43. МИМОЛЕТНОЕ ВИДЕНЬЕ

 

После того, как задание Сократихи было выполнено, и все три квадрата она признала достаточно замулеванными, ведьма поставила на них по стеклянной призме и велела смотреть исполнителей на свои работы.

На этот раз Шплинт не оказал никакого сопротивления. Напротив, ему стало даже любопытно посмотреть, что у него получилось.

Правда, по началу его творение показалось ему не слишком удачным, и он сообразил, что мог бы его улучшить двумя-тремя смелыми штрихами. Но чем дольше он вглядывался в рисунок, тем более ощущал успокоенность и удовлетворение. А понемногу даже стал различать среди беспорядочных линий изображение осы. Эта оса становилась все явственней и крупнее. И когда она укрупнилась до человеческих размеров, да еще повернулась к нему задом, Шплинту почудилось, будто он узнает в ее нижней части что-то до боли знакомое. А именно, свою бабушку. Вот, и халат у бабушки был примерно такого цвета, в подсолнухах.

 

И едва он так подумал, как вдруг бабушка резко развернулась и сунулась к Шплинту с такой скорченной физиономией, да еще сделала такие страшные пальцы, что Шплинт в ужасе отшатнулся и попятился.

 

От этого он больно ударился об угол шкафа с посудой. Шкаф дрогнул, посуда зазвенела, посыпалась на пол. Чашки, тарелки и блюдца стали разбиваться вдребезги, производя оглушительный звон. И уже сквозь этот звон он расслышал, как в комнате все загудело, запело и застонало, произнося:

 

- Кара! Требуется божья кара!

 

Тотчас к нему подскочил стул и со словами: «Тебе полагается божья кара», мстительно пнул его одной из своих ножек. Пинок был чувствительный. А на подмогу стулу уже тяжело скакал круглый стол с криком: «Божья кара настигнет тебя!».

В поисках спасенья взгляд Шплинта угодил в репродукцию картины Крамского «Неизвестная», которую бабушка повесила для красоты. И Сереже пришлось вновь ужаснуться, ибо дама в меховой шапочке внезапно отбросила обычное приличие и состроили гримасу почище, чем бабушка. При этом «Неизвестная» провизжала:

- Дите греха!

 

А тут и железная кровать с блестящими шариками закряхтела, напружинила сетку в явном намерении поймать в нее Сережу.

Увернувшись от ножищи стола, Сережа бросился к двери. Но бабушкины тапочки сделали ему подлую подножку. Сережа растянулся на полу. И все же достиг дверей. Однако дверь состояла в заговоре с остальными обитателями квартиры и уступила не сразу. При этом она спела:

- Бог, он все видит!

 

И напоследок ударила Сережу в спину, заставив вылететь на лестничную площадку. Но и на лестнице все ненадежно, все на измене. Ступеньки проваливаются и мельтешат, как карты в руках бабушки во время гаданий, а стены подъезда шевелятся и сужаются, будто ее чулок.

 

Однако Сереже удается выскочить во двор. Тут полно ворон, которые пасутся на мусоре. Распуганные Сережей, они взрываются к небу и уже сверху кричат свое раскатистое «Кар». И еще он замечает, что из всех окон дома на него взирают соседи. При этом все они энергично грозят пальцами и самым петушиным образом поочередно выкукарекивают:

- Дите греха!

 

Сереже хочется убежать из двора. И он знает, куда. В Козлиный парк. Там есть дерево, которое всегда теплое и никого не обижает. А на его ветках безопасно, как на маминых руках. Но Сережа не знает, как ему выбраться из лабиринтов мусора во дворе. А тут еще мешает какая-то тень. Но как может быть тень без солнца? А солнца на небе нет. Там все замарано тягучими облаками. И тень тоже тягучая и серая.

 

И вдруг, то ли заговорила тень, то ли это прозвучало в голове Шплинта:

- По-моему, тебя здесь не любят. Тогда пусть хотя бы боятся.

И тут Шплинт вспомнил про капсюль от патрона и молоток в своем кармане.

- А если их пужануть? – придумал Шплинт и привычно ударил молотком по капсулю.

Раздался звук выстрела. И в тот же миг соседи застыли в позах, предшествующих удару молотка.

 

Тогда Шплинт вытащил из кармана рогатку и выпустил из нее заряд в одно из окон. Стекло в окне воинственно звякнуло. Вонзилось осколками в напряженную тишину. От этого многие соседи пропали из окон. А у Шплинта в руках уже был увесистый камень. Запущенный в окно, камень потряс дом торжественным звоном разбитого стекла. И теперь уже опустели все окна дома.

 

- Врешь. Не уйдешь! – вскричал Шплинт.

 

И он стал рисовать на стенах символы и слова, которые всегда вгоняли соседей в ужас, хотя на самом деле были ими же придуманы.

А потом он нашел веревку и, связав все ручки дверей в доме, позвонил во все квартиры. А в подъезды набросал дымовых шашек.

 

Так что, в то время, как соседи дергали свои двери, вопили на все голоса и выбрасывали из окон чемоданы и узлы, дым окутал весь дом.

 

Сам же Шплинт теперь стоял среди двора, наблюдая, как густой дым, словно занавес в театре, закрывает от него весь этот гадкий мир.

 

- Ну вот, видишь, совсем другое дело, – сказала тень.- Теперь никто не мешает нашему общению.

 

- А ты кто? – спросил Шплинт, пытаясь понять, как это тень держится прямо в воздухе.

 

- Ты что, меня не узнал? – ответила тень.

 

И Шплинт вдруг узнал.

 

- Так это ты, Бог?! Слушай, ты не знаешь, что происходит?

- Знаю, - ответил Бог. – Это из истории твоей духовной жизни. То есть, рассказ о том, как ты стал негодяем.

- А разве я негодяй?

- Конечно. А кто ж ты? Ты ж мне жерту так и не принес. Забыл. Заелся.

 

- Я? – вопросил Шплинт, не зная, что придумать в свое оправдание.

И вдруг он встретился взглядом с соседской кошкой.

 

- А что, если я прямо сейчас, - пообещал он Богу.

 

Он тут же достал свой пистолет в полной уверенности, что в присутствии Бога пистолет обязательно выстрелит. И пистолет, действительно, выстрелил.

 

Пуля ранила кошку в хвост. Но и сам Шплинт закружился волчком, ибо вдруг почувствовал сильную боль в области копчика. Чтобы понять, в чем дело, он осмотрел пистолет и обнаружил, что у ствола пистолета два отверстия. Видимо, пуля как-то раздвоилась, и одна ее часть попала в копчик Шплинту.

- Что это за дела такие? – с возмущением предьявил Шплинт Богу свой пистолет. – Сам говоришь жертву тебе, а сам…

- Да ничего особенного, - успокоил его Бог. – Это просто эффект бумеранга. Так положено по закону природы.

- Нафига же он нужен, такой эффект, - простонал Шплинт. – Как же тогда приносить эти чертовы жервы?

 

- Так и приносить, - посоветовал Бог. – Понимаю, не сладко. Но ничего не могу поделать. Тут придется привыкать. А ты расхотел, поди?

- Да нет, - соврал Шплинт. – Просто, пистолет-то у меня деревянный.

- Ладно, - усмехнулся Бог. – Отложим наше сафари. Ты мне еще нужен. Ведь ты заслуживаешь того, чтобы я взял тебя в свою команду.

- Готов служить верой и правдой, - выпалил Шплинт, ободряемый болью в копчике и возможностью избежать продолжения сафари.

- Мне верой и правдой не надо, - возразил Бог. – Мне все служат делом. Только одни служат мне невольно, как твои соседи. А другие работают на меня сознательно. К таким я прихожу сам или присылаю своих представителей: ангелов, архангелов. Но ты мне вот, что скажи. Не придашь ли ты меня в трудную минуту? Не отречешься ли, если я как-нибудь ослабну, заболею?

 

- Да что вы? Тут к попу не ходи, - заверил Шплинт.

 

- И даже если я соблазнюсь стать дьяволом или сатаной?

- С каждым может случиться, - рассудил Шплинт.- Я тогда тоже соблазнюсь.

 

- Даешь зуб на отсечение?

 

- Даю. Вот этот.

 

И Шплинт показал на свою фиксу.

 

- Ну, ладно, будем считать, что верю, - сказал Бог. – Но покамест, я - Бог. Абсолютный и единственный. И нет кроме меня никакого Бога. Ты понял?

- Понял, понял, - закивал Шплинт. – А вот, интересно, правильно ли я тебе молюсь?

 

- В целом, правильно, - одобрил Бог. – Поэтому-то я и решил тебя снова спасти. Ты, видишь ли, опять влип в историю. И теперь даже посерьезней, чем в прошлый раз, когда мне пришлось доставать тебя из погреба.

 

- Неужели? – испугался Шплинт.

 

- Ты думаешь, ведьма спроста добивается, чтобы вы ничего не знали, и заставила вас закрашивать квадратики. Она хочет, чтобы вы впали в детство и сами уселись на лопату, а она вас будет запекать в печи. Помнишь, небось, любимую бабушкину сказку про Иванушку? Так что, надо линять отсюда, пока не вернулся Федулыч. Сейчас ты должен проснуться и разбудить остальных придурков. А дальше выходите из окружения с боями. Да, не забудь прихватить со стола бумаги. Партизаны и разведчики всегда так делают. Эти бумаги могут оказаться важными документами. Ну, давай. Ни пуха, ни пера.

И тут Шплинта, словно что-то толкнуло. От этого он очнулся и сразу увидел, что Рыбов и Едаков дремлют над своими квадратами, а ведьма сидит за столом и перебирает бумаги.

- Руки вверх, - крикнул Шплинт, выхватывая пистолет, а другой рукой давая сильный подзатыльник Рыбову.

 

- А?! – не понял Рыбов, повалившись от удара на Едакова.

Благодаря столкновению они оба пришли в себя и вскочили.

- Отходим! – гаркнул Шплинт, и уже хотел возглавить отступление, но тут же вспомнил про бумаги. Наиболее важные должны были находиться на столе ведьмы.

Он метнулся к столу. Потянулся к бумагам. Но в поспешности задел настольную лампу.

 

Пока лампа летела на пол, он успел разглядеть, как засветилось лицо ведьмы, и в глазах ее сверкнул огонь. А в следующий миг свет в комнате исчез. И уже в полной темноте Шплинт нашарил какую-то секретную папку. Схватил ее. Бросился к двери. И тут же натолкнулся на могучую спину Рыбова. Рыбов взревел, рванулся вперед, словно преодолевая какое-то препятствие. Одновременно с этим что-то рухнуло, завозилось на полу с подвыванием, но тотчас пролезло под ногами к двери. От этого Рыбов споткнулся, завалился в дверном проеме. И Шплинту ничего не оставалось, как проползти по его спине.

Дальше он бежал первым, подгоняемый топотом сзади, до самого плетня. Секундная задержка у этого препятствия обернулась тем, что на плетень они накинулись уже втроем. Плетень с треском повалился. И возобновив старт из положения лежа, беглецы одновременно достигли машины.

 

При погружении в машину Рыбов вновь отшвырнул Едакова. Но тот с кошачьими звуками и проворством успел заскочить в салон автомобиля даже прежде, чем Рыбов вставил ключ зажигания.

Машина взревела и помчалась вскачь, ибо Рыбов гнал, не разбирая дороги.

 

- Ужас, ужас, - лепетал Едаков, осипшим от волнения, голосом.

- Не то слово, - с содроганием признался Рыбов.

- Это все Бог. Бог нас спас, - страстно причитал Шплинт. – Богу надо молиться, пацаны. Истинному Богу.

 

44. ВРАТА В МИР ЖИВЫХ

 

Одет Федулыч был в кожаную куртку, и ему не хватало только маузера, чтобы в точности выглядеть комиссаром революционной поры.

- А-а, экскурсовод, - узнал он Улейкина. – Ну и задал мне твой бес задачку. Но сам-то он, как я вижу, от тебя ушел, испугался. И страницу со своим клоном спер.

 

- Давайте об этом потом поговорим, - предложил Улейкин, со значением показывая на физика. – Это Николай, физик.

 

- О, физик. Физики нам нужны, - обрадовался Федулыч, обмениваясь рукопожатием с Лалыко.

 

- А давайте все-таки дочитаем про Вангу, - попросил покойник. – Петр Иваныч, что там дальше-то?

 

- А вот, важный момент, - продолжил чтение историк.– Неожиданно Ванга обернулась ко мне и незнакомым голосом, от которого меня кинуло в дрожь, сказала: « Я – дух Жанны д Арк. Я следую в Анталию, потому что сейчас там льется много крови. И я иду помочь установить там мир. Но не обвиняйте ни в чем эту душу. Потому что она не ваша. Она не принадлежит никому… Когда она (Ванга) была на смертном ложе, в один миг душа ее вылетела, и в нее вселилась другая, чтобы продолжить свою земную жизнь…

 

Пока Петр Иваныч читал, Федулыч прошествовал к стулу у окна и уселся на него верхом, словно на коня, возложив локти на его спинку.

- Святая женщина, - елейным голосом подвел итог прочитанному покойник.

 

- Святая? – вопросительно поднял брови Федулыч. – А скажи, Петр Иваныч как историк, хорошо ли Жанна д Арк говорила по-болгарски?

- Не думаю, - отозвался историк. – По моим сведениям она была француженка.

 

- А философы на каком языке с тобой разговаривают? – спросил Федулыч у Рябчика.

 

- На русском, - признался покойник. – Я ведь другого и не знаю. Зато как говорят! Заслушаешься. Да вот, уже просятся.

Тут Рябчик поспешил в середину комнаты, как-то нелепо передернулся, приосанился и выпрямился, словно представлял собой штаны, которые кто-то надел. И вдруг заговорил изменившимся голосом.

- Извините, вынужден вмешаться. Я Фалес из Милета, один из семи греческих мудрецов. Я стал невольным свидетелем происходящего здесь. Похоже, вы не верите в возможность странствия душ и общения их с людьми на том лишь смешном основании, что Жанна д Арк не владеет болгарским языком. Да будет вам известно, что у души вообще нет языка. И я сейчас, как видите, пользуюсь чужим языком. Разве это не есть лучшее опровержение ваших сомнений?

- Ась, - повернулся Федулыч к Лалыко. – А ты как думаешь, физик?

Физик поправил очки и смерил покойника взглядом.

- Пожалуй, не сеть, - ответил он. - Мне кажется, чтобы утверждать, что языком э-э…покойника шевелит не он сам, а странствующая душа, нужно хотя бы выяснить, что вообще такое душа.

- Ну, за этим дело не станет, - пообещал покойник голосом Фалеса. – Взгляните на компас, и вы легко убедитесь, что у него тоже есть душа. Берусь доказать…

- Зачем доказывать? – ответил Федулыч. – Мы согласны. Правда, физик?

- У компаса? Душа? – усомнился Лалыко. – Ну, если взять энергетическую основу…

- Да что вы его слушаете? – вдруг передернулся покойник, меняя голос. – Он со своим компасом уже две с половиной тысячи лет носится. Я, Анаксимен, утверждаю, что душа имеет огненную природу.

- И то, - согласился Федулыч. – Если взять энергетическую основу, а?

Физик неуверенно кивнул в знак отсутствия возражений.

 

- Я что-то не пойму, причем тут энергия? - передернувшись, заговорил новым голосом покойник. – Речь ведь идет о душе, которая есть выражение гармонии. Поэтому она бессмертна и переходит в тело других существ. При этом личность сохраняется. А как личность может сохраняться, если душа – это энергия?

 

- Да, личность не сохраняется, если душа – просто энергия, - озабоченно ответил Федулыч. – А вы, случайно, не из Индии?

- Почему, из Индии?

 

- Да, почему? – призвал Федулыч себе на помощь физика.

- В Индии существует вера в переселение душ, которое называют сансарой, - дал справку физик.

 

- Да разве об этом только в Индии знали? – возмутился дух в покойнике. – Например, мои убеждения строятся на математике и геометрии. Неужели не ясно, что если существуют такие науки, то душа бессмертна. Особенно душа философа.

- Да, тут не поспоришь, - заметил Федулыч. – С помощью геометрии и математики можно получить много сведений.

 

- Кстати, мое появление здесь – лучшее свидетельство того, что это так. Ведь я Пифагор. Небось, знаете?

 

- А как же? Наслышаны, - заверил Федулыч. – Пифагоровы штаны.

Однако в условных штанах Пифагора уже был кто-то другой.

- «Это родной мой щенок, друга я в нем узнаю.» Вот, что написано мной, Ксенофаном, по поводу этой самой сансары. Ведь если Пифагор прав, то чтобы он оказался здесь, какому-нибудь ослу пришлось сдохнуть, освободив его душу. А с индусов что возьмешь? Строго говоря, это темные люди. У них примитивные представления о Боге и душе. Но вы подумайте, на что способен Бог, если, как я однажды выразился: «Без усилия силой ума он все потрясает».

- Конечно, Бог и душа не могут быть слишком примитивными, - рассудил Федулыч.

 

- Да что вы знаете про Индию, - возмутился покойник, сменив голос. – Наши духовные представления, куда более древние и правильные, чем европейские. А Будда у нас уже был за шесть веков до Христа. Кстати, он учил, что душа – это постоянный поток душевностей. Тут даже ваша энергетическая основа подходит. Но когда человек умирает, поток пресекается. А душа распадается на отдельные элементы, из которых строится новая душа.

 

- Тоже неплохо, - восхитился Федулыч, подмигнув Улейкину и историку. – Душа – поток энергий. Как наша физика? С пивком потянет?

Физик сглотнул слюну, выдав тем, чего ему не хватает для полной ясности.

 

- Да сами то вы кто? – поинтересовался Федулыч.

 

- Я Капила, основатель даршаны Санкхья.

 

- Что это за даршана такая? – спросил Федулыч.

 

- Мы считаем, что то, что мы называет душой, есть разум.

- Тоже мне новость, - опроверг Капилу другой голос в покойнике. – Да мое учение о нусе ничем не хуже. Я, Анаксагор, всегда считал, что разум содержится во всем и является источником движения.

 

Федулыч посмотрел на физика, как бы предлагая ему разобраться с Анаксагором.

 

- Ну, если я правильно понял, - отозвался Физик, - вместо души у него разум, со всеми признаками энергетики.

- Да иначе-то и нельзя, - решил Федулыч. – Кому нужна неразумная душа? Что с такой души спросить? А разум без энергии что? Значит, разум должен быть сама энергия. Ну а в сумме получается дух. Да, нашим грекам палец в рот не клади.

- Подумаешь, греки! – возразил из покойника Капила. – Да если хотите знать, у нас есть даршана, которая называется вайшешика.

- Что вы говорите? – удивился Федулыч.

 

- Да, - подтвердил Капила. – Так вот, она учит, что у человека две души.

- Две так две, - безмятежно согласился Федулыч и поскреб щетину под подбородком.

 

Однако физика это обеспокоило:

 

- И какие же они?

 

- Одна душа, высшая, шивара – вездесущая и совершенная, - ответил Капила. – А другая – низшая, индивидуальная – атман.

 

- Ты смотри, и эти тоже правы, - порадовался Федулыч успехам индийских мудрецов.

 

- Думаю, что мы и здесь не сильно отстали, - сказал мертвец, запустив в себя новый образ. – Я, конечно, не так глуп, чтобы подозревать в человеке сразу две души, ибо если душа гармония, то их не может быть две. К тому же, две души могут затеять ссору. Зато я еще за пятьсот лет до вашей эры говорил, что душа подобна смеси воды и огня, где огонь – благородное начало, а вода – низменное. Кстати, зовут меня Гераклит.

 

- Гераклит прав, - вынес вердикт Федулыч. – Разве может быть сразу две гармонии в одном человеке? К тому же, атман обязательно будет в контрах с шиварой.

 

- А вам не кажется, что мы как-то со всеми соглашаемся? – заметил физик. – Быть может нам лучше согласиться с кем-нибудь одним?

- Зачем же с одним? – растерялся Федулыч. – Что нам мешает согласиться со всеми сразу?

- Чтоб занять определенную позицию, нужно хотя бы что-нибудь знать, - вмешался очередной дух. - А этого не знаю даже я.

- Кажется, я знаю, кто этот я, - обратился Федулыч к живым. - Сократ.

 

- Вот, что значит, поработать на славу, - согласился Сократ. – Так вот, если у нас с вами нет определенных знаний, то давайте хотя бы не грешить против логики. И раз уж вы признаете, что душа – это гармония, то как быть с гармонией, когда лира сломана, то есть, после смерти тела? Поэтому остается допустить, что душа проста. И когда тело умирает, она пребывает в мире идей чистого разума.

- Ну, чистого или нечистого…- покрутил пальцами Федулыч в знак относительности. - А что это за мир идей? Так, в двух словах.

- Позвольте, я объясню, - обновился покойник, – поскольку я сам Платон.

- Фюу. Сам Платон, - хвастливо обозрил присутствующих Федулыч.

- Да, я считаюсь автором теории идей. Суть ее проста. Возьмем, например, этого поросенка.

 

Всеобщее внимание, тотчас направленное на Горби, отразилось в его мордашке вопросом: «Но почему, я?».

 

- Идею поросенка придумал Бог, - излагал Платон. – В силу этого, поросенок идеи – это идеальный поросенок, и по отношению к нему каждый конкретный поросенок – недопоросенок.

Очевидно, в ответ на это поросенок потряс всем телом вплоть до хвоста и, словно сняв с себя этим ответственность, независимо прошел в другой угол.

 

- Интересно, кто же придумал идею этой теории идей? – спросил Федулыч у физика. – Уж не сам ли атман, который давал советы Сократу и довел его до чаши с ядом.

 

- Причем тут атман? - возразил Платон. – Кроме души, способной созерцать и прозревать истину, у человека есть еще тело со всякими отправлениями и болезнями. Оно-то и искажает истину. Вот эту отвратительную сущность, пожалуй, и следует называть атман.

- Ну, что скажет физика твердого тела? – поделился затруднениями Федулыч с физиком. – Платон нам друг?

 

- Не знаю, как вам, а мне лучший друг, - пришел в покойнике кто-то на смену Платону. – Я продолжатель его учения. У меня даже имя похожее. Плотин. Так вот, чтобы понять Платона, необходимо знать, что душа имеет двойственную природу. С одной стороны она чувствует потребность в сложном порядке, образец которого она видит в принципе интеллектуальности.

 

- А с другой стороны? – поинтересовался Федулыч.

 

- А с другой стороны душе приходится иметь дело с природой, которая тоже прекрасна и является обителью благословенных духов, но все же похуже блистательного интеллектуального мира.

 

- Ты понял, физик? – догадался Федулыч. – Душе больше нравится иметь дело с геометрией, чем с природой.

 

- Конечно, душам нравится иметь дело с математикой и философией, - вновь передернулся и сменил голос покойник. – Во всяком случае, мне, душе Аристотеля, представляется это поприятнее чем, заниматься вопросами тела, подверженного болезням и смерти. Зато после смерти тела, душа, сохраняя отпечаток личности, уходит к истинному Богу, который существует как вечная чистая мысль.

 

- А нельзя ли поподробнее про Бога? – спросил Федулыч. – А то мне непонятно, зачем ему геометрия личности, которая жила в больном теле?

 

- Наш Бог – это живое существо, вечное, наилучшее, неподвижное и отделенное от чувственных вещей. Будучи совершенным, он не может мыслить о несовершенном. Следовательно, он как верховный разум мыслит сам себя. То есть, его мысль - есть мышление о мышлении.

 

- Какой абсолютный эгоизм! – ужаснулся Петр Иваныч.

- Теперь понятно, каков ваш Бог, - заключил Федулыч. – Такому Богу, конечно, не до поросенка. Как тебе, Горби, такой Бог, по вкусу? Лично мне нет. А тебе, экскурсовод?

 

- По-моему такой Бог истинным творцом быть не может, - решил Улейкин, думая, что парад душ затянулся и каким бы ни был гениальным актером Рябчик, его возможности лицедейства не беспредельны.

- Я думаю, нам тут подсовывают какого-то странного Бога, - предположил Федулыч. - Слишком у него все чисто и неподвижно, как в морге. Мне кажется, такому Богу должен служить атман. Но как же выглядит настоящая душа, а, физик?

- Трудно сказать, - рассудил физик. – Мы же со всеми согласились.

- Ну и что, что согласились, - возразил Федулыч. – Как не согласиться, если все правы. Просто, каждый чуток лукавит. А если все соединить? А?

- Получается, что душа - это разум на энергетической основе, который через гармонию связан со всем остальным в природе, - сформулировал физик. – А с учетом теории идей можно предположить, что душа образует в человеке некое поле духовного мира или, как теперь говорят, микрокосм.

 

- Но самое главное, душа похожа на компас, – заметил Федулыч.

- Компас? – задумался физик. – Но что же происходит с душой после смерти тела?

 

- А какая нам разница? – пожал плечами Федулыч. – Если она часть всеобщего, то она так и останется частью всеобщего.

- А как же рай, ад, сансара, сохранение личности? – недоумевал физик.

- А личность пусть позаботится о своем компасе, - развел руками Федулыч. – Потому что без него можно угодить и в ад, и в сансару прямо при жизни, когда еще есть время и место для сохранения личности.

 

- Но вы же отрицаете очевидное, - возразил покойник. - Вам что, мало душ, которые с вами говорили? Если они вам не авторитеты, вон у меня еще на очереди и Гегель, и Кант, и Нитше.

- А ну их, - отмахнулся Федулыч. – Что повторяться? Я думаю, самое время пригласить сюда какого-нибудь демонолога.

- Демонолога? – переспросил Рябчик. – Демонолога нету. Не прибыли-с.

- Давай, давай, - распорядился Федулыч. – А то я сейчас эту лавочку прикрою.

 

- А, нет. Стоп. Есть один. Говорит, что малоизвестный. Гм-гм, - откашлялся покойник, словно перед микрофоном, и уже другим голосом сказал. – Может быть, кое-кто хотел бы, чтоб сюда явился какой-нибудь средневековый мракобес? Но мои взгляды прогрессивны. И вообще, я предлагаю пересмотреть традиционное отношение к дьяволу. Ведь что нам о нем известно из старого отжившего учения? Он лжец и отец лжи. Он ничто, которое ничтожит. Он скрывает свое существование. Он змей, пожирающий собственный хвост, или устроитель воронки небытия. Он паразит, страшный насмешник, ужасный путаник, мастер создавать ситуацию для ошибки, извращенец, притворщик, фокусник. И самое главное он антипод и противник Бога, стремящийся занять его место.

Но давайте разберемся беспристрастно, что есть здесь правда, и на чьей она стороне. Например, если дьявол - антипод Бога, то он должен быть во всем его полной противоположностью. Тогда получается, что в то время как дьявол скромно скрывает свое существование, Бог должен, наоборот, доказывать, что он есть. А он это делает? До сих пор нет ни одного бесспорного доказательства существования Бога.

Далее, мы говорим: дьявол – ничто, которое ничтожит. Тогда позвольте узнать, кто помог Адаму вкусить плод познания? И разве не благодаря развитию этого плода личность Адама, как и многие другие личности, продолжает существовать в информационном пространстве человечества? А где бы был сейчас Адам и другие покойники не будь этого поля? Так кто же ничтожит на самом деле?

Дальше, считается, будто дьявол мастер создавать ситуацию для ошибки. Но если он ничто, то он сам есть ошибка. А кто создатель такой ошибки, если не сам Бог? Так кто же тогда настоящий мастер ошибок?

 

Теперь, скажи мне, физик, мыслит ли Бог?

 

- Ну, я, конечно, не знаю, - начал Лалыко. – Но Энштейн говорил: «Наши математические затруднения Бога не беспокоят. Он интегрирует эмпирически».

 

- А как же тогда книги откровений, беседы с пророками? Разве это не паразитизм на мышлении человека? И разве здесь нет фокуса, обмана, притворства?

 

Далее, мы говорим: «Лжец и отец лжи». Но разве дьявол обманул Адама, когда пообещал ему, что с помощью знаний человек будет силен как Бог?

 

Считается, что Бог озабочен преодолением небытия и ежесекундно возрождает жизнь, будучи воплощением любви. То есть, он не может причинять зло. Соответственно всю грязную работу за него должен делать дьявол. Но кто бы помнил о Боге, не будь дьявола? Тогда получается, что дьявол Богу необходим, и значит, его борьба с дьяволом – чистое надувательство. Так кто же тогда притворщик и путаник?

Скажу и о любви. Еще Достоевский говорил, что «нельзя любить то, что не знаешь». Как же тогда вы можете любить Бога, не зная, каков он на самом деле? А может быть, о дьяволе вы знаете гораздо больше, чем о Боге, и дьявол к вам ближе? Так не лучше ли возлюбить дьявола?!

- Ну, хватит, - остановил покойника Федулыч. – Ты, конечно, большое брехло. Но вся эта демагогия нам известна. Так что пора тебе на чистую воду. Прошу очистить помещение.

- Но, но, Федулыч, - возразил Рябчик каким-то страшным голосом. – Если ты имеешь в виду тело этого покойника, то я против. Дьявол ты, конечно, авторитетный. Однако, бывший. А нынче ты предатель и вероотступник. И ты еще посмотришь, как мы тебя достанем. Процесс уже пошел. Так что, лучше, отваливай.

 

- Ты тут не упомянул про свое начало, - спокойно ответил Федулыч. – Про ту самую икринку на конце иглы. А она, как мне помнится, есть всего-то - страх. Неужто ты думаешь меня напугать?

 

- Послушай, Федулыч, - перешел на миролюбивый тон покойник. – Я здесь на заслуженном отдыхе. Ведь он, Рябчик, это заслужил. Ты знаешь, сколько он хороших людей обидел?! А значит, я только исполнитель его кармы. По сути, ты идешь не только против нас, бывших твоих соратников, но и против Бога. Притом, у этого Рябчика все тут так запущено, что восстановить его, как вы говорите, микрокосм, все равно не удастся. Он же готовый шизофреник. Ему в сумасшедший дом надо. А я ему за его грехи такой ад устрою, – пальчики оближешь.

 

- Вот, дьяволово отродье, - усмехнулся Федулыч. – Она же, вся сила твоя, в мертвечине. А мне на его прошлое тьфу. Тем более, что имеется в виду твое прошлое.

- А вот даже куда ты гнешь, - догадался покойник. – Получается, что я во всем виноват. Он вкусно жрал за счет других, грешил в свое удовольствие, а виноват, оказывается, во всем я. Но разве не известно тебе, что дьявол овладевает человеком ровно настолько, насколько он отступает от Бога.

- Мне известно даже и то, что твоими трудами он не ведал, что творил, – парировал Федулыч. - А теперь подумай, ведь я лучше любого церковника знаю, как тебя оттуда выкурить. И если уж я взялся за тебя, то не отступлюсь. Я тебе такую жизнь устрою, что ад будет не у него, а у тебя. А когда я тебя вытащу из покойника, я уже поступлю с тобой, как экзорсист. Ты же знаешь их методы?

Тут дед потянулся к карману своей комиссарской кожанки, но вместо традиционного маузера вытащил камень величиной с кулак. Разумеется, камень был более гуманным оружием, чем пистолет, но многое зависело от методов, которыми пользовались экзорсисты. Так что на месте Рябчика следовало подумать, стоит ли продолжать оставаться покойником или же без промедления воскреснуть.

 

- Причем здесь камень? – возмутился покойник. – Если уж я войду, то лучше в какую-нибудь курицу, или хотя бы в этого поросенка. Кстати, в поросенка - даже предпочтительней. Потому что получится библейский вариант.

- Зачем мне больная курица? – ответил Федулыч. – А поросенок, вообще, мой друг.

 

- Тогда чем твой метод лучше, чем у экзорсистов? – уязвленно сказал покойник.

 

- А тем, что я этот камень не выброшу на дно какого-нибудь пруда или под дождь, а снесу его домой и помещу в свою коллекцию. А потом кому-нибудь тебя подсуну, и ты продолжишь свою подлую жизнь.

- Вон как, - обрадовался покойник. – Так ты, Федулыч, от дел-то, значит, не совсем отошел. Надеешься вернуться к нам? Молодец! Ладно, на таких условиях я согласен. Только смотри, чтобы все было по-честному.

- Конечно, по-честному, - заверил Федулыч, медленно кладя камень на пол, как это делают копы со своим пистолетом, разоружаясь перед преступником, захватившим заложника. – Ну, прошу.

 

И Федулыч направил приглашающий жест в сторону камня.

Покойник обвел присутствующих диким взглядом, словно бы говоря: «Как я вас всех ненавижу!» и воззрился на камень. И вдруг лицо его стало судорожно кривиться, и весь он принялся так корчиться и трястись, что будь он конкурсантом современного танца, то мог бы рассчитывать на призовое место.

 

Однако его конвульсии продолжались недолго и прекратились внезапно, будто его хватили камнем по голове. После этого он несколько секунд стоял неподвижно, с признаками неизъяснимого блаженства на лице, как бы входя во вкус удара, и вдруг рухнул на пол.

 

- Он что, окончательно умер? - поинтересовался физик, как всегда, без заметных эмоций.

 

- Скорее, наоборот, - ответил Федулыч. – Петр Иваныч, ты потом перетащи его на диван. Проспит не меньше суток.

Затем Федулыч взял камень, подошел к окну, открыл его и зашвырнул камень в темную глубину сада.

 

- Дождиком промоется, - прокомментировал Федулыч.

 

- Вы же сказали, что поместите его в свою коллекцию, - напомнил Улейкин.

 

- Буду я еще свою коллекцию засорять всякой дрянью, - сказал дед.

- Но ведь вы обещали.

 

- Кому? Бесу-то? – развеселился Федулыч. – Правильно. Обещал. Но обещал-то я бесу. А с бесом нужно быть бесом. Иначе нехорошо. Потому что, это уже будет гордыня и неуважение к нему. А если он мне поверил, значит, это был плохой бес, слабак. Да и по-правде говоря, что ему еще оставалось.

- Таким образом, в покойнике жил бес? – подытожил физик. – И все, что происходило здесь с Рябчиком, были проделки беса? А вы провели сеанс экзорсизма?

- Так и есть, - согласился Федулыч.

 

- А вы знаете, мне ведь приходилось видеть настоящих чертиков. Я думал, это у меня по пьянке. Но что, если во мне тоже завелась какая-нибудь тварь и теперь незаметно подчиняет себе мой разум?

- Конечно, завелась, - заверил физика дед. - И не одна. Бесы - это ж все равно, что вирусы. Они в организме всегда есть.

 

– Но все же у такого духовного вируса должно быть какое-то начало? – догадался физик. – Быть может какой-нибудь сбой в гармонии?

 

- Есть разные сбои, - сообщил Федулыч. –Но главное - страх. Он как выключатель. Щелк и свет погас. Темнота. И эта темнота входит в человека, как икринка самого ничто.

- И до какой же степени может развиться такая икринка? – обеспокоено спросил физик.

 

- Бесовщина-то? Да может так прорасти в человеке, что переродит его в дьявола, - ответил Федулыч. – а может просто уничтожить.

- Значит, все эти Фалесы, Анаксагоры и Платоны – проделки беса? – вмешался Улейкин. - А как же быть с феноменом Ванги?

- А что с ней? - поинтересовался Федулыч.

 

- Ну, как же? – сказал Улейкин. – Ведь про нее тут целая книга.

Улейкин взял у Петра Ивановича брошюру и сразу нашел нужное место:

 

- Самое важное, что Ванга нравственный целитель. Она никому не позволяет мстить, веря, что человек создан только для добрых дел… Какую-то нравственно-философскую идеализацию человека и всего человеческого излучает ее сосредоточенная в себе личность…»

Прослушав это, Федулыч нахмурился, встал со своего стула, забрал у Улейкина брошюру и, почитав в ней, вдруг заявил:

- А как быть с этим? « Каковы эти существа, которые общаются с Вангой и часто посещают ее дом? По ее словам, у них существует какая-то иерархия, потому что есть «начальники», которые приходят реже, обычно, когда нужно сообщить об исключительных событиях. Тогда она бледнеет, теряет сознание и из уст ее раздается голос, совершенно непохожий на ее собственный… Будто некий чужой разум, некое чужое сознание вселяется в нее…

 

- А вот еще, - продолжил чтение дед. – «Однажды, молодой человек, водитель грузовика, пришел к Ванге и предложил отвести нас в Роженский монастырь. Когда мы вернулись, на прощанье Ванга ему сказала: «Что бы ты ни делал, будь у меня 15 мая». Но в этот день друг попросил парня отвести материалы для строительства дома. Именно в этот день он на своей машине попал под поезд на переезде…»

- Ну и что же здесь подозрительного? – спросил Улейкин. – Очевидно, Ванга пыталась предупредить парня о возможном несчастье.

- Если бы пыталась, то и предупредила бы, - категорично заявил Федулыч. – А здесь больше похоже на наречение.

- Вы хотите сказать, что она могла изменить карму этого парня? – спросил физик.

 

- А запросто, - легко согласился Федулыч. – Тем более, что карма эта находится в ведении дьявола. Богу она ни к чему.

- Но тогда Ванга, или там ее бес, должны бы обладать какими-то телепатическими возможностями, - заявил Улейкин.

- А чего ж не обладать, - подивился дед. – Она ж, ты видишь, и сама не знает, чем обладает. А вообще, про телепатию, это вон, к физику.

- Ну, - поправил очки физик. – Наука пока еще не может ответить на такие вопросы. Но ясно одно, если бес пользуется ресурсами разума, который находится в энергетической взаимосвязи с внешним миром, то тут возможны и эффект телепатии, и проникновение в информационное поле, и кармические воздаяния…