Я был давно убит на той войне. Я воевал на ней четыре года. Забыл свой дом, когда чернел в огне подбитый танк мой, и легла пехота. Но я вернулся, правда, неживой, вернулся ветром осторожным дымным, губами тронул крестик за горой, и к дому проскользнул задами, тыном. Жену увидел, выросших детей, расцеловал их, прошуршал листвою за огородом, вышел за плетень, и скрылся за полынною травою. Я видел всё, как кончилась весна, как урожай собрали, веселились, и мы крутились рядом, нас война ветрами сделала, мы лишь дымами вились. Дымами с труб, из печечных гуртов, дымами из вечернего заката, мы колыхались близ весёлых ртов, увещевала нас война без слов, кобенилась, на выдумки богата. Потом я свадьбу видел, я кричал, болталось сердце на шнурке в прихожей, младенца в люльке тихо я качал, младенец - с розоватой нежной кожей. В тот бой, когда лопатил правый фланг, как не заметил фаустника, братцы, как глупо, так тогда подставить танк, как глупо, нынче ветром задираться… Я осторожно вышел во поля, шуршали вслед кусты чертополоха, и чёрная рассветная земля была моя от выдоха до вдоха. Была тепла со мной земля, светла, я целовал ей треснутые губы, земля меня любила, как могла, любила даже выбитые зубы. 24 декабря 2009 г. С-Петербург |