Выходишь на улицу. Свежо и совсем не холодно. По пустынным улицам время от времени редкие авто проезжают. Первые автобусы выходят на линию. Работа не задалась. В путёвку; «к диспетчеру» и опять домой. 13 минут рабочего времени, как пустой день, словно он не твой, а день иной судьбы встал перед глазами с утренней зарёй. Что-то должно поменяться. Как предчувствие в скованной чашкой крепкого кофе голове врезалось мыслью. Вернуться домой, или просто погулять… И всё бы ничего, да с кем поделиться этими дарованными небесами дарами? Молчание кругом, лишь редкие машины. Заложник времени текущего столь быстрого, что успеть лишь можно, что украсть, съесть на бегу. И всё. К чему такие глубокие познания внутреннего мира человека, если не в цене они?! Раз в год, снесёшь труды свои в архив, а дальше… Само слово «АРХИВ» попахивает прошлым. Будущего ещё нет. Позывов нет. Одни лишь напоминания о том, что куришь, жизнь гробишь, либо ещё чего. Вот и второе слово «гробишь». …О жизни размышлять велят Мне зорьки утренние своды Они, как будто говорят, Что юности уходят годы. Уж мир в душе не отыскать, К развязности примкнуть не в силах. Возможно, ль снова мне познать Любви великие посылы… Размышляешь, копаешься в себе. Ищешь возможности нового, какого-то обновления твоей души. Приходишь домой, берёшь Пушкина, («ДОРИДЕ 1820» А.С. ПУШКИНА) и читаешь не то, что там написано, а нечто иное встаёт перед глазами. Как между слов иная жизнь предстаёт: Не верю, что любим, что сердцу нужно верить, Немилые мои, что могут лицемерить, И лишь притворства круг сжигая томный жар Бесстыдством в явь, ничтожною ценою в дар… Ничтожеством очередная дружба, да ценою лишь в бокал шампанского, что отравой медленно сжигает плоть изнутри. В архив… Точно. В архив. Подняться? Было бы зачем? За пять земли, что шагом ты отмерил? За вздох, что бронхи холодит Но остудить тебя не может. Сжигает изнутри. Сжигает любое проявление заботливости в отношении тебя. Не понимают. Хотят что-то подсказать, научить, слепо веря в своё величие перед тобой, как им кажется, представляется перед упавшем духовно, психологически. Они верят и знают, что их дети не оставят их в часы такие, в часы заутренних раздумий. Светает, и … Последний, жёлтый лист слетает. Вороны, просыпаясь, каркают мне в след. И рыжий кот, купированный хвост желает Чтоб я пустил его, соседа, в наш подъезд… Обрывки, лишь обрывки мыслей, как будто дети мои, разлетелись по миру. Кто в архив упал на десятилетия, кто в Интернете зависает, радуя читателя своей малостью и незначительностью. А кто и раздражает своим убожеством, что может лишь в отсутствии музы (любовной связи, света её) быть призвано на служение, ибо поддеть отца своего ( лишённого величия любви) для создания новых, пусть не великих, пусть легкомысленных отпрысков… 2009-10-27 |