Познакомили нас дети. Так получилось, что наши дочери, оказавшись в одном классе, подружились. Вскоре Люся, одноклассница Юльки, стала частым гостем в нашей квартире. Симпатичная, полная армяночка со смуглым лицом и чёрными, слегка вьющимися волосами, была под стать моей дочери, тоже полной, но белобрысенькой. Обычно, они делали вместе домашнее задание, а потом, если позволяла погода, шли гулять во двор нашего дома.

Мы тогда только получили хорошую благоустроенную квартиру в новой пятиэтажке, и перешли в разряд благополучных людей. А до этого, живя в балке за ручьём, считались, как бы, изгоями. Жили мы в северных широтах Западной Сибири, куда люди приезжали, чтобы заработать кучу денег. Как тогда говорили, за длинными рублями. И мы занимались тем же. Моя жена работала в детском садике старшей медсестрой, что имело некое значение для снабжения нашего холодильника этиловым спиртом. Я трудился на нефтепромысле, добывая нефть, чтобы страна стала ещё более могучей державой и наши недруги, коих и сейчас предостаточно в мире, считались с ней.

Вскоре Люсина мать, Меланья, весьма естественно и органично вошла в число наших самых близких знакомых. Филолог по образованию, она была интересной собеседницей. Как большинство армянок, она умела прекрасно готовить кавказские блюда, что придавало особую экзотику нашему застолью. Когда за окном сорокаградусный мороз, и долгий зимний вечер, то времяпровождение за столом, уставленным тарелками с различными блюдами, которые сейчас можно отнести к деликатесам, а тогда обычным, плюс медицинский спирт, который Меланья – вот женщина! – пила неразбавленным, было неплохим занятием. Да, собственно, ничего другого нам и не хотелось. Особенно мне, пробывшему весь день на холоде. Часто, бывая на рыбалке, я приносил к столу огромных окуней, к которым моя жена давно привыкла, а у Меланьи они вызывали неизменный восторг.

Через некоторое время мы познакомились с Багратом, её мужем, которого Меланья привела к нам в гости. Когда они зашли в прихожую, нашему взору предстал высокий, красивый армянин, может слегка худощавый рядом с пышечкой женой. Как мы уже знали от Меланьи, он служил в уголовном розыске старшим оперуполномоченным, что, конечно же, вызывало у нас живейший интерес к его личности. Вскоре Баграт, несмотря на занятость, стал частым участником наших посиделок на кухне, особенно, в выходные дни. Наше общение, естественное и гармоничное, никому не было в тягость. Развивая какую-нибудь тему, мы, бывало, спорили, доказывая свою точку зрения в том или ином вопросе, но всегда корректно и сдержанно.

В конце семидесятых, на закате Брежневской эпохи, ходило великое множество всяких анекдотов. Политические анекдоты рассказывались в узких кругах и, конечно же, как обычно, на кухне. Доставалось не только политикам, а у нас на Севере ещё чукчам и хантам. Мы не были исключением, обмениваясь произведениями народного творчества. Помню, как Баграт, после рассказанного анекдота про хантов, стоя у окна и продолжая тему, сказал: «Вот мой брат идёт, Вардан называется». Мы покатились от хохота! К ним в гости из Армении действительно недавно приехал его младший брат Вардан, который был настолько робок и неискушён в современной городской жизни, что служил постоянным объектом наших шуток, особенно после одной, весьма пикантной истории. Как-то раз, по просьбе одной своей замужней знакомой, которая имела виды на молодого симпатичного армянина, Меланья специально оставила их одних в своей квартире, думая, что Вардан не подкачает в нужном месте и в нужный час. Каково же было её изумление, когда раздосадованная женщина призналась, что Вардан, от волнения коверкая русские слова более, чем обычно, целый час уговаривал её сходить с ним в кино.

 

Наше общение с армянскими друзьями дало положительные результаты. Постепенно я всё более узнавал историю, традиции и обычаи дружественной Армении. Для меня было настоящим, шокирующим открытием - Меланья поведала нам об этом – что армяне приняли христианство за семьсот лет до крещения Киевской Руси. Выходит, что когда русичи ещё жили разобщёнными племенами и поклонялись деревянным идолам в лесу, армяне уже знали истину и молились Спасителю. А Эчмиадзин, название которого я долго не мог выговорить, не только пригород Еревана, но и монастырь, в котором резиденция католикоса всех армян.

Весной началось паломничество друзей и родственников Баграта и Меланьи в наш северный город. Причина была прозаически проста, они везли цветы на продажу, тепличные гвоздики. Понятное дело, кроме цветов они ещё привозили различную зелень: кинзу, базилик, но не для продажи, а в подарок. Вот тогда я впервые узнал вкус этих растений и привык к ним. Можно сказать, армяне меня приучили, и я им благодарен.

Баграт, работник милиции, «крышевал» своих. А так, попробуй как, поторгуй в фойе магазина или в другом месте – сразу подойдёт милиция, составят протокол, заберут цветы, да ещё оштрафуют на кругленькую сумму. А могут и в КПЗ забрать до выяснения. В общем, сплошные неприятности. Без «крыши» двигать цветочный бизнес в то время было невозможно. Особенно «чёрненьким», как на Севере называли всех выходцев Кавказа, торгующих в тёплых фойе «Универсамов», а когда температура становилась плюсовой, то и на улице.

Помню, как на день рождения Баграта собрались армяне всего города. В основном это были простые мастеровые – сапожники и проч. Огромный стол на всю большую комнату трещал от выставленной снеди и обилия напитков. Разумеется, был и выдержанный армянский коньяк. И что особенно поразило меня во время этого застолья – гости почти не притрагивались к спиртным напиткам. Сидели, чинно разговаривая, воздавали должное Меланьиной стряпне, но рюмки со спиртным в себя не опрокидывали, не как русские люди. Понятно, что после праздника не было битой посуды, поломанной мебели и заплёванных углов. Да и продолжалось всё действо не так уж долго, всего два, три часа.

На следующий день я поинтересовался у моих друзей, что ж так мало пили гости, стеснялись, может быть.

Нет, не стеснялись, Ереванские армяне очень мало пьют вообще, пьянство считается таким постыдным явлением в их городе, так осуждается общественностью, родственниками и знакомыми, что человек перебравший спиртного, готов потом сгореть от стыда.

Вскоре наши дочери начали учиться в музыкальной школе по классу фортепиано. Женщины нашли на какой-то базе два шикарных чешских инструмента «Петров». Поехали за ними мы с Багратом на грузовике. Вот была морока тащить инструмент мне на третий этаж. Собрались все свободные от работы мужчины нашего подъезда. Облепив тяжеленный короб со всех сторон, с криками и советами, еле разворачиваясь на узких лестничных площадках, мы, кое-как, испустив по семь потов, затащили эту штуковину ко мне в прихожую. Потом пошли помогать Баграту. А он оказался умнее, разобрал дощатый короб, в который был упакован инструмент, и мы, вчетвером, легко занесли фортепиано в их квартиру на первом этаже.

Вскоре наши дочери уже радовали нас домашними концертами, до которых мы все были большие охотники. Они не только играли, но ещё и пели хором детские песенки. Особенно мне нравилась исполняемая ими песня «Качели».

Через год мы дружили семьями так тесно, что были как одна большая семья. Я мог зайти к ним в квартиру и запросто пообедать, а уж выпить приготовленный Меланьей кофе – это обязательно. Ох, и кофе она варила, сама пожарив зерна и смолов их на эксклюзивной ручной кофемолке, ручной же работы. Часто видел её с кофемолкой в руках, слишком много было нас, любителей этого бодрящего напитка.