Глава 1.

 

В добротном доме, на самой окраине Кемикалс, была одна квартира. Все соседи знали, что там живет писатель. Очень старый. Но никто не бывал в этой квартире. Потому что старик никого туда не приглашал. О том, что он жив, можно было узнать по тому, как молодой человек, родственник, думали люди, приезжал раз в неделю с пакетами еды. Оставлял их и снова исчезал ровно на неделю.

И никто не представлял, в какой бедности жил старик. В его квартире стояло два стола. На одном он ел, на другом стояла старая пишущая машинка. Всегда с заправленным чистым листом бумаги. Всегда с пустым. У него не было ни телевизора, ни радио, ни магнитофона, ни компьютера. Старик был свободен от информации, что окружала его. Может быть, поэтому он просто не знал, о чем писать. Не знал уже двадцать с лишним лет. А может быть, писательская жила в нем содержала совсем немного писательства, а в остальном была пустой рудой. Кто знает. Просто в одно утро сорокалетний человек проснулся и посмотрел на свою пишущую машинку. И понял, что ничто больше их не роднит.

Ещё у старика были воспоминания. Загруженные в фотоальбомы. Их у него было целых три. Рассортированные по порядку, сложенные в стопочку, они были его жизнью. Такой, какая осталась, потому что многого он уже не помнил. А то, что помнил, было чистым и ясным. И он любил это таким, каким оно было.

Часы. Ещё у него в каждой комнате были часы. И в кухне. Они шли секунда в секунду, отстукивая время, отсчитывая жизнь старика. Отнимая её у него. По чуть-чуть. По секунде, по минуте, по часу, приближаясь к концу.

Холодильник. Старый. Но все ещё работающий. Плита. Два шкафа и продавленный диван, на котором старик спал. Все это он знал. Это была его жизнь.

А вот откуда появилась девушка, он представить себе не мог. Просто однажды он проснулся, посмотрел на стол, и увидел, как под стеклянным колпаком, под печальную мелодию музыкальной шкатулки, кружится фигурка в белом. Маленькая, одетая, как балерина, она танцевала свой танец. По нежному лицу можно было сказать, что она благородных кровей. Чем-то она неуловимо походила на его умершую жену.

В тот день старик позавтракал. Одел старые брюки, выцветшую рубашку. И сел перед пишущей машинкой. Это был его святой ритуал. Он сидел так несколько часов, хотя его пальцы не бегали по кнопкам, как в старые времена. Он просто вспоминал свои былые деньки. И они освещали его жизнь. Воспоминания сверкали для него всеми своими красками, а то, как он жил в настоящем, было для него сном. Самый страшный кошмар – из которого ты не можешь проснуться.

Но его ностальгию разбивала эта фигурка. Маленькая девушка под стеклянным колпаком. Откуда она появилась ?

Сперва он хотел её выкинуть. Разбить. Но потом подумал, что она будет ему другом. Когда все от него отвернулись и забыли про него, он готов был искать компанию у игрушки. И просить её остаться. Не бросать его.

И все равно, странное ощущение не покидало его. Ощущение конца. Такое бывает, когда кто-то должен скоро умереть. В тот вечер, снова и снова перебирая фотографии, старик нервничал, словно ждал гостя. Он прибрался, как мог, настолько, насколько позволяли больные суставы и уставшие от жизни руки. Подмел, помыл полы, и сел перед своими фотоальбомами.

Он совсем не удивился, когда в 9 вечера в дверь повернулся ключ. Это мог придти его сын, чтобы оставить пакеты у входа. Они не разговаривали уже больше пяти лет. У них было своеобразное соглашение – парень оставляет еду и уходит. А старик через пять минут забирает пакеты. Иногда у него возникало желание пригласить сына в квартиру, поговорить с ним, просто, чтобы услышать звук человеческого голоса. Но потом он решил не надоедать парню. У него ведь своя жизнь, и вмешиваться в неё со своим стариковским одиночеством ? Нет, спасибо.

Но в этот раз человек прошел в комнату. Это был мужчина, одетый, как похоронных дел мастер, в черный фрак и черный цилиндр, и с тростью. Он зашел в комнату, и сразу почувствовался сквозняк.

- Здравствуйте,- сказал незнакомец.

- Здравствуйте,- ответил старик.

- Я присяду ?

- Конечно.

- Вы, наверное, меня не знаете. Так вот, я – смерть.

Он протянул руку и старик пожал её.

- Джим.

- Хорошо, Джим. Наверное, вы понимаете, зачем я пришел ?

Зачем приходит смерть ?

Старик посмотрел на фотографии, что россыпью лежали перед ним. Значит, это конец. Конец всему, что когда-то было с ним. Конец его воспоминаниям.

- Значит, настало время ?

Незнакомец кивнул.

- Почти настало. А если точнее,- он вытянул руку и посмотрел на часы,- настанет ровно через три дня.

Смерть достал книгу учета, разлинованную, очень толстую, с надписью «2053». Открыл её, нашел нужную строчку, ещё раз сверился с часами, и что-то в ней написал.

- Так что я предупреждаю, у вас есть три дня, чтобы закончить все свои дела. Ни больше, ни меньше. Затем я снова к вам приду. Уезжать, прятаться я вам не советую. Я вас все равно найду. Такая у меня работа.

- А что будет потом ?

- Потом я внесу ваше имя в реестр, вы подпишетесь и я поставлю печать.

- А потом ? Что будет дальше ?

Смерть равнодушно пожал плечами.

- Я не знаю. Знать это не в моей компетенции.

Старик посмотрел на часы. Незнакомец своим присутствием отнимал у него последние минутки.

Смерть сверился с часами. Кивнул на прощание и вышел со словами,- До свидания.

Старик снова остался один, и щелчок двери ознаменовал это. Никто, даже смерть не хотела оставаться с ним. И только одна балерина кружила в танце. Маленькое прекрасное белоснежное создание.

Странное было появление. Словно отблеск света на немытом стекле. Сперва не веришь, и думаешь, что все это чушь. Пока не убедишься. Но у Джеймса было по другому. Он просто опустил руки и смирился.

Старик сидел перед фотографиями. Сейчас они казались просто россыпью глянцевых картинок. Его сын никогда не заберет их с собой. А значит, воспоминания пропадут. Их выкинут, отправят на помойку, потом, вместе с остальным мусором, свезут к мусоросжигателям. И его задокументированная в этих фотографиях жизнь превратится в пепел. Пепел к пеплу, прах к праху.

Старик не просто умрет. Он исчезнет. Единственной памятью будет надгробная плита с именем и годами жизни. А что будет эпитафией, что будет стоять рядом с его фамилией ? «Любящий муж» ? «Лучший в мире отец ?» Вряд ли. Жена никогда не придет к нему. Потому что она умерла. И дочь, что любила его, тоже в могиле. А сын никогда не посетит могилу. Так что на плите будет надпись «Джеймс Синклер. 1986 – 2052. Умер».

Старик вышел на балкон, держа в руке чашку чая. Посмотрел на мир со своего девятого этажа. И сделал глоток.

- Интересно, те, кто ходят внизу,- подумал Джеймс,- Они знают о моем существовании ? Они представляют, что где-то над ними сейчас отсчитывает свои последние секундочки одинокий старик ?

Здесь, снаружи, жили цвета и звуки. Даже в полутьме осеннего вечера яркими красками горели неоновые вывески, куртки тех, кто был внизу, пестрели цветастыми поделками современных модельеров. Везде играла музыка. Сперва, когда только выходишь, она кажется безумной какофонией сбрендивших музыкантов, но потом, когда начинаешь привыкать к ней, различаешь звуки. Вот воет сирена. Вот играет свою последнюю на сегодня мелодию на гитаре нищий старый негр, что каждый день мучает свой уже изрядно постаревший инструмент. С этого он выручает где-то по тридцать долларов в день. Неплохой заработок, если не считать, что играть приходится с утра до вечера, стоя под дождем, или по колено в снегу.

Джеймс вернулся в свою квартиру. В свои серые бесшумные стены. В то место, где никогда не играет музыка, и не беснуются разноцветные огни. Он понял, что похоронил себя гораздо раньше. И на последние три дня он решил выбраться на свет.

На часах было полдесятого. Было уже поздно. Но не поздно, чтобы выйти и купить сигарет, от которых он отказался, когда бросил писать.

Старик порылся в шкафу и вытащил свой очень старый костюм. Светло-серый, в паутине, как и все, что его окружало. Почистив, он одел его и посмотрелся в зеркало. Давно он уже не видел себя таким. Его постоянное отсутствие выражения на лице сменилось чем-то задумчивым. Его жена говорила когда-то, что влюбилась в него именно за такое странное отстраненное выражение.

Джеймс достал свою старую коробку из под обуви. В ней он хранил десять тысяч долларов. Хранил с лучших времен, когда доллары котировались лучше, и у него ещё был смысл их копить. А сейчас стоило их потратить.

Он разложил свои купюры по отделениям старенького, в нескольких местах потертого кошелька. Убрал его в потаенный карман и вышел из квартиры.

Лестничная площадка очень изменилась с того момента, как он выходил последний раз. Двадцать лет назад. Все было оплевано, в пошлых фразах и похабных рисунках. А когда-то, когда он только въезжал, здание было чистеньким, уютным, и обещало покой постояльцам. Знал бы Джеймс, какой полный покой он приобретет, въехал бы он сюда ?

Лифт, постаревший вместе с ним, уже не несся, бесшумно по этажам, а медленно трясся, как старик. Печальный инвалид. Исписанный, с окурками, торчащими из кнопок.

На пятом этаже в лифт вошли люди. Вроде бы смутно знакомые. Хотя, кто знает, не причуды ли это его памяти ? Ведь тогда, когда он въезжал сюда, его окружали улыбающиеся жильцы. Весь большой дом соседей. И многие приходили знакомиться, с другими он знакомился сам.

На втором жила красивая девушка, которая все никак не могла найти себе хорошего парня. Отсев претендентов, который проводила она, был жестче, чем на реалити-шоу. С ней он познакомился в лифте. Она вбежала в кабинку, пытаясь застегнуть на ходу сумочку, и в конце концов, она так сильно дернула змейку, что все содержимое рассыпалось по полу. Она заворожено смотрела, как помада закатывается в один угол, тушь – в другой, а из её новенького мобильного телефона сыпятся «детальки», как она потом сказала. Джеймс собрал ей все, сложил в сумочку и отдал. Она благодарно посмотрела на него и спросила,- Вы здесь живете ? Он объяснил, что живет на девятом, и что совсем недавно въехал. Она поблагодарила его за помощь и пригласила на чай. Сказала, что у неё есть отличный Пиквик. И выбежала из лифта, даже не попрощавшись.

Джеймс зашел к ней, просто по-соседски. У него была жена, и на какие – то глупые интрижки его не тянуло. Но эта девушка, с которой он познакомился, показалась ему интересным персонажем. Он возьмет её образ, набросает на бумагу, и кто знает, может быть у него получится образ не хуже Холли Голлайтли .

Каждый писатель, по-крайней мере, амбициозный, мечтает создать такой же неповторимый образ. Но как его придумать ? Где взять вдохновение, как не в сумасбродной на вид девушке, что привыкла торопиться, но даже это она делала с ленцой.

Тем же вечером Джеймс пришел к девушке. Принес стандартный набор. Торт и шампанское. Он не старался пустить ей пыль в глаза. Просто это было данью вежливости. Она была в легком халате, но это его не смутило. Действительно, если это не смущало её, почему же должно смущать его ? Она впустила Джеймса, и он увидел, насколько его квартира похожа на её. Тоже почти ничего нет. Ни телевизора, ни компьютера. Зато посрели её комнаты стоял огромный музыкальный центр, да на столике рядом с кроватью была огромная подшивка Космо за несколько месяцев, если не лет. Похоже, всю свою информацию она брала оттуда. А ещё у неё стоял аквариум. Большой, со странными рыбками самых причудливых форм. Джеймс остановился у аквариума, чтобы рассмотреть их получше, а девушка начала их кормить.

Тогда они наконец представились. Причем с подачи девушки. Она, когда разливала чай по чашкам, вдруг поставила чайник и со словами,- Вот ведь, совсем забыла. – и протянула ладошку,- меня зовут Шайен. – Джеймс Синклер ,- представился мужчина и провел рукой по лбу, как будто поднимая шляпу.

Он пытался выпытать у неё фамилию. Но на вопрос,- Просто Шайен ? Она всегда отвечала,- Да. Просто Шайен.

В тот первый раз беседа почти не клеилась. Пока вдруг ей не позвонили. Она, посмотрев в глазок, заметалась как сумасшедшая. Открыв кран и намочив волосы, она закричала,- Я в ванной, подождите ! Затем выставила Джеймса на кухню, быстро переоделась, и снова впустила его. Меньше, чем за пять минут, она успела сменить халат на легкое белое платьице и накраситься. Причем её тусклые тона смотрелись очень гармонично с незагорелой кожей.

И только после всех приготовлений она впустила гостя. В комнату вошел парень. В костюме, с нарочито серьезным, хотя Джеймсу тогда пришла в голову фраза «нарочно серьезным» лицом. Он поцеловал в щеку Шайен и с недоверием посмотрел на Джеймса.

- Это мой папа,- улыбнулась девушка и познакомила их. Парня звали Ральф. Сперва они чувствовали себя скованно, но потом постоянные обращения «Папа, а помнишь, как ты водил меня в первый класс ?» и подобные вопросы начали смешить его. Он импровизировал, словно проживал чужую жизнь. Вскоре он ушел, оставив Шайен и Ральфа вдвоем. Напоследок он просто не мог не сказать,- Осторожнее, дочка, с незнакомыми мужчинами. Она состроила ему недовольную рожицу, и он вышел.

Тогда, везде, в коридорах, на площадках, даже в лифтах можно было встретить хотя бы одно улыбающееся лицо. Кто-то смеялся, кто-то куда-то спешил, а сейчас люди, словно серые тени былых лет, медленно двигались, как будто бы жили во сне. Лампочка в лифте мерно мигала, освещая лица. Их тяжелое выражение.

Лифт остановился, и старик вышел вместе с остальными. Люди неторопливо брели к выходу. И он следовал за ними.

Вечерний воздух пах ночью. Её приближением. Её терпким ароматом дешевых духов дешевых женщин.

Магазин находился недалеко. Его было видно из окна. Шагов сто – в городе это совсем немного. Особенно, таком большом, как Кемикалс.

Но была одна проблема. У магазина толпой стояли полуголые женщины и несколько крепко сбитых парней. Леди продавали себя, а джентльмены, скорее всего, наркотики.

Когда-то Джеймс знал одного наркоторговца. Познакомился с ним по необходимости. Просто он не знал действия наркотиков, а писать, не зная этого, было глупо. Тогда-то, через нескольких знакомых, вышел на молодого латиноамериканца, который приторговывал крэком. Тот, сперва принявший его за копа, чуть не полез в драку. Но небольшая сумма помогла им найти общий язык. Благодаря Мак-Кинли они начали свою дружбу.

Тогда этот парень разбил все стереотипы о наркоторговцах, что были у Джеймса. Он не был уродливо татуирован, не таскал джинсы, спущенные чуть ли не до колен, и белую майку на пять размеров больше. Он одевался модно, со светящими картинками на водолазке, но со вкусом. Иногда, конечно, носил и худи, и камуфляж. Но вообще он оказался воспитанным парнем. Учился в университете и, чтобы жить в достатке, приторговывал тем, чем его снабжали банды. Но сам он не собирался к ним присоединяться в будущем. Он даже не носил пистолет. И всегда был дружелюбен с не-копами.

А те парни, что стояли у магазина, никак не выглядели дружелюбно. Зато по количеству драконов и демонов на их голых торсах можно было изучать мифологию. А ещё у каждого из джинсов топорщились пистолеты.

- Да,- подумал Джеймс,- когда здесь только строились дома, район был спокойным. Его даже рекламировали как «Местечко, где не страшно растить детей». Сейчас эти дети продавали наркотики и предлагали собственное тело. А остальные прятались по подъездам, чтобы не попасться молодежным бандам.

Жизнь стала серой. Настолько, насколько серым может быть мокрый асфальт. Куда все ушло ? Во что превратился мир двадцатилетней давности ?

Старик прошел мимо толпящихся у магазина и вошел внутрь. Этот магазин он помнил таким, каким он был двадцать лет назад. Хороший маленький супермаркет с одной стойкой спиртного и двумя лотками кошачьего корма. Почему – то запомнилось именно это. Алкоголь и корм.

Сейчас ни товаров для детей, ни галстуков, которые Джеймс когда-то просто обожал и покупал их вешалками, по пять штук зараз, ни даже кошачьего корма. Все это променяли на алкоголь и сигареты. И презервативы. Над всеми остальными товарами преобладали они.

Старик вздохнул, подошел к прилавку и попросил пачку Парламента.

- Легкий, суперлегкий, One ?

- А есть обычный ?

Продавщица покачала головой.

- Мы крепкие не продаем.

- Тогда легкие.

Она протянула ему пачку и очень удивилась, когда увидела, как он достает из кармана помятые пятидолларовые бумажки.

- Вы не по карточке ?

- Нет.

Он расплатился и вышел на свежий воздух. Хотя под серым небом, натянутом тучами, сам воздух казался каким-то не таким. А ещё этот запах от дешевых ароматических «зубочисток», что курили одну за одной «женщины за деньги».

Старик вернулся в свою квартиру. В свой скромненький темный уголок. Сел на диван и достал пачку. Посмотрел на её, потрогал. Кажется, хоть что-то не изменилось. Все такая же белая пачку. Он вскрыл её и достал одну сигарету. Понюхал, стараясь вспомнить старый запах табака. Но ностальгии не наступило. Нигде не екнуло. Просто маленькая бумажная гильза. Никотина – 0.5. Смолы – 6.

Двадцать лет назад, когда он остался один, он решил бросить курить. Он думал, что это что-то изменит. Что без сигарет в нем проснется энергия, он снова будет писать, даже не замечая, что умерли жена и дочь. Но чуда не произошло. Отказ от курения не стал спасательным жилетом в его жизни. Наоборот, это только продлило его одиночество.

Конечно, он не заболел раком, но это мало радовало его. В эти двадцать лет его вообще ничто не радовало. А теперь, эта сигарета была для него словно билет в тот, солнечный и милый мир, когда у него ещё был смысл в жизни.

Он поднес зажег спичку и прикурил. Дым вошел в рот, а вышел через ноздри. Когда-то он любил пускать так дым. Особенно зимой, когда нос превращается в маленькую обледеневшую сосульку, и дымом обогреваешь носоглотку.

Вроде бы ничего не изменилось. Тогда он сделал ещё одну затяжку. И ещё. Скоро пепел дошел до фильтра, и где-то в глубине проснулось удовлетворение. Это ещё не был интерес к жизни. Просто новое за долгое время ощущение.

Старик затушил сигарету в блюдце и уселся поудобнее на диван. Ему хотелось бы сделать что-нибудь ещё. Ведь времени осталось так мало. Но усталость сказывалась. Пора было ложиться спать.

Он разделся, взбил подушку, укрылся и лег. Но сразу же сон никогда ему не шел. Сейчас он смотрел на плохо затушенную сигарету. Как на фоне дыма танцует девушка в белом. Под свою трогательную музыку.