Что хочет автор. Литературные конкурсы

Надо подобрать осколки, все ведь босиком. Ой, что это с Борькой? Весь в крови… «Борька, ты чего? Наташка, иди сюда скорее, что это с ним? Борька, вставай! Гарик, Пашка, просыпайтесь, с Борькой плохо. Наташка, потрогай. Он дышит? Трогай, кому говорю, сердце-то бьется? Нет?! Это Гарик его вчера бутылкой прибил. Валера дотронулся до Борьки, рука безвольно откинулась следом за тапочком. Он побледнел и схватился за телефон, у мамы было зянято, Валера знал, что сейчас друзья и сослуживцы поздравляют отца и мать с Новым годом. Пришлось лезть в мобильник, где хранились другие номера родителей. Материнский телефон был недоступен, а отцовский отозвался. «Поздравляю, сынок, проснулся уже? Как отметили? Гости разошлись или еще сидите? А мы с мамой были у соседей, знаешь, у тех слева от нашего коттеджа, у них еще пони есть, посидели часика два, получили подарки, сами сделали...» «Папа, подожди, дай срочно маму, у меня денег мало на счету. Мама, у нас такое, такое… приезжай скорее. Да жив я, здоров, нет, не пожар, и не обокрали. Мама, с Борькой плохо, я не знаю, что делать. Нельзя скорую, да что я тебя уговариваю, сказано, приезжай, значит, приезжай, срочно. Все. Жду.» «Может, Борькиных родителей вызвать?» «Никакой самодеятельности. Сейчас мать приедет, разберется. Она со всеми ментами Вась-Вась». Все сгрудились на кровати, растерянно поглядывая в угол, где лежал Борис. Пашка включил телевизор, так их и нашла приехавшая мать. Она пулей влетела в комнату, скрипя сапожками по осколкам стекла и заметая следы длинной, в пол, норковой шубой. Криво намазанные губы являли крайнюю степень волнения, а выглядывающий, тонкий, одетый наизнанку, свитерок дополнял картину предельной спешки. Она сорвала шубу, кинула ее на кресло и повернулась к лежащему Борису. Взглянув на сына и увидев в его глазах тоску и муку, резко спросила. «Кто?» Валера показал глазами на притихшего Гарика. «Как?» «Бутылкой запулил в него», - прошептал Гарик. «Да, сидеть теперь тебе и сидеть». «Я нечаянно, я просто так кинул, я не хотел», - разрыдался тот. «Кто у него родители?» – кивнув в сторону Бориса, спросила мать у Валеры. «Причем здесь они? Не знаю, инженеры вроде какие-то. Наташ, ты у него дома бывала, скажи». «Бедненько живут, он к нам случайно прибился. Пашке контрольные в институте за деньги делал, говорил – на систему копит». «Что за система?» – мать не спускала глаз с Валеры. «Ну, мам, какая разница, музыкальная, что ли». «С наркотиками связан?» «Да нет же, ничего серьезного, как все. Травкой там побалуемся, и всё, понимаешь, всё». Валера перешел на крик: «Сделай что-нибудь, я уже видеть это не могу! Позвони куда-нибудь, скажи, что упал случайно… Мам, у меня сейчас крыша поедет… Не виноват никто, спроси у них», - он показал пальцем на бледных нахохлившихся ребят. «С ними разговор будет особый, не беспокойся. Вы больше никому не звонили? Я знаю, Павел, у тебя родители в Дании. Когда они приедут? Не скоро? Понятно. А у тебя, Наталья? Где сейчас Игорь Владимирович? Где он Новый год встречает? У Чубайсов? А у тебя? – Она повернулась к Гарику. - На гастролях? Значит, мне одной отдуваться. Понятно». Набирает номер на мобильнике: «Олег, поднимайся. Захвати из багажника чехол и полиэтилен. Нет, они пусть остаются в машине». Мать задумчиво взглянув на потерявших всякую взрослость ребят, сбившихся на кровати, и устало произнесла: «Наталья, что ты, как дешевая проститутка, приведи себя в порядок, сейчас Олег поднимется, нечего вам тут перед обслугой демонстрировать свободу нравов». «Маргарита Геннадиевна, я ведь и обидеться могу, – мягко, скромно опустив глаза, прожурчала Наташа, – все, что я делаю, – исключительно по велению сердца и не вам меня судить». «Ах ты дрянь, на что ты намекаешь? Я вот поговорю с твоими родителями, расскажу, как ты тут резвишься…». «А я поговорила со своими родителями гораздо раньше, и узнала, как вы резвились, – Наташин голос делался все более вкрадчивым, – и обижать меня не нужно, я же не одна уйду, мы все слиняем, и Валере будет очень одиноко. Правда, Валера? Видите? Давайте лучше с Борькой разберемся. Привет, Олег, как дела?» «Посмотри, Олег, надо это все ликвидировать. Валера, вставай, одевайся, неизвестно, как дело обернется. Ладно, Наташа, прости, погорячилась, я просто голову сломала, как быть. Бориса, думаю, искать не будут, родителей его быстро уговорим, вот если бы Гарик в тебя попал или в Павла… было бы ужасно, не представляю, как бы мы перед вашими родными выглядели… А Гарику с ним что делить? Как они, вообще, между собой? Не ссорились? То-есть, ты считаешь, что это точно несчастный случай? Ладно, давайте мне его координаты. Олег, заворачивай». Мать закурила, отошла к окну и выглянула на улицу. В этот ранний час, когда дворники уже прибрали валяющиеся остатки петард и пивные банки, а собаки еще не успели вывести на прогулку хозяев, улицы были пусты. За окном накрапывал осенний мелкий дождик, Олег возился в углу, осматривая Борькино тело, ребята поспешно одевались. Мать настороженно взглянула на растерянно поднявшегося с колен Олега. «Что там еще? – раздраженно произнесла она между двумя резкими затяжками, – ты как привидение увидел, пакуй его, чего встал?» «Так это, живой он, голова цела, дышит… Что делать-то? Все равно паковать?» Мать выронила сигарету. «Идиот, обалдел? Он что, в обмороке?» «Да нет, пьяный, а кровь от раны в ноге, вон стекло загнал как глубоко…. Чего делать-то, опять спрашиваю, коли паковать, то куда вести, а коли нет, надо «скорую», а то совсем кровью истечет. Я даже боюсь стекло вытаскивать, надо жгут наложить». Злые слезы потекли по лицу Маргариты Геннадиевны, она молча вытирала их обеими руками, отвернувшись к окну. «Иди, Олег, я сейчас спущусь, вызову «скорую» и поедем». На Валеру она не смотрела, на ребят тоже. Они мрачно бродили по комнате, собирая вещи. К Борису никто из них так и не подошел. Дождались врачей, те, замотав Бориса в одеяло, и обнадеживающе покивав, повезли его в больницу. «Надо родителям позвонить», - через силу выдавил из себя Гарик. «Чьим?» – поинтересовалась Наталья, заталкивая в сумочку найденные колготки. «Не твоим, дура, Борькиным, конечно. Они волноваться будут. Или это им тоже не положено, поскольку они не нашего круга?» – звенящим голосом поинтересовался Гарик. «Звони, демократ вшивый, ну давай, вот телефон, вот номер, набирай, не забудь только сказать, что он из-за тебя в больницу загремел, ты ведь тут бутылками швырялся». «Собрался? – перебила Павла мать, – поехали к отцу. И не смей его волновать». Она стояла в дверях, застегивая шубу. «Я останусь здесь, - устало проговорил Валера, - не поеду, извини». «Ладно, как хочешь, хороший ты нам праздник устроил, спасибо». – Мать насмешливо поклонилась, подхватила полы шубы и вышла, хлопнув дверью. «Ну, звони, чего сидишь?» – В голосе Наташки зазвучали угрожающие нотки, что обычно предшествовало полному отказу тормозов. «Прекрати истерику, – сквозь зубы прошипел Павел. – Надо валить отсюда, все равно праздник кончился». «Останьтесь, ребята, не бросайте меня одного!» «А ты к мамочке своей чапай, ишь, как она нас поделила, тут же вспомнила, кто есть кто. Так и хочется учиться у них их поганой мудрости, будет сразу ясно, кто виноват, а кто нет. Ты, Наташка всегда будешь белой и пушистой, в силу удачного родства, у меня тоже имеется индульгенция, но попроще, а ты, Гарик, уже почти подсуден. Борьке так вообще повезло, что он сейчас в больнице подыхает, а не дай Бог, он бы в кого-то из нас бутылкой… сразу бы охрана растерзала. О, значит он так и так смертник, интересный расклад». «Заткнись, Пашка, сил нет слушать твои сентенции, подумаешь, оракул нашелся…» «А вот и наш гостеприимный хозяин голос подал! Как на коне, - так выметайтесь, готов нас на улицу вышибить, а хвост прижали, скандал замаячил – миленькие-хорошенькие, не уходите, как же, папашу грязью измажут, потом могут и не переизбрать. Попробуй, докажи, что сынуля не виноват, прополощут, одни ошметки останутся». Гарик, который беспокойно двигался до этого по комнате, подбирая веником осколки, вдруг отшвырнул в сторону картонку, и, схватившись руками за голову, закричал: «Заткнитесь все, это невыносимо, мало нам мамаши, теперь ты начинаешь… Тут Борька при смерти, а ты какую-то чушь несешь, ненавижу… Удавил бы… да вас тут же в мученики запишут, а меня в - тюрягу…». Наташка подбежала к Гарику и, обхватив за плечи, прижалась головой к его груди. «Это что-то новенькое, - громко произнес побледневший Валера. - Никак у Натальи проснулось первое робкое чувство. Что же ты молчала? А вы ведь с ним, если мне память не изменяет, никогда и не трахались? Правда, Пашка?» «Гарик, успокойся, пойдем, не надо, не трогай их, я тебя умоляю… К Борьке домой заедем, потом в больницу, одевайся, не плачь, ну что ты, как маленький…». Наталья подолом платья вытерла Гарику лицо, потом застегнула на нем рубашку и потащила в коридор.