Она приходит домой поздно. Усталая, пустая, разбитая. Счастливая. Маленькая пустая съемная квартира. Слишком пустая. Слишком чужая, чтобы заполнять ее своими вещами. Ключ поворачивается в замке легко. На лестничной клетке опять перегорела лампочка. В темноте она видит хорошо. Гул басов. Взрыв гитарного соло. Мягкий, шершавый голос. Поднятые вверх руки. Губы шевелящиеся в такт, но чуть-чуть отстающие от вокалиста. Много губ. Много рук. Толпа. Живая толпа. Добрая ?? ... Нет – думающая!! Тишина квартиры. Тишина и пустота. Темнота. Свет она не включает - слишком устала... От чего? От жизни? От мира? От самой себя? Да бог с тобой! В ее-то годы... Хотя... неужели для этого нужно быть стариком? Она сильная. Она сильная и самодостаточная. Она никогда не хотела быть такой. Она никогда об этом не думала - она просто была. Есть. - Что там у тебя? – он смотрит в окно и протягивает руку. - Песня, - у нее в руке блокнот. Рука дрожит, она хочет отдать ему текст. Она надеется на это. Но она боится. Боится разочароваться. – Это не совсем песня…. Скорее стих… Почти белый… просто мысли, слова, образы… Тебе, наверное, будет не интересно… - но она уже протягивает ему блокнот. Он берет его у нее из рук. Бросает сначала взгляд на мелкие аккуратные строчки, потом – на нее. На нее он смотрит с полу-жалостью и полу-ободрением. Она не замечает. Она ничего не замечает. Разочарование. Он читает. She won't waste time on elementary talk… В квартире она одна. Если не считать кошку. Да и той может не быть. Кошка здесь не живет, скорее заходит в гости. Окна в квартире всегда открыты. Даже во время дождя. Особенно во время дождя. В холодильнике всегда найдется кошачьи консервы. Просто так, на всякий случай – вдруг зайдет. Она закрывает за собой дверь. Как можно тише, как можно легче. Она боится потревожить пустоту. Она опускается на пол, прислонившись к двери спиной. Рядом бесшумно падает ее сумка. В комнате включен телевизор на полную громкость. Он перекрикивает дождь за окном. Показывают новости. Это длинный вечерний воскресный выпуск, раздел «события искусства». Она сидит на потрепанном желтом диване ЧУЖОМ ДИВАНЕ и внимательно слушает, делая пометки, у себя в ежедневнике. Ей холодно. Она завернулась в плед, такой старый, с дырками. ЧУЖОЙ ПЛЕД. Квартира пахнет прежними хозяевами. Она здесь всего два дня. В такую ночь людям бывает одиноко. Но только не ей. В окно скребется кошка. Странно…. Учитывая то, что она живет на девятом этаже… Но с первого мгновения этого звука она знала, что это кошка скребется в окно. Может это смерть? Подкралась незаметно, отнять жизнь, которая еще только началась, которая так еще и не приобрела смысл? Приобретет ли когда-нибудь? Вот так незаметно подкрадывается смерть. А ты просто слышишь, как какая-то кошка скребется в окно девятого этажа и встаешь, чтобы впустить ее внутрь. Бред. Она встает и открывает окно. Кошка прыгает внутрь. Теперь она тоже здесь. Она сидит, прислонившись спиной к двери. Так видна вся ее квартирка. Занавески на окнах в кухне и в комнате не задернуты. Город спит. На небе звезды, какие-то пустые и нереальные… На небе ни облачка. Она одна. Даже кошка сегодня не придет. Она об этом не думает. - Раз. Два. Три. Проверка-проверка. Все ок, ребята. Давайте попробуем сыграть новую, а? - А она здесь зачем? - Заткнись, идиот! Так надо. Нам же нужна пробная реакция еще до выступления, так? - Но… не ее же?... Какого черта она все время здесь толчется? - Заткнись! Играйте уже! Музыка наполняет пустой зал. Не совсем пустой. Она сидит в самом углу и делает вид, что ее нет, пытаясь заставить в это поверить не кого-нибудь другого, а именно саму себя. Ее здесь нет. Ее нигде нет. Пустота. Музыка. Это – больше, чем мысли, но меньше, чем сердце… За окном вскоре начнет светать. Это видно. Это чувствуется. А она – одна в своей квартире. В ЧУЖОЙ квартире. В мертвой съемной квартирке на девятом этаже, в окна которой иногда скребется кошка, которая вполне может быть смертью. Она по привычке достает из кармана сумки сигарету. Клацает зажигалкой. В квартире нет ни одной пепельницы. Пол квартиры покрыт тонким слоем пепла, в линолеуме кое-где прожжены окурками дырки. Не стоит беспокоиться. Все оплачено. Всё - всё равно. Хоть сожги всю мебель. Хоть повесься на люстре. У старьевщика купят новый диван. Пятна засохшей крови вытрут пятновыводителем. Все предусмотрено. Все включено. Бред. Сколько будет литр крови в пересчете на караты? Люди медленно выплывают из клуба. Один за другим, парами, компаниями, люди никуда не спешат. Он выходит из гримерки, прощается с ребятами из группы. Он жмет кому-то руку. Перекидывается парой слов с кем-то, потом еще с одним человеком, еще, еще.… Улыбается. Искренне. Светится. Она стоит в углу. Там темно. Там ее никто не замечает. Ей это не нужно. Она об этом не думает. Они ничего не ждет, она просто докуривает сигарету и допивает нагревшееся от руки пиво. Он смотрит в ее сторону. Он уже совсем у двери, на него льется свет фонаря, а она в темноте в дальнем углу. Он делает жест головой – не небрежный, не самоуверенный – важный, но легкий. Она знает почему. Она знает, почему так сегодня. Сегодня его девушка не пришла. Она не очень-то любит его девушку, она ее даже не знает. И дело тут вовсе не в ревности. Почти не в ревности. Он предпочитает личную жизнь искусству. Она бы себе этого никогда не позволила. Разве так можно?! Разве можно пренебрегать.… Но при чем здесь она?! Она здесь ни при чем! Это не ее дело. Почти не ее. Она сидит в темной квартире, плотно прижавшись спиной к захлопнутой входной двери. Сигарета тлеет в руке. Она курит не потому, что ей этого захотелось, не потому, что ей это действительно необходимо. Скорее по привычке. Это позволяет избавиться. Да, ей просто нужно сконцентрировать все свое внимание на чем-то простом и реальном, на какой-нибудь чисто механической операции. Она фиксирует каждое положение руки. Поднести ко рту. Затянуться. Отвести руку. Стряхнуть пепел. Раз за разом. Раз за разом. Боль. Она не заметила, как сигарета догорела до фильтра и обожгла пальцы. Боль. Она говорит «Мгла». Она говорит «Темнота». Она говорит «сумерки». Она говорит «Свет»… Нет! Только не свет! Только не об этом! Она молчит. Тишина. Закон сидит у его ног. Это огромная непонятного цвета псина. Псина еще та – с характером. Захочет – может и хвостом вилять и лицо от избытка чувств лизнуть, навалившись на тебя всем своим весом, упершись в твои плечи всем своими огромными лапами. В другой раз – облает, может даже укусить. Больно. Она его не боится. В мире есть много вещей попроще и пострашней. Но откуда ей о низ знать? Разве она с ними сталкивалась? Так, чтоб лицом к лицу, по настоящему? Если представить себе, что эти вещи – взрослые собаки, то она сталкивалась лишь с их слепыми щенками. Ей хватило. Она считала, что она готова. Глупость. Бред. Закон сидит у его ног. Его закон слушал. Закон не знал никого другого. Толи действительно не запоминал (мало ли что там было не так с головой у этой дворняги), толи только делал вид. Он всегда оценивал человека заново. Но только не его, только не своего хозяина. Хотя он и не был ЕГО псом. Он был сам по себе… как кот. Но она прекрасно знала, что хватило бы и одного слова Нехозяина, чтобы закон отпустил ее уже кровоточащую лодыжку. Хватило бы просто даже одного его желания. Но нет, такого не бывало. Такого, казалось, априори быть не могло. Толи он боялся потерять Закона, став его обычным Хозяином, толи он хотел, чтобы ОНА что-то поняла. И она пыталась что-то понять. Она бесконечно думала об этом, когда перевязывала раны после укусов. Но интуиция подсказывала ей, что тут нужно не думать, а чувствовать. Стоп! С какой стати он бы хотел, что бы она что-то поняла? При чем тут она? Зачем это ему? Глупость! Все не так! Все не о ней! Бред! Закон сидит у его ног. А у нее на ноге краснее от проступающей крови свежий бинт. Зачем у него столько бинтов в аптечке? Зачем? Зачем? Дура, не лезь! Дура, заткнись! Важно не это. Он перебирает струны. Простая старая гитара. Такая простая и честная, что, смотря на нее, видя, как он наугад перебирает ее струны, кажется, что ты попадаешь в другое время-пространство. Тут светло, честно, просто.… Почему-то кажется, что это время-пространство в прошлом. Она не уверена, что такое было раньше. Сейчас такого нет. Нигде. Этот мир слишком откровенен для настоящего. Это не будущее. Она в этом уверена. Такого уже никогда не будет. Это где-то и когда-то, где и когда ее нет и не будет. Это что-то, что прошло мимо. Значит – прошлое.… А, может быть, просто несуществующее. Просто бред. Бред. Strawberry fields forever…. Она выдыхает дым уже новой сигареты. В квартире все так же пусто. Она все так же не думает об этом. Перед глазами плывут картинки, образы, мысли… Стоп! Мысли должны быть в голове – никак уж не перед глазами! Все так спуталось.… И ничего распутывать никак не хочется. Глупости какие-то. Она стоит поодаль. Солнечный день. Слишком солнечный. Люди толпятся там, посредине скоростного шоссе. Не очень-то удачное место для столпотворения в такой жаркий день, да и вообще. Удачное… Цинично. Но она сильная. Циничная… Глупая. Хотя при чем здесь она? Она стоит поодаль, у самой обочины. Как всегда. Ее здесь нет. Как всегда. Никому нет дела. А ей? Пара парней из самой гущи толпы оглядываются на нее. Она этого не видит, в ее реальности этого не было. Один из них говорит нечто вроде: «А что она здесь забыла?». Другой пожимает плечами и делает какой-то неопределенный жест, а потом бурчит что-то тихое и невразумительное, понятное только им двоим, имеющее смысл только в их реальности. Пустая квартира. Она курит. Ей плохо. Ей душно. Ей пусто. Поезд. Обычный поезд. В нем едут обычные люди. Кто-то может с этим поспорить. Никто не спорит. Некому, незачем. Жарко. Солнце выбрало ее своей новой мишенью. Душно. Пусто. Хотя маленькое купе битком набито людьми. Одиноко. Глупо. У каждого своя реальность. Она сидит на полу пустой комнаты. Она ничего не вспоминает, она все помнит. Она не пытается забыть. Нет смысла. Смысл нужен. Она бездумно, как-то рассеянно перебирает руками горки еще не остывшего пепла. "Что тут случилось?" - спрашивает ее кто-то, стоящий у обочины. Она не понимает, что обращаются к ней. Она смотрит в асфальт. Ей холодно, ее пробирает изнутри какая-то необъяснимая дрожь. Люди толпятся на перекрытом временно шоссе. Жизнь растягивается в ехидной улыбке. Мысли пугливо прячутся по своим норкам. Солнце скалиться на нее лучами. Она улыбается грусти и безысходности. В окне белеет луна. Луна почти полная. Её края чуть размыты... Или это просто стоит туман в глазах. Зачем я здесь... Какая тебе разница. Я не могу понять ... Мы что, играем в шарады. Заткнись. Меня нет. -Ты больше не пишешь... -я знаю - и как же мы теперь -мы... - ну, я... Ребята... - а... Понятно... - да нет, я, конечно же, не это думал... Я думал о тебе... - не надо, только не теперь... Да и вообще... - сама ты о себе никогда не думаешь... - это слишком просто. - я никогда тебя не пойму - это глупо... Она переползает на подоконник, смотрит на жизнь города сверху вниз, не из гордыни - из жалости. Она сидит на краю, свесив ноги, оперевшись спиной о пустоту. Она больше не боится, не боится быть собой. Я падаю в лед. Расступается пламя. Ветер падает в пропасть... Смерть ходит кругами, распушив шальной хвост и по спирали, улетает в песчаную пыль звездного неба. А она не спеша перебирает листки бумаги. Ничего не подходит. Слабый вдох. Выдох грусти. Повторить десять раз - еще сорок часов серости. Вдохновение показывает язык и уползает в щель прошлого. Она находит его. Это именно то. Пускай лист старый и слегка потрепанный... Он может решить, что все для него. Но тогда ей просто нет до этого дела. Она боится на что-то надеяться - надежда рождает сомнения. Она не искала его, того, кто будет читать этот лист. Он сам ее нашел. Вот только он еще об этом не знает. Она сидит на подоконнике и курит одну за одной. Она знает, что закончатся сигареты и... Доброе утро последний герой... Луна пожелтела и кажется какой-то нелепой, неуклюже карабкаясь по холщевке потрепанного неба. -скажи слово -просто -сон -я не хочу -и я знаю -быть -тебе не привыкать -слепой -спать -и жить -в мыслях - Правильно So why should I believe myself, not you... Она смотрит сквозь город и курит. Плавно вдыхает и выдыхает дым. Ей кажется, что она плывет. Вдох. Выдох... Никаких мыслей. Ей часто кажется, что она плывет, когда курит. Ей часто кажется, что она живет, когда спит. В тамбуре тихо. Здесь ей комфортней. Здесь на нее не давят чужие миры. Правда солнце все так же издевается. Поезд заезжает в туннель. Впереди несколько минут идиллии. В темноте нет никого, нет даже ее. И только огонек сигареты самодовольно играет во мраке. К нему присоединяется еще один. Он что-то говорит, что-то про невыносимую жару и тонкий лед, про вселенную мысли и бактерию лести, он говорит про липкую уверенность, и пустую реку тщеславия. Поезд выезжает из туннеля, и он смотрит на нее, одно мгновение, не дольше. Он смотрит в окно. Дверь тамбура чуть приоткрывает женская рука. И она слышит какую-то шутку, которую не может понять, ей это безразлично. Из коридора слышаться полупьяные смешки. Он смеется в ответ и уходит, не сказав больше не слова. Она этого всего не замечает. Она уже далеко, она уже спит. Ей снится багровое вдохновение и лимонная слабость. В окне все то же безжалостное солнце... Какое там солнце>>>>^ No hell below us, above us only sky... Луна понемногу покрывается алой пеленой. Она небрежным щелчком отправляет окурок в темноту ночного города. Прохладный ночной воздух окутывает ее и согревает лучше любого шерстяного пледа. -знаешь... Я иногда боюсь... -чего -себя... Тебя... Этого бреда, что царит у меня в голове, когда ты уходишь, оставив мне свои мысли... -я забираю твой мир взамен... Краду по эмоциям... Ты об этом... Ты этого боишься... - нет... Я боюсь ничего. Боюсь дышать твоим воздухом... -а потом опять концерт... -и мы другие... -.чужие люди... -но воздух такой тонкий. Я боюсь его порвать, но не могу прекратить посылать свои образы -и они переплетаются с моим пульсом, наполняя этот воздух -и все эти люди...они дышат им...они впитывают его каждой клеточкой... каждым взглядом и каждым жестом... -но ничего не знают.. Но они счастливы, пусть даже и на долю мгновения мы меняем в них что-то... - хотя делаем это и не для них - мы делаем это только для себя.. -какая разница.. -никакой.. Просто странно... -скорее жизненно... -я боюсь -я боюсь -я не могу так больше -мне тоже нужно.... -нам нужно пожить без этого.. -попробовать.. Мы вышли из игры - мы смертельно ранены... Что будет дальше, тогда, когда она докурит свои сигареты...неужели она прожжет свою жизнь последним окурком... Станет во весь рост на подоконник, упираясь макушкой в оконную раму. Полетит в бесконечность... Вот только ее бесконечность стремится к нулю... В ее реальности и не такое возможно. Потом задохнется в объятьях асфальта... Нет - это не она. Это будет не с ней. У нее впереди лишь неопределенность.. Что лучше...что хуже- об этом не думать. Выбора нет. А пока горит ярко-алая луна и в руке тлеет не последняя сигарет. Она не думает. Июль. Жаркое лето. Все окна открыты нараспашку. Снова ночь. Из кухни растекается по всей квартире запах кофе. Она о нем не помнит. Она слушает звуки прошлого. Все возвращается к ней снова. Она снова дышит тем воздухом. Она снова заполняется теми мыслями и образами. Она не жалеет, что все прошло. Жалость выедает тебя изнутри и ничего не меняет. Она рада, что это было. Она не жалеет ни о чем, хотя бы из уважения к прошлому. Она рада, что все закончилось именно так... иначе все стало бы сильно до невыносимости, до сумасшествия. Это мог убить.. ее... но это не главное... его...но это тоже не все.. Это могло убить тех, кто пьянел бы от этого воздуха... Где он теперь.. Лучше не знать - слишком велико искушение. Она знает - с ним все хорошо... Он не такой.. он умеет прикидываться таким каким должен быть... Или он такой и есть... Или его просто нет. Без разницы. Она растворяется в звуках прошлого. Кофе подгорает. Oh let the sun beat down upon my face, stars to fill my dream… На подоконнике ей хорошо так она наглядно чувствует свою невесомость... Это все наверное, от того что внутри пусто, поэтому так легко теперь быть. Все кончено... -хм... Я не ожидал, что так получится... Это просто...это как раз то что мне было нужно..- он старается донести до нее свои эмоции, но она вся будто бы не здесь... -я рада,- но голос монотонный. -ты не думаешь... Не хочешь... Может, мы сможем писать песни вместе.. -да,- одно слово. Ничего больше. Этого достаточно. Больше не нужно. - тогда нужно как-то договориться, когда и... - сейчас. Вполне подходящее время. Он не понимает, что происходит. Он не может свернуть. Они садятся в парке, просто на траве, так как скамейки все равно сейчас уже все заняты. Он достает из чехла за спиной гитару. Она достает потрепанную тетрадь. Они пишут... Ни одного лишнего слова не звучит. Ничего о себе, ничего не про песню. Они рассказывают про себя все аккордами и образами. Они такие разные... Совсем не совпадают. Они могут позволить себе быть разными, найдя друг друга - похожих в переплетениях ниток нутра. почему мы молчим об одном, не кидая глубоко слов на дно… Багровая луна манит ее из окна, зовет взлететь к ней. Но она этого сделать не может. Но луна в это искренне не верит. От этого ей еще хуже. Она не хочет, чтобы в нее верили. Разочарование... Она в тамбуре. Ей не хочется возвращаться в вагон. Тем более теперь, когда воздух в этом маленьком помещении наполнился смыслом… или иллюзией… или просто образом иллюзии смысла. Ей все равно, чем именно наполнился этот воздух. Просто теперь он стал настолько плотным, что может удержать ее, не дать упасть, не дать сомневаться. Дверь тамбура открывается и входит она, его девушка, рыжая оторва с сильным характером с самодовольным и глупым прозвищем Стар. Стар кидает на нее встревоженный взгляд и достает из кармана тонкие дорогие дамские сигареты. - Дай пожалуйста прикурить, - просит Стар, - а то я забыла зажигалку в купе. Она дает прикурить Стар. Та протягивает руку за зажигалкой и она замечает, что с тыльной стороны ладони у Стар новая татуировка. Это причудливый дракон, который толи извергает самого себя из пламя, толи пытается сам себя съесть. Ей нравится идея рисунка. Она не понимает, почему у Стар такое глупое прозвище. Она не понимает, почему Стар так и не решилась рисовать, почему она предала искусство и занялась экономикой… Ей хочется об этом спросить. Она готова об этом спросить, но Стар ее опережает. - Что вы делаете? – спрашивает Стар. – Я имею в виду – ты и он. Что вы делаете? Как это все рождается, как это все получается? Как вы друг друга понимаете? - Не знаю, - честно отвечает она. – Тут все дело в воздухе – в его плотности и привкусе… - Хм, - саркастически улыбается Стар. – Я так и знала, что это секрет… Но… Поверь – мне это важно… Как никому другому. Я не говорю про личностный фактор. Он для меня тоже важен, но дело сейчас даже не в нем. Я нашла продюсеров, я жертвую своей жизнью ради этой группы, я бросила все. Я бросила свои увлечения, я бросила свою карьеру. Все, что я делала последние два года – все ради этой группы. Я всегда в нее верила. Но только с появлением тебя их музыка ожила. Я должна знать. - Я действительно не могу ничего сказать, - ее лицо ничего не выражало, взгляд был опущен в пол. - Поверь, от меня тебе нечего скрывать. Мне вы оба можете доверять всегда. - Мы и доверяем. Ты ведь единственная знаешь про меня, про то, что я в этом всем участвую… - Ладно. Я все поняла, - затушила сигарету Стар. - Я все поняла. Но, если захочешь все-таки рассказать или просто с кем-нибудь поговорить – зови меня. Тебе это может показаться странным, но… Стар не договорила и захлопнула дверь. … просто заново запеть и подпрыгнув полететь… Стар… Как же она о ней забыла? Может у нее есть ответ? Странно было бы, если бы Стар знала больше, чем она сама. Еще более странным было бы, если бы Стар понимала бы все это лучше, чем она, но… Все тоже незаконченное «но». Только в этот раз дверь захлопнула не стар а сквозняк. Порыв ветра пронзил холодом. Новое воспоминание пронзило ее надеждой. Она слезает с подоконника и бредет к входной двери. Берет сумку. Достает телефон. Набирает номер Стар. В трубке гудки. Пустота. Что теперь? Надежды не осталось? Она жива. Значит надежда еще есть. Она живет где-то в глубине нее. Но где? Как она выглядит, как ее найти? - Да, на нужно пожить без этого. - Я только за. А что скажет Стар? - Я почему-то о ней даже и не подумал. - Тогда – неважно. - Да, она сильная. Она найдет что-то новое. Может, другую группу. И продюсеры ее послушают. Она умеет убеждать. - Да, умеет. - Я больше волнуюсь за тебя. - Волнуйся за себя. - И за себя тоже… - Тогда волнуйся за Стар. Ей это нужнее, чем нам. - Глупость. - Жизнь. - Бред. - Прощай. - Прощай…То есть это все? - Ничего больше быть не может. Теперь нас спасет только свобода. Свобода от мыслей. - Свобода…Я согласен, но… - Что? Ты ведь и сам не можешь закончить фразу. - Прощай. - Прощай. Тебя проводить до метро? - Нет, я ж теперь на колесах – новый мотоцикл. - И как ощущения? - Свобода. Скорость и свобода… - Ну – удачи. По-моему однажды ты на нем разобьешься. - Боюсь, что это правда. - Бойся. - Прощай. - Прощай… Отпустите синицу на верную смерть, пусть ее приласкает свобода… Они тогда попрощались трижды. Теперь у нее осталось три сигареты. Три попытки найти опору. Три повода найти в памяти что-то нужное. Три воспоминания? А что потом? Неизвестность. Пустота. Или суета. Или ничего. Или просто жизнь. Но чужая. Или это до этого была чужая жизнь? Но это все потом. Теперь только мысли. Она пытается что-то вспомнить, как спасенный утопающий пытается выплюнуть воду из легких. Она вспоминает про кофе на плите лишь тогда, когда в плеере садится батарейка. Музыка прерывается, и она возвращается в наш мир. Наконец-то она чувствует запах паленого. Спохватившись бежит на кухню, напугав Смерть, ее странную кошку. Та бросается ей прямо под ноги и сразу же выпрыгивает в окно. Окно девятого этажа. Теперь она снова в квартире одна. Лежит на холодном полу и плачет. Она уже давно не плачет. Раньше она не плакала потому, что наполняла все вокруг смыслом. Теперь же было слишком пусто даже для того, чтобы плакать. Но сейчас ее прорвало. Она лежит и плачет. Она понимает, что это ничего не изменит. Она осознает, что это никто не видит. Она знает, что никто об этом не узнает. И от всего этого ей еще больше хочется плакать. Она плачет и плачет и ничто уже не в силах остановить ее. Даже телефон, который орет на всю квартиру. Ей все равно. Она не обращает на него никакого внимания. Она не верит, что какой бы то ни было телефонный звонок может хоть что-нибудь изменить. Так какой в нем тогда смысл? Она не знает, как быть дальше. Она не знает, как жить дальше. Она не понимает. Она не видит смысл. Она засыпает, окутанная своими же собственными сомнениями, убаюканная своими же собственными рыданиями. Слезы смывают все. Вот только останется ли что-то еще? I need to wash myself again to hide all the dirt and pain cause i'd be scared that there's nothing underneath… Но нет… Это еще не все… Было потом еще что-то важное. Черт, как трудно же ей теперь что-то вспоминать. Когда мысли плыли без ее согласия все было так легко и плавно, а теперь ей стало трудно вспомнить даже то, что было совсем недавно. Или давно… Когда же это было? Она всматривается в небо. Звезд нет. Куда-то делись. Ушли по своим делам. И только багровая луна все еще с ней. Багровая луна помогает ей жить. Но самой багровой луне осталось жить совсем недолго. - Все-таки решилась? – Стар улыбается. Ее зеленые глаза блестят, как изумрудная подвеска на ее шее. - Да. Но это… Ты просто говорила, что можешь выслушать и… - Не оправдывайся, - теперь же Стар сразу стала сама серьезность. Она всматривается собеседнице в глаза, глубоко-глубоко. Но так ничего и не видит. Ничего не понимает. Она старается скрыть свое разочарование. – Говори, что ты хотела сказать. - Я скорее хотела спросить. - Что? – Стар удивлена и заинтригована. - Почему… Почему ты не рисуешь? Он говорит, что ты бросила это из-за будущей карьеры экономиста, искала что-то серьезное… - Да, это так, - обрывает ее Стар. Она не хочет показаться агрессивной, но тема ее напрягает. Она нервничает и теребит подвеску. – Мне нужна серьезная работа. А художницей великой я бы все равно не стала… А тут хоть что-то. И я могу теперь с помощью своих связей помогать таким как вы, раз уж сама ни на что не гожусь… - Это… - хочет было возразить она, но понимает, что это заведет разговор в тупик. – Но почему ты бросила карьеру ради этой группы? Она ведь не лучшая? Она ничего не изменит. Ты могла бы делать что-то на том же уровне, ты могла бы быть даже лучше. Ты могла бы помочь себе… - Я помогаю тем, в кого верю, - жестко обрывает ее Стар. - Ты не веришь в себя? Стар молчит. - Теперь я задам свои вопросы. В ответ, - после недолгого но напряженного молчания натянуто улыбается Стар. – Как ты его нашла? - Это он меня нашел. - Но он говорил иначе… - Я знаю. Просто он сам этого не знает. Понимаешь я живу примитивной жизнью. Я – пустая комната. В нее редко заходят люди, она им не интересно. А он открыл мою дверь - Как? Я тебя не понимаю? – бесится Стар. Ее бесить даже не то, что она не мождет что-то понять, а то, что раньше, когда-то давно, в другой жизни, она могла это понять. - Это трудно объяснить я сама этого не понимаю. - Ты говоришь загадками. - Я ими думаю. - А я думаю мыслями. - В этом-то и наше с тобой различие. - Поэтому-то я и верю в вас… а не в себя, - слова даются Стар тяжело. – Я не такая. Я простая, обычная. Я могла бы быть другой. Заставить себя в это поверить. Но это было бы фальшиво. Натянуто. Я верю в вас… - Зря… Понимаешь… - Нет, не понимаю! – Стар переходит внезапно на крик. Крик злой со стороны. Крик, пронизанный болью, если вдуматься. – И не хочу понимать! Я просто верю! И не отнимай эту веру у меня, если у тебя нет своей! Уходи! Прошу тебя уходи! – Стар толи приказывает, толи умоляет, она просто не знает, что сильнее подействует. Она мечтает сейчас оказаться одна. но им обоим становится легче. Непонятно как это. Им странно, что с ним они говорят больше, дольше, вроде как вдумчивей, а легче стало только сейчас. Стар остается на скамейке в парке, где они сидят, опустив голову на руки. Теперь ее лица не видно. Только рыжая вьющаяся копна волос. - Не обижайся, - говорит Стар, не поднимая головы. – Это не из-за тебя. Забудь. Звони, если что, - ей трудно сдерживать рыдания, но она старается. Стар остается сидеть на скамейке. А она уходит. Ей должно было бы быть тяжело после всего этого разговора. Но ей почему-то очень легко. Ей легко потому, что она не Стар. Она давно уже так близко не рассматривала себя рядом с другими людьми. Она немного завидовала Стар. Она ее боялась. Раньше она ее просто не знала… И теперь не знала… Но что-то изменилось. Она как будто бы что-то увидела в Стар. Что-то важное для себя. Что-то что не видела ни в своих словах, ни в его музыке. Она четко осознает, что все, что они делают – дурман. Все что они пишут – завеса реальности. Они ничего не меняют в мире. Они меняют только мироощущение. Они создают Оман вместо обмана. Они просто мошенники. Но их сила велика, они не какие-нибудь карманники, они воры посильней. Воры эмоций. Забирают чужие, заменяя их на свои. И им хорошо от этого… И… Это должно прекратиться… Это должно… Ей больно. Она не знает, что будет дальше. Но она твердо понимает, что сегодня она скажет ему, что этого всего больше не будет. Все кончено. Все слишком надумано. Все слишком сложно. Все слишком сильно. I want to go back to believing in everything… Она замечает, что ход ее мыслей становится все нормальней и нормальней. Это хорошо. Она идет на поправку. Она замечает, что воспоминания становятся все ярче и продолжительней. Она замечает, что они потихоньку вытесняют реальность. Она не против. Но это конец. Почти конец. В ее руке последняя сигарета. Она щелкает зажигалкой. Багровая луна готовится умереть. Она вдруг понимает, что Стар мертва. Выбросилась из окна пять секунд тому назад. Она это знает. Она в этом уверена. Ей не больно. Она воспринимает все вокруг как отрывки кино. А в кино умирать не больно. Она просыпается. На кровати лежит мобильный. Но он больше не звонит. Она не понимает почему. Она не сразу вспоминает, что плакала. Не сразу понимает, что заснула. Она только помнит как орал телефон. И еще как упала. И что слушала музыку. И что кофе подгорел. И то, что о нем вспоминала. Она пытается подняться. Это удается ей с трудом. Сил ей придает только, что она знает, что никто не может ей помочь. Она подходит к кровати. Она ковыляет на одной ноге, вторая слишком сильно болит, чтобы на нее опираться. Она берет в руки телефон. 20 пропущенных вызовов. 2 от него – странно… 18 от Стар… Она не спешит перезванивать. Она вспоминает их с ним последнюю встречу. Он еще спросил, почему она вообще теперь писать перестала, или что-то в этом роде. И они так и не сказали ничего важно друг другу. Теперь она даже сомневалась, что они говорили друг другу что-то важное раньше… Но – какая разница?! Это значило что-то для нее тогда. Вот что важно. Все было таким, как ей представлялось тогда. Вот и все. Она не уверена, стоит ли перезванивать. Но все-таки решается. Прошло есть у всех. От него не убежишь. В особенности при отсутствии настоящего. Она набирает вначале его номер. Трубку снимает Стар. Она сразу узнает ее голос. Но голос у Стар все-таки не такой как обычно. Усталый, сдавленный. - Он разбился, - говорит Стар без всяких вступлений. - На мотоцикле? – как-то слишком вяло спрашивает она. - Да, - голос Стар звучит будто бы издалека. - Я так и знала, - говорит она. Стар кладет трубку. Она не удивлена поведением Стар. Она не думает о Стар. Она не думает о нем. Она не думает о себе. Она не думает. Она узнает адрес аварии из выпуска новостей тем же вечером. Она едет туда на следующее утро. Там толпятся люди. Ребята из группы и другие, незнакомые люди. Все узнали об этом только вчера вечером. Раньше знала только Стар… И она. Остальные узнали вечером. Но лень… Лучше сутра. Теперь же на их лицах скорбь… боль… Искренние, не поддельные. А этой ночью им плохо спалось… Но все-таки спалось… Странный зверек человек… Она стоит там. А потом приезжает домой. Ей как-то странно. Ей плохо. Она счастлива. Но это не радость… Это счастье облегчения. Наконец-то произошло хоть что-то. Ей больно. Но она рада хоть каким-то эмоциям. Она прислоняется спиной к входной двери и машинально достает из сумки сигарету… Кошка хочет курить, у кошки намокли уши… Ну вот. Теперь все. Теперь вспоминать больше нечего. И сигарета догорела до фильтра. И багровая луна умирает. В холодных окнах рождается рассвет… Она выпрямляется во весь рос, становясь на край подоконника, смотря прямо перед собой. ты стоишь своих откровений, я, я верю, что тоже стою… Она опускается на пол тамбура. Она улыбается собственной улыбке. …and all the children are insane waiting for the summer rain…. Она уходит с шоссе. Она смеется на ходу. …где человеческий лом присыпан хлоркой и льдом… Она перестает писать. Она закрывает эту дверь. … Все находят время, чтобы уйти – никто не уйдет навсегда… Она понимает Закона. Он просто ее дурачит. Заставляет думать. …But I'm playing with myself… Она видит смысл. Она видит его отсутствие. …я рву связи и ломаю привычки… Она парит в небе и плюет в лицо скалящемуся солнцу. … Don't want your hand this time i'll save myself… Она уходит из зала, не дождавшись конца репетиции. Этого никто не замечает. …Nobody sees you when you're on cloud nine… Она гладит Смерть. Она достает из холодильника кошачий корм. …and she’s buying her stairway to heaven… Она отнимает у него гитару. …I don’t want to be a soldier I don’t want to die … Она кричит «хватит!». …doesn’t have a point of view, knows not where he’s going to. Isn’t he a bit like you and me?... Она бьется головой о стенку. … моя певица умирает назавтра… Она боится Стар. Она ненавидит его. … все мы в зеркале славные… Она не понимает себя. Все! Хватит! Хватит жить воспоминаниями и цитатами чужих мыслей! Пусть все - только повторения, но неужели об этом нельзя хоть на секунду забыть?! Неужели…. Нельзя…. Bless you wherever you are…. …. …. …. …. …. Она приходит домой поздно. Усталая, пустая, разбитая. Счастливая... Она стоит на пороге своей квартиры. Она только что с репетиции той группы, где она поет песни, которые пишет. Закон встречает ее радостным лаем. Чуть позже лениво выходит из комнаты Смерть. Она закрывает дверь, невольно бросая взгляд на руку. На запястье новая татуировка - причудливый дракон, который, толи извергает сам себя из пламеня, толи пытается сам себя съесть. Она сама ее придумала и нарисовала и попросила сделать в салоне именно такой. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
