Утро, кашляя туманом, чисто вымылось в реке. Шёл Иван, чурбан чурбаном, кладенец зажав в руке. Шлем давил башку больную – перебрал вчера зело, Завернув в уезд Кукуев, в пропитушкино село. – Эх, возлечь бы на подводу и задать бы храпака. Верный конь трусил поодаль, сторонился ездока. Мавки, злые чаровницы, избегали с Ваней встреч, Только вредная жар-птица с неба брызгала на меч. Расступалися дубравы, раздвигалися кусты, И кряхтели деревянно наведённые мосты, Cловно скатертью дорожка до Кащеевых палат… Вдруг упёрся в каменёшку – на развилке круглый гад, На боку чернеют буквы: мол, налево – воронью Ты отдашь коня как будто, а направо – жизнь свою! Ёксель-моксель, что за диво, вот бесовский наворот – У коня поникла грива, у Ванька запел живот. – Не терять сюды я ехал буйну голову зазря, И скотинe не до смеха, не чужая ведь, моя. Не вопрос убить Кащея, он давно трухлявый пень, А богатство лиходея – на себя и на Елень?! Не утащим – злата много, самоцветы, алатырь. И в Кукуев за подмогой возвернулся богатырь. Ждали с чашей здоровенной удалые кукуи. Выпив мёду, браги пенной – закружился до зари. И пошла гульба-подлянка день за днём, за годом год, Разъетить твою тальянку… У Елень давно приплод От хитрющего Кащея – не щадя остатка сил, На развилку дед, потея, каменёшку водрузил, Начертил, ломая когти, вдоль премудрые слова… Бред Иванов, вы не спорьте, сказкой сделала молва. |