39. НЕТ ПОКРОВИТЕЛЕЙ НАДЕЖНЕЙ

 

Пытаясь уразуметь минувшие события, Улейкин сильно рассчитывал на подробности. Ведь, как известно, в деталях и скрывается черт. Но, очевидно, на то он и черт. Многие детали были просто непостижимы уму, и еще более смазывали неуверенные линии здравомыслия.

 

Зато Улейкин смог почти везде отмыть зеленку. Особенно на лице, где, правда, еще оставались маленькие точечки. Но, манипулируя зеркалом, Улейкину удалось с ними примириться.

После этого настроение Улейкина так здорово приподнялось, что он почти чувствовал его привкус. Притом, было неизвестно, то ли так подействовала ночная прогулка по холодку, то ли помывка со щеткой. В связи с этим, ему вспомнилось учение Иванова, которому он нечаянно последовал, а также идея уподобления Богу с помощью перманентного возрождения. Тут он догадался, что чувствует в себе обновление. И это не прошло даже после того, как он переместил в себя краюху подсохшего хлеба. Наоборот, ему захотелось распространить такое же обновление на свою зарплату, на отношения с Едаковым, и, вообще, на всю свою жизнь.

С этой целью он окинул комнату критическим взглядом. Впрочем, окидывать пришлось недолго. Комната была маленькой и единственной в его квартире для малосемейных. Из мебели здесь был диван, стол и два стула, на одном из которых застыли плавки Рыбова. Зато вся комната была так завалена всяким хламом, что на свежий взгляд, могла показаться мусорным контейнером. Это, конечно, если понимать под хламом вороха и кучи вырезок из газет со статьями о летающих тарелках, куски фотопленки, видавший виды туристический инвентарь и походное тряпье, в котором прилично появляться только на необитаемом острове.

 

Однако для иных специалистов этот мусор имел большую ценность и превращал жилище Улейкина в настоящую сокровищницу. До вчерашнего дня Улейкин сам был таким специалистом. При всяком удобном случае он закапывался в свой хлам, и тогда происходило невероятное. Перед ним разверзались целые миры, космические и сопредельные, с существами чрезвычайного разума, которые пользуются временем, как наручными часами, а перескочить в другое измерение для них проще, чем иному землянину перелистнуть страницу книги. Они представлялись Улейкину настоящими богами, одно помышление о которых наводило в мире мелодичную гармонию. И с тем все проникалось смыслом – и жизнь, и вечность, и любовь. А вожделенный контакт с пришельцами в мечтах Улейкина отождествлялся с достижением высшего счастья, совершенства и бессмертия.

Иногда экскурсии в свой мусор так вдохновляли Улейкина, что он тотчас облекался в походные лохмотья и мчался на поиски новых доказательств существования иных миров.

В одной из уфологических экспедиций он и познакомился с Ларисой. И если прежде Улейкина манила тайна летающих тарелок и перспектива встречи с ними, то после встречи с Ларисой увлечение НЛО стало для него поэтическим откровением. Он вдруг понял, для чего ему необходим контакт с внеземным разумом, а через то, совершенство, бессмертие и космическая вечность.

 

Но теперь, после событий минувшей ночи, Улейкин был совершенно разочарован инопланетянами. И дело было не в том, что ему пришлось бегать в чужих плавках по городу. Ведь его предупреждали, что тарелки его до этого доведут. И даже не отвратительный облик мутантов с их программой и тотальным контролем землян разочаровали Улейкина. В конце концов, все это могло быть инспирировано Федулычем. Но даже если инопланетяне на самом деле совсем другие, да хоть самые распрекрасные, Улейкина они попросту уже не интересовали. Он теперь вообще не понимал, зачем нужно смешивать земную жизнь с инопланетной. Ведь и впрямь, нет никакого смысла выращивать яблоки на Марсе, если они прекрасно растут на Земле.

 

В подкрепление этой своей мысли Улейкин пнул одну из макулатурных куч. А затем, подойдя к стене, стал сдирать с нее фотографии. На фотографиях, в основном, были запечатлены мутные пятна. И Улейкина теперь удивляло, как мог он, фотографируя всякие туманности и свечения, принимать их за космические корабли.

 

Впрочем, несколько снимков на стене выглядели вполне качественно. Содержанием всех их была Лариса. Вот она с рюкзаком, с ледорубом, с котелком. Одну из этих фотографий Улейкин нечаянно задел. И она, открепившись, соскользнула на пол. Беспомощно и буднично, почти также, как снимки мнимых НЛО. И это вдруг проявило всю странность того, что фотографии Ларисы оказались на стене среди туманных объектов, словно они были одной природы.

 

А ведь Улейкину, действительно, так стало казаться, когда Лариса не захотела поехать с ним в очередную уфологическую экспедицию. Вместо этого она отправилась к тетке в деревню. Тогда-то Улейкин и решил, что между ними все кончено.

 

Но теперь Улейкин знал, как ему следовало поступить. Ему нужно было поехать с ней. Быть может даже незаметно для нее. То есть, отказавшись от мышиной возни своего рассудка в пользу Федулычевой призмы разума с ее цветным спектром. Вот если бы и в самом деле можно было бы присутствовать рядом с Ларисой в каком-нибудь растворенном состоянии. Стать, например, деревом, и в таком виде обнять ее с помощью невесомой тени. Неплохо еще раствориться в траве. Раствориться в траве наверное было бы красиво. По крайней мере, здесь присутствовал важный элемент красоты – преодоление. Преодоление своего эго.

Улейкин стал придумывать, в чем бы еще было бы здорово раствориться. Но тут раздался звонок в дверь.

 

Улейкин сразу решил, что это вернулся Едаков. И не удивился, зная въедливость краеведа. Но теперь обновленный Улейкин был готов к разговору с ним. Поэтому он не стал медлить и открыл дверь.

На пороге, действительно стоял Едаков и как-то ползуче улыбался. А уже через мгновение рядом с ним появились Шплинт и Рыбов. И не успел Улейкин сообразить, что происходит, как незванные гости дружно налегли на дверь и ввалились в прихожую.

 

В тот же момент Шплинт, прижав Улейкина к стенке, сунул ему под нос пистолет.

 

- Молчать! Бояться! – хрипло скомандовал он. – Ты абонемент. Я компостер. Компостирую без предупреждения.

 

В это время Едаков пробежал в комнату и прокричал.

 

- Вот они, родненькие. Борис Борисович, извольте получить.

Рыбов прошел ему вслед.

 

- Ваш гардеробчик? – вновь пропел Едаков.

 

- Давай сюда этого козла супового! – крикнул Рыбов.

 

В ответ на это Шплинт втолкнул Улейкина в комнату.

 

- Ну, что скажешь, бандит? – вопросил Рыбов, потрясая плавками. – Думал, мы тебя не найдем?

 

- Может ему зачитать его права на некролог? – поинтересовался Шплинт.

 

- Конечно, он думал, что мы его не вычислим, - подсказал Едаков. – Давай, Улейкин, колись!

 

Улейкину, разумеется, сделалось страшно. Но тут он вспомнил, что за последние сутки так часто подвергался опасностям, что должен бы был к ним попривыкнуть. К тому же, человеку, которому приходилось иметь дело с ведьмами, покойниками, колдунами, инопланетными монстрами, и даже совершить космический побег, приключение с плавками не может казаться слишком значительным. Поэтому Улейкин не потерял самообладания. Однако не знал толком, что говорить. Ведь говорить правду было совершенно бессмысленно. Это только усугубит его положение. А значит, необходимо было врать напропалую. Притом, врать уверенно, связно и наступательно.

 

- Вы что, за этими плавками, что ли, прибежали? - спросил он, внутренне готовясь получить тумака от Шплинта.

- Хе, - озадаченно скосился на Рыбова Едаков.

 

- А ты что-нибудь имеешь против? – оскалился Шплинт, оправдывая ожидания Улейкина посредством подзатыльника.

 

- Нет, мы не за плавками, - пояснил Рыбов. – Мы - по поводу плавок.

- А по поводу плавок лучше узнать у него, - сказал Улейкин и указал на Едакова.

 

- Что? У меня? – опешил Едаков. – Какая наглость!

- Ну-ну. Даже интересно, - усмехнулся Рыбов. – Значит, это он подбросил тебе мои плавки и наделал эти зеленые точечки на твоей физиономии.

 

- Да что, с ним базарить? – вмешался Шплинт. – К стенке его заживо, и все дела. Или паяльник в задницу давай засунем. Сразу все выложит.

 

- А тут и выкладывать нечего, - возразил Улейкин. – Это вот он меня заслал к Федулычу.

 

- Так, так, так, - подводил внимание Едаков.

 

- Ну, я по наивности и поехал. А вы знаете, кто оказался на самом деле этот Федулыч?

 

- И кто? – приосанился Рыбов.

 

- В деревне его называют дьяволом. Так что, не зря его Хоперский боится. Вот я и попал к нему в лапы. А у него там и ведьмы, и покойнички, и бесов целая коллекция. Такая жуть, что охренеть можно.

 

- По-моему, он нас за лохов держит, - предположил Шплинт.

- А ты поезжай туда сам. И все увидишь, – посоветовал Улейкин.

- Ну, и что дальше-то? – обнаруживая терпение, спросил Рыбов.

- А вот дальше-то я ничего и не помню. К Федулычу-то я пришел. Это я помню и могу доказать. А потом – полная отключка. Очнулся уже дома. Весь в зеленке. И вот эти плавки валяются на стуле. Я их даже сразу не заметил. Это мне про них Едаков сказал.

 

- Вот умеет же человек фуфло толкать, - восхитился Шплинт.

- А если не фуфло, а вы меня заживо расстреляете? – предположил Улейкин. – Какой смысл мне красть плавки, которые мне велики, а потом еще мазаться зеленкой?

 

- Вот ты и расскажи нам про этот смысл, - повелел Рыбов. – Мне это как раз и непонятно.

 

- А нету смысла. Никакого, – врал Улейкин. - Тут, просто, самая обыкновенная мистика. Дьявольское наваждение. А уж какая у дьявола логика, это одному ему известно. Может, весь интерес его состоит в том, чтобы сделать кому-нибудь пакость.

 

- То есть, ты хочешь сказать, что все это подстроил Федулыч? – вмешался Едаков, ибо сообразил, что после того, как он показал себя Рыбову в деле, Улейкин уже не представлял для него интереса. Куда важнее было направить удар на Федулыча и отбить у него охоту мешать выступлениям Кривозадова. - А что? Это очень даже возможно. Мы как раз этот вариант прорабатывали. Правда, Борис Борисович?

 

- Прорабатывали-то прорабатывали, - вынужден был согласиться Рыбов. – Но как ему верить?

 

- А зачем верить? – сморщился Едаков. – Не надо верить. Надо проверить. Надо арестовать Улейкина и поехать с ним к Федулычу. А там устроить им очную ставку и перекрестный допрос. Ведь что у нас есть? Есть плавки и зеленые пятна. Но у нас есть и то, что Федулыч нам угрожал. Что же он, зря угрожал, что ли? Ведь он нам ничего не сделал. А может, все таки, сделал? Вам. А Улейкин ему потребовался, чтобы на него все свалить. Хорошо еще, что плавки мы нашли. А то ведь, он мог бы их спицей.

- Ну что ж, - нахмурился Рыбов при упоминании о спице. – Кое-что тут, действительно не срастается. Может, у нас в руках, и в самом деле, только исполнитель, а заказчиком является сам Федулыч? Шплинт, веди его в машину. Физик там, поди, заждался. Кстати, физика тоже возьмем с собой. Быть может, нам придется проводить следственный эксперимент.

 

40. НОВЫЕ УЛИКИ

Как реалист Рыбов, конечно, больше доверял своей шишке, а также зеленым точкам и плавкам, обнаруженным у злоумышленника, чем его россказням про дьявола. Поэтому Рыбов не мешал Шплинту всю дорогу объяснять Улейкину, какие кары ожидают его, когда выяснится, что он «гонит фуфло». Но с другой стороны, картина преступления в бане никак не вырисовывалась. Возможно, ей не хватало лихих мазков алкогольного опьянения, либо узоров наркотического бреда или яростных пятен временного помешательства. Впрочем, допустимыми казались и кружочки с общим центром, если Улейкин действовал под гипнозом. Тем более, что в глубине души Рыбов не только верил, но и надеялся, что бывает такой гипноз, когда человек полностью и хорошо выполняет задание, а потом ничего не помнит, и потому не требует зарплаты.

 

- Ну, вот скажи ты мне, физик, - обратился он к Лалыко, который сидел рядом, в то время как Едаков и Шплинт стискивали Улейкина на заднем сидении машины. – Как можно так загипнотизировать человека, чтобы он пошел на такое гнусное преступление?

 

- Да, это не просто, - сообщил физик. – Во-первых, есть разные виды гипнотического внушения. Например, программирование сознания в период гипнотического сна. Есть, также, сугестия. Сугестия – это воздействие на сознание человека во время его бодрствования. Бывают внушения с помощью различных носителей, каких-нибудь символов, звуков, картин, кодированной воды.

 

- Кодированной воды? - уточнил Рыбов.

 

- Да этот способ передачи информации практиковался еще в древнем Египте. А у нас этим до сих пор пользуются колдуны. Тут все дело в том, что вода может менять структуру и передавать свою структуру другой воде, а в человеке, как известно, очень много воды. Но самое интересное, что гипнозу поддаются не все. И тут напрашивается вывод, что у человека, подверженного гипнозу, есть в голове нечто такое, что способно подчинить его чужой воле.

 

- Слышал, Улейкин, - спросил Рыбов, - Есть у тебя в голове нечто такое?

Ну, а что это за нечто такое? – спросил он вновь у физика.

- Наука этого не знает, - заверил физик.

 

- Зато я знаю, - вмешался Шплинт. – Дурь у него там.

- Точно, - подтвердил Едаков, - У Федулыча одна дурь, а у этого – другая. Вот они и поняли друг друга.

 

- Чего молчишь, Улейкин? – заметил Рыбов. – Ты пил у Федулыча кодированную воду?

 

Вопрос Рыбова отвлек Улейкина от раздумий над планом своих дальнейших действий.

- Не пил я ничего, - ответил он.

 

- Стоп! – выкрикнул Едаков, заставив этим Рыбова сильнее вцепиться в руль. – Ты же говорил - ничего не помнишь!

- Эге, - обрадовался Шплинт. – Лохонулся, козел.

- Да ничего я не лохонулся, - соврал Улейкин. – Я говорю то, что помню. А про то, что я не помню, я не говорю. Может, я там еще и ел. Какой-нибудь закодированный шашлык.

- Из человечины, - вставил Едаков.

 

- Опять дурачка включил, - посетовал Шплинт и вновь принялся излагать Улейкину формы предстоящей расправы.

 

- Куда дальше? – спросил Рыбов, притормаживая у дорожного знака с надписью «Крысиные дворики».

 

- Дальше вправо, - ответил Улейкин. – До большого куста.

- Что, с дороги мне, что ли, съезжать? – не понял Рыбов.

- Надо съезжать, - сказал Улейкин. – Тут меня, как раз, встретила ведьма с поросенком и повела к кусту. Значит, дорогу я помню оттуда.

- Ведьма с поросенком, - усмехнулся Рыбов, тем не менее, следуя указаниям Улейкина.

 

- Ведьма с поросенком? - подался ухом к Улейкину Едаков.

- Да, с поросенком, - повторил Улейкин. – Притом поросенок этот мыслящий.

 

- Во, заливает! – восхитился Шплинт.

 

И пояснил всем очередной промах Улейкина:

 

- Поросенок мыслящий. Усекаете?

 

Но тут в свете фар появился большой куст.

 

- А откуда я знаю про этот куст? – спросил Улейкин.

- Значит, специально тут все вынюхивал, - предположил Шплинт.

- Если б не ведьма, я пошел бы по дороге, - объяснил Улейкин. – Так, а теперь мне надо выйти и сориентироваться.

- Вместе выйдем, - предложил Рыбов. – Шплинт, от него ни на шаг.

Подойдя к кусту, Улейкин стал кружить вокруг него, всматриваясь в окрестности. Эти его действия образовали у куста целый хоровод.

- Во! А это что здесь такое? – послышался голос Едакова.

И он вынес на свет фар вещи Улейкина.

 

- Улейкин, да это ж твои тряпки! – прокомментировал он, разглядывая находку.

 

- Где? – изобразил удивление Улейкин.

 

- Вот. Куртка, джинсы, майка, трусы, - все больше изумлялся Едаков.

- А я то думал, куда ж они подевались? - как бы обрадовался Улейкин.

- Погоди, погоди, - посуровел Рыбов, отбирая у Едакова трусы Улейкина. – Так ты говоришь, встретил ведьму, и она привела тебя сюда?

- Да, - подтвердил Улейкин.

 

- И что было дальше? – ехидно спросил Шплинт.

- Дальше она сказала, что дорогу к Федулычу покажет поросенок.

- Про поросенка понятно, - перебил Рыбов. – А про ведьму… Ты что, здесь с ней любовь крутил?

 

- Да вы что? Она ж ведьма. Клыки, нос и все такое.

- А зачем же ты разделся? – допытывался Рыбов.

 

- Надо же, с ведьмой целовался! – объяснил Шплинт Едакову. – Клыки, нос… Как представлю, тьфу.

 

- А я и не раздевался, - возразил Улейкин.

 

- А вещи, тогда, как здесь оказались? - догадался спросить Едаков.

- Не знаю. Потому что не помню, – развел руками Улейкин.

- Так ты что, не помнишь, в штанах ты пошел дальше или без штанов? – осведомился Рыбов.

 

- Почему же? Это я помню. В штанах. Вслед за поросенком.

 

- Что-то я ничего не понимаю, - сообщил Рыбов. – Физик, может, ты пояснишь нам, что у них тут произошло?

- Видимо, - начал физик, - он действительно встретился с ведьмой. И сразу подпал под ее гипноз. Отсюда и умный поросенок, и покойнички и колдуны.

 

- Да это понятно, - махнул на физика трусами Рыбов. – Но зачем же он разделся?

 

- Знаю, зачем он разделся, - догадался Шплинт. – Он себе обеспечивал алиби.

 

- А я думаю, это у них какой-нибудь сатанинский обряд, - предположил Едаков.

 

- Может, и обряд, - задумался Рыбов, но тут же обратился к физику. – Что же получается? Он до самого Воронежа без штанов бежал что ли?

 

- До Воронежа километров пятьдесят, – рассудил физик. – А голого попутчика в машину никто не посадит.

 

- Чего не сделаешь ради алиби? – высказался Шплинт. - А куда ты еще ходил, помнишь?

 

- Еще я побежал за поросенком. И он привел меня на кладбище. Оно у них там, - и Улейкин показал направление. – Если не верите, пойдемте посмотрим. Там есть покойник, который подтвердит, что я к нему заходил.

- Покойник? Ты что, Улейкин? - вытаращился на Улейкина Рыбов.

- Не-е, на кладбище мы не пойдем, - заявил Едаков. – Мы тебе и так верим. Ты лучше нас к Федулычу веди. Ты ж у Федулыча был?

- Да, - согласился с ним Шплинт. – Показывай хазу Федулыча. Быстро. А то у нас не хватит времени на следственный эксперимент.

- Какой еще эксперимент? – не понял Рыбов.

 

- Как, какой? – в свою очередь не понял Шплинт. – Мы же должны убедиться, что он без штанов до города бежал.

И он опять поднес к носу Улейкина свой пистолет.

 

- Ну ладно, - сдался Улейкин. – Вон там, видите, длинное дерево. Это у него груша рядом с домом растет.