Реквием

Тихо поскрипывает в уключине сломанное весло. Наполовину заполненная солёной морской водой, вросшая в песок старая лодка стоит на приколе возле белоснежного когда-то здания спасательной станции знойного южного города.

Сквозь ржавое кольцо на носу продета такая же рыжая от ржавчины цепь. Цепь с кольцом соединены навесным замком, который не открывали уже несколько лет, и его механизм безвозвратно заклинило.

Изумрудная стрекоза присела на железную, раскалённую на солнце дужку замка. Огромные фасеточные глаза, как зеркало, отражают зелёную, наполненную солнечными бликами воду. Слюдяные крылышки подрагивают, готовые унести их хозяйку в любой миг. Лёгкий морской ветерок, пропитанный солью и запахом водорослей, играя, сдувает её, и она скрывается где-то на берегу в зарослях акации. От времени лодка совсем рассохлась, сквозь щели проникла вода, и её корма погрузилась в прибрежный песок. Сломанное весло торчит из уключины, забытое когда-то старым одноногим лодочником, да так и оставшееся навсегда. Отбеленный солнцем нос, прикованный ржавым железом, иногда удостаивают своим вниманием мальчишки, облик которых не меняется с ходом времени...Такие же короткостриженные, загорелые, с лопатками - острыми крылышками, торчащими на худых спинах. Веснушки на обгоревших, вздёрнутых носах почти неразличимы, белозубые улыбки не покидают их лица. Одни вырастали… на их место приходили другие, и так из года в год. Когда холодная зима с колючими снежинками и вьюгами сменялась тёплыми летними днями, кто-то из них обязательно приходил сюда, удобно устраивался на выбеленном солнцем старом дереве и закидывал в море удочки. Блестя на солнце яркими боками, взмывшая в небо рыбка, удачно подсечённая юным рыбаком, аккуратно снималась с крючка и помещалась в сетку, подвешенную тут же рядышком. Горькие от соли капли морской воды падали на горячее дерево старой лодки и мгновенно высыхали. Наконец утомленный летней жарой и раскалённым зноем мальчишка осторожно устраивал бамбуковую удочку на борту лодки и, прижимая её конец старым сандаликом, с визгом прыгает в воду, поднимая тучу брызг. Кажется, что слышно шипение как от раскалённого утюга, когда его загорелое тело погружается в прохладную воду ласкового моря.

Здание лодочной станции уже давно было закрыто на такой же ржавый и старый замок, наверное, близкого родственника того, кто удерживал на месте рассохшуюся лодку. А

 

когда-то из жестяного репродуктора на крыше раздавалась знакомая каждому одесситу мелодия:

Есть город, который я вижу во сне,

О, если б вы знали, как дорог

У Черного моря явившийся мне

В цветущих акациях город…

Слова песни разносились над водой, смешиваясь с гулом голосов устроившихся на нагретом песочке отдыхающих:

-Миша!!! Миша!!! Подойди сюда, скушай помидору! Тебя мама просит - как человека!!!

И мальчик Миша с лопаточкой в руке, с налипшим на коленках мокрым песком бросает все свои важные дела и идёт к мамочке кушать огромный, напоённый южным солнцем помидор, щедро сдобренный крупной солью. Тёплый сок брызгает из мясистых боков «микадо», настоящий вкус которого можно ощутить только здесь - в Одессе.

-Эммочка!!!…Не бгызгай водой на этого мальчика!

И уже тише:

-Мама, вы только посмотгите на того хлопчика… Он такой худой, что непонятно, чем же только думают его бедные родители?

Из сияющего белой краской здания лодочной станции, ковыляя на деревяшке вместо левой ноги, выходит матрос-спасатель, чёрный от загара, в выцветшей тельняшке и неизменной капитанской фуражке, лихо заломленной на затылок. Правой рукой с закатанным рукавом тельняшки он поддерживает вёсла, которые несёт на плече. Подходит к лодке, отмыкает большой замок, бросает вёсла на дно лодки и, с силой оттолкнувши её от берега, ловко запрыгивает вовнутрь, гремя о деревянный настил подкованным протезом. Затем усаживается на скамью, достаёт из кармана старых штанов пачку папирос, закусывает мундштук одной крепкими жёлтыми зубами, чиркает спичкой и глубоко, с наслаждением затянувшись, смачно сплёвывает за борт. Вставляет в уключины вёсла и, погрузив их в зеленоватую воду, неторопливо гребёт вдоль берега, посматривая по сторонам…

Зелёный краб выбрался из воды погреться на солнышке, взобравшись на борт старой лодки, и… она вернулась из своего прошлого в настоящие дни.

Одним осенним днём пожилой, давно потерявший былую лихость лодочник примкнул лодку за кольцо железной цепью к скобе, торчавшей из здоровенного одинокого валуна. После чего с трудом разогнулся, посмотрел из-под поднесённым ко лбу козырьком руки на силуэты стоящих на рейде кораблей, подкинул на грубой, покрытой жёсткими

 

мозолями руке ключ от замка и, засунув его в карман тех же неизменных брюк, поковылял прочь, оставляя в песке круглые дыры от деревянного протеза.

С тех пор прошло много лет, старый моряк больше не появлялся на берегу, лестница, соединяющая город с пляжем, обветшала, и одесские семьи, обременённые детьми и лишним весом, не могли больше ходить на облюбованный ими уединённый пляж. Зима сменялась весной, а весна-жарким летом. Цепь, к которой была прикована лодка, ржавела, а она сама, наполовину занесённая песком, всё чаще и чаще возвращалась в своё прошлое, вспоминая о былой свободе. Когда посланная вперёд сильными гребками матроса, она легко разрезала носом прозрачную морскую воду, и неповоротливые медузы торопливо скрывались в глубине, стараясь уступить ей дорогу, спасаясь от неминуемой гибели. Впереди до самого горизонта блестит под ярким солнцем тёплое море, и она летит навстречу набегавшим волнам с белыми барашками пены. Скрипят уключины, гудят от напряжения в жилистых руках матроса вёсла, звонко кричат чайки над водой. И были бы у неё крылья, то взлетела бы она к этому жаркому солнцу и понеслась бы над волнами в брызгах пены прямо за горизонт. Навстречу бесконечному лету.