*** От привкуса любви еще не сводит скулы. Любовь еще – страна, сиянье, благодать. Уже рассвет глядит сквозь ветреное дуло Замерзшего окна, но солнца не видать. Сосед включает рок, стена дрожит и гнётся: Нам вдалбливают вновь, что все – тоска и бред. В снегах застыл январь. У зимнего колодца Ни кружки, ни ведра, чтобы напиться, нет. Сквозь седину ветвей – серебряные пули - Цепочка звёзд блестит в разрыве снежных туч. И воздуха разлук ещё мы не вдохнули, А притяженья пыл, как юный бог, могуч. Размытою строкой белеет дым над крышей, Промчался снежный вихрь и сгинул вдалеке… И не успеть прочесть, о чём и кто нам пишет Невидимой рукой на чуждом языке. ВИТРАЖИ Нет постоянства в мире. Только расчертят ветви Небо над головою сеткою витража, В клочья порвет плетенье хмурый восточный ветер. Жалко обрывки кружев над головой дрожат. И не понять узора, не разгадать сюжета, Что-то бесследно тает в августовском тепле… Снова творят березы хрупкий рисунок лета На предзакатном небе в голубоватой мгле. Это же я! – Выводит контур прозрачный ветка. Это же ты! – Сплетенье, частая сеть, а в ней… Нетерпеливый ветер уничтожает метко Хрупкое обещанье благословенных дней. *** Я знаю мир, где ласковый прибой, Где небосвод беспечно голубой, И нет зимы, и лето горячо Кладет загар на гладкое плечо, А осень плавит медь и заодно Вливает в бочки пряное вино. За нею – вновь весна, и год насквозь… Но для тебя здесь места не нашлось. Есть мир другой. Над ним звенит звезда, Сквозь темноту струятся поезда, И в мареве дрожащем золотом Шоссе ползет, как лава, под мостом. Там здания до неба поднялись, Как звездолеты, рвущиеся ввысь, Земное притяжение кляня… Есть в этом мире все – но нет меня. Есть третий: лучше двух знакомых он – Как радуга, как зреющий бутон. Благословеньем солнечным горя, Он весь в лучах, как в нитях янтаря. Пестреет луг, выводит трель родник, На зыбкой синеве играет блик. Там птичий рай и вековечный свет… Вот только нас с тобой, любимый, нет. А этот – черно-белое кино. В нем небеса не чинены давно: Все льет и льет. Который день подряд Над нами тучи хмурые стоят. Здесь серый дым и серая вода, И к августу листва уже седа, А в ноябре – мороз и свет не мил… Таков он – мир, что нас соединил. *** Когда моя любовь просила хлеба Под окнами другой – твоей – любви, Ты медный грошик в пасмурное небо Смеясь, подбросил и сказал: «Лови!» В тот миг судьба, пригревшаяся где-то, Сентиментально всхлипнула во сне – И тусклою, истертою монетой Твоя душа в ладонь скакнула мне. И понеслись года в мельканье спором… Среди невзгод – в нужде, порой в бреду – Мне было слаще сдохнуть под забором, Чем на медяк тот выменять еду. Когда же мною жизнь вертеть устала И в дом ввела, где шелк и зеркала, Твоя душа – простой кусок металла – На дно шкатулки бронзовой легла. Менялся мир, скрипя остовом ржавым. Покой мой креп. Яснел небесный свод. Все дальше рубежи моей державы Отодвигались от моих ворот. Сверкали шпили так, что больно глазу, И легкий ветер тюль трепал в окне… Прости, что я припомнила не сразу Тебя, когда ты сам пришел ко мне. Но что с тобой? Дрожишь, неровно дышишь… Как? Любишь?!.. Что? Клянешься на крови… – Верни мне душу! Душу, ведьма, слышишь? – Да слышу, слышу… Вот она. Лови! *** Превращая в обряд или таинство каждую встречу – Знаю, – ждешь ты зимы, охлаждения бурной души. Время лечит. Мы знаем наверное – лечит И любую сердечную нежность оно сокрушит. Пестрым, ласковым счастьем нас лето с тобой поманило, Мирно дышит над пылью и зеленью уличный зной. Ну же, милый, не хмурься! Лучистою радостью, милый, Одаряет нас солнце сквозь лиственный полог резной. В наши годы – чудес и открытий любовь не дает, но Ярким, праздничным шелком расцвечена щедро канва: Взгляды ясны и долги, касания рук – мимолетны, И молчание кротко, и сладко бездонны слова… Знаем оба: по снегу строками обыденной прозы Санный след разбежится, взметнется поземка, звеня… Что ж ты холода жаждешь, в жару – предрекаешь морозы И, задолго до срока, стремишься оплакать меня? *** - Синее с золотом сари царевна надела, Словно наряд этот мог укрепить его силы. Чудищ-ракшасов и черных уродливых дэвов Острым лучом красота ее насмерть разила. Радость ее была лучшим из лучших оружий: Рядом любимый, чье сердце не знает измены! В страхе бежали враги - изнутри и снаружи Царственный гнев сотрясал ненавистные стены. И никогда человек ни один еще не был Благословенным, как Рама. И многим казалось: Синее сари ее, словно синее небо, Знаменем славы его над страной развевалось. В день же, когда его радость иссякла и скрылась, В день, когда в уши царя просочились наветы, Синее сари, пылающий взмах его крыльев, Пеплом рассыпалось, мир обесцветив навеки… Что наша власть по сравнению с вечной любовью? Что наша мощь - перед горечью вечной потери? Что мы узрим, когда небо, склонясь к изголовью, В вечную синь растворит нам узорные двери? - Так говорил мне брамин, и душа моя крепла, И на меня сквозь глазницы тщедушного тела – Как затаившийся тигр, как огонь из-под пепла, Пристально – мощная, яркая древность глядела. Пусть наше небо иного полета и веры, Тот же мне чудится проблеск в бессолнечной хмари: Над задремавшим на севере городом серым Стелется взмах шелковистого синего сари. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
