– Ты куда? Рая оглянулась. Он привстал с подушек и капризно скривил губы. Острый в серебристом ежике щетины подбородок мелко подрагивал, крупный орлиный нос уныло повис. – Не уходи! – жалобно сказал мужчина. – Мне надо в магазин: у нас кончился хлеб. – Ну и бог с ним! Обойдусь и без хлеба! – А я – нет! Раиса взяла сумку, отсчитала деньги. Выйдя за дверь, маленькая щупленькая женщина шустро засеменила к лифту. Возраст так и не смог обуздать её буйный темперамент да и солидности не прибавил. Раиса Борисовна была так же непосредственна и наивна, как в тринадцать лет. – Когда же ты, наконец, повзрослеешь! – говорил Гоша, слушая Раечкины дифирамбы в адрес дворничихи Гавриловны, приютившей таджикского паренька – Да спит она с ним! Спит! – Да, наверно, ты прав, – не желая вступать в перепалку и терять веру в благородность человеческой души, соглашалась Рая. Муж с досадой махал рукой. Поправив на ходу шляпку, женщина спустилась с крыльца, пересекла пыльный двор, и, попетляв среди коробок гаражей, двинулась в сторону проспекта, к старому городскому парку. День перевалил на убыль. Солнце поблекло, сбавило жар, сладко веяло цветущей липой. Несмотря на будни, в парке было полно народу: бабушки с внуками, мамочки с колясками, влюбленные парочки, стайки молодых ребят. Из-под пестрых зонтиков летних кафе доносилась музыка, в нарядных аллеях звенели детские голоса, посередине бульвара уютно журчал фонтан. Раиса села неподалеку и залюбовалась игрой тугих струй в радужных переливах водяной пыли. Непрерывный мерцающий солнечными искрами цикл завораживал и успокаивал. Вообще-то, на это место Рая всегда приходила с Гошей. Три недели назад он упал со стремянки, и сломал ногу. Искал на антресолях какую-то диковинную блесну для соседского внука, ничего не нашел, зато оказался в гипсе. – Черт его понес на эти антресоли – вздохнула Рая. – Говорила же: не лезь! Характер Гоши никогда не был сахарным. В нем таинственным образом уживались занудливая педантичность и безалаберность, расчетливая прижимистость и ухарское мотовство, эгоистичность и великодушие. К тому же, Георгий был ревнив, как мавр. В молодости все это как-то затушевывалось, размывалось, но с годами становилось все резче и ярче. А может, терпение Раи иссякло? Как ни странно, любовь, следуя каким-то своим иррациональным законам, почти всегда соединяет совершенно разных людей. Нет, сначала все кажется идеальным, все в унисон. Будто влюбленные разом ослепли и оглохли. Именно это и укрепляет брачные узы. Потом приходит прозрение. Вдруг выясняется, что каждый похож на супруга не более, чем стороны одной медали. Юная Раечка эту метаморфозу осознала с трудом. Ничуть не легче было с нею смириться. Со временем, она приняла почти все. Полярность биоритмов: Гоша был совой, она – жаворонком; разные способы расслабиться: он – в шумных кампаниях, она – с книжкой в руках; непохожее отношение к неудачам: она – с философским спокойствием, он – с паникой. Георгий жил в вечном плену у работы, она отключалась от неё, переступив домашний порог; он к детям строг, она – снисходительна; он ревнив, она, к счастью, нет. Иначе каждый по жизни давно бы шагал своей дорогой. За годы супружества они пообтесались, притерлись друг к другу. Но была у Гоши одна привычка, за которую Рая его иногда ненавидела. Гоша любил исчезать! Выпадать из семейного круга, без предупреждения: записок или и звонков. «Легальные» мальчишники, поездки на рыбалку или охоту – не в счет. Дело в том, что Гоше ничего не стоило пропасть по дороге с работы, уйти в магазин и явиться к ночи. Ночевал-то он всегда дома. Здесь его не в чем было упрекнуть. Впервые столкнувшись с этим, Раечка была вне себя! Ярость, тревога, страх – все смешалось в обезумевшем сердце. Она металась от дверей к окнам, проклинала день, когда вышла замуж, громоздила картины несчастных случаев, вынашивала планы мести и мысленно строчила жалобные петиции свекрови. Он пришел слегка навеселе. Благодушный и счастливый. Ни капли раскаяния в глазах. В ответ на каскад упреков недоуменно пожал плечами: – Ну, посидел с мужиками. Что здесь такого! Что не звонил? Да куда я денусь! Какие бабы! Сдурела – они мне в матери годятся! Ну, хватит! Что сама-то не звонила? А вот этого Раечка никогда не делала. Считала ниже своего достоинства. Появление детей ничуть не повлияло на Гошины причуды. Раиса пыталась выбить клин клином, но безобразные сцены ревности мигом отучили её от подобных экспериментов. Муж не гнушался приволочиться с разборками к ней на работу или нагрянуть к подругам. Коллеги потом долго шептались по углам, подруги сочувственно подзуживали бросить этого морального урода. Борясь за возвращение «блудного попугая», как язвительно она дразнила Гошу, Раечка то молчала, то закатывала скандалы и плакала, но, в конце концов, прощала. Потому что, не смотря ни на что, не сомневалась в его верности. По крайней мере, убеждала в этом подруг. Те многозначительно крутили пальцем у виска: Гоша и в юности был красавчиком, каких поискать, а, заматерев, стал и вовсе неотразим. По правде, Раечка и сама понимала, что её утверждения звучат нелепо, но и доказательств измены у неё не было. То ли муж мастерски конспирировался, то ли, действительно, не изменял. Рая же предпочитала политику страуса: пока не вижу, не слышу – значит, этого нет. Выслеживать, вынюхивать она даже в мыслях не собиралась. Случись что, «доброжелатели» всегда найдутся – это она изведала на собственной шкуре. Как-то раз сестра уговорила её заняться йогой. Инструктором группы, в которую они попали, оказался молодой интересный мужчина. Чем ему приглянулась именно Рая – бог весть. В группе были дамы и моложе и симпатичнее. Рае, как любой особе женского пола, это, конечно, льстило. Инструктор ей нравился, она принимала знаки его внимания, но не более. Однажды полюбив Гошу, она заболела им навсегда. «Трехнутая! Помешалась на своем Гоше!» – то ли с восхищением, то ли с презрением говорили про неё знакомые. Кто из них сыграл роль «доброжелателя» – осталось загадкой. Совершенно безобидный флирт был неимоверно раздут. Охваченный ревнивым бредом, Гоша превзошел сам себя! Доказывая невиновность, Рая пролила немало злых слез и перебила гору посуды. Покушение на дорогую утварь охладило ярость раздора. Так они и жили. Выросли, разлетелись дети, на горизонте маячила пенсия, а Рая по-прежнему надеялась перевоспитать неугомонного гулену. Природа наделила его эффектной внешностью и не поскупилась на здоровье: болел Гоша крайне редко. Несчастный случай он воспринял, как ужасную трагедию. «С кем не бывает! Некоторые по нескольку раз себе чего-нибудь ломают. Вон, сосед снизу чуть не каждую зиму в гипсе! Никуда твоя работа не денется! Первый больничный за десять лет – не облезут! Отдохнешь, почитаешь, а то все времени не хватает…», – увещевала его Рая. И в самом деле, несколько дней Гоша провел за книгами. Потом он заскучал. Лениво листал страницы, без конца жаловался на духоту, но стоило открыть форточки, заводил речь о сквозняке. То просил приготовить баранье рагу, но, вяло пожевав мясо, отодвигал тарелку в сторону; то его одолевал сон, и Рая ходила по квартире на цыпочках; то вдруг на него нападала бессонница, и телевизор жужжал до утра. Благодушие посещало Георгия все реже и реже. В гадком настроении, он бурчал по любому поводу, будь это горячий чай, пасмурное утро, зуд под гипсом, шум за стенкой или комариная песнь. Словом, изводил Раю нытьем, придирками и, как избалованный ребенок, непрестанно требовал внимания и сочувствия. Ограничение подвижности сделали его дьявольски капризным и деспотичным. Дни летели за днями, Гоша шел на поправку, а Раечка совершенно измучилась. То, чего она так долго и упорно добивалась, не принесло ей предвкушаемого умиротворения. Ожидать Гошу из «самоволки» оказалось гораздо легче, чем быть рядом с ним неотлучно! Разочарование было жестоко. Рая ощущала себя обманутой и наказанной. Тот сложившийся порядок их семейной жизни, что она когда-то ненавидела и пыталась изменить, теперь представлялся ей вполне гармоничным и мудрым. А может, так оно изначально и задумывалось и надо было всего лишь принять правила игры и не трепать попусту нервы? Рая утерла взмокший лоб платочком и глянула на часы. Пора возвращаться. Чуть помедлив, она встала со скамейки и неторопливо зашагала к выходу. Небо слегка осело; мошкара завела дружный хоровод; от стынущей воды пахнуло сыростью и тиной. «Не уходи, побудь со мною…», – плыл из динамиков кафе томимый страстью голос. |