Мама на террасе-кухне размешивала тесто в большущей миске. Значит, на ужин оладьи, ура! Что ж тут такого, скажете вы, разве оладьи – какая-нибудь выдающаяся еда? Это вы потому так скажете, что не пробовали наших оладий. А вот соседка тётя Тамара раз попробовала и потом всё повторяла, с каким-то даже недоумением: «Да что ж они такие вкусные?!» И Наташина мама, когда мы её угостили оладьями, в тот же день прислала к нам Наташу с листком бумаги и ручкой – записать рецепт. А и в самом деле – почему они такие вкусные? – Есть всякие тонкости, – объясняла мне мама, продолжая энергично мешать. – В тесто добавить овсяную и ячменную муку, и сахар, и немного подсолнечного масла... Молоко пополам с кефиром, и ни в коем случае никакой соды... А если оладьи с кабачком – тереть кабачок не на обычной тёрке, а на такой, которая строгает широкими тоненькими пластиками, – мама мотнула головой в сторону раковины, где лежала та самая тёрка. Ещё, оказывается, надо размешать тесто так, чтобы в нём совсем не было комков. И при этом оно должно быть нужной косин... конис... кон-син-теции, во. Да-а, сколько тонкостей, с ума сойти! А вот жарить оладьи – в этом никаких особых тонкостей вроде бы нет. Налил на сковородку несколько ложек теста, перевернул оладьи на другой бок, снял на блюдо. И всё заново. Ерунда! Я уже многое умею готовить. Умею резать салат. Ещё – жарить яичницу, если кто-нибудь поможет разбить на сковородку яйцо. И делать яблочный сок – проталкивать пластмассовой давилкой кусочки яблок, если кто-нибудь станет бросать их в соковыжималку. Пора научиться и оладьи жарить. Мама как раз сбросила на блюдо готовые оладьи, подцепляя их кончиком ножа. Подлила масла на сковороду – и поставила её обратно на конфорку. – Мам, а можно я следующую порцию на сковородку налью? – попросила я. – Ну, что ж, попробуй, – согласилась мама. Я взяла миску с тестом и столовую ложку. Встала у плиты, зачерпнула ложкой тесто. Оно оказалось какое-то жидкое и накапало с ложки на меня, на пол и на плиту. А на сковородке что-то вдруг ка-ак треснет! У меня рука от неожиданности дрогнула, тесто из ложки выплеснулось на бортик сковородки, затекло на конфорку, и от него сразу повалил дым. А запах какой – тьфу! – Ох, Маша! – мама схватила сковородку, переставила её на соседнюю конфорку и ножом быстро отскребла с зажжённой конфорки тесто, которое успело превратиться в чёрные угольки. Прошлась по конфорке влажной тряпочкой – конфорка в ответ злобно зафыркала. А потом мама так же быстро отчистила ножом пригоревшее тесто и от сковородки. – Уф. Давай-ка я сама налью... Да, оказывается, наливать тесто на сковородку – не так просто, как кажется. Есть свои тонкости. Может, попробовать что-нибудь полегче? – А давай, я эти сейчас переверну? – сказала я про следующую порцию, которую мама наливала на сковородку. – Ладно, только осторожно, не торопись, – сказала мама. Я видела, как мама подцепляет оладью ножом и перекидывает её на другой бок. Раз – и готово! Когда оладьи поджарились и пришла пора их переворачивать, я сняла со сковородки крышку и, держа её в левой руке, правой стала осторожно, не торопясь подсовывать нож под оладью. Почему-то нож не подсовывался. Он просто вёз оладью перед собой, пока она не заехала на соседнюю оладью. Тогда я попыталась не торопясь подсунуть нож под эту вторую оладью, на которую заехала первая. Но обе оладьи у меня поехали вдвоём и заехали на третью. Я начала осторожно подсовывать нож под третью оладью, на которую заехали первые две... А на крышке изнутри, оказывается, скопилась вода. Горячая, прямо кипяток. И этот кипяток капнул мне на ногу, между перепонок сандалии! Ай!! Моя левая рука отбросила крышку в сторону, а правая подцепила ножом все три оладьи и зачем-то подкинула их в воздух! Оладьи понеслись по кухне, как летающие тарелки. Две упали на пол, третья долетела до раковины, с размаху туда шлёпнулась и зашипела. – Ох, Маша! – мама мигом перевернула оставшиеся на сковородке оладьи, собрала улетевшие и бросила их в помойное ведро. Вытерла жирные пятна на полу, схватила с полу крышку, промыла её, протёрла полотенцем, водрузила на сковородку. И перевела дух. – Нет, рано тебе ещё оладьи переворачивать! Выходит, только издали оладьи переворачивать легко, а на деле – опять свои тонкости! Вот ведь какой обман зрения! Но я не сдавалась. – Мам, а можно я их со сковородки сниму на блюдо? Уж что-что, а это я сумею! Мама посмотрела на меня с сомнением. Но всё-таки разрешила. – Только сковородку держи близко-близко к блюду и оладьи не поднимай, а волоком перетаскивай... Этого мне можно и не объяснять. Не видела я, что ли, как мама их перетаскивает? Наученная горьким опытом, я сразу положила крышку на соседнюю конфорку. Поднесла сковородку к блюду и, держа её перед собой за ручку, стала с помощью ножа перетаскивать оладьи на блюдо. От сковородки так и пышело жаром. Особенно жарко было моей правой руке, которая орудовала ножом. Но я терпела. Однако, когда моё запястье прислонилось нечаянно к раскалённому краю сковородки, – это, знаете ли, уже слишком! И я почти бросила сковородку на стол, покрытый клеёнкой. – Ох, Маша! – в третий раз воскликнула мама. Она подняла сковородку за ручку... На клеёнке красовался коричневатый круг, оплавленный по краям. Запах был ещё противнее, чем от пригоревшего теста. – Всё, оставшиеся я сама дожарю, – твёрдо сказала мама. Я вышла на крыльцо, постояла немножко, подумала, – и пошла за велосипедом. Фиг с ними, с этими оладьями. Слишком много тонкостей. Я лучше научусь что-нибудь другое готовить. |