Что хочет автор. Литературные конкурсы

Собственно, у меня все равно не хватает духу написать, но, тем не менее: я знаю тайну Тунгусского метеорита. Я уверен, что все, Иваном Тойтой мне рассказанное – правда абсолютная. Более того, несколько скромных экспериментов, проведенных уже много лет спустя, подтвердили, насколько это возможно, все, им рассказанное. Друзья, которые присутствовали и помогали мне в постановке этих экспериментов, с тех пор не сомневаются, что они коснулись тайны – и знают о ней хоть и не все (к сожалению, тех, кто знает все, давно нет в живых) – но очень многое. Да и сама тайна для нас – не тайна.

Я не могу просто перепечатать свои записи – там слишком много личного, и слишком мало важного, мне и в голову не приходило, что кого-то может это заинтересовать – я не страдал манией величия, а до мемуаров, надеюсь, еще и до сих пор не дожил. Да и записи – написаны студенческим почерком, почти стенограммы – только самое важное («Т ск что эв пришли 5 Кит» – в таком роде).

Но с другой стороны, все-таки не решаюсь удалить ту часть рассказа, где Иван рассказывал о себе и своем народе, из боязни сделать свой рассказ непонятным хотя бы в самой малой мере – хотя во время наших разговоров я постоянно перебивал его, переспрашивал о том и об этом.

В общем, я долго думал, что существенно в его рассказе, а что нет, и так не пришел к окончательному выводу. И я решил оставить все, как есть, разве только привести в более – менее удобоваримый вид. Так что прошу не судить меня строго.

Не могу не сохранить дух восьмидесятых – это не только дань уходящей эпохе (хотя, признаться, мне приятно о том времени вспоминать - а кому не приятно вспоминать свою юность) – но это фон, на котором происходили наши беседы. Постепенно, день за днем, Иван приучал меня к мысли о существовании духовного мира и человеческой души, о людях, обладающими паранормальными способностями, и многом другом. Это сейчас никого не удивить сообщением, что ты верующий человек – тогда же на верующих большинство смотрело с жалостью, как на духовных инвалидов. Более того, это практически ставило крест на карьере человека. Опять таки, сейчас экстрасенсы, колдуны не вызывают никаких отрицательных реакций: можно к ним по разному относиться, хорошо или плохо – но никто не сомневается в их способностях, потому как сейчас это – доказанный научный факт (наличие самозванцев и жуликов не отменяет этих феноменов). Тогда же человек, объявивший себя колдуном (шаманом, знахарем, ведьмой, даже просто гадалкой) сразу же обвинялся в психических заболеваниях и был отправляем на длительное излечение в психбольницу – либо, как вариант, в тюрьму за мошенничество. К этой же категории относили экстрасенсов и даже психотерапевтов! Лишь в самом конце восьмидесятых официальная наука с великим скрипом признала экстрасенсов, а с психотерапевтами получилось еще чуднее: оказалось, что это просто врачи! Такие же, как психиатр или психолог.

Очень уместно вспомнить это самое официальное признание властью экстрасенсов, произведенное по всем правилам Советского Союза и Коммунистической партии: раз лечить, так всех сразу! Похоже, нам тогда хотели произвести унификацию душ (или форматирование мозгов). Все знают о знаменитых телесеансах Кашпировского и Чумака, знают и результаты их.

Итак, время – 1985 год, начало зимы. В то время я –

простой сельский учитель математики и физики, но мне посчастливилось работать с совершенно невероятным человеком - Иваном Тойтой. В нашей школе он работал преподавателем трудов, физкультуры и географии. Наши жизненные дороги пересеклись в начале эпохи Горбачёва, в начале конца Советского Союза. Я устроился работать в эту школу осенью 1985 года, бросив третий курс политехнического института в ожидании призыва в Советскую армию, так как все мыслимые отсрочки были отменены в связи с катастрофической нехваткой пушечного мяса в нашей доблестной армии (отсрочки были восстановлены только в 1988 году, а в 1990 вообще всех служащих студентов вернули в родные Альма-матер).

Так вот, меня призвали в армию, отвезли на сборный пункт в Рязани, где я просидел восемь суток, после чего меня вернули домой, и через две недели бездельничанья я устроился на работу в ту самую школу, где и работал Иван Тойто. Школа, куда меня направили из РайОНО, находилась в двенадцати километрах от города – недалеко, но в плохом направлении – от города сразу в лес. Народа жило там немного, потому автобус ходил туда всего два раза в неделю, и я был вынужден ездить в соседний посёлок, расположенный в другом направлении, откуда надо было идти пять километров пешком через лес. Село называлось Булгаково, и должен вам сообщить, что с тех пор ничего не изменилось, разве только живут там сейчас в основном московские дачники, и потому практически всегда можно легко добраться на попутке.

В тот 1985 год декабрь месяц был холоден невероятно, градусник на моём окне с утра нередко показывал за минус тридцать. Я отправлялся на работу, надевши три свитера и меховые рукавички, а по приходу в школу прислонялся к печке, и отходил от неё только когда надо было поставить свою закорючку в дневнике или тетради своих бедных замёрзших учеников, которые, однако, знали физику и математику много лучше чем их городские ровесники, потому как я имел счастье заниматься каждым ребёнком индивидуально в связи с их малочисленностью - в шестом классе было их пять человек, в седьмом - шесть, в восьмом - восемь, а четвертого и пятого не было совсем.

Там я и познакомился с Иваном Тойтой..

Когда я приходил с утра, мы перед уроками вместе разносили дрова по печкам: школа отапливалась дровами, так как была построена в какие-то совершенно древние годы, да с тех пор, похоже, так и не ремонтировалась. В школе было два корпуса по два класса в каждом, и учительская в отдельном флигельке, и мы помогали истопнику – одноногому деду-инвалиду. И все равно до уроков оставалось время – когда тридцать минут, когда сорок. И вот в эти-то минуты мы с ним и сознакомились, сидя с сигаретами перед пылающей печкой в учительской (возражений от женской половины педсостава не выдвигалось, да и было то их, как и нас, всего двое).

К чести директора школы надо сказать, что она сразу нашла мне квартиру – за десять рублей в месяц, со старушкой хозяйкой. И хотя я поначалу отказывался – не очень то охота сидеть в занесенной снегом деревне целый день после работы – заканчивал я обычно в два часа – но уже через две недели я оставался довольно часто: желание погулять вечерком не могло пересилить нежелание лезть пять километров по сугробам. Да еще я раз заблудился – не то чтобы сильно, но полтора часа скитаний в темном лесу по сугробам энтузиазма не вызывают. Дороги, как таковой, не было – хорошо, если кто местный пройдет. Один какой-то мужик ездил время от времени на лошади, так у меня праздник был – лошадь дорогу сделает, идти хорошо. Но зима была не только морозная, но еще и очень снежная – и надолго тропинки не хватало.

И вот, в один из таких морозных дней, под самый Новый год, во время почти ритуальной сигареты перед уроками, он меня и спрашивает:

- Ты сегодня домой, или остаешься?

- Не знаю, говорю, опять снега навалило, наверно останусь – я и книги с собой новые привез – читать буду.

- Можно, я к тебе зайду?

– Да конечно, заходи, зачем, вообще, спрашиваешь? Пришел, и все. Но теперь обязательно приходи, буду ждать.

Он пришел вечером, часов в семь. Я читал книгу – больше заняться было совершенно нечем – телевизора у хозяйки не было, а если б и был – толку никакого. Смотреть в то время было совершенно нечего – две программы, и по обоим сплошной Горбачев, со своей Раиской. Либо слушай про какой-нибудь пленум ЦК КПСС, либо как где-то столько намолотили, или выплавили. Для тех, кто это не застал, скажу: если по телевизору Пугачева – великая радость, а уж если Петросян – просто счастье (честное слово!). Да еще Горбачев со своим сухим законом, из-за которого приходилось длиннющие зимние вечера коротать даже без бутылки пива, потому что и наш Касимовский район, и вся Рязанская область были участниками экспериментального сухого закона: в наших магазинах ни водку, ни вино, ни даже пиво не продавали.

Так вот, пришел он часов в семь. В огромной русской печке грудой лежали догорающие угли, рядом с углями шипел чайник. Трещали стекла от мороза, рядом с печкой на лавке мурлыкал хозяйский кот. На потемневших от времени бревенчатых стенах висели фотографии в крашеных масляной краской рамках – всевозможные родственники хозяйки.

В углу стоял умывальник типа «Мойдодыр», рядом с ним на лавке – два ведра с водой. Еще был старый-престарый кухонный шкаф с посудой, и стол с клеенкой. Заварили покрепче чай, закурили, и начался неторопливый разговор, который продолжался несколько дней, и, оставаясь неторопливым, вызывал у меня целую бурю самых разнообразных эмоций, от полного недоверия, даже чувства, что надо мной смеются, до понимания, что это все – потрясающая правда.

- Сколько, по твоему, мне лет? – вдруг спросил он. Я, разомлев от тепла, от чая, посмотрел на него. Надо сказать, выглядел он совсем молодо, и, кроме того, как-то сразу, с первого знакомства, мы с ним сделались на ты – неофициально, когда вдвоем оставались, конечно. Как-то несли дрова, он ко мне обратился на ты, я к нему, да так и пошло.

-Да кто его знает – про себя подумал я, и еще раз оглядел его. Никаких особых физиогномических способностей у меня не было, да еще и было-то мне всего девятнадцать – это когда все старше двадцати пяти выглядят стариками, ну а ему на вид было лет двадцать восемь - тридцать. Я добавил еще три, и говорю:

- Тридцать три?

Он заулыбался, и говорит:

- Почти угадал. А какой я, по твоему, национальности?

Это меня несколько озадачило: фамилию его я знал – Тойто, звали его Иван Николаевич, а вот внешность он имел самого настоящего касимовского татарина: светлая кожа, широкие скулы, черные волосы, черные же миндалевидные глаза, разве что несколько узкие. ¹ Фамилия, честно говоря, черт-те какая, имя русское, но это ничего не значит. Во всем Союзе – теперь России, и особенно у нас в Касимове, сколько угодно людей, носящих имена не своих предков.

Подумав для порядка еще немного, отвечаю:

- А разве не татарин? А в голове вереницей мысли пробегают: а чего он ко мне пристал? Если про возраст еще понятно, то чего про национальность, мы давным-давно живем бок о бок с татарами, перероднились все, о чем тут говорить? В общем, смутился я. А он улыбается, говорит: нет, не татарин, попробуй еще. Да не знаю, говорю, кореец?

- Опять не угадал, сейчас помогу. Знаешь географию?

- Ну, в пределах школы, на четыре. Если бы была в институте какая-нибудь География Истории КПСС, то тогда получше бы знал, а так вот не очень-то.

- Байкал где, знаешь?

- Ну… любой знает, где Байкал.

- А кто там живет?

- Тувинец?! – я сильно удивился.

- Тува и Бурятия – они южнее Байкала. Возле Байкала – Иркутская область, а севернее, от Иркутска почти до самого океана и от Енисея до Якутии – Эвенкийский автономный округ.

- Так ты оттуда? – у меня как-то даже дух захватило от подобных расстояний – Это же очень далеко!

- Так как же правильно: эвен? Эвенк? Или эвенкиец?

- Эвенк. Эвен – это другая национальность, их мало совсем осталось. А нас – много.

Тут у меня случилось нечто вроде приступа космополитизма, эдакий припадок снисходительного покровительства к малым народам, даже если их и много: сколько бы их много не было, все равно настолько их мало, что и говорить серьезно нельзя. Как-то в голове мысли возникли типа: а сколько их там? Двадцать тысяч? Тридцать? Все равно меньше, чем у нас в городе живет. В крайнем случае, чем в городе и районе.

А в голове натужно крутились шестеренки памяти, в жалких потугах вспомнить чего-нибудь еще, кроме Байкала. Вспомнить удалось байкальскую нерпу, омуля, Ангару и Братскую ГЭС. И еще песню: «Бродяга на берег выходит / Рыбацкую лодку берет…». Но это было тоже про Байкал, и мне пришлось признать, что про те края севернее Байкала я не знаю ну вообще ничего. Разве что Братскую ГЭС. Хоть и простительно, но хотелось бы перед жителем тех мест блеснуть хоть немного интеллектом, да не получалось. Приходилось даже и не перед Иваном, а перед самим собой оправдываться в весьма однобоком образовании с техническим уклоном..

- А я ничего про ваши края не знаю. Про Байкал хоть что-то, а севернее белое пятно. Правда, вспомнил Братск и Братскую ГЭС на Ангаре – да и то потому, что в детстве книгу читал про то, как её строили. Да вроде бы Братск – это все-таки Иркутская область?

- Да, на северо-запад от Байкала. Видишь, а мало кто даже и это знает, так что мне повезло.

Опять я ничего не понимал. Почему повезло? Наверное, удивление на моем лице было так сильно написано, что он, взглянув на меня, рассмеялся.

- Не гадай, я тебе сейчас все расскажу. В общем, пришло время мне объясниться перед тобой. Но видишь ли, то, что я хочу рассказать тебе – оно очень необыкновенно, странно. И я боюсь не успеть. Если ты не уедешь завтра, можно, я опять зайду?

- Да конечно, какие проблемы!

- Ну, вот и спасибо. Я сначала про себя расскажу, в двух словах. Родился я в Братске –. понимаешь теперь, почему твое о нем знание мне приятно? Это так далеко, и я так давно там не был – с детства, что ты только сказал – Братск – а я уж вроде и родственника встретил. Да еще и другой смысл есть, только скажи мне сначала: ты в Бога веришь?

Ну и вопрос. Это просто так не спрашивают. Хотя, думаю, чего он мне сделать может? В армию-то все равно идти! Я покосился на хозяйскую Библию – очень старую, с ятями, и без обложки, которую несколько раз пытался читать, впрочем, совершенно безуспешно: не понимал ничего, ни слов, ни смысла. Почему-то мне тогда казалось, что прочти я немного Библии – и все тайны мира мне будут открыты, включая оживление умерших, лечение больных и передвижение гор с места на место. Надо заметить, что в те времена найти Библию было практически невозможно, не то, что новую купить, а даже просто взять почитать. Ну и катастрофические последствия типа изгнания из комсомола и т.д. А у хозяйки была, очень старая, но была. Только вот чтение её ни к чему не привело: я ничего не понимал.

- Да не знаю сам. Думал, вот Библию почитаю – разберусь, только ничего не вышло: я её не понимаю.

- А я скорее о другом спрашиваю. Как ты думаешь, есть у человека душа?

- Тоже не знаю. Сам я её не видел, хотя кто-то говорит, что есть. Ну так ведь и про привидения говорят, что они есть.

- А их ты тоже не видел?

Меня смех разобрал:

- Видел, когда в пионерском лагере девчонок пугали, а других – нет.

Мёы посмеялись, и он продолжил.:

- Ладно, это все весело, но я другое хотел тебе рассказать. И то, что ты про мою родину – про Братск - знаешь, имеет очень большое значение. Ты молод еще – не перебивай - потом поймешь, что к чему. Для меня это последняя капля, которая убедила меня, что я именно тебе должен все, что сам знаю, передать. Ситуация сложилась такая, что молчать не хочу, а сказать – не могу, не кому. Да я и не молчал, но то, что я говорил – слишком неправдоподобно, проще в это не верить, отмахнуться. В Новосибирском университете обращался к профессорам – к историкам и физикам, безрезультатно – мягко говоря, мне никто не верит. У тебя вся жизнь впереди – может быть, что-то в стране изменится, и ты сумеешь каким-либо образом донести до людей мою историю. Ты первый и последний, кто будет знать все от начала до конца – это своего рода гарантия, что ты молчать не будешь, по крайней мере, если это будет возможно.

Я поднял голову – и совершенно неожиданно увидел его глаза. Что-то произошло – я словно в колодец заглянул – и вдруг как-то сразу понял, что все это серьезно, что это не просто разговор от нечего делать в зимней деревне. Понял вдруг важность для него этого разговора. Понял, что теперь ответственность за эти его еще не рассказанные знания на мне будет лежать.

Несколько секунд мы так смотрели друг на друга, а потом он и говорит:

- Открой дверь.

- Чего-чего? – я здорово озадачился.

- Открой дверь, кот хочет на улицу.

- Кот? – я удивился еще сильнее. Глянул на кота – он преспокойно лежал на лавке – но не спал, а смотрел на меня.

- Да, открой дверь, он выйти хочет.

Я встал и открыл дверь. Кот неторопливо встал и вышел в сени, к своему лазу на улицу.

Я ничего не понимал. Эвенки, Новосибирский университет, кот, который хочет выйти на улицу и странный – теперь я уже не сомневался – человек по имени Иван Тойто.

____________________________________

примечание

¹: касимовские татары очень сильно отличаются от казанских – если у тех внешность более-менее европейская, то у наших – скорее монгольская. Очень проста история появления татар в наших краях: в 15 веке князь московский Василий Второй за долгую и преданную службу пожаловал наш город с прилежащими землями татарскому князю Касыму, сбежавшему из Золотой орды. Касым устроил здесь свое ханство, которое и просуществовало почти триста лет, управляясь параллельно татарскими князьями и московским воеводой. Постепенно ханство сошло на нет, при Екатерине второй, а татары так и остались. Как, впрочем, и в Нижегородской губернии. И в Мордовии.

________________________________________

- Так я продолжу о себе. Родился в 1946 году в Братске, не в том, что на электростанции построили в пятьдесят пятом году, а в городке, что прежде был. Он тоже Братск назывался, очень древний городок, ему больше четырехсот лет. Назвали меня в честь деда, Ивана Александровича Тойто. Я был единственный ребенок в семье, отцу было сорок лет, когда я родился, матери – двадцать три. Отец, сколько себя помню, почти все время был в разъездах, летом мы ездили с ним по тайге – кочевали, если тебя не пугает это слово. Зиму мы с матерью проводили дома, отец же и зимой пропадал: охотился, как мы всем объясняли. Это, в общем, была правда: числился он охотником, и жили мы на деньги, вырученные за пушнину. Мать была, как сейчас сказали бы, рукодельница – портниха: шила украшенную вышивкой и бисером национальную одежду: шубы, шапки, и прочее. В память о своей матери замечу, что это все очень ценилось – во первых было очень крепкое и красивое, а во вторых, подобного ничего в магазинах не продавалось – попробуй, сходи в тайгу в магазинной одежде! Мать умерла поздней осенью, когда мне было пятнадцать лет, от воспаления легких. Все произошло очень быстро, всего за шесть дней: три дня она проболела дома, и три дня пролежала без памяти в больнице. Отца не было дома, иначе он бы ее вылечил. Вернулся он через два дня после похорон, шел без остановок четверо суток, и все равно не успел. Он очень горевал, что слишком далеко зашел, и, хотя и почувствовал ее болезнь, не успел добраться. После смерти матери отец сделался сам на свой, ходил как в тумане, и всю зиму и весну никуда не ездил. «Кэргэнми санмими тогос сивдян» - говорят у нас – «жену потеряешь – потухнет огонь». Ближе к лету мы поехали вместе с ним на Подкаменную Тунгуску, к осени я вернулся учиться – я тогда учился в педагогическом училище, а отец остался. Пусть тебя не пугает расстояние: это здесь двести километров – далеко, а у нас в Сибири – это как здесь в соседнюю деревню сходить. Мы же, бывало, кочевали и по тысяче километров, а тем летом прошли чуть не половину Сибири – сначала по Ангаре, потом перешли на Подкаменную Тунгуску, и дальше по Енисею, откуда я и вернулся на самолете. Отец же пошел еще дальше на север – в тот раз он дошел до самого моря. Вернулся он поздней осенью, но жить стал один в тайге, впрочем, часто меня навещая по несколько дней. Я тоже часто приходил к нему в чум – на выходные, на праздники. Наша квартира в Братске так и не стала для нас настоящим домом.

После окончания училища меня сразу забрали в армию. Служил я на Западной Украине в погранвойсках. Служили тогда по три года. Через год у меня тяжело заболел отец, но в результате счастливейшего стечения обстоятельств именно в это время меня отпустили в отпуск (вообще-то это было не случайное совпадение, но об этом позднее). Вот и получилось, что после армии я был предоставлен сам себе и мог делать все, что заблагорассудится. Надо заметить, что Закарпатье мне очень понравилось, да и еще были причины личного свойства, и я решил остаться. Меня с удовольствием взяли на работу в местную школу, и я прожил там почти десять лет, работая, как и сейчас, учителем. Через девять лет причины личного свойства закончились разводом, детей у нас не было, а больше делить, на мой взгляд, было нечего. Я решил переехать куда-то подальше, врожденная тяга к перемене мест не давала покоя. Пока мы жили с женой – она даже слышать не хотела о переезде, теперь же я был свободен, чем немедленно и воспользовался.

Про ваш Касимов я знал еще с армии, от сослуживца. Еще с армии меня заинтересовал ваш город своей удивительной историей, где бок о бок испокон века жили русские с татарами, где под боком Москвы, в каких-то трехстах километрах, существовало татарское ханство. Вот я и поехал посмотреть. Я так думаю, что для того, чтобы узнать людей и место, где они живут, мало приехать на пять или на десять дней, надо там пожить, поработать несколько лет, тогда видишь это все изнутри. Ну вот, приехал из Москвы рано утром, дождался начало рабочего дня, пошел в РОНО, и мне сразу предложили вот в эту школу. Вот я и работаю, пять лет почти – он засмеялся – уже насмотрелся. Я ведь здесь все в радиусе сто километров исходил, здешние леса лучше ваших лесничих знаю. Думаю домой ехать, на родину: Дябдар зовет меня. Пока не решил, куда: Эвенкия большая, а Сибирь еще больше.

- Дябдар. Скоро расскажу.

Он замолчал. Молчал и я: соприкосновение с чужой жизнью не располагало к болтовне. Кроме того, я чувствовал, что это далеко не вся история, а только начало. Возникли и вопросы, но не хотелось ничего спрашивать, чувствовалось, что и так он все расскажет. Словно подслушав мои мысли, Иван продолжил:

- Это самое начало, моя личная жизнь. Она не имеет значения – все произошло много раньше, еще до моего рождения. Дело вот в чем: я последний в роду, у меня остались дальние родственники, но детей нет: это судьба. Я последний из могущественнейшего эвенкийского рода, пропавшего в 1908 году. Не совсем верно – пожалуй, это мой отец последний – такое ощущение, что я живу лишь для того, чтобы рассказать людям о своем роде, чтобы не пропала бесследно более чем двухтысячелетняя история нашего народа, завершившаяся грандиознейшей катастрофой.

Он опять замолчал. Я же открыл было рот, чтобы задать вертевшийся на кончике языка вопрос, но он меня опередил:

-Неправильно. Ты думаешь, что вот ты не достоин быть хранителем истории целого народа, что масштабы событий слишком значительны, а ты, мол, человек маленький, ненадежный и т.д.? Что сил и пробивных способностей нет у тебя? И сомневаешься, уж не дурачу ли я тебя?

Я вытаращил глаза и онемел. Вот это не фига себе, думаю. Слово в слово повторил. Он же продолжил:

- Очень часто маленькие люди оказывались крепче гранита. Посмотри сам: на войне герои – это простые люди, зачастую слабые и измученные. Эти люди не выбирали войну, они на нее просто попали. Вспомни Молодую гвардию, как почти детей пытали гестаповцы – а они выдержали, они все умерли – но не стали предателями. Вот какая духовная сила. Так что кому чего делать и кому чего знать – мы не выбираем, это само знание выбирает, кому доверить себя. Мы же лишь проводники, носители его. Что же касается доверия ко мне – когда ты узнаешь все до конца – то поймешь, что не вру я и тебя не дурачу - такое выдумать невозможно.

- Я знаю, о чем ты думаешь – перебил он меня – помнишь, как я тебе сказал, чтобы ты кота выпустил?

- Помню, конечно.

- Видишь ли, я чувствую, чего хотят животные. А поскольку люди тоже немножко животные, очень часто я чувствую, чего хотят люди. Это у меня от отца, наследственное. Правда, у меня много слабее – я никогда не развивал в себе этих способностей, у отца же они были развиты чрезвычайно. Понимаешь?

Вообще то в то время я ни во что не верил, чего нельзя потрогать руками, ни в какую телепатию и прочее. К тому же у нас в институте был такой предмет, именуемый «научный атеизм», где нам очень успешно преподаватели раскрывали, так сказать, секреты всевозможных чудес и тайн - телепатии, гипноза, ну, и всего остального подобного. Но Ивану я поверил. Не мог не поверить

- Теперь немного про отца тебе расскажу. Дело в том, что мой отец – последний шаман Подкаменной Тунгуски.

- Да, – он улыбнулся - представляю, что ты сейчас про меня думаешь – сын деклассированного элемента, дикаря, колдуна и мошенника, хотя вроде как сын за отца не отвечает, но гены мы не выбираем и наследственность никто не отменял… ну, в таком роде. Так?

- Ничего страшного, я понимаю. Ты ведь ничего не знаешь про эвенков и про шаманов в том числе. Очень мало людей знают правду про шаманов. Просто у нас в стране запрещены – практически запрещены – все религии. Все разговоры о свободе совести – не совсем правда. Сам подумай: нам на каждом шагу говорят, что Бога нет – а ты хоть раз где-то по телевизору увидел или в газете прочитал, что Он есть? И не увидишь. Чего же говорить про шаманизм, который даже с точки зрения христианства относится к язычеству. А теперь посмотри сюда – специально тебе принес.

С этими словами он достал вырезку из газеты, с малюсенькой заметкой. К сожалению, я не переписал ее полностью, только самую суть. В ней говорилось, что в Ленинграде завершилась международная научная конференция «Этнография и народная медицина», на которой рассматривались различные методы народной медицины в разных аспектах – траволечение, психотерапия и прочее. Особенно меня поразило следующее (это цитата!): «профессор, доктор медицинских наук С.А.Семичастный заявил: "шаманские пляски не кривляние, а мощное средство психотерапевтического воздействия"… Профессор Л. Щерток (Франция): "Психотерапевтическое искусство древних врачевателей опиралось на многовековой опыт, и нет смысла отвергать некоторые их приемы только на том основании, что они "шаманские".

- Это «Известия», 1975 год. Эта газета попала мне в руки буквально чудом: я собирался клеить обои и купил в газетном киоске много старых газет, она была среди них. Чудо, что я заметил эту заметку. Ну и видок у тебя! – он опять заулыбался.

Я действительно сидел в каком-то блаженно-идиотском настроении. Впал в ступор, если можно так выразиться. Никаких мыслей у меня не было, точнее, я не знал, что и думать. Значит, шаманы не жулики, в самом деле чего-то там лечат. Ни один профессор – тем более советский профессор - ничего подобного не скажет без очень серьезных оснований.

В общем, до этой заметки я Ивану не то, чтобы не верил, но… Критическое отношение сохранял. Теперь же мое мировоззрение дало шикарную такую трещину. Далее, и до самой последней нашей беседы, я отбросил остатки ненужного недоверия. Забегая вперед, отмечу, что был Иван очень неплохим психологом – интуитивно чувствовал, когда и чего говорить нужно. Как будто на весах мерил - это скажу сейчас, это через двадцать минут, это – завтра. Как с этой заметкой: ведь не показал сразу, два дня ждал, пока я дойду, так сказать, и дождался: выбрал такой момент, что буквально наповал меня сразил. Теперь я был склонен чему угодно про шаманов поверить, даже если бы он сказал, что шаманы дровами топят Солнце, а когда дрова сырые, то много дыма, и потому Солнца из-за облаков не видать. К счастью, человек он был сверхпорядочный, и очень щепетильный, и подобной ерунды мне не говорил. Более того, мне кажется, что он наоборот постоянно принижал, преуменьшал значение тех или иных событий и действий людей.

- Ну вот, теперь ты сам видишь, что все не так, как принято считать. Тайга и тундра хотя и мало населены, тем не менее люди живут там везде, повсеместно. И, как у всех, у них возникают разнообразные проблемы: кто-то сам заболел, у кого-то жена рожает, где-то надо оленя или лошадь лечить. Лето, кочевать надо, оленей гнать на пастбище, а куда? А большинство людей еще и верующие – им нужны обряды: один умер, другой женится, третий пошел на охоту, и тому подобное. Кто все это сделает? Кто предскажет погоду охотнику? Только шаман. Но на шамана нельзя выучиться, им надо сначала родиться, а затем получить дар. Выбирают будущего шамана из детей, приглядываются, у кого есть способности – такие, как у меня – и начинают долго-долго учить. Вообще-то, в основном в шаманы дети шаманов и попадают – из-за способностей, я думаю, они по наследству передаются. У ребенка должно быть девять признаков, по которым и смотрят. Кстати, думаешь, желающих полным-полно? Ошибаешься, в основном не хотят люди. Шаманский дар – это не награда, это тяжкое бремя, от которого нельзя отказаться. За кого ты отвечаешь? За себя, за жену и детей. За кого отвечает шаман? За всех. Говорю же, все возникающие проблемы решает шаман.

Понимаешь теперь, каким должен быть человек, чтобы стать шаманом? Можно изучить – с чужих слов – полезные свойства растений и трав, но этого слишком мало. Шаман должен не знать, а чувствовать лечебные свойства травы или мха: мы же не живем в конкретном месте, мы сейчас здесь, а через месяц - за тысячу километров. Представь себе: к тебе в гости приехал дальний родственник, а тут твоя бабушка вдруг падает в обморок. Врача нет, скорой помощи тоже нет, а человеку очень плохо, умирает. И тут твой дальний родственник выходит на улицу, срывает какую-то траву, потом другую, мнет её, нюхает, пробует на вкус а затем говорит: вот это, вскипятить, настоять, и пить по ложке перед едой. А сейчас вот это – и дает что-то непонятное и противное на вид. Но делать вам нечего, вы подчиняетесь – и уже через несколько дней ваша любимая бабушка скачет молоденькой козочкой, и печет вам пироги и варит борщ из молодых бураков – из свеклы, то есть – извини, я все-таки долго на Украине прожил.

- А у вас тоже борщ варят?

- Нет, не варят. У нас свои блюда, национальные. В основном – рыба, ее там такое количество, что поверить не сможешь, это видеть надо.

- У нас раньше много было. Мой прадед еще в пятидесятые годы сомов по пять пудов ловил – в Оке, прямо в городе. А потом всю повыловили, наверное – сейчас мало стало рыбы.

- Больше отравили – грязь-то какая по реке течет, нефть, солярка. У нас-то такого нет, промышленности мало, потому и рыбы столько, что в реках хоть руками хватай – и поймаешь, без преувеличения. Да и рек у нас очень много.

Мы помолчали, затем он продолжил:

- Вот так и получаются шаманы. Родился ребенок, и начинают к нему присматриваться: что он может, любят ли его звери, как он думает, что умеет. Я уж сказал – есть девять признаков, которые может и не все, но большинство у ребенка должны быть. Подрастает такой ребенок, и берет его шаман к себе на воспитание и обучение. И продолжается это десять, а то и двадцать лет, и, все равно, не всегда получается сильный шаман. Настоящий шаман должен уметь лечить без лекарств, укрощать огонь, понимать язык животных, уметь видеть духов, уметь с ними общаться, знать имена родовых духов, уметь путешествовать в миры духов, знать все обряды и молитвы, а также знать и хранить все предания, традиции и обычаи своего народа. Как тебе это нравится?

- Да уж. Ты только говоришь, как на уроке, (он заулыбался, и махнул рукой – привычка, мол) – то есть, шаманы еще и учителя?!

- В какой-то степени. Мы ведь далеко друг от друга живем, нужно какое-то связующее звено, роль которого шаманы и выполняют. Между прочим, во все времена жрецов всех религий упрекают в узурпации знаний, что вот мол, жрецы знают, и больше никому не говорят, и знать не разрешают – астрономию, к примеру, или самый банальный календарь, между прочим, очень актуальный в странах, где нет зимы. Вспомни, как нас учат: взять хотя бы индейцев майя в Америке - хитроумные жрецы тайком изобрели календарь, и стали им тайком же пользоваться: посмотрят в календарь – ага, пора сажать кукурузу – так, быстренько устраиваем праздник в честь какого-нибудь Кукурузного Бога, чтобы он разрешил нам приступить к посевной. И все получается у них, вовремя посадили, вовремя все поспело – до дождей, вовремя убрали – а жрецы тут как тут – это мы, говорят, вам помогали, это мы Кукурузному Богу молились, поите нас и кормите, а не то Он прогневается, и будет вам капут. А на самом деле жрецы в основном – носители самой передовой культуры – и ни от кого ничего не утаивают. Сам подумай – разве сейчас не утаивают от нас знания профессора и академики? Ничего они не утаивают, да мы постичь на ихнем уровне науку не можем. Вот пример: в древнем Вавилоне жрецы занимались математикой, в числе прочего составляли и записывали на дощечках таблицы умножения, которыми весь народ пользовался – у них была очень громоздкая система записи чисел. Попробуй хотя бы латинскими цифрами помножить три на девять.

- Двадцать семь.

- Это у тебя автоматом вылетает, а ты попробуй запиши на листке: III * IX = ? Ну как? Или попробуй столбиком XI на XVIII перемножить.

- А-а-а… как же они, бедненькие, считали-то?

- Вот я тебе и сказал, как. Никто ни от кого никакую науку не утаивает – большинству людей она даром не нужна. Так всегда было, и сейчас так. Ладно, продолжу. На чем я остановился?

- Как берет шаман ребенка, и начинает учить

- Да-да. Ты ведь записываешь наши беседы?

- Записываю в общих чертах, когда ты уходишь. Стараюсь все записать сразу же, чтобы не забыть.

- Отлично. Не знаю, как тебе дальше рассказывать про шаманов. Дело в том, что не обойтись уже только траволечением и гипнозом. Не получается основываясь на материализме о шаманах говорить. Очень сильно они с духовным миром общаются, с вещами, отнюдь нематериальными. Боюсь, ты смутиться можешь.

- Нет, не бойся. Теперь уже не могу я столь однозначно противником духовного мира выступать. Моя материалистическая позиция очень сильно пошатнулась. Да и не хочу я больше верить, что умру, и вырастет у меня на могиле лопух, и все. Как-то очень сильно мысль о бессмертной душе греет, тем более, что вера в существование духовного мира отнюдь мне не мешает и ни в чем меня не ограничивает. Я правильно понял?

- Не совсем, но это не имеет значения. Со временем разберешься.

Иван замолчал. Я же подумал, что вот, приходит ко мне обычный человек, невысокий, скромный, одет неброско, но аккуратно – типичный школьный учитель, а начинает говорить – и через пять минут передо мной уже существо из другого мира, непонятно даже, как он может жить среди нас, ничем не выделяясь, настолько сильно в нем духовное начало. Колдун не колдун, а … собственно, шаман? Почему и нет?

- А ты сам – шаман?

- Нет. Наверное, пока нет. Не знаю. Я же сказал тебе, что уезжаю, там видно будет – для меня этот путь не закрыт.

- Почему же ты сразу – после армии - не вернулся домой?

-Я же тебе рассказал все. Ну, почти все: ты «Олесю» Куприна читал?

- Читал, конечно. Причем она тут?

- Моя жена и была, как Олеся, с особенными способностями, как и у меня самого. В прежние годы ее бы ведьмой назвали. Закарпатье – оно место какое-то странное, колдовское, там наши способности – в порядке вещей, не как здесь. Здесь нет таких людей, а там мы друг друга как-то околдовать сумели, жаль, не навсегда.

- Эта … ну… а чем она занималась?

Иван откровенно рассмеялся:

- Да нет, не колдуньей она работала. В школе, вместе со мной, учителем. И так же, как и я, была атеизмом отравлена. Мы все пытались логическое обоснование способностям своим найти. У меня знаешь, как получилось? Я же с детства с отцом был, мне все это в порядке вещей казалось, к тому же я и сам многое умел – с рождения, ничему не учившись. А когда достается что-то с рождения, этого не ценишь, воспринимаешь, как данность, кажется, что это само собой разумеется. Я о многом даже не догадывался, что это что-то необычное: я никогда в детстве не думал, что одеть, выходя из дому: я знал, какая будет погода – тепло или холодно, будет дождь или нет. Я только в армии заметил, что большинство людей не чувствуют погоду. Честно говоря, это даже и не я сам заметил, это ребята наши заметили, ну и прозвали меня – и тут Иван покраснел! – шаманом. Отец меня еще и научил многому, собственно, он мне все свои знания в основном передать успел, но умер рано слишком. И получилось у меня, как довольно часто получается, к примеру, у священников: пока дети маленькие, и в церковь ходят, и все прочее, а подрастут – и ушел из церкви в мир, бросил все. По правде говоря, до сих пор любое событие сначала пытаюсь с точки зрения физики или биологии объяснить.

- А разве не так? Я всегда думал, что чудо – это какое-то редчайшее явление, обросшее фантастическими подробностями.

- А чем ты объяснишь, что беседовать нам осталось два или три – не больше – вечера?

- Почему это?

- Заберут тебя в армию, вот почему – он улыбнулся – очень просто.

- Да нет, мне сказали, что до весны оставят, уж конец декабря.

- Не оставят. Ты запиши, а потом посмотришь, подумаешь, какой физикой это объяснить. Я же просто это знаю – и все.

Я сидел сильно озадаченный. Думал: неужели это правда? Не может быть. С другой стороны: а почему не может быть? Вдруг у него какая-то чрезвычайно развитая интуиция? При чем тут интуиция? А в армию все равно неохота.

Из этой мысленной каши вывел меня голос Ивана:

- Время мало. Я оставлю тебе адрес, где тебе скажут, как меня найти. А сейчас продолжим, я и так тебе только самое основное рассказываю.

Забегая вперед, скажу, что так все и вышло: через три дня я приехал домой, где меня дожидалась повестка в военкомат на завтрашнее число, я даже не успел рассчитаться с работы. В войсковую часть же я попал вечером 31 декабря. Первое время меня предсказание Ивана сильно занимало, а потом как-то обвыкся. Необычность его предсказания была в том, что оно было конкретным: то-то и то-то, тогда-то и тогда-то, никаких тебе «дальняя дорога в казенный дом» и прочей муры, которую так любят предсказатели. Мне же остается только продолжить его рассказ.

- Мой род очень, очень древний. Древнее Москвы, древнее Рязани и Владимира. Честно тебе скажу, я в этом сомневался. Вот одна из причин – очень немаловажная! – почему я, как отслужил, не поехал домой: искал доказательства древности своего рода. И я нашел их. Не забыл еще, я говорил тебе, что шаманы, кроме всего прочего, еще и хранители истории – традиций, преданий? Наш же род в этом плане был вообще особенный, у нас история народа вообще и нашего рода в частности передавалась слово в слово на протяжении многих сотен лет. Были случаи, когда некоторые из нас пытались изменить что-то – все были наказаны, и очень сильно наказаны. Кроме нас, только древние евреи не изменяли своей истории, все остальные, начиная с древнего Египта и до наших дней, историю свою постоянно переписывают.

Так вот, наше предание сохранило множество упоминаний о разнообразных природных явлениях. Несомненно, что кометы, например, или солнечные затмения – они не только у нас, они во всем мире. Вот по ним я и восстановил нашу хронологию. Например, комета, что во времена Ивана Грозного над Россией всех перепугала – в русских летописях. Или то, что сейчас называют сверхновой звездой 1045 года, которая была видна даже днем – в китайских летописях. Несколько десятков солнечных затмений, кометы – очень много материала переработал. Между прочим, знаешь самое невероятное, с чем я столкнулся?

С этими словами Иван взял со стола старую хозяйскую библию, и полистав ее немного, прочел: «Бе же час яко шестый, и тьма бысть по всей земле до часа девятого: и померче солнце, и завеса церковная раздрася посреде». Ты понимаешь по церковнославянски? «Был же час шестой, и была тьма по всей земле до часа девятого, и померкло солнце, и завеса церковная разорвалась посередине» - Евангелие от Луки, то же самое, только другими словами написано в Евангелиях от Марка и от Матфея. Это описание распятия на кресте Иисуса Христа и его смерти. Обрати внимание: шестой час у евреев по тогдашнему – это где-то одиннадцать часов утра по нашему, плюс разница во времени между Иерусалимом и Красноярском – пять часов, реально же – несколько меньше. То есть у нас было три-четыре часа дня – совсем не ночь.

Я молчал, ошарашенный в очередной раз: затмение и затмение, но две тысячи лет истории для кочевого народа - это чересчур. Иван же закрыл книгу, и продолжил так:

- Уникальнейшее явление. Выводы сделаешь сам. Это не затмение. Записи об этой тьме сохранились и у римлян, и у греков, и в наших преданиях: это не было затмением. Солнце стало светить все хуже и хуже, потом погасло совсем, и только через некоторое время начало разогреваться постепенно. Шаманы падали, как убитые. Многие так и не поднялись. Но это другая история.

- Ведь это две тысячи лет! В это невозможно поверить! У вас – эвенков –есть какие-то летописи?! Разве у северных народов есть письменность?!

- Мне казалось, тебя больше поразит факт, что я подтверждаю истинность того, что описано в Евангелии.

- Да… Да… Вот это да!!!

- У нас была письменность. Она пропала в то же время, когда на Руси пропали кузнецы, умеющие ковать булатные мечи.

- Но подожди, разве не Тамерлан собрал по всему миру мастеров, и увез их в Самарканд? По моему, не только секрет русского булата пропал тогда, примерно в то же время пропал секрет дамасской стали?

- И индийского вутса – примерно тот же сплав. Тамерлан собрал всех, кто хоть что-то умел делать. В том числе и шаманов – кого поймать смог, конечно. Да только не первый был Тамерлан, до него первый грандиозные захваты умельцев Чингиз-Хан начал: у него в армии только воины были. Все необходимое делали ему захваченные мастера: мало кто знает, но в Орде всегда были специальные отряды, занимающиеся поиском и захватом ремесленников. А поскольку мы ближе всех к нему были, вот эвенкам вперед всех и больше всех и досталось. Чингиз-Хан погубил нашу цивилизацию. Русь сумела оправится после нашествия, а эвенки – нет.

- Погоди, погоди. Как это – эвенки ближе всего были? Разве Орда не в Казани была?

- Нет, конечно. Я потом тебе отдельно расскажу, но Орда контролировала территорию от Тихого океана до Западной Европы.

- У нас была цивилизация – продолжал он .- Отношение к нам в России снисходительно-покровительственное: чего ждать от отсталых оленеводов, которых один на сто километров. А ведь мы умели добывать и обрабатывать железо, наши кузнецы считались лучшими из всех. У нас была письменность. У нас было искусство. Нас было много, в конце концов. А Чингиз-Хан увел лучших. А после Тамерлана не осталось вообще ни одного кузнеца и ни одного грамотного человека. Некому было ковать, добывать железо. Ты ведь знаешь, что у Тамерлана столица была в Самарканде? В общем, оттуда не вернулся никто. Когда через триста лет пришли русские – у нас шили костяными иглами, и грели чай в деревянных котлах раскаленными на костре камнями.

Он надолго замолчал. Сидел, курил. Докурив, продолжил:

- Это называлось Золотая Империя Чжурчженей. Сохранились древние поселения, другие археологические памятники, образцы письменности, даже предметы исскуства. Эвенки живут во всей Сибири – от Тихого океана до Оби – и все говорят на одном языке, поют одни и те же песни, рассказывают одни и те же сказки. Я-то всю нашу историю знаю – да кто мне поверит, я же не летопись и не академия наук.

Вот, смотри, некоторые историки считают, что эвенки только в шестом веке пришли в Сибирь из Китая, а это не совсем так. В это время большая группа народа пришла из Китая, но мы-то там уже жили! Только мои предки пришли туда две с половиной тысячи лет назад – а там уже жили люди – которые приняли нас очень хорошо. Очень быстро мы перероднились – и стали эвенками. Вот хотя бы пример: резьба по кости. Ты когда-нибудь видел, насколько грамотно и тщательно она изготовлена? Не всякий современный художник так сумеет – потому что наше умение из глубины веков, на самом деле – это только остатки древних умений. И вот еще: резьба по кости делается из бивней мамонта, – и каждый эвенк знает, как мамонт выглядит, а подумай, откуда? Там даже зоопарка со слонами никогда не было.

- Слушай, а откуда же берутся мамонтовые бивни?

- Их очень много в вечной мерзлоте. Каждое лето новые находятся после зимы из под снега: просто ходим и собираем. На берегах рек размывает, ну, и тому подобное.

- Ничего не понимаю: но ведь от тундры до того же Братска наверное две тысячи километров, это что же, так вот взял и сбегал за бивнями в тундру, и обратно?

Иван рассмеялся:

- Ну, ты меня даже рассмешил. Поближе немного, а по большому счету – так и есть, взял и сбегал туда-обратно. И я не сказал в тундре, я сказал – в вечной мерзлоте.

- А, точно. Извини, перебил.

- Да ну что же. Ты, конечно, этого не знаешь – у нас там есть несколько дорог не дорог, троп, что ли, сказать, поперек всей Сибири, от самых гор, и до океана. Такие вот трансконтинентальные тропы. Понимаешь? Если тебе надо от того же Иркутска в нашу столицу – Туру – попасть, и потом - он на минуту задумался – ну хоть в Норильск – тебе не надо с компасом идти. Дороги есть, стоянки – не заблудишься, и люди есть, всегда помогут. Это не безлюдная тайга на тысячи километров, хотя – он заулыбался – если ты туда попадешь, то именно так и подумаешь. Понимаешь, современные люди отвыкли от расстояний, хотя думаем, что нам любая дальность нипочем: у нас ведь самолеты, машины, поезда. А это только в последнее время так стало. Сколько раз в году Петр Первый из Москвы в Петербург за шестьсот верст ездил? А Илья Муромец от Мурома до Киева верхом на лошади? Почему же тебя те же полторы тысячи километров по Сибири пугают?

- Да как-то раньше об этом не задумывался: Муром-то, он здесь рядом совсем, километров девяносто, а Киев – вон он где, ехать и ехать. Да уж.

- Хорошо, ты это понял. Ну, а теперь самое время рассказать про моих предков. Дело в том, что это не один человек, не три и не пять. Это не семья, которая перекочевала с места на место. Но начну по порядку.

- Началось это все очень давно – около двух с половиной тысяч лет назад в государстве, именуемом сейчас Китай. Несколько местных князей почти одновременно начали строительство Стен, чтобы обезопасить свои земли от разбойников, а заодно и друг от друга. Кроме того, крестьяне – основа благополучия всех правителей – регулярно перебегали от одного князя к другому в поисках лучшей жизни. Все это вызывало бесконечные конфликты и стычки. Вот и начали они огораживать свои владения заборами – так же, как мы огораживаем свои огороды. Народа в Китае всегда было много, и строили не просто частокол, а весьма основательные каменные стены, не жалея ни материалов, ни людей: людей было не жалко, а все остальное окупалось довольно быстро. За триста лет подобного строительства стена делалась все больше и больше, отдельные части соединялись друг с другом, огораживая внешней оградой империю. Служила Стена прекрасно, никого не впуская снаружи, и никого не выпуская изнутри. Я убежден, что это не та стена, что стоит сейчас.

В те же древнейшие времена в местечке под названием Уэнь, в горах, на самом севере империи, и одновременно на границе владений двух княжеских родов, находилось древнейшее поселение, я буду называть его монастырем, хотя в то время никаких монастырей, конечно, не было еще – просто организация жизни в нем несколько напоминала монастырскую в современном виде. Пограничное расположение и решило его дальнейшую печальную участь: монастырю принадлежала обширная и плодородная долина, которую каждый из князей считал своей. Когда стройка Стены дошла до долины, насельники монастыря – буду называть их монахами - получили от каждого князя по заданию: построить стену с противоположной от княжеских владений стороны. Как не пытались монахи решить эту проблему, договориться не сумели: пригодных для земледелия мест из за гористой местности было очень мало. Тогда было решено не делать ничего, ждать, пока ситуация как-то не разрешится сама. Так продолжалось более шестидесяти лет, пока через отсутствующую часть стены не напало разбойничье племя. Монахов они не тронули, но оба княжеских рода сильно пострадали. Нападение вынудило князей объединиться, а объединившись они сразу отомстили монахам – раз они не пострадали, значит они – предатели, они и помогли этому нападению. Половину монахов перебили сразу, а оставшиеся были отправлены на строительство той самой недостающей части Стены. Через пять лет Стена была почти достроена, а из оставшихся в живых монахов погибла еще половина. Будущее же живых ни у кого не вызывало сомнений: как только будет положен последний камень – всех ждет смерть. Монахи не боялись смерти, но и не торопили ее, потому было решено бежать сейчас, пока есть возможность – через недостроенную стену, или погибнуть. Девять ночей было проведено в молитвах, а на десятый день боги помогли: двое молодых княжичей-соседей, которые были весьма дружны, из-за чего-то повздорили, и один убил другого. Убитый же был единственным наследником – и мгновенно началась война. Ушли все солдаты, кроме стражников. В этот же день поздно вечером оставшиеся монахи напали на стражу, и перебив всех, бежали на север.

Иван вытянул из пачки очередную сигарету, прикурил и продолжил:

- А ведь мы сохранили и историю возникновения монастыря. Эта история еще более необычайная, чем то, что я тебе рассказываю. К сожалению, очень мало времени. Но если мы потом, как отслужишь, увидимся – обязательно тебе расскажу все до конца. И еще множество подробностей о нас.

Я слушал Ивана затаив дыхание. А он, на время забыв свой учительско-

назидательный тон, продолжил:

- Теперь же дальше о сбежавших монахах. Как это не удивительно, но их никто не преследовал, или пытались поймать не в той стороне, куда они ушли. Во всяком случае, погони за ними не было. Может, пытались искать их на юге, может, князья опять сцепились друг с другом - неизвестно. Монахи же шли и шли – сначала на север, затем на запад, опять на север, и снова на запад. Шли и шли, через пустыни, степи. Переправлялись через реки. В общей сложности шли они три года, пока не добрались до мест примерно посередине Подкаменной Тунгуски, где и решено было остаться навсегда. Там жил народ, который впоследствии стал для них родным. Не все дошли до тех мест и до своего нового народа: убежало больше ста человек, дошло не то пятьдесят, не то пятьдесят пять.

Вот эти пятьдесят человек и есть мои предки.

Я молчал: а чего сказать? Несколько вечеров подряд Иван удивлял меня своей невероятной историей. Я уже и удивляться почти перестал, мне уже казалось все это чуть ли не в порядке вещей, как будто я сам при всех этих событиях присутствовал. Я молча взял чайник, и налил чаю Ивану и себе. Он поблагодарил, и продолжил:

- Насколько невероятно трудной, после теплого Китая, была жизнь в страшно холодных и снежных местах нашей новой родины, настолько доброе и человеческое отношение было к моим предкам у местных. Собственно, они и привели нас туда: ведь мы и не знали куда идти, кроме одного – вперед, не останавливаясь, потому как сзади – смерть. А как и куда идти – никто не знал. Монахи молились своему покровителю – змею Дябдару, и он помогал находить путь, а потом прислал людей – проводников. Так оказались монахи на Подкаменной Тунгуске. Собственно, те, кто там жил – они и звались тунгусами, эвенками нас стали называть лишь лет триста назад – это из-за монастыря Уэнь, первоначально это моих предков так звали. Но, как я уже говорил, мы себя от тунгусов не отделяли, да и они тоже считали нас своими, вот эти два наших имени и стали синонимами – сначала только для нас, а затем и для всех соседей – якутов, ненцев, всех.

Не обойтись без двух слов о монастыре Уэнь. Это древнейший, может быть самый древний в своих краях монастырь. Испокон веков в том монастыре собирались люди с необыкновенными способностями, в той округе подобные тонко чувствующие встречались очень часто – и, как обычно, люди думали, что так и должно быть, никто не думал о себе, что он какой-то особенный. Понимаешь? Вот умеешь ты читать – и вокруг все умеют – ничего особенного, а вот если ты один умеешь читать – а остальные нет – совсем другое дело. Так и тут.

В полной мере свои невероятные особенности стали понятны пришедшим лишь среди встретивших их тунгусов. Уже в самом начале знакомства, лишь научившись кое-как говорить друг с другом, проводники удивлялись, что будто духи природы помогают им, что это не столько они – проводники – ведут их, а чуть не наоборот: всегда удачная охота, никто не болеет, если вдруг завтра пурга – так заранее к ней готовились, ну, и в таком роде. Проводники спрашивали – не шаманы ли они, но монахи даже слова такого не знали.

А уже по окончании пути, прижившись на новом месте, разобрались монахи, кто такие шаманы. Шаманы имели такие же способности, как и у них – только много слабее, ведь они не культивировали их многие сотни, а может и тысячи лет. Но шаманы отлично знали духов – покровителей своего народа, знали устройство своего мира – и земного и духовного. К слову сказать, мир не одинаково устроен, у каждого народа свои миры – подземное царство Аида у древних греков совершенно не то, что христианский ад, Валгалла у скандинавов и рай у мусульман совершенно разные, даже внутри христианства есть разница: у католиков есть чистилище, у православных – нет. Эти все миры существуют, они соприкасаются, но разные. Так вот, местный духовный мир отличался от того, что они знали, не очень сильно: в общем все совпадало, а частности предстояло узнать. Самое главное, и этим пришедшие были сильно удивлены – покровитель пришедших – змей Дябдар – был одним из главных и могущественнейших духов – покровителей местных тунгусов.

Иван взглянул на меня:

- У меня язык чешется рассказать тебе о нашем духовном мире все до мельчайших подробностей. Ты не представляешь, насколько он интересен – но не осталось уж совсем время, я так боюсь не успеть тебе то главное сказать, ради чего я и весь наш разговор-то затеял. Давай так – если что непонятно – ты спроси, и я тогда поподробнее, а?

- Конечно, как скажешь. Только я не всегда понимаю, что я не понимаю: пока ты говоришь – мне все понятно, а когда начинаю записывать – половину не понимаю. Я же в жизни ни о чем подобном не слыхал.

- Ну это просто: ты отмечай, где непонятно, а я потом растолкую.

- Да я вроде пока разобрался…

- Ну и хорошо, я продолжу. В общем, шаманы занимались тем же, чем и сами монахи, но, так сказать, в практическом применении – в основном лечили людей и скот, да на потребу камлания совершали. Никаких серьезных действий ни в Верхнем, ни в Нижнем мире не совершали, кроме самых насущных, без чего обойтись никак нельзя. Да, вдобавок ко всему, местные шаманы могли только или в Верхний, или в Нижний мир ходить, универсалов, так сказать, не было. То, что любой монах делал просто так, без напряжения, у местных требовало специальных подготовки и отбирало все силы, да так, что после камлания шаман, бывало, по несколько дней отлеживался.

- А что такое Верхний мир и Нижний мир?

- А это вместе с Землей и есть весь наш мир, наподобие рая и ада. Земля – это Серединный мир – Дулин Буга. А еще есть Угу Буга – Верхний мир, он как бы сверху и на восток, и Хербу Буга – Нижний мир, на западе и внизу, под землей. Не знаю, как тебе объяснить – под землей, если копать, его нет, но каким то образом он все равно под землей: шаман, когда идет в Нижний мир, спускается туда через пещеры, или ныряет в речные омуты. А если надо в Верхний мир – то туда попасть можно, как бы пройдя через Полярную звезду, она – словно дверь или ворота в Верхний мир, можно сказать, что она как бы отверстие для дыма наверху чума, выбраться трудно, но можно.

- А почему именно через Полярную звезду? Ведь она даже и не самая яркая?

- Ну, понимаешь, она всегда в одном месте, весь мир вокруг нее кружится: вот как отверстие вверху чума – куда не сядешь – оно всегда в одном месте, наверху. Правда, есть и более простой способ для путешествий – существует особая шаманская река - Эгдекит, которая течет из Нижнего мира в Верхний, шаман просто плывет по ней куда ему надо.

- А зачем шаману туда вообще ходить?

- Зачем ходить…- Иван растерянно посмотрел на меня – ведь только что сказал тебе, что хотел время сэкономить, пропустить, а ничего не получается. Я не успею закончить, чего же делать?

- Знаешь, что? Давай все рассказывай, мне очень интересно, и не думай про время. Ну, время, и что? Не поспим ночь, чего же тут страшного? Выспимся еще, успеем.

- Неудобно мне, отрываю тебя…

- Да все нормально, давай, продолжай. Я буду сразу записывать.

- Ну ладно, извини только, что спать тебе не даю.

- Да говорю же, все нормально, давай, рассказывай, зачем шаману в Херду Буга ходить.

- Хербу Буга – поправил он меня, и продолжил – и Верхний мир, и Нижний сами сложно устроены, они оба сами из трех миров состоят. То есть три мира, в каждом из которых по три мира – Иван глянул на меня, улыбнувшись одними глазами – видишь, как интересно выходит: вроде бы всего их семь, а на самом деле – девять. Подумай на досуге, как это может быть. Это у нас магическое число, наверное, заметил уже - у нас все по девять. Ну вот, а человек из трех сущностей состоит, почти, как в христианстве – тело, душа и дух, но немного не так. В двух словах так: беэн, хеян, и маин. Беэн – душа телесная, от тела не отделяется и после смерти уходит в Мир мертвых. Хеян – это живая душа, как душа у христиан, она после смерти попадает в середину Верхнего мира, живет там так же почти, как человек на земле. И еще есть Маин – это дух судьбы. После смерти человека он улетает в самый верх Верхнего мира, и превращается в душу еще не родившегося человека - Оми, но не всегда, может и остаться навсегда в виде духа Маин. А может и на две части разделиться – на Маин и Оми, то есть на дух человека жившего уже и дух человека еще не родившегося.

- Видишь – Иван глянул на меня – совсем все не так просто. Не запутался еще?

Я торопливо писал, боясь пропустить хоть слово, и запутаться окончательно в этих совершенно непонятных эвенкийских словах, молча кивнул ему головой – да-да, продолжай мол, я записываю, и он продолжил:

- Буни - Мир мертвых - находится в самом низу Нижнего мира, это Последний мир Нижнего мира, туда и попадает телесная душа. Вообще, когда человек умирает, взамен духа и души получает Мугды – это такая как бы временная душа, она нужна до тех пор, пока душа телесная не попадет в Буни - Мир мертвых. Там мертвое тело живет почти как душа в Верхнем мире, но бессмысленно, ничем не занимается, пляшет, смеется, в общем, веселится. Неудивительно: ведь тело больше ничего и не умеет. Это почти настоящее тело – но оно холодное и сердца нет, не бьется.

- А у нас – я имею в виду в христианстве – не так ведь?

- Да, совершенно не так: там никакого телесного духа нет, а если и есть – то он оканчивает свою жизнь со смертью. А у нас – нет, в чем человек телесно нуждался – его тело получает сполна и навечно.

Теперь поподробнее про Верхний мир расскажу. Маин и Оми – дух судьбы и души не родившихся еще детей - живут в самом верху Верхнего мира, правильнее бы сказать, в самом верху Высшего мира Верхнего мира, на звезде Чалбон. Чалбон - это Венера, самая яркая звезда, я бы сказал даже самая манящая, не обращал внимания? Это самое дальнее место во вселенной, шаман, когда добирается туда, делает в каждом из Верхних миров по девять остановок, всего двадцать семь раз. В середине Верхнего мира, я уже говорил, обитают души Хеян. А вот в самом ближней мире Верхнего мира живет Энекан Буга – хозяйка всего мира. Почему-то многие эвенки считали и считают, что Энекан Буга – это такая пожилая женщина, сам подумай, может ли богиня быть пожилой? Нет, конечно, она молода, всегда была и всегда будет такой. Отец видел ее – он говорил, что более прекрасной женщины не видел никогда. С ней всегда Севеки – дух-сотворитель всего Серединного мира, главный помощник и создатель людей. И, конечно, кроме них – огромное количество других духов: Сели, мамонт – творитель мира, Огды, бог грома. Остальных я не буду даже называть, чтобы ты вконец не запутался. Такое же огромное количество самых разных духов живет и в Нижнем мире, я так же лишь самых важных сейчас тебе назову.

В первом Нижнем мире живут Харги и Кандыках - полная противоположность Энекан Буга и Севеки. Харги – это младший брат Севеки, неумелый и завистливый, ничего не сумевший сделать и потому желающий все, старшим братом сделанное, уничтожить. Харги и Кандыках все делают наоборот, если дать им волю, они убили бы всех людей и разрушили всю Землю. От них, если можно так выразиться, весь вред: они даже Беэн не пускают в Буни, то есть души умерших не пускают в царство мертвых, понимаешь? Даже умершему человеку они не дают успокоения! Извини, я часто слова использую наши, тебе непонятные, но им нет перевода. Ты не запутался?

- Ничего, пока понимаю, продолжай скорее.

- Харги и Кандыках – ты запомни, все беды от них, это они во всем виноваты. Я опишу тебе их. Харги –огромный, как великан, весь заросший шерстью, ног нет, култышки, как копыта. На левой руке – огромный коготь, а правая – Бальбукка – она и не рука вовсе, у него вместо руки – голова чудовища с оскаленными зубами, это рука - чудовище может само по себе перемещаться и менять свой вид, помогает ему гадости творить. Кандыках – демон, вместо головы огромная пасть, он может вырываться в Серединный мир, и тогда горе тому, кто попадется ему на пути! Ни простой человек, ни шаман с ним справиться не может, только сама Энекан Буга с помощью Огды – бога грома - может загнать его в Нижний мир!

Помолчав минуту, Иван продолжил:

- Второй мир– между местом, где живет Харги, и царством мертвых Буни – гигантская река, вся в порогах и водоворотах, населенная настолько злобными духами, что вообще никого не пропускают. Никто не может перебраться через нее, ни Харги, ни, тем более, люди – только шаманы. Беэн – телесный дух умершего человека переправляет в Буни только шаман. Это трудно: Харги пугает их Бальбуккой и старается зацепить когтем левой руки. Когда у него это получается – шаман умирает, а Беэн возвращается в Серединный мир и ходит неприкаянный, и сам не может здесь жить, и живым людям покоя не дает, мешает. Сам же Беэн перебраться в Буни никак не может, и так продолжается, пока какой-то другой шаман не переправит его, обычно по просьбе родственников. Хотя бывает и так, что сам шаман, во время своего путешествия, натыкается на неприкаянного Беэн, и тогда сам уже переправит его в Буни, доставив ему успокоение.

Иван несколько задумался:

- Я понимаю, тебе странным все это кажется, но тем не менее это так. Даже среди совсем уж атеистов – и то какие–то действия приходится предпринимать, чтобы умерший человек успокоился. Видишь ли, рассказы о привидениях – помнишь, я тебя спрашивал? – не всегда выдумки. Вот грубый пример: копит-копит человек всю жизнь деньги, а потом – раз, и помер. А душа его успокоиться не может, не может свою единственную привязанность – деньги – бросить. Вот и бродит неприкаянная его душа возле закопанного клада, и сама не может им пользоваться, и другим не дает. А если кто доберется до его денег – то жизнь ему испортит, или совсем погубит, не зря говорят, что деньги из клада счастья не приносят.

Это я тебе о неуспокоенной душе хотел сказать, о том, зачем шаман должен Беэн переправить в Буни. Смотри, какие слова говорятся на поминках через год после смерти: «Эсила койтмет, экел мукунра, нейр экел, экел нейр мукунда, хэтал нингира!» По русски так переводится: «Хватит смотреть друг на друга, не возвращайся, не возвращайся снова, дети заклинают!» - а смысл еще шире: не порти нам охоту и не мешай, не делай вреда своим детям, не смотри на нас, уходи и не возвращайся, уходи навсегда!

- Так вот. – продолжил Иван. - Видишь, как устроено. С шаманом жизнь человека заканчивается, с шамана и начинается: в самом начале жизни человека, когда женщина собирается рожать ребенка, шаман должен со звезды Чалбон принести ей оми – новую душу. Если по какой-то причине он этого не сумеет – ребенок или родится мертвым, или очень быстро умрет.

Вот это, плюс еще кое-какие дела, делаемые в Верхнем и Нижнем мире, да плюс врачевание болезней, минимальный набор шаманских умений.

Не забыл еще, как монахи пришли на Тунгуску? Местные шаманы более-менее со своими обязанностями справлялись, но то, на что были способны пришедшие монахи, даже самых сильных шаманов повергало в завистливое недоумение: монах без всякой подготовки, без камлания, без бубна мог взять Беэн и пройти в Буни между Харги и Кандыкахом! Но главное было даже не это, а то, что местные шаманы разделялись на имеющих корни сверху и имеющих корни снизу, то есть пользующиеся помощью духов соответственно из Верхнего или из Нижнего мира. У первых лучше выходило камлание на добывание удачи на охоту, рыбалку, разведение оленей, и, разумеется, путешествие на Чалбон и прочее, с Верхним миром связанное. А у вторых – лучше выходило лечение людей и животных, и все, что в Нижнем мире делается, но их и боялись, они могли и проклятие наслать. Они и одевались по разному: имеющие корни сверху носили костюм из ровдуги оленя, и головной убор из головы оленя, а имеющие корни снизу– из медвежьей шкуры и головы медведя.

- Замши. Надо заметить, что шаманы не были в большом восторге от пришельцев, но монахи поклялись, что ни они, ни их потомки никогда ни при каких условиях не сделают плохого никому из местных и их потомкам. Эта клятва не нарушилась ни разу. Вопрос с шаманами разрешился довольно просто, во-первых, просто договорились, что монахи будут помощниками у шаманов – то есть их приоритет сохранится, а во-вторых, шаман ведь не только особыми способностями обладает. У него еще есть духи – помощники, и родовые, особенные, и любые души-хеян , которые согласятся ему помогать. То есть его помощники или из Верхнего мира, или из Нижнего, в зависимости от них и шаман силен либо там, либо там. Покровитель же монахов – змей Дябдар – существо особое, он один такой во всех мирах. Он творил мир вместе с Сели и Севеки, и находится, где хочет. У него нет преград для перемещения по мирам. Он единственное подобное существо. Он может быть и в Буни, а может быть и на Чолбоне, хотя чаще всего он все-таки находится в Хербу Буга - в Нижнем мире. Потому и монахи, пользующиеся его покровительством, могли перемещаться практически без ограничений, не особо пугаясь даже Харги.

Ничего удивительного, что постепенно все до одного монахи стали шаманами. Так как новые монахи отличались от прежних способностью перемещаться по всем трем мирам, они стали носить иную одежду, не оленью и не медвежью, а только из ровдуги лося – ведь лось самое сильное животное - и головные уборы из головы лося, или, позднее добавили, металлический рогатый шлем. Видишь, как было все регламентировано? Так это еще и не все. В течении нескольких десятков лет были составлены правила на все случаи жизни – какие заклинания читать при камланиях, что делать в случае, если что-то во время камлания выходит из под контроля, как воспитывать новых шаманов, какие делать бубны, и многое-многое другое. Но и это еще не все. Трудно поверить, но новые шаманы сохранили единство. Был организован своеобразный шаманский орден, тайная организация шаманов.

- Что?! Шаманский орден?! – от неожиданности я поперхнулся чаем и закашлялся – зачем? От кого таиться?

Откашлявшись, я глянул на Ивана. Он сидел среди клубов сизого сигаретного дыма и молчал. Вид у него был такой, что он не со мной сидит, а где-то там, далеко-далеко, в неизвестных мне местах. Глянул на меня, встал и открыл трубу в печке, говорит:

- Ну и накурили мы. Давай, что ли, пару поленьев бросим, растопим заново. Да и дым уйдет.

- Да нет, пока не надо. Продолжай лучше. Удивил ты меня сильно шаманским орденом.

Он опять заулыбался:

- Да это я как-то не так выразился. Просто сложно подходящие слова подбирать, потому как такой организации я больше ни у кого не сумел найти. Тайным было обещание творить добро местным и их потомкам всегда, так сказать, во веки веков. Ну, а прочее – тоже кое-что было тайным, но надо заметить, что это тайное по большому счету имело лишь внутреннее значение: хотя бы обучение следующих поколений шаманов, которое имело смысл лишь при наличии у ребенка природных даров, особенностей, о которых я говорил уже. Никакого толка нет учить шамана, если человек не обладает особыми способностями, никому не будет от этого добра, ни окружающим, ни ему самому.

Потом, наша история – история самого монашеского братства, не эвенков – она и не нужна никому, кроме нас самих. Да и трудно поверить в нее. Ну и еще кое-что…

Иван несколько призадумался:

- Вот что. Некоторые обряды могли иметь очень серьезные последствия. Даже один человек, возомнивший себя особенным, мог принести неисчислимый вред. Что же говорить, если бы группа подобных возгордившихся шаманов решила произвести совместное камлание! Даже без своих духов – помощников они способны свести с ума сотни и тысячи людей, находящихся при том очень далеко! Если же они при подобном камлании помогут выйти из Нижнего мира Кандыкаху и Харги – то может произойти … - Иван замолчал, подбирая слова – катастрофа может произойти. Очень серьезная. Вот потому и требовалась некоторая, сказать, осторожность, что ли. Секретность. Потому в ряды этого братства попадали лишь достойнейшие из достойнейших, благо выбирать было из кого, у новых шаманов детей было помногу – Иван улыбнулся – не забывай, что монахами я их только номинально назвал, ничего общего с христианскими монахами, которым нельзя жениться, у них не было. Даже наоборот, некоторые из них брали себе не по одной жене, а по две, а бывало, и по три.

Ну, и сам понимаешь, сотня шаманов на такую огромную территорию – очень мало. Дети со способностями становились шаманами, но далеко не всегда членами нашего братства. Понимаешь? Мы растили шаманов, готовили их – конечно, не только мы, и другие шаманы тоже, а уж быть ли новому шаману в братстве или нет – уже много позднее решалось. Был еще у нас у каждого амулет…- Иван поднял голову - смотри.

С этими словами он вытащил из под рубашки подвешенное на кожаном ремешке какое-то стеклянное яйцо, диаметром сантиметра полтора, снял и протянул мне. Я взял это, поднес ближе к глазам – и ахнул. Ничего подобного я ни до, ни после никогда в жизни нее видел. Я сидел совершенно потрясенный, не в силах отвести взгляд от этого амулета. Он представлял из себя подобие яйца, изготовленного из какого-то драгоценного камня. Верхняя половина была не то ажурная, не то так огранена, что казалось ажурной, сквозь нее можно было смотреть насквозь, нижняя половинка огранена была так, что хотя и казалась прозрачной, насквозь видно не было. Самое удивительное, что внутри, на границе верхней и нижней половины, лежал свернувшийся кольцом змей с приподнятой головой. Все это вместе играло тысячью бликов, светилось словно изнутри, и вместе с тем совершенно не мешая смотреть на змея.

Я поднес этот амулет к глазам, насколько можно ближе, и стал рассматривать змея. Змей неожиданно оказался с лапами. Я видел даже чешую, пасть, а когда увидел глаза – понял, что он живой и смотрит на меня, хотя этого быть совершенно не могло. Однако его бриллиантовый взгляд словно затянул меня внутрь этого камня, и что-то случилось, мир вокруг меня приобрел странное сияние, словно наполнился светом. И как-то вдруг почувствовал я подобную хрустальную прозрачность в своей голове: каждое событие, каждая мысль – на своем месте, все ясно и понятно. Я видел свое прошлое, видел, правда, несколько туманно, свое будущее. Всю беседу с Иваном буквально видел до последнего слова, более того – все абсолютно стало простым и понятным. Мысли сделались настолько легки, чисты и быстры, что я испугался и отвел глаза от Дябдара – несомненно, это был он.

- А камень – алмаз?

Я тряхнул левой рукой, чтобы из под рукава вылезли часы: часы были хорошие, командирские, с кварцевым стеклом – и провел Ивановым амулетом по стеклу. На стекле осталась глубокая царапина. Иван хотел помешать, но не успел – приподнялся было, потом сел обратно, и говорит:

- Зря ты, часы хорошие испортил.

Я же никак не мог придти в себя. Сидел и молчал, глядя поочередно то на часы, то на алмазное яйцо.

- Дябдар смотрел на тебя?

- Да. – Я потихоньку приходил в себя – ну и ну. Вот это да. Вот это не фига себе. Иван, я просто в шоке. Это чего такое-то? Такой огромный алмаз? Я вообще никогда алмазов не видел, только на стеклорезе. А как змей внутри? Он что, разборный? Из двух половинок? Блин, ничего не понимаю.

- Да закури, что ли.

- А, да, пожалуй, надо.

Я отдал амулет Ивану, вытряхнул в очередной раз из пачки пару сигарет – себе и ему, прикурил, выдохнул дым, и почувствовал, как меня отпускает.

- Ты где же такое взял-то?

- Да сказал же тебе – это наш амулет. Мне отец передал, ему – мой дед - его отец, и так далее. Чтобы ты голову не ломал, скажу тебе: я не знаю, как это сделано, эти амулеты наши предки принесли с собой из Китая. То есть им по любому больше двух с половиной тысяч лет.

- А выглядит, словно только что сделан.

- Признаюсь тебе честно – я не знаю, как выглядит только что ограненный алмаз, я их нигде не видел. Не довелось. Мы же советские граждане, не буржуи там какие – заулыбался Иван – я из драгоценностей, кроме этого, только обручальное кольцо, да серьги, что жене подарил, видел.

- Ладно, ты мне вот что скажи: как это ты сказал – Дябдар смотрел на меня?

- А он и смотрит, правда. Не всегда. Он сам выбирает, на кого ему смотреть, а на кого нет. Я знаю, как это действует на людей: ты ведь теперь всю нашу беседу, до последнего слова вспомнил?

- Помнишь, в самом начале ты сомневался, что я зря тебе все рассказываю, что ты слишком незначительный человек?

- Не сомневаешься больше? Сам Дябдар тебя выбрал.

- Да, только ты мне вот что лучше скажи: ты говорил, что в Новосибирский университет обращался, а тебе там не поверили, так?

- А почему же ты вот этот амулет не показал? Ведь он вон как действует! По моему, во что угодно можно поверить. Да и чисто сама работа – очень уж тонкая, просто потрясающая.

- Это бесполезно: никакое чудо не способно заставить человека пересмотреть свои убеждения, и никакая вещь не может являться доказательством, если человек изначально не верит. Понимаешь? Она может добавить уверенности, если человек уже поверил – как ты, например. Я тебе раньше и не показал его поэтому. Так что бесполезно его было профессорам показывать, потому и не показывал.

- Иван, да ведь ты – ходячая энциклопедия и история, почему же об этом я один знаю?

- Не знаю, почему так сложилось: с этого мы ведь и разговор наш начали? Я пытался и прежде рассказывать людям, но не получалось, не нашел подходящего человека – а другие откровенно не верили, те самые профессора. Про тебя я знаю, что ты хотя и несколько поздно, но донесешь до людей историю моего народа, не пропадет она – Иван развел руки – вот поэтому ты один и знаешь.

- Как это – несколько поздно? Конечно, мне же в армию идти, никак рано не получится. Тут я ничего поделать не могу, а вернусь из армии – и займусь, и к тебе домой еще приеду: сам говоришь, что есть еще много, чего ты рассказать мне хочешь.

- Армия тут не причем, это само собой. Уже после армии много времени пройдет, а ты на довольно долгое время забудешь наши беседы, не до них тебе будет. Но это не важно, главное, что мои знания достоянием всех людей станут.

- Как это я забуду? Ничего я не забуду! Приду из армии и … – я поднял голову, встретился взглядом с Иваном, и замолчал. В очередной раз я увидел, что он не гадает, а просто знает, как это все будет. Мне стало неловко, и я спросил его:

- А мы встретимся потом?

- Вот этого я не знаю, как-то смутно, не понятно, хотя, наверное, да. Я ведь все-таки не шаман, а простой сельский учитель.

- Да уж, простой учитель. Все бы такие простые учителя были. А где я служить буду?

- Даже если бы знал – никогда не сказал бы.

- Сам потом догадаешься – он заулыбался – живи своей жизнью, и не пытайся ее предсказывать, ничего хорошего из этого не выйдет.

- Тогда давай дальше, я опять записывать буду. Про амулет с Дябдаром говорили.

- Да, конечно, - и Иван продолжил:

- Когда наши предки бежали из Китая, почти у каждого был такой амулет. Если не забыл, то часть монахов по пути погибли – дошли до Тунгуски не то пятьдесят, не то пятьдесят пять человек, точно неизвестно, произошла путаница с числами. Однако ни один амулет потерян не был, да ты ведь сам только что видел, как он действует – а потерять его, тем более человеку, тонко чувствующему – просто-напросто невозможно: для нас голос упавшего в сугроб или траву амулета громче голоса бога грома Огды – то есть, громче грома в грозу. Вот потому все амулеты и сохранились.

Никто не знает, откуда они взялись. Они были всегда, с самого основания того древнего монастыря – самые основатели принесли их с собой, и, после всех перипетий, тем не менее, потеряно ни одного не было – несмотря на избиение монахов воинами и все прочее, о чем я уже говорил.

Общее число амулетов – девять раз по девять штук, всего восемьдесят один, точнее, было восемьдесят один. А теперь – один, вот этот. Ты поймешь, почему он остался один, позднее, когда я закончу свой рассказ.

Талисманы эти стали символом нашего шаманского братства, которое с тех пор состояло из восьмидесяти одного человека. Первое время все они жили сравнительно недалеко друг от друга, встречались достаточно часто, но, как того и следовало ожидать, со временем разошлись очень далеко. Тем не менее было место, где время от времени собиралось наше братство – место это так и осталось на Подкаменной Тунгуске, километрах в пятидесяти от реки, подальше от любопытных глаз – решали свои накопившиеся дела, кстати, в числе прочего там записывалась наша история – это во время до татарского нашествия, пока не забыли свою письменность – да не удивляйся ты так!

Я сидел и забыл писать. Смотрел на Ивана и хлопал глазами, пытаясь представить себе пишущих историю шаманов. Получалось не очень.

- Куда же они писали? На пергаменте? Бумагу, наверное, и не изобрели еще?

- Нет, не на пергаменте. Материал не очень долговечный. История записывалась на мамонтовой кости – бивни мамонтов распиливали на пластинки, и на них вырезали слова. Кстати говоря, резьба по кости – орнаменты и прочее – это наша забытая письменность. Впоследствии уже, когда находили неграмотные люди подобные пластинки – их использовали как украшение, копировали, но много ли скопируешь букв, если не знаешь даже, что это такое? Подавляющее большинство людей, любующихся резьбой по кости, даже не догадываются, что это вполне может быть страница истории целого народа. Да это, по правде говоря, не только у нас: я видел привезенные из Египта папирусы, которые они там продают туристам в качестве сувениров – кусок папируса с тетрадный лист, а на нем - надпись иероглифами, которые, скорее всего, ни один египтянин прочитать не сможет. И вот это вешается на стену, словно произведение искусства, и хозяин сам любуется и еще всем своим гостям показывает: вон, мол, чего!

Так что это обидно – но, к сожалению, нормально. Цивилизация развивается, старое забывается. Ничего не поделаешь: страшнейшие и сильнейшие в мире египетские боги сейчас продаются в виде сувениров, над которыми многие потешаются: вон отсталые египтяне чего выдумали! Анубис! У тебя есть сигареты?

- Да, есть еще две пачки. Запасаюсь в городе, здесь в сельпо сигареты какие-то сырые, даже бывают плесневелые.

Я принес новую пачку, разодрали обертку, закурили, и Иван продолжил:

- По образованию-то я историк, вот и обидно делается, что пропадает история, забывается. Я вот почему про Египет заговорил: сколько там всего сохранилось с древнейших времен, а мы про него и не так уж много и знаем, а о многом лишь догадываемся. А про нас и вообще никто не знает, самое обидное, что и знать никто не хочет. Думаешь, там у нас хоть одни раскопки проводились? Кому охота посреди тайги комаров кормить, или вечную мерзлоту ковырять! Слыхал, в Якутии мамонта в мерзлоте нашли? А потом еще мамонтенка, практически целого?

- Да, конечно слыхал, по телевизору все уши прожужжали, да и в газетах печатали, даже фотографии были.

- А помнишь, как его нашли?

- В газете писали, а я не помню, как.

- Проводили газопровод, и наткнулись случайно, экскаватор выкопал.

- Иван, а говорили по телевизору, что он очень хорошо сохранился, даже не испортился, можно его сварить и съесть. Это правда?

- Точно тебе не скажу, но думаю, что очень может быть.

- А как он в мерзлоту попал? Землетрясение, что ли, какое?

- Нет, конечно. Провалился в болото, а болото потом замерзло, вот и все. В болотной жиже никаких микробов нет, очень сильный антисептик. Нет там и кислорода, железные вещи столетиями лежат, и не ржавеют, а трупы животных что один день пролежали, что сто лет – и не определишь. Считается, что мамонты семнадцать тысяч лет назад вымерли, сколько вот этот мамонтенок пролежал в болоте, пока оно замерзло? Сибирские болота и мерзлота в себе великие тайны и сокровища хранят, да отдавать не спешат.

От этих ли всех разговоров про мерзлоту, оттого ли, что мороз за окном трещал зверский, почувствовал я, что ноги мои закоченели совершенно, да и сам я замерз уже. Было далеко за полночь. Печка давно потухла, а трубу мы открыли, чтобы дым уходил, вот кухонька и выстыла. Говорю Ивану:

- Вот теперь пора и затопить, а то что-то холодно. Сейчас пару поленьев бросим, повеселей будет. Да еще и чайник согреем, а то баллон с газом у хозяйки замерз, мороз больно сильный. Она только в печке и готовит.

- Да, хорошо. А то и устали уже, надо отвлечься немного. Давай, растоплю, а пока чайник греется, про таблички с нашей историей расскажу, а уж после чая – немного и рассказывать останется.

- А что с табличками?

- Дело в том, что наши предшественники, предчувствуя татарское нашествие, все спрятали. Всю нашу, да и не только нашу историю за полторы тысячи лет.

- Да, все спрятали.

- Сейчас, минутку.

Иван растапливал печку: положил в нее несколько поленьев, и сейчас стоял, поджигая изрядный кусок бересты. Он загорелся, задымил, весело затрещал, и он пристроил его возле поленьев. Дрова у хозяйки были сосновые, смоляные, сразу разом загорелись, загудел дым, улетающий черным шлейфом в трубу. Я смотрел на разгорающийся огонь, и представлялось мне, что сижу я в каком-то чуме, стены из оленьих шкур, закопченный котел над очагом, дым, улетающий вверх… Передо мной куча отшлифованных пластинок из слоновьей кости, а я сижу и странные знаки на них ковыряю каким-то специальным ножом…

Иван сполоснул руки в умывальнике, говорит:

- Может, опять электрический чайник поставим?

- Давай поставим, пока хозяйка спит.

Хозяйка недовольно бубнила, если при ней ставили электрический чайник, что, мол, сейчас света накрутит, не расплатишься, ну, и в таком роде. Сейчас же газовая плита не работала – замерз газ в баллоне, а в печке греть – надо ждать, пока прогорят дрова, в русской печке по другому не нагреешь чаю. Налили воды, воткнули вилку в розетку, и продолжили беседу.

- Наше тогдашнее совместное имущество хранилось посреди тайги, там был целый поселок, но жили только шаманы, причем только посвященные шаманы. Это было временное поселение, но оно содержалось в порядке, несколько человек там жили постоянно. И еще помощники у них были из учеников, тех, что в посвященные готовили, их на время всеобщих сборов удаляли. Так что не очень ценное там и хранили, а вот таблички считались особо ценными, их хранили в особой пещере, ниже по течению Подкаменной Тунгуски, ближе к Енисею. Раз в несколько лет готовые таблички свозились специальной экспедицией в эту пещеру.

И вот на одном из совместных…- Иван несколько призадумался – мероприятий, во время ритуального совместного камлания, открыто было, что на наш народ будет нападение, и надо готовиться к этому. Разные меры были приняты, а та часть шаманов, что ответственна была за историю, решили перепрятать таблички, убоявшись, что могут вражеские отряды добраться до них. Спрятать решили в максимально труднодоступном месте, ничего более труднодоступного и надежного, чем место, которое сейчас называется Плато Путорана, не нашли. Ты знаешь – он посмотрел на меня – там и сейчас-то очень много неизвестного. Я там в детстве, с отцом, был. Нет там людей. Совсем никого нет.

- К востоку от Енисея и за полярным кругом. Представляешь?

- Ну…да. Более-менее. Оно большое?

- Оно не большое, оно огромное. Около двести пятьдесят тысяч квадратных километров – почти четыре Рязанских области. Это базальтовая плита, самое высокое место в Среднесибирском плоскогорье. В основном каменистая пустыня, рассеченная глубокими каньонами. Там рождаются большинство Эвенкийских рек, а так же самые крупные реки Таймыра – Пясина и Хатанга. Огромное количество озер с чистейшей водой.

Я не утерпел, и засмеялся. Иван глянул было удивленно, потом понял, и сам заулыбался:

- Я не только историк, я еще и географ.

- Ну понятно, я как на уроке географии побывал.

- Да это уже в крови, все педагоги так разговаривают – тебя это еще ожидает. Давай чай пить.

- Конечно, я заварю, а ты рассказывай дальше про таблички.

- Да, в общем-то, все. Хотели, как лучше, а получилось, как всегда. Перепрятали – нашли место на Плато Путорана – и впоследствии все прятавшие пропали. Первое время описание места еще передавали точно, а со временем оно как-то спуталось – или описание было не очень точным. Представь масштаб – как найти по описанию тайник в той же Рязанской области? А там вдобавок девять месяцев в году – зима, морозы под семьдесят, а летом – тридцатиградусная жара. Любые метки за несколько десятилетий пропадут, ландшафт изменится. А тут больше двухсот лет прошло! В общем, не уследили. Но все последующие годы, когда прекратились наконец налеты татарских отрядов, пытались найти. Безуспешно. Кстати, мой дед и мой отец тоже. Честно говоря, у меня есть то описание, что до нас дошло – я сам еду теперь на родину, буду искать. Я думаю сейчас – чего я тут сидел-то! Может, мне повезет. Представляешь, какая это будет находка! Гораздо ценнее для науки, чем Шлиман Трою откопал!

- Да ведь маловероятно, мне кажется. Тем более, твой отец искал.

- Да. – глаза у Ивана потухли – маловероятно. Но мне сейчас кажется, что я смогу найти. Да и в любом случае, попробовать я должен! И я остался последний, кто знает, где искать, хотя бы предположительно. Ведь мы с отцом не просто так по тайге и тундре ходили, мы это и искали.

- А мог бы ты описать, где этот тайник искать?

Иван кивнул:

- Мог бы, и я конечно опишу тебе, слишком велико мое желание сделать это достоянием общественности. То, что когда-то было тайной – давным-давно перестало ей быть. Даже больше того – именно из-за того, что было это тайной – оно все и пропало. Хотя, кто знает, сейчас еще есть вероятность найти этот тайник, а если бы его разграбили тогда – уже точно ничего бы не было известно, даже такой призрачной возможности не было бы.

- Иван, а куда же все эти восемьдесят шаманов делись? Ты все рассказываешь про них, а где же они? И где амулеты, девяносто восемь штук?

- А вот я все и ждал, когда ты это спросишь. Помнишь, с чего вообще весь наш разговор начался?

Я помнил. Казалось, что было это давным-давно - самый первый разговор, кот, который хочет на улицу, Новосибирский университет, отец Ивана Тойто – последний шаман Подкаменной Тунгуски, эвенкийский род, пропавший в 1908 году…Мне казалось, что я про эвенков и шаманов знаю больше, чем про самого себя.

- Помню. Мне кажется, что я про вас больше, чем про себя самого знаю.

- Ты знаешь столько, что бы я мог тебе дальше рассказать, и ты бы меня понимал, о чем и о ком я говорю. Вот теперь я могу тебе о судьбе братства шаманов рассказать.

Хрустальная прозрачность, что случилась с моей головой после взгляда на Иванов амулет со змеем, ослабла, но до конца не пропала. Все, что он мне теперь говорил, я не просто слушал и записывал, а видел так, будто сам был участником всех этих событий. Тогда, во время беседы, мне это очень помогло – я не просил никаких объяснений, все было понятно и без того, и, главное – очень сильно сократило время рассказа. Правда, сейчас, когда я пишу эти строки, бывает порой трудно подобрать слова, так как записи в дневнике несколько аскетичны, если можно так выразиться. Но пора продолжать рассказ Ивана.

- Как всегда получилось – он глянул на меня – хотели, как лучше, а получилось, как обычно. Понимаешь, о чем я?

- Да. Мне твой амулет мозги прочистил. Это ты хочешь сказать, что на самую главную часть рассказа осталось меньше всего времени. Это ничего, потому что если бы ты мне начал свой рассказ сразу, без подобной подготовки – да еще со своими эвенкийскими словами и поговорками – я бы попросту не поверил ни во что. Решил бы, что ты меня разыгрываешь. Так ведь?

- Да нет, почему…

- Да ладно, я сам это знаю. Жалко только, что у меня теперь тысяча вопросов к тебе возникла, а узнать ответ, похоже, не успею. Ну и ничего, все равно потом когда-то встретимся – все мне и расскажешь. Хорошо?

- Конечно. Слушай тогда дальше:

- У нас ведь очень суровые и длинные зимы. С самого начала, когда основали мы свое поселение и уладили дела с местными – оказалось, что у нас есть уйма свободного времени. Забота о пропитании не стояла: шаманы, как я говорил уже, очень удачливые охотники. Не только мои предки, любые шаманы – просто из-за знания зверей. А еще и помощь духов – покровителей шамана нельзя не учитывать. И река рядом – наш поселок так и стоял на реке Кимчу – километров семьдесят на север от Подкаменной Тунгуски. Кимчу тоже в нее потом впадает, ниже по течению. В общем, еды с запасом, не надо каждый день беспокоиться о пропитании. А зимние дни очень коротенькие, до полярного круга – рукой подать, солнце на полтора часа покажется низко-низко над горизонтом, и – ночь. Морозы сильные, снег.

Конечно, времени лишнего никогда не бывает – но после многих лет, занятых ежедневно совершенно до последней минуты – сначала на постройке Стены, затем бегства и долгого перехода – оказалось, что насущные нужды требуют совсем немногих усилий. У себя на родине, в монастыре Уэнь, монахи огромное количество времени проводили в учении и духовном развитии. С учетом особых природных свойств – помнишь, я говорил? - имеющихся почти у всех в той местности, можно предположить, каких высот они достигали – индийские йоги по сравнению с ними – как воздушный змей по сравнению с ракетой.

- Иван, ты все время говоришь об особых природных свойствах твоих предков – шаманов. А почему же таких способностей больше ни у кого нет?

- Почему это нет? Сколько угодно. Только не у всех они развиты, и многие люди даже не догадываются о своих способностях. Вот посмотри, например, врачи есть такие, и учился, и проработал всю жизнь, а лечить умеет только ОРЗ, да и то, только потому, что оно само проходит. А другой только взглянет на человека – и уже все про его болезнь знает, как рентгеном просветил. Это как раз потому, что особый дар у подобного человека есть. Или вот заикание лечат гипнозом, знаешь? Гипнозом тоже далеко не каждый человек овладеть способен, хотя и есть для врачей – гипнотизеров специальные методики, но без способностей ничего не выйдет. Или из другой области: бывают конферансье с особым чувством зала – вроде и говорят простенько – а зрители сидят, не шелохнутся, боятся слово пропустить. А другой вроде и говорит что-то интересное, и анекдоты рассказывает – а скучно, люди сидят, зевают, а то и вовсе освистят. Так у первого есть интуиция, он чувствует, что народ услышать хочет, а у второго – нет. Есть люди с особым пониманием техники, есть конструкторы, которые просто знают, как должно быть, а объяснить не могут. Я же историк, сколько угодно могу примеров привести подобного наития – от Леонардо да Винчи до Алехина, нашего конструктора экранопланов.

Так что подобные паранормальные способности почти у всех есть, другое дело, у нас в стране атеизм, никто их не развивает, даже более того, замалчивается это все.

Я вспомнил передачу «Очевидное – невероятное», где показывали передвигание предметов усилием мысли - телекинез, а также угадывание слов на перевернутых листах бумаги, гипноз и прочее чудеса. Глянул было на Ивана, он только кивнул, в очередной раз угадав все мои мысли:

- Да-да, именно это. Кстати, подобными людьми всегда интересовалось американское ЦРУ, наверняка и у нас военные тоже их исследуют.

А дело в том, что в том древнем монастыре Уэнь специально отбирались подобные люди. Послушники подрастали, потом женились – жен им подбирали наставники. Такие воспитанники вели жизнь почти как обычные люди, воспитывали своих детей. Подобная практика сохранилась в буддистских монастырях, но у них можно жениться только слабым монахам, для предотвращения более сильного грехопадения. У нас же это входило в систему послушания и духовного развития, более того, некоторым воспитанникам приходилось иметь по две, или даже по три жены – сколько скажут. Детей со способностями отдавали в монастырь для воспитания. А когда дети подрастали, отец опять возвращался в монастырь.

Так вот, все годы, потребовавшиеся на бегство и переселение, монахи лишены были возможности хоть как развиваться – лишены просто физически, из-за отсутствия времени. И как они этим полученным временем распорядились, можно догадаться.

Не буду подробно – в нашем поселке, который так и звали – Уэнь, в память о своем монастыре, хотя номинально постоянных жителей и не было, но чем старше и опытнее становился шаман, тем больше времени он в поселке и проводил. И длиннющие зимние ночи проводили в особых чумах, предназначенных для совместных камланий. Ты себе как чум представляешь?

- Как индейский вигвам – основание из жердей, обтянутое оленьими шкурами и с дыркой наверху. Так?

- Практически так. Но для общественных камланий строится отдельный, специальный чум на много человек. Сколько будет участников, бывает, больше ста человек помещается в таком чуме. Их и сейчас по тайге множество. Специальным образом все обустраивается… Но не буду задерживаться.

Вот в подобных чумах и собирались день за днем монахи, ставшие шаманами. Более опытные учили менее опытных и духовно, и буквально: помнишь, я говорил, что шаман знать и уметь должен? Вот всему этому и учили. Шаман – не выпускник института, его обучение – ступенчатое, всего девять степеней, а у последней, девятой – еще три. Такие шаманы называются «заарин», их немного и тогда то было, а сейчас попросту нет. Да, по правде сказать, давным-давно нет: заарины умели такое, что и поверить сложно: они могли летать, ходить по воде, оживлять мертвых и убивать на расстоянии, могли на глазах у всех уйти под землю, могли умереть и через какое-то время воскреснуть. Могли превратиться в медведя или лося. Могли в любой из Верхних или Нижних миров пойти, даже там оставаться и жить могли. Могли с собой простого человека взять. Звучит фантастически, да?

- А почему сейчас их нет?

- Не знаю, и никто не знает. Последний заарин жил больше ста лет назад.

- А может, по какой-то причине ваши способности стали ослабевать? Ну, может, людей не очень много в ваших краях, свежей крови нет. Или еще что-то?

- Нет, не думаю. Во-первых, людей совсем не мало было, но, главным образом, наличие таких паранормальных способностей имеет значение только на самых первых уровнях. Чем больше духовный опыт, тем меньше нужно природных способностей. Уже на третьей ступени природные особенности перестают играть хоть какую заметную роль, они важны лишь на самом начальном этапе, облегчают дальнейшее развитие. То есть, когда идешь в институт, желательно уметь читать – Иван засмеялся – а вот почему стала слабеть шаманская сила – не знаю, и не думаю, что хотя бы один человек знает. Я лично думаю, что дело в каком-то всеобщем духовном оскудении, что не только это наши шаманы ослабели, мне кажется, по всему миру духовная сила у людей слабеет. Между прочим, эвенкийские шаманы – не только из нашего рода, вообще все – самые сильные, даже и до сих пор. У якутов, например, есть свои шаманы, но если есть возможность позвать эвенкийского шамана – то его и зовут.

Вот так – Иван посмотрел на меня – есть традиция, когда шаман поможет кому-то, этот человек ему повязывает на шаманский костюм небольшую ленточку. Некоторые шаманы знаешь, как ходят – у них за ленточками нельзя угадать, из чего костюм сделан.

Ладно, теперь продолжу дальше.

В общем, появилась возможность тратить время на обучение – и этой возможностью воспользовались в полной мере. В промежутках между камланиями учили наизусть, слово в слово, историю народа, все события, природные явления. Так в свое время древние евреи заучивали свои религиозные книги – наизусть, многие тысячи страниц. Видишь, мы свои знания не только записывали на табличках, их еще и учили, только благодаря этому что-то и сохранилось, не все, конечно.

Таким вот образом прошло более тысячи лет. Наше тайное общество практически перестало быть тайным, наверное, все про него знали. Ну, и конечно, появились завистники, по разным причинам не попавшие в него. К сожалению, никто этого не заметил – просто в голову не приходило. С точки зрения посвященных шаманов, тех, у кого был амулет с Дябдаром – жизнь шамана вне поселка была более легкой, на него не накладывалось никаких ограничений, знания же и прочее было доступно так же, как и для всех прочих – и разумеется, совершенно не нужно, я уже говорил тебе о жрецах и тайных знаниях. Любое знание накладывает ответственность, нельзя просто узнать что-то и забыть. Знания – это вериги, которые жизнь отнюдь не облегчают.

Но когда человек чувствует, что от него что-то скрывают – это его раздражает. Если его куда-то не пускают – тоже раздражает. Представь: вчера были друзья, вместе охотились, что-то делали, а сегодня ему говорят – иди домой, тебе сюда нельзя и все такое.

Никому неизвестно, объединились ли в свою очередь эти завистники, или каждый действовал по собственному побуждению, но когда пришла Орда – они стали предателями. Сразу перешли к врагам. Только благодаря им и удалось переловить большинство шаманов, простые воины не сумели бы: попробуй, найди его, если ему помогает сама природа, если его прячут духи леса.

- А зачем шаманы Орде?

- Все для того же, главным образом в качестве лекарей и ветеринаров. Когда началось нашествие – поселок Уэнь уничтожили. Разобрали чумы, и разошлись кто куда. Через несколько лет даже следов не осталось в тайге. Все, что было ценного – попрятали в разных местах. Особо ценное – таблички с записями и еще кое-что – унесли далеко не север.

Когда набеги закончились, примерно через двести лет – потомки разбежавшихся шаманов собрались опять на том же месте, на реке Кимчу. Собрались восемьдесят один человек, по числу амулетов, который ни один не пропал. Из вещей не сохранилось ничего заслуживающего внимания. Все тайники, где хранилось хоть что-то мало-мальски ценное, оказались потерянными. К счастью, благодаря тому, что мы свои знания не доверяли только табличкам, они сохранились в памяти шаманов – даже через пять – шесть поколений. Конечно, не все – многие пришли только потому, что у них были амулеты.

После проведения, так сказать, полной инвентаризации, подвели плачевные итоги нашествия. Практически полная утеря технологий, письменности. Обычный железный нож стал огромным богатством. Результат получился неоднозначный: одни говорили, что все совсем плохо, и разумнее всего вернуться к своим семьям и жить обычными шаманами, а другие – что самое важное – знания – пострадали не сильно, и нужно их восстановить и сохранить. Первый путь – ждать, пока кто-то придет, и опять всему научит, второй – пытаться сделать это самим. Первый вариант – наши земли Золотая Империя Чжурчженей захватывала лишь краем, мы были ее самой дальней окраиной, можно было ждать спасителей и просветителей – но не все верили, что сама Империя сохранилась, и были правы, как впоследствии оказалось. Второй вариант – пытаться восстановить все самим – но как? У нас никогда не было царей, никакого руководства. Как объединить такой народ, который еще и прячется, напуганный возможными похищениями людей? Не зря же нас – эвенков – называют лесным народом. Единственное связующее звено – это были шаманы, кочующие по всей Сибири. А оказалось, что вот как раз технологические знания – как делать железо и тому подобное – и не сохранились. Никому и в голову не приходило, что это можно забыть – а вот и забыли, столь стремительно увели всех умельцев.

Выбор невелик. Как в старинной притче про двух лягушек, попавших в кувшин с молоком: первая сказала – нам все равно не выбраться, и сама утонула, а вторая начала плавать и бить лапами, в надежде, что как-то выберется. Помнишь эту притчу? Вторая лягушка все-таки спаслась – она так долго гребла лапами, что молоко превратилось в масло, и она сумела выскочить из кувшина. Вот и у нас был такой выбор, сразу все бросить и утонуть, или еще попытаться выбраться.

Конечно, второй путь и выбрали. Решили, что пока мы можем делать хоть что-то, надо делать. Пусть не помним, как куют железо, но культуру можем сохранить! Историю, предания, сказки, песни. Умение шить и вышивать. Керамика. Между прочим, от умения вылепить кувшин или сшить из шкур одежду зависит, выживет семья, или погибнет. Вот так… И еще у нас была клятва – не забыл? – делать добро этим людям, которые полторы тысячи лет назад приняли нас к себе.

И я думаю, что у нас это получилось, можно косвенно судить об этом хотя бы по единому фольклору у нас, я тоже говорил уже – мы, эвенки, живем по всей Сибири до Тихого океана, и у нас одни и те же предания, одни традиции, одни песни и сказки.

А что касается до нашего братства – то мы стали более осторожны, даже совершенно осторожны. Никто за семьсот лет не узнал о нас, ты первый. Даже мой отец никому ничего не рассказывал.

Теперь шаманы не собирались большими группами. Собирались самое большее двадцать – тридцать человек, а чаще – меньше. Уже не было тех правил, что были в поселке Уэнь в первые времена. Сама организация жизни изменилась, большинство посвященных шаманов большую часть жизни проводили со своими семьями. Собирались на ритуальные камлания, хотя они и имели цель несколько необычную, но об этом позднее. Собирались для обучения – группами в разное время и в разных местах, в зависимости, кто чему учился. С этого времени пошла традиция обустраивать по тайге специальные большие чумы, можно сказать, как церкви у христиан – раньше они были только в нашем поселке. В этих чумах и камлали, и обучались. Так еще и мой дед обучался.

А теперь пару слов по бубен. Видел когда-нибудь?

- Нет. Настоящий не видел. Только те, что у нас в магазине продают для детей.

- Понятно. Это, конечно, игрушка. Настоящий бубен овальный, сантиметров восемьдесят на пятьдесят. Бубен делает сам шаман, когда заканчивает свое обучение. Это первая из шаманских принадлежностей, и для начинающего шамана очень важная. Когда приходит время, то после специального камлания, которое совершает его наставник, он идет в тайгу, и ходит, собирает духов – помощников, иногда очень долго. Таким образом, после возвращения у него есть главный дух покровитель, и сколько-то собранных духов. Опять проводится специальное камлание, после которого, обычно во сне, будущему шаману показывается дерево для обечайки и животное, из шкуры которого нужно делать бубен. После того, как сам бубен будет сделан, опять проводится специальное камлание, когда духи – помощники из тела шамана переселяются в бубен. Бубен становится практически живым существом. После этого оба шамана направляются в Верхний мир к Энекан – Буга, и старый шаман просит даровать молодому особую шаманскую силу – Мусун. Если все проходит удачно, и Энекан –Буга дарит Мусун молодому шаману – то по возвращении он уже полноценный, хотя и слабый и неопытный шаман. Для него бубен – очень важен, это его главный помощник, это и конь для Верхнего мира, и лодка для шаманской реки, и щит в Нижнем мире, когда надо защищаться от злых духов по дороге в Буни. Бубен даже сам может вытащить на землю, в Серединный мир, попавшего в беду шамана, если он не может справиться с Харги или Чулугды – это еще одно из чудовищ Нижнего мира.

Наши шаманы украшают свои бубны рисунками. И еще вешают специальные подвески, на которые могут садиться во время камланий другие духи, согласившиеся помогать.

Иван опять имел какой-то отрешенный вид, но я не перебивал его. Он помолчал, и продолжил:

- Я могу целый день рассказывать про бубны и шаманский костюм – я еще и слова про него не сказал. Жалко, время мало – он улыбнулся одними губами – ты очень поздно сюда на работу устроился. У меня есть костюм отца, лежит у знакомых в Братске. Хотел бы я его тебе показать.

- Ну, я потом приеду, и покажешь.

- Я на это очень надеюсь. Скажу тебе еще только, что если бы ты увидел этот костюм – то понял бы, что такое сила Мусун. Правда, ты видел амулет и Дябдара, но это не совсем то. А Мусун – это, можно сказать, сверхъестественная сила, которая действует в нашем обычном мире. Это то, что я не могу объяснить с материальной позиции, не забыл, я тебе говорил, что сначала любому явлению пытаюсь логическое объяснение найти? Я как-то могу объяснить свое понимание животных или предчувствие погоды, но здесь – совсем другое, никаких предчувствий и телепатии, лишь действие, происходящее без видимой причины. Ты бы удивился, если увидел электродвигатель, который крутится без электричества, сам собой? Вот это нечто подобное.

Некоторые шаманы обладают совсем слабой силой Мусун, некоторые – посильнее. Но шаман еще и пользуется помощью самых разных духов – а у них силы может быть очень много. Понимаешь, эта сила, которая проявляется на земле, ниоткуда не взявшись, по крайней мере, непонятно, откуда она берется – ее нельзя исследовать, так как появление ее непредсказуемо. Разве поверит какой-нибудь кандидат наук, если ему сказать: вот сегодня будет камлание, и проявится сила Мусун, приходите, меряйте. Представляешь?

Я неопределенно хмыкнул, продолжая торопливо записывать. Иван же достал очередную сигарету, прикурил, и продолжил:

Когда наши древнейшие предки пришли на Подкаменную Тунгуску, они принесли с собой умение изготавливать бубны. Местные шаманы бубнов не делали, так как свои камлания проводили в одиночку. Бубен же, во время сугланов – особых встреч, так сказать, сборов - помогал проводить совместное камлание с участием многих шаманов. На простых людей, больных, действовал очень положительно, при умелом пользовании, конечно. То есть можно и травой вылечить или еще как, но при камлании с бубном одного камлания часто вполне достаточно – если проще сказать, то хватает изгнания злобных духов подальше от человека, и он сам легко поправляется.

И еще наши предки – это уже в тайне от прочих – делали бубны большого размера, а иногда очень большого. Сначала были ограничения на шкуру: один бубен из одной шкуры, а затем научились скреплять шкуры по несколько штук. Некоторые бубны носили по несколько человек, а при камлании закрепляли его неподвижно.

Здесь было ограничение. Нельзя делать сколько угодно бубнов, их у одного шамана не может быть в течении жизни более девяти. И бубен во время оживления – это то, что я тебе только что рассказал – должен иметь конкретного хозяина, общих бубнов не бывает. Но при общих камланиях каждый шаман может подвесить на бубен подвески со своего бубна – таким образом его духи – помощники делаются общими помощниками. Представляешь, какие силы собираются при общественном камлании! Но все это проводилось всегда в тайных неизвестных местах, ведь если раньше не думали о возможности предательства, то теперь все понимали, какой страшной силой может обладать группа предателей! Поэтому никто из обычных людей и даже не посвященных шаманов, не знал, что проводятся подобные камлания, и существуют подобные бубны.

- А зачем нужны такие общественные камлания?

- Все просто: чтобы жить. Чтобы наш народ процветал. Сначала пытались вспомнить, как делать железо, правда, это не помогло. Зато некоторое время спустя начали приходить к нам торговцы, скупали пушнину в обмен на железные вещи. Нам было это очень выгодно – Иван улыбнулся – это очень интересно с высоты двадцатого века смотреть: мы меняли соболей и горностаев на железные ножи, медные котлы, швейные иглы и прочее. С древнейших времен сохранилась цена шкур: сколько в котел входит соболей, столько он и стоит. Соболь у нас ничего не стоил, во первых, их очень много, а во вторых, только на одеяло годится – мех непрочный, то ли дело олений мех или лосиный. Вот так, то что у всех стоило очень дорого, нам было и не нужно. Даже до смешного доходило: обменяются двое – наш охотник и русский купец где-нибудь в фактории, разойдутся, и давай друг над другом смеяться и рассказывать всем, один, какой русский дурак, вон сколько ножей и котлов железных променял на паршивые шкурки, а другой, что вон, мол, сколько отличнейших соболей на какой-то котел поменял. И все довольны. Вот какие времена были.

А вот что не получалось – это вернуть, найти свое древнее имущество, в том числе и таблички с записями. Сколько было послано экспедиций, сколько раз проводили камлания – бесполезно, оно все как в воду кануло. Сами мы не помнили, где искать, а духи помогать отказывались. Несколько шаманов умерло, не выдержав напряжения во время камланий о поисках места, и все безрезультатно. Из рода в род заучивали мы описание пути, как пройти к нашим тайникам, из рода в род отправлялись на поиски – и ничего не находили, я уже говорил об этом.

А с бубнами получилось вот как: заметили, что иногда один бубен отзывается, когда бьют в другой, даже и довольно далеко от первого. Обыкновенный резонанс, но этого ведь никто не знал тогда. Однако незнание физических законов не помешало практически использовать это чудо – как не мешало незнание магнетизма пользоваться компасом многие века.

Иван подождал, пока я допишу, и продолжил:

- Вот, я тебе, пусть и очень коротко, и довольно несвязно, но в общих чертах и про эвенков рассказал, и про своих предков – шаманов. Теперь же о том, как все это закончилось.

У нас был опыт совместных камланий, касаемых нашего будущего – особенно, когда было предсказано нам о нашествии Орды. Тогда мы не сумели правильно оценить опасность, отчасти из-за предателей, а отчасти из-за того, что давно отвыкли от войн, да и не ожидали, что так далеко на север могут дойти захватчики. Приняли меры, оказавшиеся недостаточными, хотя вполне имели возможность всего этого избежать.

И вот около ста лет назад, на очередном таком общественном камлании, продолжавшемся три дня без перерывов, было вновь нам открыто о грядущей катастрофе.

Был объявлен день, месяц и год, когда должно было это произойти. Вот как это выглядело:

«Через три раза по девять лет, через девять дней после первого дня летнего солнцестояния, выйдут из под земли Харги с Бальбуккой, Кандыках и Чулугды, выйдут не одни, а выведут с собой множество духов из всех трех миров Нижнего мира, и возьмут с собой всех чудовищ, какие только есть в Нижних мирах всех народов, выйдут, чтобы погубить навсегда всех людей. Они уничтожат Серединный мир без следа, сожгут землю со всеми людьми, а погибших людей утащат в Нижний мир. Не будет ни деревьев, ни птиц в небе, ни рыб в реках. Не будет самих рек. Не будет зверей в лесу и людей, и самого леса не будет. Не будет облаков в небе, и самого неба не будет, только звезды будет видно и днем и ночью. Ни будет ни травы, ни мха, а только песок и камни. Не будет океана, а только лед как земля. Останется на всей земле только лед и камень, и никто не согреет землю своим дыханием. Люди же пропадут в Нижнем мире, и не будет у них возможности вырваться из него, потому что не будет Серединного мира, а только Нижний и Верхний, которые станут недосягаемыми друг для друга. И будут души человеческие мучится в вечности, потому что даже самого времени не будет.

И только те, у кого есть алмазный змей, могут уговорить его помочь людям, потому что не хочет он ничего делать сам от себя, а только по особой просьбе. Змей Дябдар ушел на Чолбон, и никто не может его уговорить спуститься вниз, только девять по девять алмазных амулетов, говорящих одновременно, способны изменить его решение. И никто, кроме Дябдара, не способен помешать этим чудовищам уничтожить мир, потому что без него силы Верхнего мира и Нижнего равны.»

Мы в то время уже давно пользовались принятым в России юлианским календарем. Само то камлание проводилось как раз из-за мистического соотношения цифр в году: 1 и 8, 8 и 1, то есть 9 и 9.

После этого откровения камлание продолжалось еще шесть дней, и под конец было открыто, что нужно сделать, чтобы попытаться спастись самим и спасти всех людей.

Самое важное отличие этого откровения от предыдущих – оно касалось не только эвенков, оно касалось всех людей, всей Земли. Почему оно было открыто нам – никто не знал и вряд ли когда это станет известно. Я могу лишь предположить с мистической точки зрения, что это именно наш, эвенкийский, Харги нашел способ выбраться из Нижнего мира, потому что Дябдар ушел в Верхний мир и очень долгое время не показывался. А подобного существа в мире больше нет ни кого, все живут либо, так сказать наверху, либо внизу, либо в раю, либо в аду, а Дябдар – не забыл? – живет, где хочет. Вот мне и кажется, что это Харги с Кандыкахом выдумали, нашли возможность выбраться, и сумели привлечь в свои сторонники многих обитателей Нижних миров других народов, всю нечисть, которая хотя у всех разная, но цели у них одни – погубить людей, если только есть возможность.

И мы начали готовиться. Провели особый суглан - встречу всех обладателей амулетов, то есть всех тайных шаманов. Продолжался он несколько недель, пока не стало ясным, что нужно делать. С этого времени такие встречи проводились ежегодно до самого конца.

Как мы могли помочь? Мы должны были уговорить Дябдара, нашего покровителя. То есть мы должны были провести такое камлание, чтобы в результате он согласился нам помочь. Самая главная трудность была в том, что он находился на звезде Чолбон, а это – не забыл? -самое дальнее место во вселенной, это Высший мир Верхнего мира. Чтобы добраться до него, шаману надо сделать двадцать семь остановок, по девять в каждом из верхних миров, помнишь? Тем труднее, что попасть туда должны были не один человек, а все девять по девять – восемьдесят один обладатель амулетов. В общем, это должно было быть не простое камлание. Подобного не было никогда прежде, и теперь уже не будет никогда.

Было время на подготовку. За двадцать семь лет можно сделать очень многое.

Решено было, что участвовать будут все восемьдесят один человек, и больше никто даже знать ничего не будет, потому что если получится – очень хорошо, а если нет – о конце света лучше не знать заранее. Всю подготовку к камланию проводить должны были только эти посвященные в тайну шаманы, так, чтобы заранее никто ничего не заподозрил. Довольно трудная задача, потому что в те года нас, эвенков, было больше ста пятидесяти тысячи человек, в тайге куда не пойди – везде поселки, стойбища, русские фактории, это сейчас там никого не осталось, тайга практически безлюдная. Зато с другой стороны – и задача наша облегчалась, все необходимое мы могли легко найти, а если шаман говорит человеку – делай так-то и так-то, туда не ходи и прочее, то обычно все слушаются, не слушаться – себе дороже.

Что же мы решили сделать для такого невероятно сложного камлания: решили изготовить два огромных бубна, которые откликаются друг другу, оживить их переселить в них всех своих духов – помощников, проводить камлание девять дней, а начать его на следующий день после летнего солнцестояния, чтобы успеть ко времени, обозначенном в откровении. Конечно, был придуман специальный порядок, так сказать, чин, для такого случая, и множество всевозможных тонкостей, о которых я умолчу.

Но была одна проблема. Заключалась она в том, что не сохранились наши записи, наши таблички. Хотя практически все знания выучивались наизусть, и передавались из поколения в поколение, кое-что пропало. А именно вот что: не очень точно сохранилось знание, как делать эти самые большие бубны. Но сохранилось предупреждение, об опасности, которую они могли нести в себе при неправильном изготовлении. Каждое знание обычно сохраняли девять шаманов – для надежности. Выслушав каждого по отдельности, старейшины пришли к выводу, что сохранившиеся в памяти шаманов знания позволят произвести задуманное, хотя и была опасность. Итак, решено было делать эти бубны, других вариантов не было.

Место для камлания выбрали на самом первом месте, куда пришли наши прародители – в тайге, на берегу реки Кимчу, там, где когда-то был поселок Уэнь. Это место было удобно тем, что там проходило несколько троп, по которым гоняли оленей, причем буквально от Байкала до самого океана.

Нужно было набрать и сохранить множество оленьих шкур, а затем скрепить их. Довольно долго не могли определиться с размером бубнов. Даже одно время хотели сделать каждому из шаманов по большому, из десяти – двенадцати оленьих кож, бубну, но не получалось того порядка в камлании, который должен был быть.

И тогда решили, что каждый шаман должен принести три раза по девять – двадцать семь - оленьих кож, и из всех собранных кож сделать два гигантских бубна: из первой и второй части сами бубны, а третья – на скрепление кож и последующего натягивания. Вообще, называть это бубном язык не поворачивается, но никто не называл их по другому, и это правильно: пусть эта конструкция с ним ничего общего и не имеет, но служит она для того же самого, что и самый маленький бубен.

Конечно, не могло быть и речи, чтобы сделать подобный бубен обычным образом, как его маленького брата. Но наши шаманы уже делали несколько раз довольно большие, если можно так сказать, стационарные, непереносные, бубны, правда, очень редко: я говорил, у одного шамана в течении жизни не может быть более девяти бубнов, но ведь он может и порваться, и еще что угодно с ним может случиться! Если же шаман использовал все свои возможные девять бубнов – он умирает, хотя, к счастью, это бывает очень редко: девять – это довольно много. Тем не менее, отдавать свою силу Мусун на бубен, который делается лишь на одно камлание – очень расточительно, поэтому и делались они нечасто.

Но сейчас случай был экстраординарный. Никто не возражал отдать свою силу Мусун на этот бубен, который еще и тем отличался, что должен был быть общим – раньше так никогда не делалось, бубен всегда принадлежал одному шаману. Сейчас же он должен был принадлежать всем, все должны были принять участие в его оживлении, и все должны были принять участие в этом камлании.

Теоретически такой бубен сделать несложно: сшить и склеить кожи, найти поляну подходящего размера, окруженную деревьями, лучше сухими, и определенным образом натянуть между ними скрепленную кожу. После этого деревья специальным образом подрубались, но не до конца, а чтобы отзывались на удары – как современный человек, я могу сказать, что выполняли они роль резонатора – как дека в пианино или корпус гитары. Вот, в общем, и все. Теоретически. Практически же предстояло сделать дело, которое никто никогда не делал. Но по порядку, как все это делалось.

Кожи начали собирать сразу же. Сначала боялись, что не удастся собрать нужное количество, и в результате собрали почти втрое больше. Как только люди узнавали, что шаману нужна оленья кожа – и несли, и несли. Подрезали, сшивали и склеивали их сами шаманы, по столько штук, сколько можно донести или довезти на оленях.

Нашли место для будущего камлания – старейшие шаманы указали, где делать бубны и какая нужна подготовка. Это были две больших поляны в форме пиалы, с понижением к середине, окаймленные вековыми соснами. Вокруг – болота и озера.

Деревья на полянах оставили так, что они стояли практически правильным кругом, центр освободили от деревьев и кустарника.

За три года до намеченного срока подрубили на деревьях кору, чтобы они засохли.

За год до срока на всех деревьях срубили ветки и макушки, оставив голые стволы. Такой ствол гудел, если по нему ударить. Подрубили стволы так, что все деревья говорили одним голосом - гудели одним тоном то есть, если стукнуть по одному – начинали гудеть все. Гудели так низко, что не все слышали, но зато некоторые вдруг чего-то пугались, им казалось, что от этого рева деревьев прямо из под земли выглядывает Харги с Бальбуккой. Доходило до того, что некоторые убегали в тайгу и прятались, приходилось их разыскивать.

В это же время начали собранные и скрепленные по десять – двадцать оленьих кож соединять друг с другом. Соединяли прямо на месте, непосредственно на полянах. К зиме частично закончили, все кожи скатали и убрали до весны. Продолжили весной, и к началу лета все было готово. Кожи специально увлажнили, и натянули между подготовленных деревьев, повыше человеческого роста. Кожи на ветру начали сохнуть, и очень скоро даже на несильный удар рукой начинала гудеть сначала одна, а за ней и другая поляна. Эти два невероятных, огромнейших бубна только и ждали, чтобы их оживили!

Они оба были правильной круглой формы и имели от края до края восемьдесят один шаг: девять раз по девять шагов.

Оживлять бубны решили непосредственно в первый день камлания, в день летнего солнцестояния. Обычно оживление бубна требует отдельного, особого камлания, но здесь случай был исключительный: все участвующие шаманы были очень сильны и опытны, почти все имели или седьмой, или восьмой уровень, каждый уже обладал огромнейшей силой Мусун

Заранее, еще с начала лета, часть шаманов была отправлена для предупреждения людей о возможной опасности. На несколько дней пути не осталось ни одного человека, ни домашних оленей, а дикие сами ушли, они опасность чуют. Вообще, один человек остался, не поверил, я о нем еще расскажу. Знаешь, что еще удивительно – оказалось, не только наши шаманы ходили, предупреждали людей, но и обычные, те, кто ничего не знал о готовящемся камлании. Тоже почувствовали опасность. Имею в виду, удивительно с обычной, логической точки зрения, с нашей – ничего удивительного, ведь любой шаман может и Верхний мир, и Нижний посещать. Шаман – это обитатель трех миров.

В назначенный день, в день летнего солнцестояния, 22 июня, никто не спал. Предстоящее девятидневное камлание не позволило никому сомкнуть глаз. Все ждали. Разводили костры. Одевали костюмы. Проверяли свои шаманские атрибуты. Разогревали каждый свои личные бубны на кострах, хотя в этом не было необходимости, но таков обычай.

Начали, когда солнце уже высоко поднялось над деревьями, часов в шесть утра. У каждого из шаманов было свое особое место, где он должен был стоять – у первого бубна сорок один человек, у второго сорок. У каждого свой костер, свои принадлежности, все, что положено. Начали камлание каждый со своим бубном. Каждый шаман должен был попасть в Верхний мир и обратиться к Энекан – Буга. Восемьдесят один шаман почти одновременно оказались в верхнем мире! Такого не было никогда за всю историю человечества. Каждый из шаманов получил от Хозяйки мира разрешение на обладание частью большого бубна, и от Севеки они получили силу Мусун для возможности выполнить задуманное. Она же ободрила шаманов, пообещав благоприятный исход, правда, с одним предупреждением: чтобы все закончилось благополучно, в камлании должны были участвовать все девять по девять шаманов. Если же уйдут до девяти человек, то судьба шаманов может стать трагичной, ибо слишком велики силы, собравшиеся в одном месте. Если же уйдут более девяти человек, то миру придет конец – как и было сказано в откровении.

Когда шаманы вернулись в Серединный мир – они буквально светились от полученной силы. Хотя прошел почти целый день, но благодаря полученной силе Мусун никто не ощущал усталости. И под вечер продолжили камлание, то, ради чего все и затеяли.

Первая часть продолжалась три дня, в ней использовались обычные бубны, потому что у каждого была своя особая задача. Если сильно упростить, то во время первой части камлания шаманы обследовали Верхний и Нижний мир, чтобы знать, чего им ожидать, что их подстерегает. И часть шаманов отправлялась на Чолбон к Дябдару, предупредить его о своих намерениях.

К концу третьего дня все было готово. Солнце заходило за горизонт, когда затих последний бубен. Костры прогорели. Как статуи стояли восемьдесят один человек в шаманских костюмах, и смотрели на север, куда зашло солнце. Темноты не было – белые ночи. Ждали, когда покажется солнце. Жуткая тишина окружала их. Не было ни птиц, ни зверей. Не было даже комаров и гнуса – все живое покинуло эти места.

Когда показалось солнце, началось движение. Разжигали из заранее припасенных дров костры. В костры клали специально подготовленную смолу, наподобие канифоли – в качестве благовония. И когда солнце поднялось над землей, старейший из шаманов первый ударил в большой бубен. Впереди было еще шесть дней камлания.

С первыми же ударами из под земли начали показываться обитатели Нижнего мира. В общем, этого ожидали, к тому же они уже показывались еще во время подготовки деревьев, когда некоторые из шаманов не выдерживали, убегали в тайгу. Теперь же этих демонских духов видели почти все, а на многих они пытались наброситься. Только благодаря полученной силе Мусун выдерживали шаманы, и все равно несколько человек не выдержали и убежали. Страх был такой силы, что противиться ему было невозможно, шаманы буквально безумели, полностью теряли волю, бежали в тайгу не разбирая дороги. К счастью, благодаря тому, что бубны были общие, объединяли собой всех шаманов, оставшиеся могли передавать свою силу испугавшимся, и таким образом контролировать ситуацию – убежавшие через некоторое время возвращались и продолжали принимать участие в камлании. Единение было такой силы, что каждый из шаманов чувствовал всех остальных, каждый ощущал себя как часть единого сверхсущества. И все равно, время от времени то тут, то там кто-то срывался, не выдержав нападения бесов, и убегал, чтобы через некоторое время вернуться.

К вечеру почти все шаманы специальными колотушками одновременно били в оба гигантских бубна, которые говорили в унисон друг с другом. Грохот и гул от них был такой, что некоторые даже падали, не сумев устоять против этого гула, который буквально сбивал с ног. Как впоследствии оказалось, этот грохот в течении пяти дней слышали более чем за сто километров.

Сменилась и нечисть, которая лезла из под земли – из Нижнего мира. С каждым ударом ее становилось все больше и больше. Уже появлялся и сам Харги с Бальбуккой, которую он бросал на шаманов, чтобы прогнать их и не дать сделать то, ради чего они собрались.

Никто не знал, сколько уже продолжается это камлание: поскольку ночи очень светлые, а солнце постоянно закрывали тучи. Никак не получалось собраться всем в Верхнем мире на Чолбоне, чтобы обратиться за помощью к своему покровителю – змею Дябдару. Постоянно приходилось кому-то оставаться, чтобы отбить нападения духов Нижнего мира.

Пришлось идти на риск – те, кто занимался сдерживанием сил Нижнего мира, начали по одному переправляться в Верхний мир. И когда их осталось уже меньше десяти человек, перед одним из оставшихся появился сам Харги, и отпустил Бальбукку. Смертный страх напал на этого шамана, и некому было ему помочь. Он бросился бежать, и бежал так далеко, сколько позволяли силы, затем упал и полз, пока не потерял сознание. Как только очнулся, сразу же опять побежал, потому что страх не пропал. Сколько времени он бежал – сказать не мог, пока опять не упал без сил и пополз. Так было несколько раз, пока он не добежал до какой-то реки, на противоположном берегу которой стояло какое-то стойбище. Только вид этого стойбища привел его в себя, и хотя смертельный страх не пропал, сейчас он сумел его обуздать, подчинить себе – и пошел обратно. Грохот здесь ощущался каким то отдаленным гулом, который накатывал волнами – то сильнее, то слабее. Так же волнами накатывал страх – то немного слабея, то почти сводя с ума. Харги не было видно – и это позволяло бороться со страхом.

Он торопливо возвращался на грохот, и не понимал, как у него хватило сил так далеко убежать. Сейчас от него зависела как минимум судьба нескольких шаманов – он хорошо помнил предупреждение, и потому старался изо всех сил вернуться как можно быстрее.

Он узнал эти места – идти до места камлания было полдня. Солнце поднималось над деревьями, было раннее утро. Ему не удалось вернуться. Что-то начало происходить невозможное: земля начала вибрировать и дрожать. Это и раньше ощущалось, но вдруг стало очень заметно, временами накатывали настоящие волны, словно на озере. Опять накатил страх, но бежать он не мог – у него отнялись руки и ноги. Он упал на землю и смотрел туда, откуда раздавался рокот. Страх не отступал. Он не хотел смотреть – но не мог пошевелиться, чтобы отвернуться. Он не мог даже закрыть глаз, чтобы не видеть этого – он лежал, словно мертвый, но все видел и слышал. Более того, себя он видел со стороны, лежащего на поляне с открытыми глазами без движения, и видел все три мира сразу. В Верхнем мире видел Хозяйку мира, своих братьев шаманов перед огромным Дябдаром, Севеки и Сели, Огды и огромное множество духов и душ Хеян, наблюдающих за Нижним миром, где стоял Харги, а рядом с ним надувался Кандыках, становясь огромных, невероятных размеров.

Еще он видел и то, что происходило в Серединном мире, на месте камлания. Восемьдесят шаманов камлали, стоя вокруг двух гигантских бубнов, по сорок человек вокруг каждого, одновременно били огромными колотушками, пританцовывая и кружась. Обе поляны, которые находились за несколько сотен шагов друг от друга, вместе с бубнами и шаманами, как будто поднимались и опускались вверх – вниз, медленно, но в одном ритме с ударами, несколько ударов вверх, несколько ударов вниз.

Он видел, как пульсировала поверхность расположенного поблизости болота, вместе с поросшими на ней карликовыми деревцами.

Кандыках надулся до такого размера, что загораживал собой половину Нижнего мира.

Нижний мир казался как бы пузырем, уходящим от поверхности земли вниз. Верхний мир казался таким же пузырем, только уходящем от земли вверх.

В Верхнем мире произошло движение. Шаманы, стоявшие перед Дябдаром, разошлись в стороны, а он сам быстро пошел вниз, к границе миров. Чем ниже он спускался, тем больше становился. Спустившись вниз, встал сзади камлающих шаманов, которые все могли бы уместиться на его морде. Встал рядом с пульсирующим болотом. Он осмотрел место камлания, шаманов, глянул и на лежащего без движения человека, который после этого взгляда перестал ощущать страх. Сейчас он испытывал трепет перед своим покровителем, и счастье, что он его видит, и что мир не закончится, раз он спустился. Змей же, осмотревшись вокруг, опустил голову вниз, глядя на раздувающегося Кандыкаха, приподнялся на лапах, и ударил хвостом по его огромной зубастой пасти, которая у него вместо головы. Голова - пасть отлетела прочь. А сам Кандыках начал сдуваться со страшным ревом.

В этот момент поверхность пульсирующего болота отделилась от него вместе с деревьями, и взлетела высоко вверх, где распалась на тысячу кусков. На месте болота осталась грязная яма, из которой в виде странного дыма или пара начал подниматься в небо сдувающийся Кандыках, заполняя собой все окружающее пространство.

Дябдар, выполнив просьбу, пошел наверх. В три – четыре шага поравнялся с Энекан - Буга, остановился и стал смотреть вниз, наблюдая, как Кандыках заполняет собой часть Серединного мира. Кандыках же, чем меньше делался, тем ужаснее ревел.

И вдруг то, что оставалось от Кандыкаха в Нижнем мире, лопнуло, и в этот момент сами поляны, где проводилось камлание, которые до этого времени просто поднимались вверх – вниз, сильно прогнулись, и стремительно выпрямившись, подбросили высоко вверх всех шаманов вместе со всем, что у них было. Гигантские бубны порвались, как гнилые тряпки, и разлетелись вместе со всем остальным.

В этот же момент, от обоих полян во все стороны, как от двух брошенных в воду камней, по земле прошла волна, повалив деревья вместе с корнями.

И в этот же момент стоящий рядом с Хозяйкой мира бог грома Огды бросил в то, что было Кандыкахом, молнию, и он загорелся и затем взорвался. И от него загорелась тайга.

Тайга горела несколько дней. Шаман, наблюдавший эту картину, оказался дальше границы огня. Несколько дней он лежал, не мог пошевелиться. Думал, что умер, и не понимал, почему душа его не уходит в Верхний мир. Однако через несколько дней начал чувствовать тепло от амулета на груди. Постепенно начали шевелиться руки и ноги. Через день он сумел встать. Сил у него не было нисколько, он ничего не ел почти две недели. Собрав немного съестного, что удалось найти, и несколько утолив свой голод, сделал шалаш, и три дня приходил в себя, отъедаясь и набирая сил. Все эти дни видел, как медленно расходятся соприкоснувшиеся миры, окрашивая небо в неестественный розовый цвет, тускнеющий день ото дня. Через три дня пошел туда, где было камлание. Увидеть своих братьев – шаманов он, чувствовал, не придется. Но мир был спокоен, а значит – спасен. Это было главное.

На месте камлания ничего не было, все сгорело. Он не сумел найти даже следов, да и саму местность узнать было непросто: все изменилось, кругом была обгорелая поваленная тайга. Он попытался найти останки шаманов – и не нашел ничего. Он хотел найти амулеты – и амулеты тоже найти не сумел. Жить там было невозможно, и он ушел.

Звали этого шамана Иван Александрович Тойто. Ты уже догадался, что это и был мой дед?

Я медленно возвращался из сибирской тайги 1908 года в кухоньку сельского дома 1985 года, настолько живо я себе представлял рассказ Ивана. Он же молча сидел, глядя куда-то в пространство. Я нарисовал зачем-то в своем дневнике после записи крестик в кружочке, положил ручку, вытянул сигарету из пачки и закурил. Иван тоже взял сигарету, прикурил, и некоторое время мы сидели и молча дымили. Через пару минут у меня получилось выговорить:

Иван молча докурил, затем бросил в печку окурок, повернулся ко мне, и спросил:

- Ну как? Чего думаешь?

- Ничего не думаю. Я еще не осмыслил. А что же дальше было? Имею в виду, с твоим дедом?

- В тот год он до самой зимы прожил недалеко от места катастрофы, пытался найти хоть какие-то следы. Но не сумел найти ничего. После еще несколько раз приезжал туда в надежде найти хоть что-то, хотя бы амулеты, пусть не все. Сначала он думал, что легко найдет их – помнишь, я говорил, как трудно потерять амулет? – но не находил. Не нашел ни одного.

Потом пытался отыскать следы своих братьев – шаманов в Верхнем мире – и нашел их души Хеян. Но в Нижнем мире, в Буни, стране мертвых, их душ Беэн не было. Не было их и в нашем мире и вообще нигде. Вот как это все закончилось. В результате этой катастрофы не пострадал ни один человек, кроме восьмидесяти исчезнувших без следа шаманов. Помнишь, я говорил, что один эвенк не поверил шаманам, и не ушел, остался не очень далеко от места камлания? Он тоже остался жив, хотя ему переломало все кости, но потом поправился. Он и был главным свидетелем того, что случилось, и рассказывал, что было, когда начали приходить исследователи. А мой дед всю оставшуюся жизнь пытался найти какие-то следы от них – и ничего не нашел. Тогда он попытался отыскать древнейшие наши тайники – тоже не получилось. Единственное, что он сумел сделать – это все свои знания передать своему сыну – моему отцу, которому в год катастрофы было два года.

Местные туда не ходили, опасались. Кому охота идти на место битвы богов! Никаких поисков и исследований никто не проводил. Первая экспедиция пришла туда только через двадцать лет. Там до сих пор ищут то остатки метеорита, то инопланетный космический корабль. Конечно, ничего не найдут.

Иван замолчал, и принялся хлопотать по хозяйству – ставил чайник, доставал хлеб из хлебницы, вышел на терраску и принес кусок сала, чего-то еще делал – я не обращал внимания. Время было около семи часов утра, уже и хозяйка давно проснулась, и с Иваном о чем-то разговаривали. Я не обращал внимания. Сидел и размышлял. Чувство сопричастности постепенно проходило, и вместе с ним возвращалось критическое мышление.

Разумеется, я слышал про Тунгусский метеорит. Неоднократно смотрел передачи по телевизору, читал в журналах. Насколько я знал, этим феноменом интересовалась Академия наук, чуть не каждый год отправлялись экспедиции на Подкаменную Тунгуску. Искали обломки метеорита или хоть что-то, измеряли радиоактивность, осушали болота, выкапывали огромные ямы, просеивали тонны земли в поисках хотя бы мельчайших осколков хоть каких небесных тел – и год за годом ничего не находили. Теперь было понятно, почему не находили. Собственно, и метеорит оказался совсем не метеоритом и даже не космическим кораблем с Альфы – Центавра. Все было и проще и сложнее. Главная сложность была в том, что я не мог просто так взять и поверить в битву богов. Несколько дней, что я беседовал с Иваном, неспособны были настолько поменять мое материалистическое мировоззрение, которое формировалось еще с детского сада. Но было нечто, которое начинало оформляться в моем сознании – я чувствовал, что было и какое то еще объяснение. Иван описал мне это событие со слов своего деда - шамана, человека, умевшего и видеть и находиться сразу в трех мирах. Не верить ему не было никаких оснований, но сам собой в голове всплыл вопрос: а если бы вместо его деда – потомственного шамана там был бы я, чего бы я увидел? Показались бы мне чудовища Нижнего мира, Дябдар и Энекан – Буга, или же я увидел бы толпу шаманов, прыгающих в дыму вокруг циклопического, невероятного сооружения, которое Иван назвал просто большим бубном?

Иван посмотрел на меня внимательно, кивнул, словно ответил на мой невысказанный вопрос, и сказал вслух:

- Давай позавтракаем, и пойдем в школу, печки затопим. Я тебе еще кое-какие мысли свои расскажу.

Так мы и сделали. Пили чай с бутербродами, разговаривали с хозяйкой о том, какая зима нынче холодная, а дрова дорогие, что наконец у нас в СССР молодой правитель – не чета выжившему из ума Брежневу и больному Черненко…

Позавтракали, оделись и пошли в школу. На улице было все так же темно, сугробы и нисколько не слабеющий мороз, от которого перехватывало дыхание. Под ногами скрипел снег. Я застегнул все пуговицы, которые были на куртке, и обмотал щеки шарфом. Иван же шел, как ни в чем не бывало.

- Я хочу тебе несколько заметок показать и фотографий. Я очень много думал над этим. То есть, как и что обычный человек, не шаман, увидел бы. Ты ведь и сам об этом подумал?

- Подумал. Я еще не могу точно сформулировать, но что-то есть еще такое, начинает вырисовываться. Например, страх у некоторых шаманов, когда они не могли с собой ничего поделать, очень похоже на испуг, который возникает у людей от инфразвука определенной частоты: точно так же это описывается – смертельный страх, с которым невозможно бороться, только бежать. Некоторые люди умирают – это при частоте около семи герц, если совпадет фаза звуковой волны и сокращений сердца – оно просто лопнет, если попадет в резонанс со звуковой волной. Знаешь, тайну кораблей, покинутых экипажем объясняют именно инфразвуком, который генерируется во время ураганов подводными течениями между скал определенной формы, по другим теориям, ветром среди скал. Конечно, для этого требуется особые природные условия, ну так и случаи с этими кораблями достаточно редки – но регулярны. Последний случай уже после войны был, годах в пятидесятых – точно не помню, рыболовецкое судно было найдено без экипажа, человек пятнадцать исчезло без следа.

Иван хмыкнул:

- Однако как ты сразу сообразил. Наверное, с физикой у тебя полный порядок. У меня не один год ушел, чтобы до этого додуматься.

- В пределах двух курсов института. Но это еще не все про инфразвук. Кстати, мы это не учили, это я сам – я был очень доволен и даже, можно сказать, горд собой – во как блеснуть удалось.

- Сама конструкция этих бубнов – хотя у меня язык не поворачивается их так называть – очень похоже, что у вас, то есть у твоих предков, получились инфразвуковые излучатели. Но и это еще не все. Дело в том, что влияние инфразвука на человека мало изучено, очень опасно. Но кое-что известно, кроме того, что инфразвук может человека напугать и убить: еще известно, что при определенной частоте инфразвук способен вызывать у людей галлюцинации. Не слыхал об этом?

- Я не знал, что это доказано. Предположение слыхал. Но тут важен другой момент: можно ли считать галлюцинацией то, что видит не один человек, а сразу много?

Я не удержался, и процитировал фразу из мультфильма про кота Матроскина и дядю Федора:

- В общем, конечно, да: «Это гриппом все вместе болеют, а с ума поодиночке сходят».

- Любишь ты посмеяться. Но это правильно. Мне лично кажется, что во время камлания удары в бубен вызывают особую чувствительность, и мозг человека начинает видеть и чувствовать особо тонко, можно сказать, что экстрасенсорные способности у человека многократно усиливаются. Шаманская сила Мусун и экстрасенсорные способности – одно и тоже, разве что сила Мусун более всеобъемлюща и универсальна. То есть, мое мнение, что происшедшую катастрофу нельзя объяснить только с точки зрения действия сил сверхъестественных или только сил реальных, действующих в нашем мире, типа метеорита. Сейчас расскажу, как я думаю.

Тем временем мы подошли к школе. Зашли в учительскую, положили свои портфели. Никого еще не было, только одноногий сторож – истопник растапливал печку. Мы отправились в сарай за дровами, помочь ему. Принесли по две охапки в каждый класс, и отправились в учительскую. Иван открыл свой шкафчик, и достал тоненькую папочку, протянул мне:

- На, посмотри. Это тебе я хочу отдать, пусть будет в дополнение к твоим записям. Я свою историю больше никому рассказывать не буду, да и уеду очень скоро на родину, продолжу дело своего деда и отца. А там и рассказать-то некому.

Я открыл папку. Сверху лежала знаменитая фотография Пляшущего моста. Это была знакомая фотография, я ее видел. Видел я и киносъемку, ее неоднократно показывали по телевизору в научно – популярных передачах. Если вы не видели ее – это совершенно потрясающая всякое воображение документальная киносъемка, сделанная совершенно случайно – мост, раскачанный ветром и впавший в резонансное колебание. Многотясячетонная металлическая конструкция, с дорожным покрытием и машинами, сначала начала раскачиваться как качели, все сильнее и сильнее, а потом буквально болтаться, как веревочная, перекручиваясь вокруг себя. Ни одной машины уже не осталось на этом мосту, которые смогли, уехали, другие свалились. Несколько раз качнувшись с амплитудой больше ста восьмидесяти градусов, этот мост разлетелся на составляющие в разные стороны.

Пока я разглядывал эту фотографию, Иван наблюдал за мной. А я тем временем вспоминал известные случаи разрушений от резонансов, начиная от самого первого моста, впавшего в резонанс и рухнувшего от проходившего по нему строевым шагом отряда солдат, до хрустальных бокалов, лопающихся от пения оперных певиц. Несомненно, Иван считал одним из виновников той катастрофы резонанс. Теперь я и сам угадал, о чем он думает. В голове стояла картина, рассказанная Иваном: три соприкоснувшихся мира, две поляны с камлающими шаманами, дым, вздымающаяся волнами земля, вырванное и брошенное вверх болото… Заключительная стадия катастрофы: прогнувшаяся и распрямившаяся, как удар хлыста, земля, сбросившая с себя разом восемьдесят человек и повалившая в разные стороны деревья. То, что было Кандыкахом, заполнившее небо и взорвавшееся в этот момент. Я опять видел это во всей подробности.

- Ты думаешь, резонанс – я посмотрел на него вопросительно.

- Да. Точнее, и резонанс тоже. Мне так кажется, хотя я, конечно, не физик.

- Может быть, может быть… Похоже, что кроме этого еще возникла стоячая волна. Вот все это вместе, пожалуй, могло произвести такие разрушения.

- Стоячая волна? - Иван удивленно смотрел на меня - Что это такое?

- Это только мое предположение. Стоячая волна возникает при отражении собственно волны от какого либо препятствия или неоднородности, и наложении этой отраженной волны на саму волну. Если постукивать по краю ведра с водой, можно добиться, чтобы на поверхности воды появились волны, которые не будут перемещаться, а будут стоять на одном месте. Вот это и есть стоячие волны. Это, конечно, не впечатляет, но какой-нибудь палкой можно вверх-вниз так раскачать воду в ведре, что большая часть выплеснется на два метра вверх. Это и есть стоячая волна. Или фонтан, взлетающий вверх от брошенного в воду камня. Ты бросал булыжники в воду? – он кивнул – значит, видел, как вода вверх выплескивается?

- А это разве будет не резонанс?

- Это будет и резонанс, и стоячая волна. Резонанс – это резкое увеличение амплитуды колебаний какой либо системы, при совпадении частоты подводимых колебаний с частотой колебаний самой системы. Я не очень мудрено выражаюсь?

- Нет, нормально.

- То есть в общих чертах получается, что от ударов в эти огромные бубны, которые еще и сами с собой составляли резонансную систему, еще и окружающая природа – болота, озера, поверхность земли или еще что впало в резонансные колебания на частоте инфразвука, или одной из его гармоник. А потом эти колебания, от чего-то отразившись, например от базальтового основания материка, наложились сами на себя и вызвали явление, именуемое стоячей волной… И эта волна вырвала и бросила вверх болото, людей и разбежавшись по кругу, повалила тайгу? Так?

Иван помолчал немного, и продолжил:

- Еще есть две вещи, естественная и сверхъестественная. Первая вот какая: есть теория, объясняющая катастрофу взрывом газа, выброшенного в атмосферу и взорвавшегося. А я думаю, что так и было, только газа выделилось много меньше, чем получается при расчетах – ведь никто не учитывал того, о чем я тебе рассказал. А в том, что это именно газ взорвался, я нисколько не сомневаюсь, ведь уничтоженный Кандыках со страшным ревом вырвался из под земли, и заполнил собой мир до неба.

А вторая вещь - сверхъестественная – ты ее можешь, конечно, и во внимание не принимать, но знать о ней должен. Во время камлания шамана седьмого или восьмого уровня его паранормальные способности, или сила Мусун, увеличиваются настолько, что он может взглядом вырвать дерево с корнями. Конечно, специально этим никто не занимается, но бывают непредвиденные ситуации, когда во время камлания шаман набирает столько силы, что ее надо – ради безопасности – куда-то удалить от себя, израсходовать. Такие вот проявления силы ужасны, но, как правило, безвредны.

А здесь в камлании участвовали восемьдесят человек. Куда делась их сила? Исчезнуть бесследно и безвредно она не могла. В общем, я считаю, что катастрофа это произошла из-за невероятного стечения обстоятельств сразу в трех мирах.

- А газ, значит, в течении четырех – пяти дней собирался в какую-то подземную пустоту – это когда Кандыках в Нижнем мире начал надуваться. То есть в результате камлания, от воздействия инфразвука где-то под землей начал выделяться и собираться газ, со все более увеличивающимся давлением. А газ и сам прекрасно инфразвук проводит. Еще и роль пружины выполняет, накапливает энергию. То есть в нем самом возникла стоячая волна, которая не переносит энергию, в отличие от бегущей, но она ее может накопить, в результате подпитки энергией, ну хотя бы от тех же ударов по бубнам. Ведь они продолжались несколько дней, вдобавок ко всему, еще и резонировали с чем то, может даже с земной корой. Как если прыгать на мяче, сильнее и сильнее, пока он не лопнет. И когда наступил час Икс, этот газ еще дополнительно спружинил, так сказать, подбросил землю, вложив свою лепту в ударную волну, и вырвался на поверхность, сорвав болото. Может, и не одно, потому что там кругом болота. А затем загорелся, взорвался и поджег тайгу. И уничтожил все следы от восьмидесяти человек? Так?

- Думаю, и это тоже. Мне не приходило в голову, что газ может сыграть роль аккумулятора энергии.

Пришли наши коллеги – преподаватели. При них про камлания и шаманов говорить было как-то не ловко. Иван взял из папки журнал «Техника – молодежи», №4 за 82 год, и открыл рубрику «Вокруг земного шара». Там была коротенькая заметка под названием «Морская ГЭС» где говорилось, что в Норвегии спроектировали особую волновую электростанцию. Суть ее в том, что перед берегом на морском дне особым образом укладываются бетонные плиты, чтобы сконфигурировать нужным образом фронт волны, в результате чего он приобретает сферические очертания, и образует собой подобие линзы. Эта линза как бы соберет волну, и, соответственно, ее энергию в точку, образуя мощный кулак, способный забросить воду на высоту до ста метров. Далее вода заполняет специальный приемный бассейн, и используется как на обычной гидроэлектростанции. В городе Хакадале началось строительство крупномасштабной модели для окончательной проверки проекта.

Я только головой покивал.

Иван журнал этот сунул обратно в папку, закрыл ее, и отдал мне.

Начались занятия. История Ивана не давала мне покоя. Кое-как провел положенные уроки. После пятого урока пошел в учительскую, Иван ждал меня:

- Через час в город отец ученицы, Тани К-й, поедет. Я попросил, тебя возьмет, чтобы не лезть по сугробам через лес. Да и вещи с собой забери.

- Ну да. Книги там, одежду. Чего тебе, возвращаться охота? Да и некогда будет. Пойдем, я тебя провожу.

Пока Иван про вещи не сказал, все как-то не совсем настоящим казалось. А вот напоминание о вещах очень сильно отрезвило: еще несколько дней назад говорил он мне, что меня в армию заберут. А теперь вот вещи советует увезти, чтобы не возвращаться за ними. Получалось, что если это правда, то и все остальное тоже правда. Только теперь я и начал осознавать, что я теперь знаю.

От этого осознания чего-то огромного не хотелось говорить. Кроме того, добавлялось знание ближайшего будущего, кардинально меняющего жизнь человека – имею в виду армию, куда я и должен был попасть в самое ближайшее время.

В учительской мы сидели вдвоем, больше никого не было. Я молча курил. Спрашиваю Ивана:

- Ты адрес написал мне свой?

- В папке, запиши еще пару адресов моих знакомых, мало ли чего.

Он продиктовал мне адреса, я записал. Он записал мой адрес.

Мы оделись и пошли. На квартире я собрал все, что успел привезти из дома, в основном книги.

Посидели, поговорили ни о чем, минут через десять приехала машина. Я попрощался с Иваном, попрощался с хозяйкой, сел в машину и уехал.

Далее со мной все было в точности, как и предсказал Иван, я уже писал об этом: приехав домой, обнаружил повестку в военкомат на завтрашнее число. Отслужив, вернулся, но в гости к Ивану как-то не получилось поехать. Первое время я собирался в году по два раза, потом все реже и реже. На мои письма он не отвечал, не знаю, по какой причине. Может быть, они просто не доходили - в стране уже вовсю шла перестройка, почта работала, прямо скажем, неважно.

От него писем я тоже не получал.

К восьмидесятилетней годовщине катастрофы я не успел сделать ничего, даже обработать свои записи.

К девяностолетней годовщине, несколько оправившись от перестройки и всевозможных кризисов, начал обработку своих записей, и вновь попытался найти след Ивана Тойто в Эвенкии, по всем трем адресам. Честно говоря, делал я это достаточно вяло, и видимого результата почти не получил, кроме одного.

В самом начале я написал, что мы с друзьями пытались придумать и провести какие-нибудь эксперименты, способные подтвердить рассказ Ивана Тойто. Лично я в нем нисколько не сомневался, но мои знакомые, кому я пересказал историю Ивана, отнеслись по разному, разделились на два лагеря. Была большая проблема в сложности изготовления хоть какого-либо аналога устройств, которые Иван называл «большой бубен». Подобный опыт был бы слишком дорогостоящ, и требовал бы массу времени и людей. Уменьшить же размер его не представляется возможным, ибо в таком случае мощность инфразвукового излучения будет слишком мала, оно просто затухнет в земле. Кроме того, природные условия могли оказаться несоответствующими. В результате оказались бы потрачены огромнейшие средства на опыт, который ничего бы не объяснил и ничего не доказал. Но это лучшее, что может быть, потому что если подобный эксперимент окажется удачным – это будет означать катастрофу, аналогичную той, что произошла на Подкаменной Тунгуске 30 июня 1908 года, пусть и в тысячу раз менее слабую – этого с избытком хватит для уничтожения и нас самих, и части окружающей природы. Мы решили, что лучше быть сомневающимися, но живыми, чем убежденными, но мертвыми.

С учетом всего этого, мы решили только попробовать вызвать механическим путем на болоте стоячую волну. Подходящее болото нашли в Окском заповеднике. Болото представляло из себя почти правильный овал размером около пятисот метров на триста.

Было это болото сверху заросшее мхом и какой-то травой, лежащей ковром толщиной метра два, под которой была вода или какая-то болотная жижа еще несколько метров, наши шесты до дна не доставали. Сверху на траве лежала клюква. Все это вместе при ходьбе колыхалось, наводя на нас, городских жителей, животный страх.

В середине болота был как бы островок, с десятком двухметровой высоты сосенок среди кочек, которые, если наступить на них, за две-три минуты тонули. Сядешь на такую кочку отдохнуть – и через минуту сидишь в луже.

То там, то тут из нутра болота выходил вонючий болотный газ. Болото жило, и не хотело никаких экспериментов. Тем не менее, мы решились.

Не буду описывать, каким образом мы проделали этот опыт – он оказался смертельно опасным. Суть его в том, чтобы вызвать концентрическую волну, направленную к центру болота, чтобы вся энергия волны сошлась в одном месте. Это получилось у нас после четырех часов безуспешных попыток. В результате весь островок, который находился в середине, диаметром метров восемь, вырвало из болота, и подбросило вверх, после чего эта масса тяжело плюхнулась вниз, и разошедшейся от нее волной двоих из нас бросило в трясину. К счастью, все закончилось благополучно, но таких опытов мы больше проводить не пытались. Добавлю еще, что в нашей компании скептиков с этого момента не стало.

К столетней годовщине катастрофы на Подкаменной Тунгуске я, наконец, выполнил обещание, данное Ивану Тойте больше двадцати лет назад: я обработал свои записи, и сделал их достоянием общественности. Как вы помните, Иван и это мне предсказал.

И самое главное: наконец я дождался ответа из Эвенкийского муниципального района – так теперь называется Эвенкийский автономный округ – от самого Ивана. Он теперь шаман, приглашает в гости. Никаких следов своих предков он так и не нашел, как не нашел и амулеты с Дябдаром, но, как пишет, почти нашел древнейшие тайники, спрятанные чуть не тысячу лет назад. В самое ближайшее время я поеду к нему, и тогда, по приезду, продолжу свой рассказ о Иване Тойто, о его предках, о секретном знании древних шаманов и их происхождении. Даже без древних тайников, того, что знает и помнит Иван, хватит не на одну книгу. И эти его знания вполне способны если не перевернуть, то изрядно обогатить и дополнить наше представление и знание о мире.