Были у Надежды Ивановны Корнюшенко из села Дивного Ставропольского края два сына и муж-надежа. Было счастье бабье, да недолог его век оказался. Двадцать лет растила сыновей, и вот уж третье десятилетие поливает их могилы горючими, не приносящими облегчения слезами. Старший — Виктор — служил в Нагорном Карабахе, пограничником был. Веселый да шебутной, он и родился-то в день смеха — 1 апреля. А жизнь его оборвалась по злой иронии судьбы 13 числа. Это было в июне 1980-го. Надежда Ивановна помнит, что, получив трагическое известие, она словно впала в какое-то оцепенение. Уехали с мужем по вызову в воинскую часть, движимые горем, и словно забыли о том, что у них есть еще один сын — Ваня. Ему и шестнадцати не было. Как он жил, о чем думал, как переживал потерю брата, — никто этим не интересовался. Лишь через год пелена спала с материнских глаз, и она переключила всю свою любовь и заботу на младшенького. Ваня же к тому времени понял, что расстраивать родителей ни в коем случае нельзя — жалко было смотреть, как они угасают буквально на глазах. А, может, терпение было дано ему от рождения. Вспоминает Надежда Ивановна такой случай. Было ему полтора года. Только-только ходить научился. У женщины на селе, понятное дело, сто забот. Завозилась она то ли с тестом, то ли со стиркой. Вдруг сердце дрогнуло — что-то сыночка не видно, не слышно. Во двор выбегает, а он лежит, придавленный мотоциклом — «Иж-56» у них тогда был. Выхватила его, к себе прижала, целует, обнимает, не веря собственному счастью: живой! Правда, на правой ножке вмятина навсегда осталась. С тех пор боялась Надежда Ивановна техники — не приведи Господь. Очень он «Яву» просил купить — ни в какую не соглашалась: мальчишки ведь от скорости просто дуреют. Скоростной не купили, а вот на старом отцовском «Иже» иногда разрешали прокатиться. С особой гордостью подвозил он на работу маму: так аккуратно, так осторожно, что, казалось, стакан воды налей — не расплескавши довезет. Но это — при маме. А как-то летом, когда в Приманычье жара стоит за сорок, стала она замечать, что сын спит, укутавшись одеялом. Приподняла уголок — а у него бок, плечо, бедро — все синее. Ссадины уж подзажили за две недели конспирации. Оказывается, перевернулся-таки на мотоцикле и не признавался — боялся расстроить родителей. Потом — армия. Провожали — родительский наказ давали: служи честно, не посрами нас. И домой живым возвращайся. — Все выполнил, — утирает слезы Надежда Ивановна, — кроме самого главного — живым вернуться. О том, как служилось сыну, она знает совсем мало. В письмах он не был особо красноречив: 43 весточки, написанные за 15 месяцев службы в Афганистане, пестрят сообщениями о том, что здоровье отличное, настроение — тоже, танк в порядке и работает, как часы. Что экипаж понимает друг друга без слов. Впрочем, какие могут быть в гремящем танке слова? Просил выслать проявитель для пленки и фотобумагу. Писал, что не расстается с гитарой, что недавно его взвод занял первое место в полку по волейболу. А сам он стал чемпионом по упражнениям на перекладине. Вслед за солдатскими конвертами шли благодарственные письма и почетные грамоты за подписью командира танкового батальона гвардии подполковника Васильева, которые, собственно говоря, были для семьи Корнюшенко как бы гарантом того, что Ваня жив. Леночке, своей невесте, он писал немножко больше. Они дружили с самого первого класса. Все знали: Ваня отслужит, и они поженятся. В те годы ведь что об Афгане знали? Что выполняли наши солдаты интернациональный долг в дружественной стране, и местные патриоты очень даже рады введению наших войск. Ну не могли же солдатики писать родителям о том, что днем патриоты заискивающе улыбались людям в военной форме, а стоило опуститься сумеркам, — стреляли им в спину. Что там, в горах, за каждым камнем, за каждым поворотом их подстерегала опасность, а из-за каждого дувала в них целилась смерть. Самое большее, на что можно было пожаловаться в письме, это страшная жара в провинции Тахор, где служил командир танка, заместитель командира взвода сержант Иван Корнюшенко. От 60-градусной жары лопались термометры, поначалу, с непривычки грохались в обмороки солдатики. А комары и мухи здесь были злые, как волки. Наши, ставропольские, по сравнению с ними — ну просто божьи коровки. Так шутил Ваня. Сам он в обморок от солнечной атаки не падал никогда. Кстати сказать, дети у Надежды Ивановны и Ивана Митрофановича были удивительно здоровые: оба — и Виктор, и Иван — ни разу в жизни не лежали в больнице и не были на больничном. Все друзья-товарищи Вани по афганской службе переболели тифом или желтухой. Он — нет. — К сожалению, — говорит мать. — А ведь мог бы попасть на лечение в Союз… Он погиб 5 августа 1984 года после жестокого трехчасового боя, не дожив 52 дня до приказа об увольнения и 54 дня до своего 20-летия. Его еще раньше представили к высокой правительственной награде — ордену Красной Звезды. Вручить же не успели. Вместо солдата орден получили родители. Вскоре у отца погибшего героя случился инсульт, потом инфаркт. Жена его, маленькая хрупкая женщина, взвалила весь груз забот и моральной поддержки мужа на себя. О детях старались не говорить, хотя в мыслях не могли сосредоточиться ни на чем другом. Самая большая проблема Надежды Ивановны была в том, что она не могла остаться в одиночестве и излить свое горе в слезах. Потом нашла выход: спускалась в темный и сырой погреб, закрывала ляду (так у нас называют крышку, люк) и голосила, срывая голос и опустошая душу. Затем, умывшись и кое-как приведя себя в порядок, шла ухаживать за больным мужем. — Это было настолько близко к сумасшествию, — вспоминает она, — что нужно было срочно что-то менять в жизни. Так в семье супругов, перешагнувших сорокалетний рубеж, появилось крошечное созданье, которому наверное, и года еще не исполнилось. Девочку назвали Леночкой — в честь Ваниной невесты. Ей и посвятили всю дальнейшую жизнь. Муж поднялся, даже начал ездить на мотоцикле. Но какие-то неведомые злые силы не хотели дать этой семье шанс для счастья. Иван Митрофанович попадает в аварию, и жена в очередной раз вытаскивает его буквально с того света, опять учит сидеть, ходить, есть. Про горящую избу и коня на скаку — не знаю, а уж предыдущая некрасовская строчка «В беде не сробеет — спасет» — эта точно, про нее. Только оправился — а тут опять инфаркт. Умер он прямо у жены на руках. …А Лена, невеста погибшего «афганца», через несколько лет вышла замуж, но семья не сложилась, и осталась она одна с сыном на руках, которого назвала… Господи, что тут гадать – ну, конечно же, Иваном. С Надеждой Ивановной они поддерживают самые добрые отношения. Объединяют их общая боль, любовь и память. Кстати, о памяти. Лет двадцать назад в Дивном появилась новая улица — местный колхоз построил дома для своих специалистов. Сельсовет предложил новоселам самим выбрать для нее название: Березовая, Абрикосовая, может, еще какая… В то время афганская тема была на слуху, многие лично знали погибших сыновей Надежды Ивановны и Ивана Митрофановича. И тогда плакучим октябрьским днем на новых домах появились таблички с надписью: «ул. Корнюшенко». А дочка Лена уже выросла и подарила родителям внука. Очень хотела Ванечкой назвать, но те не разрешили: столькими слезами омыто это имя, пусть будет Сережка… |
Положение о Клубе
Сделать стартовой
