Котик, Котище, Котяра, Котенок - называли Ваську Авдеенко. Из-за его имени. Васька не возмущался, не злился. Чего же тут плохого? «Котенька! Васенька!» – ласково пели ему, и он довольно жмурился и улыбался, а в глазах его плясали желтые неугомонные чертенята.

Таким нежным, милым было у него имя, совсем не подходящим для грубого, резкого обращения. Поэтому чаще, как ни печально, Ваське приходилось слышать официальное и твердое - Авдеенко!

- Авдеенко, к доске!

- Авдеенко, замолчи немедленно!

- Авдеенко! Тебе идет серый костюм. Наружное соответствует содержимому.

- Васька! – растерянно сказала Элис и по-детски доверчиво прижалась к его груди.

Ах, Элис, Элис! Что же ты делаешь? Васька всю жизнь мог бы так простоять: держать Элис за плечи, слышать ее тихий, красивый голос.

Ах, Элис, Элис! Ты говоришь о Лешке, о том, с каким нетерпением ждешь от него писем, и не замечаешь, как тревожно замирает сердце серого кота Васьки.

Котенька-коток.

И случится же такое! До девятого учились в параллельных. Конечно, Васька знал о существовании Элис. Ну и что? Была красивая девочка со сказочным именем Алиса. Был резкий, непослушный мальчик, к которому чаще обращались по фамилии. И вдруг они встретились. Будто впервые. И Васька смутился, не решился подойди к удивительно красивой девочке. А Леха не смутился, хотя просто остолбенел, увидев Элис. И теперь никто не должен догадаться, отчего замирает сердце, отчего хоть всю жизнь может простоять, обнимая чужую девушку, дерзкий мальчик Васька Авдеенко. Котик. Котище.

Ах, Элис, Элис! Ничего не хотят замечать твои внимательные нерусские глаза. Ты прижалась щекой к широкому плечу, и тебе вдруг показалось, что рядом стоит Лешка, твой Лешка. Ты удивилась, с надеждой заглянула в лицо.

Нет! Это всего лишь верный друг, одноклассник Васька Авдеенко, свято соблюдающий клятву оберегать девушку друга в его отсутствие. Такой хороший, такой замечательный, но не твой.

А так ли это, Элис?

Кажется - сейчас сердце остановится, ударит последний раз с невероятной силой и разорвется. И растает, словно дым, серая душа Котика Васьки. А может, черная? А может, розовая в зеленую полосочку?

Васька никогда не был «серым». Наоборот, он относился к тем, кого первыми выделяли из толпы, и быстро запоминали, к кому так любили обращаться на уроках учителя.

- Василий! Подари мне свою фотографию. Я повешу ее на видное место и стану говорить своим ученикам: «Дети! Не будьте такими!»

А фамилия! А-в-д-е… Один шанс из миллиона, что ты не окажешься первым в любом списке. Плюс великолепный рост. Даже у слона больше возможности остаться незамеченным.

- Вот какой ты у меня! – произнесла мама с нежностью и гордостью.

- Я похож на отца? – неожиданно спросил Васька.

- Нет, - смущенно ответила мама.

- А на кого?

- Больше всего - на моего брата.

- На дядю, - усмехнулся Васька.

Ваш сын похож на дядю. Какие глупости!

Васька никогда не видел отца: родители расстались, когда сыну было около девяти месяцев. Так они и живут уже шестнадцать лет все еще не разведенные, а даже ни разу не встретились, не созвонились, письма друг другу не написали, и совершенно не представляют, где друг друга искать. Поэтому все, что знает Васька об отце, укладывается в строчку, абсолютно одинаковую в мамином паспорте и в Васькином свидетельстве о рождении: «Авдеенко Максим Валентинович».

Да разве кого удивишь сейчас неполной семьей?

Мысли об отце давно задвинул Васька в самый дальний угол своей памяти. А к чему они, когда, думай – не думай, результат один: если до сих пор не вспоминал отец о своей семье, то вряд ли уже вспомнит когда-нибудь.

Ну и ладно. Им с мамой и вдвоем хорошо.

На всем свете нет у Васьки никого роднее и ближе матери. И у той самая большая, самая горячая любовь – единственный сын. Поэтому все, что касается Васьки, принимает она очень близко к сердцу.

Лет семь-восемь назад очень переживала мама из-за Васькиной учебы, из-за его «двоек». Она не упрекала, не ругала, но от огорчения еле сдерживала слезы. И Васька очень боялся расстроить мать. Больно становилось ему при виде закипавших слезами любимых глаз. Потому, отвечая урок, он мучался от страха сделать ошибку, в очередной раз получить плохую оценку, стать причиной маминых слез, и, как следствие, сбивался, смущался, путался.

Только потом научилась мама сдерживать себя. Высохли слезы, перестал страшиться уроков Васька, осмелел, вытянулся и вот стал нахальным и дерзким.

Беззастенчиво смотрит он не учителей, невозмутимо выслушивает замечания, плюет на «двойки», но по-прежнему боится увидеть слезы в маминых глазах. Да еще боится отважный Кот Васька, что однажды не сможет скрыть от красивой девочки с волшебным именем тревожных ударов замирающего сердца.

Уходи, Элис! Люби своего Лешку и будь с ним счастлива. Только, как и раньше, оставайся в неведении, не смотри пристально в дерзкие кошачьи глаза, не позволяй сильным рукам обнимать твои плечи. Уходи, Элис!

Мягкой, пружинящей походкой шел по жизни Кот Васька, как и все был полон грез и желаний, выдумывал для себя несбыточные мечты, а однажды познакомился со смешливой, шустрой девчонкой Ксюшкой и удивился: чем привлекла она его, совсем непохожая на таинственную, недоступную Эллис? Ксюшка была невысокого роста, едва до плеча Ваське доходила, улыбчивой, с вздернутым носом и веселыми глазами. Она любила надувать свои пухлые губки и принимать обиженный вид, но уже через секунду смеялась и негромко звала: «Васька!»

О, как она произносила его имя, каким безгранично нежным и ласковым слетало оно с ее губ, даже когда она злилась или обижалась! Васька млел, по-кошачьи щурил глаза и едва не мурлыкал от удовольствия. Ксюшка его ругала, а он блаженно улыбался, с нетерпением ожидая, когда она опять произнесет его имя.

Элис смотрит на Ваську темными нерусскими глазами и незаметно для себя сводит его с ума, а Ксюшка… Ксюшку Ваське хочется приподнять, подкинуть, словно маленького ребенка. Так и слышится ему зазвучавший бы тогда ее беззаботный детский смех.

Ксюшка идет рядом с Васькой и решает – обижаться ей или не обижаться? Ну, когда же, когда он ее обнимет? Противный мальчишка! Котище! Только и умеет – жмурить свои желтые глаза. Так, может, и не нравится она ему вовсе? Может, встречается он с ней лишь со скуки?

- Васька! – грозно произносит Ксюшка, а он улыбается в ответ. – Что ты все веселишься? – Она готовится надуть губы и вдруг отшатывается в сторону, спасаясь от чуть не налетевшего на нее мужчину.

Ксюшка возмущена, с ожиданием смотрит на Ваську, а мужчина нетвердыми шагами добирается до скамейки, грузно опускается на нее, почти падает, прижимает руку к груди, туда, где должно упруго колотиться человеческое сердце.

- Вам плохо? – неуверенно спрашивает Ксюшка, а незнакомец шарит в кармане, достает маленький пузырек с таблетками, но пальцы его бессильно разжимаются, и пузырек падает на асфальт, закатывается под скамейку.

- Что с вами? – наклоняется к мужчине Васька. Побелевшие губы что-то неслышно шепчут. – Подожди! Постой здесь! – велит он испуганной Ксюшке, а сам быстро идет по улице от одного сломанного телефонного автомата к другому.

Что делать Серому Коту, если красно-белые будки встречают его слепым взглядом разбитых стекол, а вместо аппаратов сияют на стенке, словно глаза неведомых зверей, отверстия от выдернутых болтов?

«Скорая помощь» примчалась, мигая синими огнями, врачи засуетились возле скамейки. Ксюшка испуганно жалась к Ваське, будто это за ней приехали, будто ее, маленькую и беззащитную, повезут в тревожно завывающем автомобиле туда, где царят несчастье и боль.

- Отца придется отвезти в больницу, - сказал врач Ваське и распахнул дверцы машины. – Залезай скорей!

Васька не стал доказывать, что врач ошибся, что этот мужчина вовсе не его отец, а совсем посторонний человек, потянул за руку упирающуюся Ксюшку. Уже по дороге она чуть слышно спросила его, отодвинувшись как можно дальше от лежащего на носилках человека:

- Ты почему поехал?

- Чтобы быть спокойным и не мучаться потом, чем все закончилось?

Они шли по коридору за больничной каталкой. У дверей их остановили, сказали, что дальше идти нельзя, а они могут подождать в приемном покое.

Сидящая за столом медсестра достала чистую карточку и посмотрела на Ваську.

- Фамилия, имя, отчество?

- Мое? – растерялся он.

- Больного! – в голосе медсестры прозвучало осуждение. – Это ведь твой отец?

- Нет!

- А кто? – осуждение сменилось удивлением.

- Никто. Прохожему стало плохо, и мы…

- Ясно! – медсестра потеряла к Ваське всякий интерес.

Через несколько минут ей вынесли найденные в кармане документы. Она неторопливо заполнила титульный лист и подняла глаза.

- А ты молодец! Не растерялся! – она с уважением посмотрела на Ваську. – Если бы вовремя машину не вызвали, все бы очень плохо закончилось. – Она сочувственно вздохнула. – Кстати, можешь познакомиться, спаситель! Этого человека зовут Авдеенко Максим Валентинович.

- Что?

Дрогнула бесстрашная кошачья душа, внезапным порывом сорвала с места.

- Можно? – неуверенно, жалобно посмотрели желтые глаза, и рука потянулась к паспорту.

«Авдеенко Максим Валентинович». Васька перевернул страницу с незнакомым лицом на фотографии. «Семейное положение. Дом бракосочетания… Зарегистрирован брак с…» Он прочитал имя собственной матери и опять перевернул страницу. «Дети. Авдеенко Василий Максимович. 6 июня 1973 года».

- Да что с тобой? – изумилась медсестра.

Ксюшка не выдержала, вытянула шею, стараясь рассмотреть написанное, и вдруг выдохнула пораженно:

- Васька!

 

Не слышны мягкие, невесомые шаги, только видно, как вспыхивают искрами глаза, будто пляшут в них желтые неугомонные чертенята. Котик, Котище, Котяра, Котенок. Котенька - Васенька.