Я втиснулся на ступеньку маршрутного автобуса и, как только за мной закрылась дверь, временно лишился зрения. Мои очки покрылись туманом из-за разницы температур салона и морозного мрака остановки. Пока я оттаивал очками и душой, мои уши уловили резкий диссонанс звуков. Звуки исходили от нескольких парней, которые старательно басили и явно играли на публику, добиваясь максимальной слышимости их разговора. А почему я дожен уступать ей место? - гнусавил один из них. - Я целый день работал, устал. А она такая же молодая, как я. Не, она чуть старше, - возразил ему другой голос. - Замужем, наверное. Вон, кольцо у нее. Где? На какой руке? Да не на руке, в носу у нее кольцо! - глупо пошутил третий голос, и все трое громко загоготали. Сквозь отпотевающие очки я заметил движение в узком проходе салона. Какая-то девушка разворачивалась и пыталась поменять свое место. Видимо, это ее рассматривали и обсуждали развалившиеся на сиденьях пацаны. Если я встану, а она сядет, так она должна мне будет по гроб жизни, - продолжал развивать тему обнаглевший недоросль. Ну почему по гроб? - подхватил другой. - Она прямо тут может отработать. Откуда-то раздался вздох сожаления и немолодой женский голос с грустью произнес: Боже, сколько уродов развелось... Мне стало страшно за эту женщину, потому что разгулявшиеся парни могли услышать ее реплику. Но вроде бы никакой реакции не последовало. Они продолжали бубнить какие-то насмешки, рыготать и толкать друг друга, как бы случайно задевая плотно стоявших в проходе людей. Больше никто никаких замечаний в их адрес не делал. Внутренне я сгорал от стыда, от того, что я — мужчина - стою и ничего не предпринимаю для прекращения этого безобразия. Мне казалось, что реплика женщины об уродах относится не только к наглецам, но и ко всем мужчинам, которые никак себя не проявляют, которые и не мужчины вовсе. Но голос рассудка во мне, скорбно и уныло, увещевал, что вмешиваться не нужно. Что поведение пацанов как раз нацелено на реакцию публики, что это - эмоциональная провокация, призванная вызвать раздражение и в итоге распалить если не драку, то хотя бы коллективную перебранку. И совершенно ясно, что пасажиры в маршрутке, едущие по одиночке, ничего не смогут противопоставить группе из трех молодых и сильных нахалов. Рядом со мной стоял крупный мужчина, лицо которого выражало чувство омерзения. - Может быть, объединившись с ним, мы вдвоем могли бы осадить парней? - подумал я. Но тут же остановил свой порыв, полагая, что некорректно подталкивать другого человека к действиям, которые могут ему навредить. К тому же я увидел его руку, которой он держался за поручень. Ее трясло редкой, но крупной дрожью, словно кто-то периодически дергал ее за ниточку. - Так он еще и не здоров, - подумал я. - Ему самому желательно присесть. И каково должно быть у него на душе? Ведь такое подрастающее поколение не только не уступит инвалиду место в транспорте. Они и упавшему не помогут подняться. А то и наоборот, шутя, помогут упасть. Потом я устыдился своего обобщения и стал думать, что не все поколение нынешней молодежи настолько отвратительное. Нельзя на всех лепить один ярлык по трем ярким представителям. Но что делать именно с такими выдающимися? Как противостоять их куражу и глумлению, если все слова они перекроят по своему разумению. И даже найдись на них грубая сила, поможет ли это их изменению в лучшую сторону? Сомнительно. Скорее всего они просто будут собираться в стаи покрупнее... Пытаясь абстрагироваться от ситуации, я прикрыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов и случайно провел вниманием по фантому стоящего рядом мужчины. Совершенно не намереваясь проводить диагностику его ауры, я вдруг отчетливо увидел в его биополе инородную сущность. Она выглядела как большой комок скатанного ворса и пыли, висящий у мужчины позади головы. Несколько тонких темных нитей тянулись от нее внутрь черепа, присосавшись там к подходящим участкам нервной системы. Если бы этот мужчина пришел ко мне на прием и попросил помощи, эту сущность можно было бы легко удалить. Но как начать разговор об этом в маршрутке с незнакомым человеком? Да, никак, - сказал я сам себе и засобирался к выходу. Приготовив деньги за проезд, я попытался обойти мужчину, но фантом его болезни маячил у меня перед носом. Как-то мне не хотелось проходить сквозь этот серый клубок, и я вызвал в сознании образ светлого кинжала, взмахнул им и перерезал темное плетение. Затем вытянул вверх руку и оттолкнул сущность от себя, мысленно заключая ее в светящуюся сферу и изолируя от окружающих людей. Протиснувшись чуть вперед, я бросил взгляд на руку мужчины. Она была спокойна, не дергалась, но он еще не ощутил перемен в своем организме. Я взялся за поручень и продвинулся еще на шаг. Автобус покачнулся при торможении, и моя рука, сжимавшая поручень, конвульсивно дернулась. - Опа, дорогуша, мы так не договаривались, - обратился я к сущности, протянувшей свои темные нити к моей голове. Очередной мне урок того, что проводить хирургию ауры надо в спокойной обстановке при полной концентрации внимания, соблюдая технику безопасности, чтобы не перетащить на себя болячки своих пациентов. Вниманием я усилил свечение сферы вокруг сущности и посильнее сжал ее. Сущность затрепетала всем своим клубком и обреченно втянула нити-щупальца обратно внутрь себя. Сколько таких сущностей я удалил у своих пациентов уже и не сосчитать. Сглазы, проклятия, привязки, паразиты — все они питались подходящими им эмоциями своих хозяев. Все они создавали и провоцировали ситуации для поддержания нужных им переживаний. Человек погружался в замкнутый круг навязчивых мыслей и состояний, выбраться из которых самостоятельно уже был не в состоянии. И тогда на помощь приходят такие, как я. Что бы мы ни делали, какие бы атрибуты и антураж не создавали — все это не имеет значения, если не накладывается на внутренние ощущения пациента. Если этот резонанс возникнет, человек сам разорвет порочный круг, изменит себя, выйдет на новый уровень сознания и отношения к своим проблемам. Тогда квартиранты в его ауре сами отсохнут. Ну, а если человек не изменится, снова начнет по кругу думать те же мысли, переживать прежние эмоции, то все гости снова соберутся к нему на праздничный обед, где он сам будет угощением. Автобус снова качнуло, и сидящие молодые люди со смехом прыгнули на своих сиденьях. То, что при этом они ударили по коленям сидящих сзади, толкнули плотно стоящих в проходе пассажиров, вызвало у них только дикое непонятное веселье. Откуда берется этот смех? - недоумевал я. - Что тут смешного? Чему радуются подростки, когда сбиваются в такие вот кучки и унижают кого-то? Причем этот кто-то может быть и совершенно случайным прохожим, а может быть постоянным членом их компании. Им все равно над кем насмехаться. Веселясь, они увлекаются, слетают с тормозов, которых и без того почти нет, и от игры до насилия остается один шаг. Почему-то мне вспомнилась душераздирающая история о бездомных собаках, показанная по местному телеканалу. Вот такие же подростки собрались вечером во дворе. Рядом крутился щенок. Сначала они с ним игрались, даже брали на руки. Но животное есть животное. То ли его замучили, таская по рукам, то ли причинили какую-то боль. Но, видимо, пес огрызнулся, возможно, и куснул кого-то. И подростков переклинило. Собаку за лапы прибили гвоздями к скамейке и обстреливали из пневматического пистолета. Утром дворничиха нашла животное, которое уже не могло скулить, а просто тихо плакало. Со щенка пытались срезать живьем шкуру, но, видимо, без навыка это не получилось. Бросили умирать. Женщина отодрала гвозди и донесла собаку в ветеринарную клинику. У врачей был шок от увиденного. Собака была нашпигована сотней трехмиллиметровых пуль, которые не могли убить, но, пробивая кожу, застревали в тканях. Я смотрел на пацанов и чувствовал, что они, если и не живодеры- убийцы, то такие же паразиты, как та сущность, которую я держу на поводке. Только масштаб у них побольше. И действуют они неприкрыто наглее и противнее. Если сущности были гостями из другого мира, или по крайней мере представителями иной природы, то эти ребята были предателями своего рода и племени. Они были каннибалами, питающимися энергией своих собратьев. Давай позвоним кому-то, поприкалываемся, - предложил один из них. Другой тотчас же достал мобильник и стал набирать номер. Я продвинулся чуть ближе к выходу, но все еще слышал их разговор. Они дозвонились кому-то из своих друзей, спрашивали его, где он сейчас, делали вид, что не слышат его ответ, кричали все одновременно в телефон, заставляли его повторять, потом снова спрашивали какую-то чушь и снова делали вид, что не слышат ответ. На месте их друга на том конце связи, я бы уже дал отбой звонка. Но какая-то сила удерживала его на связи, словно пацаны гипнотизировали свою жертву. Общий кураж объединял их силу, и они были сейчас едины, как три головы одного дракона. По сравнению с ними, пойманная мною сущность была просто безобидным клубком. Мне даже стало жаль ее. Вот ведь живут себе некие существа, питаются тем, что им предоставляют, выживают как могут. А появляется какой-нибудь целитель и делает ей харакири. А что же с тобой еще делать? - спросил я сущность. - К себе я тебя не пущу. Вернуть бывшему владельцу? Так ведь мне и его жалко, он тоже человек. А вот кого я сейчас не считал людьми, так это трех резвившихся пацанов. Внезапно я отпустил хватку световой сферы и раскрыл ее над аурами беснующихся ребят. Пойдешь к ним? - спросил я сущность. Долго ее уговаривать не пришлось. Она нырнула во мрак их общего биополя, как в родную стихию. А я дал водителю деньги и, уже стоя на выходе, слушал разговор из глубины салона. Давай еще позвоним Светке, - последовало предложение очередного пункта меню увеселительной программы. Точно! Набирай номер, - с хихиканьем согласился другой. Что-то пальцы дергаются, не на те кнопки попадаю, - удивился третий. От, ты - даун! Дай сюда телефон, я наберу... Я подумал о пересаженной сущности: Прицепилась, раз пальцы дернулись. Будет жить. Но ситуация в маршрутке не отпускала меня. И ведь вроде бы внешне ничего особенного - сидят ребята, прикалываются. Но почему- топриколы у них не смешные. И почему-то все окружающие их люди, оказавшиеся в поле действия этой ситуации, чувствовали себя, как оплеванные, и старательно избегали смотреть в сторону пацанов. И никакой физической агрессии не было, но всех словно унизили и опустошили. И хоть шепчет где-то в глубине голос чести, желание вызвать на дуэль... Нет. Эти атавизмы 19-го века оказываются бессильными в веке 21-ом. И остается только изнывать от невозможности изменить что- либо. От того, что самым правильным выходом из подобной ситуации остается полная безучастность. Закрытость, эмоциональная непробиваемость. Пусть эти ребята хамят и провоцируют. Но если всем будет безралично их паясничание, то оно само собой и иссякнет. Однако стоит кому-либо среагировать на их ужимки, и этот маховик провокаций они будут раскручивать раз за разом, повторяя удачный способ получения желаемого. Но что же выходит? Каждый сам за себя? И никто не защитит женщину, собаку или кошку, не встанет на защиту слабого? Никто не поставит на место зарвавшихся моральных инвалидов? Так и будем непротивлением злу забиваться в углы, позволяя сильным и наглым отбирать наше жизненное пространство? Будем беречь душу свою, по капле теряя ее? От таких мыслей холод зашевелился вокруг меня и темные нити поползли по моим рукам. Все те сущности, которых я годами вырезал, прижигал и замораживал вибрациями исцеления, сейчас оттаяли, встрепенулись и выползали из мрака, готовые сорваться с привязи. Всевозможные воспаления, нарушения, язвы, опухоли жадно тянулись к темной трехглавой ауре в глубине маршрутки. Сейчас мне достаточно только мысленно отдать приказ: «фас!», - и спустя некоторое время каждому из этих пацанов уже станет не до шуток и глумления над окружающими. Каждый из них первратится в ходячую развалину, которой никто не уступит место. Дрожащими руками они будут доставать свои мобильники и не попадать на кнопки, ошибаясь в звонках и игрушках. Часто я вижу подобные сцены, когда молодые и резвые обгоняют пожилых, умудренных опытом и смиренных, отталкивают их плечом и занимают лучшие места. Конечно, каждое общество достойно своих отбросов, в том числе и правительства. В каждом народе есть свои сливки и свои подонки, причем разница между этими крайностями иногда только в количестве присвоенных благ. Но однажды лопнет мое терпение, и вырвутся наружу все сущности из моего хранилища болезней. И не буду я тогда думать о жертвах, как о детях несмышленых. О целесообразности и непротивлении злу. О том, назовут меня светлым, темным или падшим. И воздам каждому по прихоти своей. И будет в этом не какая-то космическая или общечеловеческая, а моя собственная, ограниченная и неправильная справедливость... Темные протуберанцы рвались из меня наружу, но, завихряясь, возвращались внутрь. - Отпустить или удержать? Бить или не бить - вот в чем вопрос... Но кто я такой, чтобы вершить суд над этими, по существу, детьми? Может быть, мое восприятие ситуации чрезмерно обостренное? Стоит ли брать на себя роль мстителя или ускорителя кармы? Могу ли я, мыслящее существо, позволить себе реагировать подобно одноклеточному — ударом на удар? Могу ли я стать таким же тупым механизмом, работающим по логике «око за око, зуб за зуб»? Усилием воли я открылся свету, и темные щупальца сжались в тугой комок, который я снова загнал в энергетический холод. - Лечить их надо, а не наказывать, - подумал я. - Но разве можно вылечить насильно? Они пока даже не отделяют себя от того кукловода, который дергает их за ниточки. Не ощущают эту зависимость как внешнее воздействие. Наоборот, пока они даже рады такому симбиозу, который щедро дарит им иллюзии вседозволенности. Но все это до поры, до времени... - Ладно, - мысленно махнул я на них рукой. - Пусть все остается, как есть. Проехали... И закрывшаяся за мной дверь маршрутки отгородила от меня эту ситуацию. |