Р.Карлофф © 2009 Родился и вырос Лёха в крымском причерноморском посёлке Семигорье – пригороде Алушты. Лёхина мамка Вера Сергеевна смолоду ходила поваром на земcнаряде "Красный Перекоп", всю жизнь мечтая о переходе на торговое судно загранплавания, но какое-то обстоятельство в её прошлом препятствовало осуществлению этой мечты. "Перекоп", оправдывая свое название, круглогодично обходил Крым, подчищая рейды, фарватеры и каналы, рискуя каждый день подорваться на минах прошедшей войны. Только продолжительные штормы, ремонт, да праздники удерживали его у родного причала в Керчи, так что мамку свою Лёха видел нечасто. Капитаном земcнаряда был Пал Палыч – высокий, грузный и шумный, но добрый мужик, с причёской "под Котовского". В метрике у Лёхи в графе "отец" значился прочерк, а по отчеству он был Алексеевич, хотя среди членов мамкиного экипажа никакого Алексея не было. Жили они в небольшом домишке, прислонившемся к косогору на окраине посёлка – как раз где начинались виноградники. Во дворе был ещё невзрачный флигель, в который мамка пускала в курортный сезон отдыхающих. В основном ихними деньгами и угощениями Лёха и кормился, пока мамка ходила в море. В мамкино отсутствие сызмальства за Лёхой приглядывала бездетная соседка баба Тася. Была она доброй женщиной с печальными глазами. Она ему пела колыбельные, лечила от вшей и кори, она же два раза ходила в школу, когда вызывали Лёхиных родителей. Рассчитывалась мамка с бабой Тасей продуктами с парохода, иногда подарками или деньгами. К пятнадцати годам воспитательное воздействие бабы Таси на Лёху кончилось. В то время, когда страна Пионерия носила пионерские галстуки, трубила в горны, отдавала салют красным знамёнам, играла в "Зарницу" с местными пограничниками, стриглась под "чубчик" или "полубокс", надевала белые рубашки и чёрные шортики, Лёхе были больше по душе битловские песни под гитару, нестриженные патлы, цветастые рубашки и клеша. Его хата была превращена в хипповский "флэт", приезжие и местные пацаны "дербанили" мак, сушили листья конопли, меняли у столичных травку на хорошие сигареты "Самел" с нарисованным верблюдом. Вино в тех краях считалось напитком для утоления жажды. Место было окраинным, удобным для "отхода", ставни и окна с низким подоконником никогда не запирались. Было у Лёхи одно уединённое местечко – Лукоморье. Две выступающие в море каменные гряды отгораживали от пляжа маленькую уютную бухточку с узкой полоской золотого песка, отвесной почти пятидесятиметровой стеной, и тремя огромными, торчащими из воды, камнями-валунами. Добраться в Лукоморье можно было только вплавь или на лодке. На валунах можно было внаглую загорать голышом средь бела дня и только с пограничного катера тебя могли заметить. Пограничники с заставы, обходящие дозором побережье рано утром и перед закатом, обходили это место по верху. Они редко вызывали катер для разборок с местной шпаной, нарушавшей строгий пограничный режим. На открытом пляже им чаще попадались подвыпившие парочки из числа приезжих, пожелавшие искупаться ночью в море. Их задерживали и до утра несчастные влюблённые на заставе чистили картошку в подвале или драили полы. Мало кто из приезжих знал про Лукоморье. Но однажды Лёха во второй половине дня задремал под крутым берегом и не заметил, как в его таинственную бухточку проникли посторонние. Две столичные студентки, на поверку оказавшиеся "интердевочками" на отдыхе, незаметно подкрались к Лёхе, и без всякого стеснения настойчиво, но ласково сделали из мальчика Лёши мужчину. Долго потом ему с приятностью вспоминались их бесстыжие глаза, наглые жаркие губы, вздохи и вскрикивания. Если школа еще сдерживала Лёхины "хипповские" порывы, то в профтехучилище – "бурсе", в которую он поступил после восьмого класса учиться на повара-кондитера, были совсем другие порядки. В его поварской группе было пятнадцать девчонок и три пацана. Его песни под гитару нашли своих слушателей. Ему обрыдли комсомольские значки и собрания, только вот Танька Симукова – комсомольский вожак их группы, привлекала его внимание тем, что не "промывала мозги" за причёску и у неё были заграничные пластинки. Её папаня работал журналистом в известном литературно-художественном альманахе, увлекался древнегреческими мифами и легендами, и бывал за границей. Фарцевать не фарцевал, но дочку старался одевать в "фирму" Как-то на втором курсе "бурсы" на выходные, в начале сентября, Танька Симукова затеяла поход в горы. Пошли всемером на перевал к знакомой пещере. В тумане, что неожиданно накрыл всё вокруг как ватным одеялом, разбрелись, и Лёха с Танькой оторвались от группы. Они шли долго и упорно, пока не преодолели туман, который недвижимым облаком застыл внизу у них под ногами. Пока искали подходящее для ночёвки место, собирали хворост для костра – сгустились сумерки. Таньке стало холодно и страшно. Так они оказались в одном спальном мешке под открытым небом. После выпитого вина согрелись и обоим захотелось любви. Любились долго в тесном спальнике, а разогревшись, выбрались наверх. Потом отдыхали, вместе смотрели на небо, такое чёрное и звёздное в эту сентябрьскую ночь. По небу, среди звёзд, двигались светящиеся мерцающие точки спутников, тоже похожие на звёзды. Лёха ощутил себя летящим на маленькой планете сквозь звёзды, через бесконечную Вселенную. Как будто он – Человек Вселенной, и может долететь до любой самой дальней звезды. Потом они вместе встречали рассвет. Восход солнца в горах – это потрясающее зрелище и непередаваемые ощущения! Это совсем не так, как встречать рассвет на берегу моря, когда почва под ногами тверда и незыблема, а солнце озаряет горизонт и выходит из моря, поднимаясь всё выше и выше. В горах, лёжа на Земле и слившись с нею, ощущаешь себя летящим навстречу Солнцу. Светило неподвижно, а ты, как муравей, прилипший к футбольному мячу, вращаешься вместе с планетой, и чудится, будто в утренней тишине поскрипывает, проворачиваясь, ось Земли. - Знаешь, кем бы я хотел быть в будущем? – спросил он Таньку. - Кем же? – открыла она глаза и вопросительно взглянула на него. - Таким человеком, чтобы свободно обойти всю землю, без всяких препятствий и документов. - Путешественником? - Это слишком простое слово. Все путешественники возвращаются к дому. Таким человеком – как птицей, чтоб жить, где захочется - легко, вольно и красиво. Однажды в одном иностранном музыкальном журнале, который он увидел у Таньки, когда её папаня был в отъезде, Лёха подсмотрел описание жизни хиппи в коммуне на каком-то острове в Индийском океане. Ему понравился лозунг хиппи: "Make love, not war!", что значит "занимайтесь любовью, а не войной!" Их образ жизни в коммуне включал равное и свободное распределение благ, нередко с участием незнакомых людей, употребление психоделических веществ, свободную любовь. Ему неудержимо захотелось на этот чудный остров. Лёха задумался о другой жизни в другом месте. Он долго вынашивал свое намерение, принял решение и стал тщательно готовиться, скрывая даже мысли ото всех. Ему нужно было попасть служить на флот. Желающих тянуть лямку на флоте, на год больше, чем в армии, среди его ровесников нашлось немного. В военкомате учли его желание, сиротское положение, рекомендацию Пал Палыча, отсутствие приводов в милицию и комсомольскую характеристику, написанную Т.Симуковой. Ради флотской службы пришлось пожертвовать причёской. Призвали его на Черноморский Флот и стал он коком в бригаде надводных кораблей. Как говорится – поближе к камбузу и подальше от начальства. Начальство оценило его умение готовить не только макароны по-флотски, но и котлеты по-киевски и стал он кормить офицерскую кают-компанию. Соответственно, кроссы, полигоны и политзанятия обходили его стороной. По бригаде была объявлена подготовка к переходу группы кораблей в район Персидского залива. Лёху в поход не брали. Повезло ему, можно сказать, случайно. На танкере, назначенном в ордер, слёг с аппендицитом кок, стали срочно искать замену, выбора не было – Лёха вышел на корабле на рейд. Он был осторожен, не высовывался, не светился, на камбузе справлялся хорошо. Знал, что ещё не всё решено окончательно, что особисты еще перевернут все кубрики, все личные дела, чтобы в поход ушли "самые достойные и убеждённые". Наконец, всё успокоилось, волнение схлынуло, сверху дали добро и корабли в кильватерном строю покинули рейд. Когда ночью проходили турецкие проливы – на палубе стоял вооруженный караул из офицеров, матросские кубрики были задраены, начальство решило не рисковать, а вдруг кто упадёт в воду нечаянно – турецкий берег-то вон как близко. Потом парились в железе, проходя Суэцкий канал. Только несколько боевых зенитных расчётов с полной выкладкой дежурили у орудий на крейсере и эсминцах. Лёха на своём танкере чувствовал себя полегче – на камбузе было два иллюминатора, в них поступал жаркий, но всё-таки свежий воздух. Черпая из канала воду для мытья палубы, Лёха выловил какую-то тряпку, оказалось футболка с какой-то эмблемой - курицына лапа в круге. Он её выстирал, высушил и спрятал - не в рундук, куда заглядывали все проверяющие,- а в переборку из пластика. Когда вышли в залив, офицеры немного расслабились – экипажи кораблей повылезли наверх, занялись обычными приборками и тренировками. Лёха нашёл запасной пробковый спасательный круг и корабельной шаровой краской, которая предназначалась для покраски бортов и надстроек, предусмотрительно закрасил одну сторону круга, на которой значился номер и имя корабля. Таким образом, оказавшись в воде, он мог повернуть круг оранжевой или серой стороной в зависимости от обстановки. Лёха запасся шоколадом, орехами и сухофруктами, а ещё приспособил резиновую грелку для питьевой воды, присоединив к ней трубку с пластмассовым краником от клизмы. Как он и рассчитывал, никто не ожидал, что кто-то попытается покинуть корабль в шторм в десятке миль от берега. Лёха оставил матросскую форму аккуратно сложенной на "баночке", больше всего ему жаль было расставаться с полосатым тельником, но пригодилась футболка с куриной лапой. Он обставил всё так, чтобы подумали о несчастном случае, а не о злом предательском умысле, мол, вышел наверх проветриться и свалился за борт в одних трусах. Подобрали его у африканского берега мятежные вооруженные люди. Через два месяца Лёха сбежал от них и стал солдатом Иностранного легиона. Там не проводили душещипательных бесед о прошлом рекрута, оно никого не интересовало. В моду входил стиль "милитари" – берет, трёхцветный камуфляж и ботинки с высоким берцем. В дальнейшем сержант Алекс тяготился военной службой. Он заразился ВИЧ, когда насиловал чернокожую девчонку. В первом отпуске заразил СПИДом целую коммуну хиппи на юге Франции. Через некоторое время Лёха перестал вспоминать своё родное Лукоморье и мамку свою Веру Сергеевну. |