- Вероника!!! Куда ты запропастилась? – щегольски одетый мужчина лихорадочно тряс колокольчик, не переставая при этом кричать, - Вероника! Где ты, моя стройняшка? Может уже представишь свой чудный лик пред мои светлые очи?

Это продолжалось минут пять, пока терпение мужчины не иссякло. В сердцах он бросил на массивный дубовый овальный стол газету, встал с тяжелого резного стула старинной работы, на котором сидел, как на троне и направился в кухню. Высокий, накаченный, стриженный почти под ноль, маскируя тем самым большую лысину, он быстрой пружинящей походкой двигался по широкому коридору, больше напоминающему картинную галерею, все стены которой были увешаны разнообразными полотнами, без всякой системы.

Распахнув дверь в кухню, он в удивлении застыл перед ней. Его глубоко посаженные маленькие глазки от возмущения готовы были выскочить из орбит, гладковыбритые щеки покрылись гневным румянцем, острый нос, больше похожий на клюв, слегка подрагивал, и без того тонкие губы, плотно сжались и вытянулись в горизонтальную полоску. Он с яростью смотрел на могучую пританцовывающую женскую фигуру, повернутую к нему спиной, и хлопотавшую возле плиты. Росту в ней было около двух метров. Под тонким летним платьем бугрились мощные мышцы. Голова, с собранными в пучок волосами казалась неестественно маленькой на крупном теле. Злой взгляд мужчины был прикован к наушникам, вдетым в уши женщины, от которых отходили тонкие проводки.

Лицо мужчины все сильнее наливалось гневом. Даже маленькие уши, больше похожие на женские, сильно покраснели. Он громко топнул ногой, одетой в лакированный ботинок с острым носом. Звук получился ощутимый, но женщина даже не «повела ухом», продолжая напевать и что-то нарезать. Не выдержав, мужчина подошел вплотную и остановился у нее за спиной. Вероника слегка повела внушительного размера носом из стороны в сторону, улавливая хорошо знакомый ей запах дорогого парфюма, и резко обернулась, оказавшись лицом к лицу с грозным мужчиной.

- Ой, Максим Анатольевич! – воскликнула она, не сразу догадавшись вытащить наушники из ушей, от чего фраза прозвучала пугающе громко, - что вы здесь делаете?

- Я!? – заорал ей мужчина прямо в лицо. Она в ужасе отшатнулась, - Что я здесь делаю!? Что ты здесь делаешь, спрашиваю я? Как ты смеешь не реагировать на мой вызов? – продолжал орать он.

Неожиданно хорошенькое лицо, которое совсем не гармонировало с крупной фигурой, исказилось от еле сдерживаемых слез. Женщина была достаточно молодая, не старше тридцати лет. Она выхватила носовой платок из кармана платья и прижала его к губам.

- Я тебя спрашиваю, глупая курица, что ты себе позволяешь? – опять заорал Максим Анатольевич, - мечтаешь быть уволенной? А!?

- Я не знала, что вы уже встали, - пролепетала бедняжка, - я слушала музыку, может, немного громче обычного…, - всем своим большим телом она трепетала от страха перед наказанием.

- Сегодняшний день ты работаешь бесплатно! Наверное, я тебе слишком много плачу, раз ты себе такое позволяешь, - уже немного тише сказал Максим Анатольевич, - Чтобы через пять минут завтрак был у меня на столе! Поняла? - она молча кивнула, хлюпая носом, - Ты все поняла? – он опять повысил голос.

- Да, я все поняла. Я мигом все принесу.

Мужчина резко развернулся и вышел из кухни. Зайдя в комнату, он опять сел на стул и взял брошенную газету. Вот таков он был – Карлов Максим Анатольевич – один из наиболее богатых людей города.

Маленький Максим был единственным ребенком у замученной мамаши и папаши алкоголика. Едва закончив десять классов, юноша поступил в техникум и выучился на теле и радио ремонтника. Этим и зарабатывал на жизнь вплоть до тридцати лет. К тому времени он уже был женат, и сыну исполнилось пять лет. Заработанные деньги он старательно складывал в «кубышку», пока не накопил приличную сумму. Все отложенное он потратил на покупку видеомагнитофона, который стоил, как машина «Жигули». В России таких магнитофонов не было, их привозили с Запада люди, у которых была возможность ездить туда. Магнитофон он купил не для того чтобы смотреть его самому в кругу семьи. У него были далеко идущие планы. Чтобы окупить затраты, он открыл видеосалон прямо в одной из комнат своей двухкомнатной квартиры на первом этаже. Оборудовав ее пятьюдесятью стульями, телевизором «Березка» и драгоценным видеомагнитофоном, он стал устраивать ежедневные просмотры фильмов. В те годы билет в цивильный кинотеатр стоил от 10 копеек на детский сеанс, до 50 копеек на взрослый в вечернее время, а в его видеосалон - 1 рубль. И ведь забит был, даже мест не хватало.

У Максима Анатольевича, как и у каждого обладателя магнитофона, были и кассеты, только с иностранными фильмами. Несмотря на ужасное пиратское качество кассет и каркающий голос Володарского, зажимающего нос во избежание идентификации голоса, так как переводом занимались нелегально, фильмы смотрели, раскрыв от восторга рты. Молодежь любила тогдашние фильмы ужасов про мертвецов, они были настолько забавные, или фильмы с Брюсом Ли, или эротика - «Греческая смоковница» и «Эммануэль». А комедии в стиле «Полицейской академии» или «Назад в будущее» пользовались особенной популярностью. Сейчас нам бы качество картинки показалось поганым, звук — еще более отвратительным, а тогда это было чудом техники — вместо надоевшей передачи «Сельский час» или «Прожектор перестройки» включить тот фильм, который ты хочешь посмотреть.

Максим Анатольевич не довольствовался простым зарабатыванием денег, он хотел зарабатывать больше. Из-за несовместимости отечественных телевизоров и импортных видеомагнитофонов, восторг от просмотра иностранных фильмов был зачастую несколько омрачен отсутствием цвета. Тогда телемастер вставил самодельный декодер в свой телевизор, получил цветную картинку, и его видеосалон стал еще более популярен. Конечно, не все было гладко. Отечественная милиция часто устраивали облавы. Обычно, они имели хитрый приемчик. Подойдя к квартире, вырубали электричество на щитке в коридоре и только потом стучали в дверь. Какой был эффект? А очень простой - хозяин физически не мог достать и запрятать кассету, к примеру, с порнушкой из видика, просмотр которой преследовался законом. То есть улики были на лицо. Но наш Максим Анатольевич умел договариваться с законными представителями властей.

Через год он уже показывал фильмы в вагоне электропоезда пригородного следования, а через два у него уже был свой видеобар, где уже в цивильных условиях с бокалом вина и в обнимку с девушкой можно было посмотреть зарубежные видеоклипы.

Сейчас ему было пятьдесят пять лет, и он с уверенностью мог сказать, что всего в жизни добился сам. Видеосалоны канули в Лету. Теперь он являлся официальным дистрибьютером в России ведущих марок женских гигиенических прокладок, памперсов, парфюмерии. У него имелось несколько фитнес – салонов в городе, несколько оздоровительных центров специально для женщин.

Это было его основным жизненным парадоксом, то, что существовало в реальности, но не имело логического объяснения. Он зарабатывал на женщинах, к которым относился с сильным неприятием, близким к отвращению, как к испортившейся, несъедобной, грязной пище, как к итальянскому сыру кассу марцу, содержащему живые личинки насекомых, или китайскому деликатесу «тысячелетнее яйцо» - вареному утиному яйцу балют, в котором уже сформировался плод с оперением, клювом и хрящами. Его неприятие носило форму самосохранения. Он считал, что женщинам нужны только его деньги. Любовь он в принципе отвергал, называя ее преследованием похотливых целей. От женщин ему нужно было единственное – их тело, которое он называл воротами, открывающимися толщиной его кошелька. Ему ничего не стоило унизить женщину в глазах других людей, причем, намеренно, с целью самоутверждения. Единственная женщина, к которой он испытывал чувство, похожее на уважение, была его вторая жена, которая умерла больше двух лет назад. После этого, его неприятие женского пола только усугубилось.

Максим Анатольевич с нетерпением смотрел на секундную стрелку своих часов. Пять минут уже практически истекли. Он был готов задать новую трепку Веронике, если она опоздает хоть на минуту. Но тут ему не повезло. Проявив истинный талант по быстроте приготовления завтрака, Вероника внесла в огромную гостиную уставленный тяжелый поднос. Она торопливо расставляла перед хозяином дымящийся омлет, поджаренные тосты, масло, повидло, тонко нарезанные сыр и ветчину и чашку горячего кофе без молока. Он следил за ее умелыми движениями, презрительно поджав губы.

- А теперь отрегулируй сплитсистему. Здесь холодно, как в холодильнике, - сказал он, когда Вероника уже готова была удалиться.

Она послушно взяла пульт дистанционного управления, который лежал на столе прямо возле руки хозяина, и, направив его на систему, нажала одну единственную кнопку, пустив поток холодного воздуха на потолок, откуда он начал рассеиваться вниз. Потом положила пульт на место и замерла в ожидании новых приказаний. Карлов не обращал на нее внимание, читая газету и прихлебывая кофе. Тогда она развернулась и пошла в кухню. Когда она уже почти дошла, то снова услышала звон колокольчика, призывающий ее обратно.

- Свою машину я оставлю дома. Распорядись, чтоб ее помыли к двенадцати часам. Мне она понадобится в это время, - равнодушно сказал он, когда Вероника вернулась в гостиную, - да чтобы она блестела, поняла? Когда он, кстати, вернется?

- В городе пробки. Обычно он тратит из-за них больше времени на дорогу, - ответила Вероника.

- Еще! Сегодня вечером у нас будут гости. Накрой стол в гостиной к восьми часам на…, - он подсчитал в уме, - семь персон. Поняла? - Вероника кивнула, - все, свободна, - сказал Карлов, пренебрежительно махнув рукой, - убирайся.

Вероника ушла, глотая непрошенные слезы обиды.

Карлов не спеша допил свой кофе, так и не притронувшись к еде, свернул газету и бросил ее прямо в тарелку с омлетом.

- Тупая дура! – в сердцах проговорил он, имея в виду Веронику, - просто курица без мозгов. Да заменить не кем. Да и другая будет такой же тупой, – Вероника служила в его доме домработницей уже четыре года. Ее рекомендовал Максиму Анатольевичу друг – заместитель мэра. Сказал, что лучше он вряд ли найдет. Карлова раздражало в ней все: огромная фигура, не сочетающаяся с мягкими чертами лица, покорный и трусливый характер, даже ее высокая трудоспособность порой сильно выводила его из себя. Но, обычно, он сдерживался, не позволял такого, как сегодня. Просто, день не задался с самого утра. Ему приснилась покойная жена. Во сне она сказала только одну фразу, которая очень напугала Карлова: «Если не перестанешь издеваться над моим сыном, я заберу тебя с собой». Проснулся он, объятый паническим страхом. Постепенно успокоился, так как не отличался суеверием, не верил в загробную жизнь, но настроение было окончательно испорчено, вот и сорвался на Веронике.

Встав из-за стола, Карлов покинул гостиную. В просторной прихожей с массивной входной дверью, с огромными зеркалами на стенах, покрытыми позолотой, с дубовыми балками по углам, создающими иллюзию прочности и надежности и своим монолитом поддерживающими потолок, с полом из мореного дуба он повертелся перед зеркалом, оглядывая совершенство своего дорогого темно-синего костюма, и вышел во двор. На подъездной аллее его уже ждал черный Мерседес. Водитель услужливо распахнул заднюю дверь, куда Карлов элегантно втиснул свое натренированное тело. Охранник открыл автоматические ворота и машина, не спеша, выехала на проезжую часть коттеджного поселка «Гайд-парк», что находится в пятнадцати километрах от центра Екатеринбурга на живописном берегу озера Шарташ.

- Козел! – в сердцах проговорила Вероника, глядя в окно на отъезжающую машину.