Силе моря нет предела, измерить её невозможно, любую шкалу зашкалит, и этот восьмибальный шторм синоптики предсказывали серьёзный. Служба проходила в Крыму на Чёрном море. Как-то летом подошёл майор и сказал: «Готовь радиостанцию, как только синоптики дадут погоду, пойдём в море испытывать космическую капсулу на приводнение». Через несколько дней погоду дали. В Феодосии мы погрузились на огромное научно-исследовательское судно "Саша Чекалин", где под брезентом уже находилась космическая капсула. Вышли в море и направились в заданный квадрат. Впереди - военный тральщик, сзади - дизельная подводная лодка. Проводив нас до места, они куда-то исчезли. Моя задача - стоять на мостике между капитаном корабля и майором военно-воздушных сил, держать связь с нашим аэродромом, докладывать, как идут испытания, а так же передавать капитану команды с земли. Был полдень, но вдруг начало темнеть. Небо и вода стали чёрными.Море становилось злым. В космический корабль залезли два человека в скафандрах. Шарик подняли и опустили в море. Он скакал по верхушкам волн, как поплавок, и казался непотопляемым. Судно отошло от него на приличное расстояние и вело наблюдение. Тем временем шторм нарастал. Чёрное небо смешалось с чёрной водой, волны обрушивались на корабль, накрывая его целиком, как огромной кувалдой било по бортам, корабль вздрагивал всем корпусом и трещал. Ещё в порту, перед выходом, мы наелись до отвала. Теперь никто есть не хотел, всех тошнило. К моему собственному удивлению, я держался на ногах, когда многие моряки уже лежали плашмя. Морская болезнь буквально косила людей, выворачивая их наизнанку. Корабль был похож на помойку. К тому же, Чёрное море живое только в верхнем двухсотметровом слое, ниже оно мёртвое, там сероводород, пахнет тухлыми яйцами. При шторме вода перемешивается, и запах выходит наружу, вонь невыносимая. В глазах людей не было разума и желаний, они потухли, только страх делал их абсолютно круглыми. Все хотели жить, и мало кто надеялся уцелеть. Многие искренне бормотали самодельные молитвы: хоть бы на полчасика прекратилась эта болтанка, хоть бы ещё раз ступить на твёрдую землю, хотя бы снова увидеть мать. Боже, прости наши грехи, спаси наши души.… Если останемся, живы, будем жить по-другому, будем ценить каждое мгновение. Было очень страшно и жалко себя. Собственное будущее было отрезанно от нас кипящим морем. Это было почище ада. О космической капсуле, кажется, все забыли, и те двое там давно должны были отдать Богу души. Но, проболтавшись вечность, четыре дня между жизнью и смертью, мы увидели её. Волны были ещё очень высоки, качало ужасно, но корабль уже не стонал, а космический шарик плавал невдалеке, как ни в чём не бывало, по-прежнему перекатываясь с гребня на гребень. Капитан решил не играть с судьбой, выловить шарик и идти в порт. Спустили боковые сети, с четвёртой попытки шарик подняли на палубу. Из него выползли два худых и зелёных инопланетянина, говорить они ещё могли, выглядели ужасно: им досталось больше всех. Эти испытатели - истинные герои. Их увели в каюту. Вряд ли они там уснули. Постель проваливалась под человеком в бездну, и он летел ей вслед, чтобы догнать, но она вдруг разворачивалась навстречу и больно била; даже если её обнимали двумя руками, она всё равно умудрялась вырваться и показать свой дурной характер. С десятой попытки корабль вошёл в порт, его постоянно сдувало и сносило мимо портовых ворот. Затратив полдня, мы, наконец, пришвартовались к твёрдой бетонной не качающейся стенке. Все поспешили на твердыню, ещё не веря, что молитвы сбылись. Со стороны было смешно смотреть, как трезвые люди шли по асфальту, покачиваясь хуже пьяных. Моряки, набив мой рюкзак битком гостинцами, сушеной рыбой: воблой и таранью, - сказали, что я выдержал водное крещение. Рыбу ела вся казарма и просила рассказать ещё и ещё, как штормило море. В столовой я хватал свою миску, чтоб её не унесло на другой конец стола, делал паузу, пропустив волну, затем, как фокусник, совал её в рот. Солдаты сбегались посмотреть эти выкрутасы. Теперь уже весёлый смех сотрясал стены… А вообще армия - это самые насыщенные годы моей жизни. Долго мы ещё вспоминали со старым с другом прошлое, общих знакомых. Наши судьбы оказались схожими. Мы работали и учились. Любили и растили детей. Ошибались, падали и вставали с колен. Мы кричали, но нас не слышали, тогда мы стали писать. Может поймут нас потом, может услышат? Мы обменялись фотографиями наших детей. Он, мой друг, подарил мне свою книгу: «Мне тебя не забыть». Он большой человек в Берлине, режиссер «Немецко-русского театра». Мы расставались, как братья. Человеку очень важно знать, что где-то у него есть надёжный друг, с которым можно пойти в разведку. Друга не надо просить ни о чём, с ним не страшна беда. Друг мой-третье моё плечо, будет со мной всегда! И как это верно! |