Её все звали Светка. Не Света, не Светочка, и даже не Светлана. Эта молодая женщина была так быстра и приветлива, в ней было столько жизненной энергии солнца, что именно это короткое, словно выстрел, имя подходило ей. На вид ей можно было дать лет 28, но на самом деле она была много моложе. Она родилась и выросла в каком-то украинском селе и, даже прожив достаточно долго в России, так и не смогла избавиться от украинского акцента в разговорной речи. Небольшого роста, приятной полноты, с коротко остриженными русыми волосами, лежащими «шапкой» на голове. Она умела так звонко и заразительно смеяться, что находясь возле неё, всякий человек словно заражался её оптимизмом и начинал улыбаться. Вот поэтому было странно и нелепо видеть возле этой солнечной женщины её вечно мрачного мужа. Он служил прапорщиком в воинской части. Под огромными и густыми усами на его лице почти никогда нельзя было увидеть улыбку. Общался он с людьми мало и словно неохотно. На всех праздничных мероприятиях, которые устраивало командование части для семей своих подчинённых, Светка пела и плясала, участвовала в розыгрышах и викторинах, а её муж просто наблюдал за всем со стороны, молча сидя в рядах зрителей. Те, кто знал Светкиного мужа, поговаривали, что он был любитель «приложиться» к спиртному. Приняв дозу днём, он вечерами «добирал» своё дома. В их семье росли две девочки – погодки, трёх и четырёх лет. Две славные симпатичные девчушки с огромными бантами и белоснежными платьицами. У Светки была особая любовь к белому цвету. Она сама одевалась почти во всё белое и дочек своих наряжала также. Светка умела очень хорошо шить, и поэтому её девочки всегда выделялись из толпы ребятишек одеждой, пошитой по моделям из импортных журналов детской моды. Две маленькие белоснежные снежинки. Я часто видела из своего окна, как придя с работы Светка, живущая со мной по соседству, брала детей и долго гуляла с ними по улице. Перед нашим домом была детская площадка, с прекрасной песочницей, несколькими разноцветными горками и большими, выкрашенными лакированной чёрной краской качелями. Почему эти качели покрасили в чёрный цвет траура, которому вообще не место на детских площадках, никто не знал. Может просто краска цветная кончилась. Качели мрачной горой возвышались на площадке, но почти всегда были заняты каким-нибудь непоседой. Обычно женщины, идущие с работы домой, забирали детей из детского сада и направлялись сразу домой, справедливо решив, что ребёнок нагулялся за день в саду. Но Светка, видимо, так не считала. Она гуляла с дочками, собирала с ними букеты из листьев и луговых цветов. Она помогала строить им домики из песка и катала их на горках и качелях. Когда она успевала что-то приготовить дома на ужин, неизвестно, но ужин был приготовлен всегда. Её соседка-приятельница, работающая со мною в одном ведомстве, рассказывала мне, что Светка очень умелая хозяйка, хорошо готовит и печёт, много делает заготовок на зиму. Однажды я спросила, неудержавшись от любопытства, почему с ней никогда и нигде не появляется её муж, и почему он всегда такой мрачный? Ответ очень неприятно поразил меня. Жилось Светке нелегко с пьяницей-мужем, но ещё тяжелее было скрывать свою беду от людских глаз. Она очень не хотела пересудов за своей спиной. Муж пил дома вечерами после службы, а потом «гонял» своих по квартире, вот поэтому Светка и гуляла подольше с детьми на улице. Просто хотела оградить малышек от рукоприкладства мужа, от его пьяных скандалов. С тех пор я невольно стала приглядываться к Светке, когда встречала её на улице или в магазине. И вдруг стала замечать те мелочи, на которые раньше просто не обращала внимание. То у неё были тёмные круги вокруг покрасневших глаз, то плохо замазанный тональным кремом синяк на лице, то царапины на руках. Но Светка по-прежнему смеялась и шутила, и никогда никому не жаловалась, не рассказывала о мрачной стороне своей жизни. Может быть, гордость не позволяла ей жаловаться на свою нелёгкую долю. А может быть, она боялась, что до мужа дойдут пересуды о разговорах на эту тему, и он побьёт её за это? Я купила себе щенка, и чтобы приучить его к туалету, вынуждена была выходить с ним на улицу два-три раза за ночь. Во дворе у нас всегда было светло от уличных фонарей и мне никогда не было страшно. Однажды ночью, гуляя со щенком возле дома, где мы жили, я услышала всхлипывания и женский плачь. Оглянувшись на звук плача, я увидела распахнутое окно на втором этаже соседнего подъезда. В тёмной комнате, возле окна, в сумеречном свете уличного фонаря стояла Светка и всхлипывая, потирала плечо. Так было её жаль! Я хотела позвать её, спросить, чем я могу помочь, но вдруг рядом с ней появился силуэт её мужа. Подойдя, он толкнул её в сторону и закрыл окно. Ещё немного побродив рядом, я так и не смогла придумать причину, по которой мне можно было бы постучать в их дверь. Так я и ушла домой, с тяжёлым чувством бессилия на душе. Мне так хотелось чем-нибудь помочь Светке, но что я могла? Чужая семья – потёмки. Может сегодня и муж её трезвый. Может просто поругались. А может она случайно стукнулась плечом обо что-то в темноте. На следующий день Светка не появилась ни на работе, не на улице. Детей в садик отводил их отец. Гуляя со щенком я всё время старалась увидеть Светку в её окнах, но они были плотно зашторены. Так прошла неделя. Потом ещё одна. И ещё одна… Однажды, холодным осенним утром, я услышала задорное пение, доносящееся с улицы. Подойдя к окну, я выглянула в него. Мокрая после ночного дождя улица была пуста, но на детской площадке, на чёрных качелях, сидела женщина, в белой ночной рубашке. Рубашка свободно колыхалась на ней, и казалось, что это была маленькая белоснежная птичка взлетающая на больших чёрных качелях. Женщина с силой раскачивала качели и, взлетая на них вверх и падая стремительно вниз, громко и торжественно пела – «Взвейтесь кострами синие ночи! Мы пионеры, дети рабочих!». Приглядевшись, я узнала Светку. Быстро накинув на себя плащ, и выскочив на улицу, я торопясь подошла к качелям. В этой сильно исхудавшей женщине от прежней весёлой украинки почти ничего не осталось. Лицо было тёмным и отёкшим от огромного синяка. Один глаз был закрыт опухшими веками, на рассечённой брови засохла кровь. Распухшие и потресканные губы, руки и ноги были в синяках и порезах. Она криво улыбалась, насколько можно было это сделать в её состоянии. И радостно смотря перед собой единственным открытым глазом, громко пела. Я пробовала заговорить с ней, пытаясь одновременно поймать и остановить качели, но Светка, не обращая на меня внимания, не переставая, раскачивала качели всё сильнее и сильнее, словно хотела улететь куда-то. Поняв, что мне одной с ней не справиться, я побежала в их подъезд и позвонила в дверь Светкиной квартиры. Мне никто не открыл. Тогда я позвонила в двери соседей. Также никакого результата. И тогда я помчалась домой и позвонила своему мужу, служившему в той же воинской части, где и муж Светки… С тех пор, как «скорая» забрала Светку в больницу, я больше ничего о ней не слышала. Люди говорили разное. Кто-то предполагал, что с ней произошёл несчастный случай, кто-то, зная её мужа, шептался о его кулаках. А муж Светки как-то сразу куда-то пропал. Позже я узнала, что в части, где он служил, над ним состоялся «суд чести», и однополчане осудили его за пьянство. Командование хотело уволить его из рядов армии, но пожалев малолетних детей, оставило служить, наказав выговорами и лишением премий. А потом и вовсе отправили в отпуск, чтобы он свозил детей «на витамины» к бабушке. Вскоре я уехала из этого военного городка. Через пару лет повстречав Светкину соседку, я стала расспрашивать её о жизни городка, где когда-то жила, и, конечно о Светке. Память о ней постоянно жила во мне, так и не сумев заглушить в моей душе жалость к несчастной женщине. И я узнала, что Светка так и не выписалась из психиатрической больницы, куда её поместили. Она по-прежнему никого не узнаёт, и поёт солнечные, радостные песни. Не узнаёт даже своих снежинок-дочек. Муж её снова женился. И, как не странно, больше не пьёт. Словно откупился от пьянства ценой Светкиной жизни и здоровья. А качели вскоре сломали и вообще убрали с детской площадки. Мрачные чёрные качели, с которых хотела взлететь в светлые небеса звонко поющая птичка, по имени Светка… |