Расуль Ягудин Тот-Кому-Ты-Не-Дала * * * Неперевёрнутая мордой ко мне из низу кверху… мнда, всегда казавшаяся гордой и оказавшаяся, да - последней брошенной у койки совсем и всеми, что же ты несёшь изысканнейшей кройки гандоны, фоты и цветы ко мне, ощерившись беззубо, слезой облизывая струп пониже века? И, так грубо отворотясь, всё так же груб, я приподнял тебя с носочек, прозрачну, ломку и больну, в твой медовушный запах мочек уйдя, как будто бы ко дну. * * * Неспокойное море при перекрёстке, где валяются лица, как камушки, по которым, в руке с пэдээфкой вёрстки вашей мордочки фасом, в тоске, с тоски я к тебе поворачиваюсь с ветел, еле двигая грузной, как лёд, кормой, словно спермой забрызганной светом, светел, наконец-то дождавшийся слова «мой» * * * Подытожив: «Ну, вот, я дома», - зашагала по лестнице в полном русле Закона Ома , на закинувшемся лице отдирая остатки платья… и так далее… и тэ дэ… И притиснув к стене кровать, я, спьяну стукнувшись о биде, на раскинувшееся свыше, обнажившееся лицо всё же, всё же, ну, всё же вышел, окольцован в полукольцо. * * * Поддатый, может быть, как будто, (как ты сказала мне, да-да) я, взвешен полной массой брутто , не дотянувшей, ах, беда, до установленного ГОСТа, к тебе тянусь на цыпочках, почти достаточного роста, когда в носочках и очках. * * * Подкравшийся к тебе так близко и воспаривший в тет-а-тет я поступил бескрайне низко, схватив тебя за низ, на свет, как доллар, заценяя прохладу ляжек, жар груди, бычковой спермою воняя, и, сформулировав: «Годи», - понёс тебя по бездороге по всем вот этим, кто «не все» , из лиц вытягивая ноги, обслюнены, во всей красе. * * * Сюрреализмом изъяснившись, стряхнув, как сперму, из кистей вино с блевотой, исказившись лицом и телом до костей, ты долго колыхалась рылом, совсем похожа на меня. И я, тебя шуруя мылом, задёрнув шторкой вечер дня, не отворачивался даже от запрокинутого из поклона лона в липкой саже, как с кляксой, с меткой «Non Matisse» . * * * Ленке Вайсман, первому в моей жизни человеку, в глаза называвшего меня гением ещё в 1981 году Поступью (не гня колено) командора, и, как он, изложив так трубно «Лена!», я пошёл отсюда вон, не простя, не оглянувшись, потерявшись по пути, и коленом подогнувшись как последнее «прости», воровато и украдкой прикарманил на карман дольно согнутый тетрадкой недоконченный роман совершенно не о деле, не доделанном тогда. Пусть он греется на теле: страсти, «здрасте», «нет» и «да». * * * Горько «горько» прокричали ты да я тебе… ему… и, коль не было печали, излагали, как «му-му» , немоты удавкой горло перетянутое тря, то, как как-то недомёрла ты и с самого нутря что-то крикнула мне, в двери нераспахнутые лбом ударяясь. И на вере и молитве под «бом-бом» колокольный туча тучей я стоял вблизи стола, эпохальный и могучий Тот-Кому-Ты-Не-Дала. * * * Берлога пахла потом с кровью, и догрызая чью-то кость, я прислонился, к изголовью прижав загривок, ваше «брось» проигнорировав, и долго, из меха выскребая вшей, избавленный от чувства долга, скуля, так и сед и сир, взашей тобою изгнан из берлоги так пьян и сер, и сед, и сир, взнуздав, как санки, эти ноги, всё нёс и нёс тебе весь мир. Воспоминание – 2 К тебе прижавшись самый первый и ухватив подол за низ, я, успокоивший тем нервы, готовый твой любой каприз исполнить в неразумных рамках, дышал туманами и etc. на этих надключичных ямках… По истеченью стольких лет-с лишь помня – вот я, тощий, клятый, дворы, похожие на дол, и уж почти восьмидесятый, почти семнадцать, твой подол. * * * Устранив с дорожки ножки, тренькнув стрункой, вот уже я обратно по дорожке в скипидаровой вожже, вдруг попавшей сзади снизу мне под это… вон туда, всё хожу, всю эту Пизу обходя туда-сюда, потерявшийся меж стенок закоулков и мостков с тощей стопочкой нетленок, пахших запахом ростков постоянно к охладенью неба, воздуха и вод… Я взошёл-таки к нетленью. Закоулочками, вот! Ностальгическое - 2 «Непозволительно стара: от двадцати пяти и выше, что, впрочем, в общем-то, мура » - сказав-таки, я вёл по крыше через сугробы вас к себе, дрожанье пальчиков сжимая в горсти, почти как кегебе , тебя трактуя, и внимая твоим надорванным речам, феноменально непонятным, всё ж прислонил тебя к плечам и захлебнулся этим мятным и декадентским вкусом губ, всегда вишнёвых, вяловатых, и как ромашку «люб-не люб», на облаках, как чёрных ватах, тебя ну в стебель ободрав, трепещущий под ветром туго, осознавая, как неправ, сказал-таки, сопляк: «Подруга!» * * * Настырно расплетя вам косы, отвесив неземной поклон и не ответив на вопросы: мол, «кто?», «куда?» и «шёл бы вон?», сгребя штиблетами ботинки, расставленные, под бордюр, я вышел, выхлебав пол-кринки, и перегаром «этот сюр- реализм оставим, что ли?» дохнув тебе на декольте, скрипел штиблетами на поле, как ненаписанном листе. * * * Давалкам моей юности «Тим-тирлим», - сказала Кнопка, что типичное не то, пиздоболка, мозгоёбка, хм, одетая в пальто, вечно пялясь прямо в рыло мне, хваталась за меня, замарашна, говорлива, не терявшая ни дня… Вот такой её, тупую, я и помню, вот и всё, присосавшуюся к хую, положившую на всё, пиздоболившую спьяна, то стеная, то кляня… почему-то очень рано позабывшую меня. * * * Посторонним хода нету - посторонний я, с угла мордой сунувшийся к свету, где ты, я и бла-бла-бла , кисло пахнут, как осокой, прелой майкой на груди на твоей. О, Боже, кокой нас пропахших отведи от неё в бретельках майки, свеже пахнушей дождём с кислым запахом Ямайки, по которой мы уйдём. |
Положение о Клубе
Сделать стартовой
