Ветер сморщил Неву и прическу испортил у суши: На полянах лесных он заплел молодую траву. А у нас над Днепром отцвели уже дикие груши, И ночами русалки призывные песни поют. Модный светский фигляр на салфетке мой профиль, Ухмыляясь, рисует – и дамы краснеют слегка. Бал в разгаре, а я, словно сам Мефистофель, Выбираю кому дать бессмертную жизнь на века. В зале тени танцующих кружат и скачут по стенам, Словно ведьмы с чертями пируют на Лысой Горе. А похожая больше на грустную повесть поэма Днем тревожит меня и ночами приходит во сне. За ломберным столом в плутовстве уличают Ноздрева. Вот еще персонаж в старомодном сидит парике. Мне кивнул камергер, и хозяйка шепнула два слова. Я для них лишь паяц, что пришел в шутовском колпаке. Стол рабочий уже ошалел от чернил и бумаги. Догорает свеча и скрипит, исписавшись, перо. Мне бы судьбы читать, как читали их древние маги. Только где их секрет? Он, наверно, утрачен давно… И все чаще тоска, хоть иди и на улице вой… Стали ночи и дни одиночеством тягостным полны. Ветер морщит Неву. Желтый диск над холодной водой Посылает в эфир полнолуния тайные волны. |