* * * «Мир прекрасен!» – заучено таблицей умножения, «Человек – это... гордо!» – вертится так часто в голове... Отчего же существуют само-повешение, само-сожжение и само-вскрытие вен?! Среди утонченных насилий и милого свинства, ложной правды и праведной лжи из всех возможных способов самоубийства я выбираю – жизнь! Нет! – это не самый легкий выход. Тот, кто только дышит, – еще не живет. Жизнь – проста. Как вдох и выдох после удара в живот. МАСТЕР Он весь в работе. Без стыда и фальши улыбка оживает на холсте. А взгляд его привычно видит дальше: сплетенье мышц, сосудов и костей. И каждый нерв, и даже каждый атом... Но радость не приходит, как назло. Он расчленяет образ, как анатом, и мастерству мешает ремесло. Потом ему привидится, приснится, как фон отодвигается во тьму, и проступают черные глазницы, и череп улыбается ему. ДУША 1 ...И когда нестерпимую тайну скрывали вечерние шторы, тополя холодели в серебряном свете луны, губы имя шептали, на шпагах клялись мушкетеры, – жил-был мальчик. Он видел счастливые сны. Он любил. Он верил себе... и не верил, ревновал и творил, и взрослым грубил сгоряча... – Что такое душа? – Он замер у запертой двери и, целуя замок, пожелал безрассудно ключа. 2 Льется матовый свет из бессонно горящих окошек. Я живу не тужу, – то паяльник, то скальпель в руке. Осциллограф чиню, допоздна препарирую кошек и читаю взахлеб статьи на чужом языке. Дни за днями бегут, неделя идет за неделей, по нечетким путям годы цепью вагонов ползут... Но бывает, что миг озарится счастливой идеей – это плата за все. И надежда. И новый маршрут. 3 Ты живой ли еще, долговязый восторженный мальчик? Мы с тобой разминулись. Лет десять, наверно, назад. Может, там, на холме, где высокая церковь маячит. Может, там, под холмом, где стеной новостройки стоят. Ты подолгу смотрел, как стрекозы висят над затоном («Вот поймать бы одну!» – чего бы ни отдал за то...) Нет в помине стрекоз – все одето «стеклом и бетоном». Да и мало кто помнит, что был здесь когда-то затон. 4 Отцвела бузина, вновь раскрылись стручки у акаций. Это все не твое, это отдано в долгий залог. Сколько опытов, формул, параметров, классификаций! Вот и ключ самодельный как будто бы входит в замок. А гармонии нет – приоткрыта лишь крышка рояля, – может, не было вовсе, а может, сквозь щели ушла... Вместо дивных сонат – рычажки, молоточки, педали... Да и сам посуди, ну какая у кошки душа? ЗЕРКАЛО Свет ночника забрызгал стены, застыл в стакане каплей влаги. Легли застенчивые тени на лист нетронутой бумаги. Он видел мир... Там дивной вязью цвели желанья в темной гуще, там проросли взаимосвязи, сроднив ушедшее с грядущим. Так трепетно и так фальшиво там, в глубине, сливаясь вместе, срослись ветвистые вершины у лицемерия и чести. Мир искривлялся понемногу и все отображал иначе... Он был то выпукл, то вогнут. И многослоен. И прозрачен. ...И было тихо. Было слышно удары сердца – мерно, гулко. Застыла в кресле неподвижно его склоненная фигурка. И постигая суть явлений, он ощущал, чем каждый движим, – ту цепь неясных побуждений, что называем мы п р е с т и ж е м. Он беспристрастен был и даже себя разоблачил и выдал... И он не знал, что будет дальше, и в то же время все предвидел. И в полутьме над ним светилась и все яснее намечалась случайная Необходимость, необходимая Случайность... СТАНСЫ По части не познаешь целого... Зарницей в ночь догадка брошена: Вся жизнь в грядущее нацелена – и все же... мы уходим в прошлое. Пускай в последний миг агонии наш путь извилистым представится – кривая – четкая! – погони за нами все-таки останется. Спираль немыслимой теории в судьбе замкнется обязательно. Мы чертим в жизни траектории, а жизнь проходит... по касательной. * * * Ну как не думать о деньгах! Ведь что ни дело – торг и сделка... С утра у черта на рогах (и колесо вращает белка). Я понимаю – на беду: что наша жизнь? – не мы ли сами? Но снова завтра побегу, чтобы свести концы с концами. (Берет за горло нищета – и добивается уступок... А я всегда привык считать себя способным на поступок.) И снова ночью не уснуть: опять вопросы – кто ты? с кем ты? (А в голове такая муть: счета, платежки и проценты...) Но если жизнь твоя – не та, тогда зачем ее ты прожил? ...И подступает пустота, и смотрит – пристально, до дрожи. НОКТЮРН И снова сутки прочь – проспали и пропели, и снова наша жизнь размеренно-пуста. Без памяти пилот стреляет сквозь пропеллер и попадает в ночь, не повредив винта. Мы пьем на кухне чай, а девочки уснули. Сидим и ни гугу, а где-нибудь сейчас – и в очередь и так – летят шальные пули, и – как бы невзначай – одна попала в нас. Коричневый настой – без запаха и вкуса, надменный ход часов, и ничего не жаль. И где-то в глубине поблескивает тускло пульсирующий луч, уложенный в спираль. Сползает паучок по биссектрисе транса, и чмокает малыш губами на соске, – высвечивает страх фатальный бред пространства, где вечно наша жизнь висит на волоске. ПРЕДСКАЗАНИЕ Не будет покоя, даже в аду. Хоть доли достоин иной, я места под солнцем себе не найду. Но место мое – под луной. Все сроки пройдут – и однажды, в ночи, в конце сумасшедшего дня, средь тысячи дел ты забудешь почти, что видеть не сможешь меня, – меня ты увидишь – в проеме окна, где липы чернеет скелет, где смотрит на мир молодая луна несчетные тысячи лет. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
