на то причины, просто для того, чтобы услышать мой голос… Может, я очень многого хочу? Скажи.

Ее дыхание обжигало.

- Ты говоришь, что ждал меня. Что с тобой, очнись? Ты видел все мои маски, и все равно ждал?

- Мишель, я ждал. Я все время ждал. Я боялся лишь одного – не успеть, а все остальное не важно.

- Дура! Я полная дура! - слезы катились по ее щекам. – Не смотри на меня… отвернись.

- В мире нет ничего лучше тебя.

Потом она просто стояла и молча курила у открытого окна, за которым накрапывал серый холодный осенний дождь.

Дождь, всегда дождь. И только дождь помогает мне навести порядок и в без того запутанных мыслях.

Казалось, что все это слишком сложно и не поддается осмыслению. Осторожное балансирование на грани разума и тихого помешательства, что переливается всеми цветами радуги. Оно было слишком прекрасно, несмотря на преобладание в нем розового цвета к радуге.

Каждый запах или звук выбивали из реальности смысл происходящего, порождая кучу воспоминаний и образов. И эта уже представлялась то гранью огромного алмаза, который неведомый персидский мальчик получил в дар от Александра Македонского, то – одной из граней немытого с вечера стакана, и кто-то, стряхивая пепел в пустую консервную банку, мечтал о лете, которое задумавшись о чем-то своем, прошло мимо, совсем рядом.

…это было давно, очень давно. Там, где юность граничит со взрослой жизнью. Где еще трудно все понимать полностью без оговорок. Тогда мы и расстались. И хотя все это продолжалось не более нескольких часов, но даже сейчас на глаза наворачиваются слезы при этих воспоминаниях. Та ночь помогла мне узнать себя с другой стороны.

 

Нет, ни в коем случае я не заставляю себя сравнивать ни Мишель, ни Диану. Просто это две абсолютно разные жизни, где все случается по-разному, и каждое событие видится по-своему, взглядом двух абсолютных противоположностей.

Мы даже встретились позже, наверное, полгода спустя. Мы встретились как старые друзья. Я навсегда запомнил ее светлые волосы и прическу "под мальчика". А иссиня-черное вечернее платье, в котором она была, делало ее неотразимой.

Неожиданно, в тот момент, когда я стоял на пороге ее дома меня, с быстротой молнии, пронзила мысль, что безнадежно и безвозвратно влюблен в это очаровательное создание. Я готов был стоять на пороге ее дома целую вечность, лишь бы не быть прогнанным от этих дверей, лишь бы не расставаться с мечтой.

Мне хотелось снова обнять ее, поцеловать, снова почувствовать вкус ее губ, запах ее тела близко-близко, совсем как тогда, в ту ночь. Но не мог. Нас сдерживала невидимая стена. Теперь мы были по разные стороны неумолимой жизни.

Безусловно, она оказывала мне знаки внимания, и даже при своем бойфренде пригласила на танец. Мы мило разговаривали и смеялись.

В тот день я дал себе слово, что через два года я сделаю ей предложение… Стена между нами на поверку оказалась тонка и неустойчива.

 

Как-то странно сейчас осознавать, что я люблю Мишель. Пусть даже той юной любовью, в которой сплетены все мечты и желания о жизни. Вы спросите, а как же Диана? Та Диана, которой больше нет, но из-за которой ты готов покончить собой? Из-за которой ты и встал на эту непрочную дорогу, вот-вот готовую обвалиться под тяжестью твоего сознания.

Если вы думаете именно так, то вы все не правильно поняли. Я сам дал вам это неправильное понимание. Наверное для того, чтобы потом суметь оправдаться и выйти из столь неловкого положения.

Мишель и Диана – два несравненных образа моей жизни. Самых ярких. Они, как кометы пролетели мимо, махнув своим огненным хвостом, да на память оставив обжигающий след.

Вдруг, где-то там, внутри: «Бесплатный сыр и мышеловка связаны неразрывно прочно», - до боли знакомый голос.

Мы были слишком дороги друг другу. Я говорю о Мишель.

 

С каждым годом мы становились все ближе, даже если и виделись всего лишь несколько раз в год. И, несмотря на то, что месяц за месяцем наши встречи становились реже и реже, мы все же старались не забывать друг о друге.

И вот, что-то случилось. Все и сразу оборвалось - прекратились всякие встречи, пусть даже и редкие, прекратились даже звонки по телефону. Прекратилось все. Мы вдруг стали абсолютно равнодушны друг к другу. Словно подернулись изморозью стекла, остывшие после ясного морозного денька.

Я слагал стихи во имя других, посвящал новеллы и рассказы ни на секунду не возвращаясь к своему прошлому. Что бы там ни было, но мне было совершенно неважно как, что и зачем, с кем и почему. Эти вопросы ни на миг не затрагивали мою сущность бытия. Я ходил в ночные клубы, в кино, упиваясь собственной свободой до хмельного тумана в голове. Жил, спал, занимался любовью в свое удовольствие, не запоминая лиц и имен, и не замечал, как меняется мир вокруг меня. Я совершенно не заметил того, что живший во мне страх неожиданно исчез. Исчезло все, что было связано с ней, с Мишель. Я расслабился и просто влился в горячий поток, называемый повседневностью. Изменились цели, задачи, атмосфера, общество окружающее меня.

И это лишь только верхушка айсберга, столь мало показавшаяся из воды.

Как это глупо – смотреть на себя со стороны и верить в свою идеальность. Я замкнулся в круге, названия которому и придумать-то невозможно.

 

Я ждал, томился в круговерти окружающих вещей, которые не оставляли меня ни на миг. Я словно стал их рабом, как тот самый джинн из древней сказки – раб лампы.

Чего я ждал, что должно было подтолкнуть меня жить дальше? Говорить о чем-либо было очень трудно, потому что я и сам не понимал этого. Не понимал, но ждал.

Все, что окружало меня стало мне слишком дорого, даже всяческие безделушки вроде брелоков или открыток. Каждая из них мне напоминала о чем или о ком-нибудь важном, когда я брал их в руки. Я стал похож на старьевщика, таскающего по дворам обрывки памяти прошлых дней, от которых уже не осталось ни запаха, ни вкуса – одно лишь голое присутствие.

На время я даже перестал сопротивляться жизни, и готов был плыть по течению, как делают многие. Но вдруг…

Все происходит именно вдруг - вдруг однажды я посмотрел на календарь и понял, как слеп был все это время, в какую рутину меня затянуло.

Я просто отбросил все, даже самые важные дела и набрал номер ее телефона…

Сначала долгие гудки, а потом голос автоответчика: «Привет! Это Мишель. Если вы позвонили, значит вам есть что сказать. Пожалуйста, говорите после сигнала».

Разговаривать с автоответчиком – самое отвратительное занятие. Но, ведь не зря я сегодня обратил внимание на календарь.

- Э-ээ-эээ-ээээ… Привет, Мишель. Это я, – столь короткое послание после долгого затишья. Надеюсь, она узнала мой голос.

Ту-ту-ту-ту-ту… - короткие сигналы оборвали связь, телефон замолчал.

 

Последний раз я встретил ее года полтора назад на вечеринке наших общих друзей, и почти уже успел забыть о ней. Почти, но это не значит, что совсем. Да и данное себе обещание оставалось еще в силе.

 

Неотвратимость происходящего, в толчее и сутолоке безумного мира, который безвозвратно покинул меня, теперь я нахожу всю прелесть очарования данности. Где-то там, далеко позади, в далекой мечте я обращаюсь к былому вновь, чтобы почувствовать минорные тональности окружающего меня бытия.

Я знал, я верил в непогрешимость безысходного предзнаменования и не делал ничего, чтобы оказаться в стороне. Оно меня нагоняло, больно било, задевая жизненно важные органы, и так же, не говоря ни слова, уносилось прочь, оставляя меня один на один с моею болью.

Иногда утлость собственного разума становилась столь очевидной, что не было смысла задерживаться даже на мимолетную секунду в настоящем, дабы не оказаться в кювете уносящейся вдаль бесконечной дороги.

Понимая умом, я не понимал смысла, ошибаясь и строя новые планы. В пирамиде моей жизни невозможно было подвинуть даже малый кубик – начала бы рушиться вся конструкция, да и не дадут, такова природа человеческая, не позволят, как не позволяют то многое, о чем приходится только мечтать; прочно лежащие на своих законных местах глыбы не захотят двигаться и не разрешат, чтобы их подвигали. Монолитность фундамента – в общих интересах составляющих фундамент частей. И лишь остается, что попробовать поменять правила, опутывая здание поверху прочной сетью интриг и назначений, которые внешне, возможно, и могут смотреться этакой сдерживающей, скрепляющей кирпичную кладку авоськой, а на деле – лишь нитки, гнилые веревки, неспособные внедриться даже в зазоры цементных швов…

 

***

 

Я перевернул новую страницу дневника. Что-то с тихим шорохом выпало из дневника на пол. Пожелтевший сложенный вчетверо тетрадный листок открылся моему взору. Очевидно, память о человеке была дорога ей - Диана хранила его много лет.

Я развернул его – письмо. Старое письмо… Со временем буквы потускнели, но разобрать написанное можно было без особого труда.

«Я хочу сказать тебе несколько слов, произнести которые тебе лично я просто не решаюсь… Я хочу просто открыться тебе, чтобы больше не было так больно. Не столь важно, что ты скажешь, когда прочтешь это, но главным для меня будет то, что я буду услышан тобой.

Знаешь, я живу лишь одной страстью, которая поглотила меня целиком и полностью. Страстью, которая не дает мне спокойно жить в свое удовольствие. Страстью, которая затмила собой весь небосклон. Страсть, которая душит меня день изо дня, забирая мои силы и больше нет возможности переносить эту ужасную боль.

Моя страсть – это ты. Все мои помыслы только о тебе одной. Я всегда думаю о тебе. И где бы я ни находился, где бы я ни был я просто схожу с ума, если ты незаметно пробираешься в мои мысли сквозь шум ветра, сквозь необозримый свет солнца, сквозь пелену тумана и дождя блеском утренних звезд, наполняя их беспричинной радостью. Когда я рядом с тобой, я тону в твоих глазах и стремительно иду ко дну – «falling in love » Я, как будто, теряю рассудок и неумолимо двигаюсь ближе и ближе к краю. Я смущен и подавлен, я растерян, я не нахожу слов, чтобы рассказать тебе о том многом, что делает меня таким.

Но твое существование помогает мне лучше понять себя. Оно помогает мне взглянуть с другой стороны на то, что происходит со мной в последнее время. Только не думай, что я сошел с ума и слишком много фантазирую и придумываю.

Просто спасибо тебе, что ты есть».

Без подписи. Письмо от незнакомца - романтика, взирающего с высоты на мир?

Мне показалось, что все это я слышал уже однажды, все эти слова. А, может быть, это и я сам думал так. Слова, записанные глубоко в подсознании на тонкую пластинку, чтобы когда-нибудь произнести их вслух.

 

***

 

«24 декабря 1996 года

Строки, минуты, часы, секунды. Завтра Рождество. Праздник детства и Санта Клауса. В детстве все хорошо. Я там и осталась. Как будто замедлилось время и, задев меня своими стрелками, заставило остановиться и обернуться назад. Запах сирени и лаванды принес старые воспоминания.

Нет, я не люблю Рождество. Праздник предупреждает о смене старого года на новый, до которого осталось всего-то каких-то несколько дней. И растянуть это никак нельзя. Нельзя хотя бы на день продлить это волшебство. Ведь утром уже все заканчивается. Остается только лишь заглянуть в носок и порадоваться неожиданному подарку.

А когда праздник проходит, все становится таким же, как и всегда. Даже его запах куда-то улетучивается, словно дорогие духи…»

 

 

***

 

Минуя свет ярких огней и, удаляясь прочь от центра города, мы летели в серебристом «Форде» подальше ото всех, чтобы, наконец, остаться один на один.

Этот город слишком сильно давил на все пять чувств, которые и так были натянуты до предела. Он обрушивался длинными гудками проезжающих мимо машин, мельканием разноцветных огней многочисленных светофоров, бесконечным гулом голосов, ярким светом витрин, громкой музыкой дискотек, вылетавшей на улицу через неплотно закрытые двери ночных клубов.

Мы летели в бархат ночи, чтобы исчезнуть в нем, исчезнуть хотя бы на время. Чтобы никто сегодня не нашел нас – уж слишком сильно нам этого хотелось. Чтобы никто не шептал, не звал, не кричал. Только я и она. Мы одни.

Я все время ловил себя на мысли, что где-то это все уже было. Может даже и не со мной, но все вокруг казалось мне слишком знакомым: и эта тихая ночь, и этот бархатный туман, который, казалось, расступившись перед нами, сразу же смыкается плотной стеной, лишь дав нам протиснуться хотя бы на сантиметр вперед.

Мы растворились в глубине ночи, и шумный город остался далеко позади. Только тогда я позволил себе расслабиться, и остановил машину. И тогда… вот только тогда…

Три года, три долгих года я ждал этого момента, когда вот так просто она положит свои руки мне на плечи и нежно коснется своими губами моих. Нежно, воздушно… Она, казалось, горела желанием, понимая меня без слов. Будто бы знала, чего я жду.

Сейчас я готов был расплакаться от переполнявших меня чувств. Сердце мое билось в ритме отбойного молотка. Я готов был на все ради нее, ради нее одной.

- Что же ты делаешь? – я крепко обнял ее и прижал к себе. Сколь долго я вожделел этой секунды. Мое сознание, мой мир – гори все синим пламенем, лишь бы на секунду стать тем, кем я желал быть, сделать то, о чем так долго мечтал. Теперь я боялся потерять ее. Немногим предоставлялось такое счастье, которое распирало меня сейчас изнутри, готовое в любую секунду взорваться огненным шаром. Я всегда молил Бога об этой минуте, я благодарил его теперь. В моей жизни все изменилось – начался новый отсчет.

- А что нельзя? – она хитро улыбнулась и уткнулась своим прелестным носиком в мое плечо.

Если уж говорить о ней, то только хорошее. Думаю, что я словно впал в детство, а детству вообще свойственно отрицать полутона, известная истина. Если либо черное, либо белое – контраст серого отсутствует.

- Что же ты со мной делаешь, ласковая моя. Ведь я хотел сделать тебе признание.

- Не надо. Не говори. Ты думаешь, что я ничего не понимаю. Не говори, – она опять прикоснулась ко мне губами.

Неужели она теперь рядом. Я не верил своему счастью. Глупо, но честно. Я хотел крикнуть во все горло: «Я люблю тебя!», чтобы это стало известно всем, всему миру, всей Вселенной, которой мне было и так слишком мало. Пусть об этом знают все, ведь молчать об этом невозможно.