Эта история случилась в то время, когда у нас в стране, как было вполне официально заявлено, не было секса. В своей ангельски-первозданной чистоте мы не токмо не знали про камасутру, но и слова то такого не слыхали.

В общем было хорошее сентябрьское утро. Пацаны возвращались из школы. Восьмой класс только-только начинался и говорить о предстоящих в этом учебном году экзаменах не хотелось, хотя для нас такое было внове. Обсуждался новый французский фильм «Мужчина и женщина». «Жираф», самый длинный не только в восьмом «Г», но и во всей школе, он был наверное даже выше любого одиннадцатиклассника, с чувством превосходства перед остальными, рассказывал постельную сцену.

- Так их прямо в постели показывают? – недоверчиво уточнил Галенко, который слыл в классе самым интеллектуальным, наверное потому, что читал книги, которые другие даже и не видели в глаза. Его папа работал электриком в местном книгоиздательстве. К тому же Галенко хорошо решал математические задачи. Поэтому он стремился к точности.

- Конечно, - самодовольно ухмыльнувшись, словно это его показывали в таких кадрах, коротко подтвердил Жираф.

- Что, прямо? Да?- Нос коренастого Кабана покрылся от волнения корочкой сала, глазки возбуждённо сверкали. Он действительно в этот момент оправдывал полностью свою кликуху.

Пацаны остановились, образовав полукруг перед Жирафом, с недоверием заглядывая тому в лицо. Неожиданно для всех молчание нарушил обычно неразговорчивый Валёк. У единственного из всей компании у Валька не было никакой кликухи. Правда никакого прозвища не было и у Галенко. Но того никогда не звали по имени, только по фамилии, которая заменяла и прозвище, и даже имя. Галенко и всё тут. Особенно при нём Валёк старался молчать. Теперь же Валька говорил и все удивлённо слушали.

- А вы знаете, что у баб два отверстия?

- Как это?

- Что значит «два отверстия»?

- В каком это смысле?

Посыпались хором вопросы.

- Ну как, как. Два отверстия, - Валёк сделал выразительный жест вниз.

- А у нас что, три? – с интонацией, полной сарказма, спросил Галенко.

- Я имею в виду не жопу, я хочу сказать в самом переди три.

- Что значит три? – продолжал недоверчиво допрашивать Галенко.

- Ну, одно для мочи, другое для… Сами понимаете.

- Не фига не понимаем, - откровенно признался Галенко.

- У нас то одно! – как самый неопровержимый аргумент, воскликнул лоснящийся толи от гнева, толи просто от возбуждения Кабан.

- У нас одно, - смиренно согласился Валёк, - а у баб два.

- Да как же это может быть? – воскликнул возмущённый таким неравенством Галенко.

- Да мне сказал сам…

Но кто ему сказал эту сногсшибательную, анатомическую новость Валёк не успел пояснить, потому что внимание всех было отвлечено вприпрыжку приближающимся к нам Юркой Агафоновым, прозванного в народе за свой малый рост Молекулой. Тот бежал возбуждённо размахивая руками и при этом истошно вопя:

- Пацаны! Айда голых баб смотреть!

Прохожие, особенно женщины, в испуге шарахались от нашего малыша в стороны. А тот, приближаясь к друзьям, орал всё громче и громче, словно удалялся ото всех:

- Пацаны! Айда голых баб смотреть!

Пораскрыв от изумления рты, все стояли, образовав живую скульптурную группу и, во все глаза рассматривая быстро приближающегося Молекулу, который, в общем-то, не был горазд в беге, не смотря на свою подвижность. Никто не проронил ни слова, не пошевельнулся даже тогда, когда Молекула приблизился вплотную и, продолжая громко орать, прыгал вокруг друзей.

- Пацаны! Айда голых баб смотреть! Пацаны! Айда голых баб смотреть!

- Каких голых баб? – выдавил из себя Жираф, глядя с высоты своего роста на суетящегося Молекулу.

- Ты что, не знаешь какие голые бабы бывают? – радостно сверкая глазками и потирая ручки воскликнул Молекула.

- Нет, не знаю, - чистосердечно признался Жираф.

И хотя никто из пацанов не был ещё столь сведущ, а может именно поэтому, но ответ Жирафа всем пришёлся по душе. Группа сразу ожила.

- Он не знает, какие бывают голые бабы! – в полном восторге орали пацаны.

- Айда, узнаешь! – с невиданным воодушевлением завопил Молекула.

- Куда? – только и сумел вымолвить Жираф, почему-то при этом почесав живот, а не традиционно затылок, как делают все нормальные люди.

- Там леса! – торжественно промолвил Молекула, указав ручкой в том направлении откуда только что примчался.

- Парк Горького, что ли? – с недоумением уточнил Кабан, безуспешно вытирая свой лоснящийся и сверкающий на солнце, словно пасхальное яйцо, нос.

- Да строительные леса! – возбуждённо прокричал Молекула.

С суровой вопросительностью мальчишки уставились на прыгающего вокруг них друга, ожидая пояснений.

- Вчера баню начали ремонтировать, фасад. Вокруг строители поставили леса, строительные леса.

- Ну? – за всех промычал Валёк, требую более развёрнутого пояснения.

- Да там же женское отделение на втором этаже.

- Ты что, хочешь сказать?.. – пацаны, взяв в кольцо Мечущегося молекулу, пригнули головы.

- А сторож? – проясняя обстановку, спросил Галенко.

- Да кому нужны леса! Какой там сторож!

С вопросительной заинтересованностью все переглянулись, а потом, повернувшись дружно к Жирафу, хором завопили:

- Айда, узнаешь какие голые бабы.

Ошарашенный Жираф не сопротивлялся. Вся компания дружно помчалась по направлению к бане. Однако на пути к естественной любознательности возникло два непредвиденных обстоятельства. Окна, которые действительно оказались легко доступны, были теперь густо закрашены белой краской. Вторым препятствием оказался наряд милиции и толпа дружинников, которые без труда справились с гораздо более малочисленной группкой мальчишек. Впрочем, изрядно перетрухнувшие пацаны и не сопротивлялись. Оказавшись в отделении милиции, они тихо сидели рядком на стульях, установленных вдоль стены. Чтобы не встречаться с ироническими взглядами милиционеров, пацаны хмуро, все как один сидели уставившись в обшарпанный пол отделения. Крупный, смуглый капитан с чёрными, вьющимися волосами диктовал бледненькому молодому лейтенанту. Тот старательно заполнял протокол.

- Пиши лейтенант. Занимались о-на-низ-мом, - с удовлетворением по складам продиктовал капитан.

Пацаны дружно подскочили на своих расхлябанных стульях. Присутствующие два сержанта и толпа дружинников громко, беззастенчиво рассмеялись.

- Онанизмом?! – возмущённо переспросил Молекула.

- Да, - невозмутимо ответствовал внушительный капитан, - Или вы там солнечные ванны принимали?

Своим спокойствием капитан напоминал сфинкса из учебников истории. Молекула же наоборот просто рассвирепел от такого позорного обвинения:

- Да это же поклёп! – завопил он.

Капитан изумлённо ищет поддержки у присутствующих, затем с наивной искренностью переспрашивает:

- Значит загорали?

В маленьком помещении гомерический хохот, кажется, что стены просто не выдержат. Из зрителей лишь капитан сохраняет полную серьёзность, на его крупном лице нет и тени улыбки. Оно даже суровеет, когда он обращается к лейтенанту.

- Пиши, лейтенант, пиши. Занимались о-на-низ-мом.

Один из сержантов с деланным сочувствием указывает на Молекулу и с большим сомнением произносит:

- Ну, у этого то малыша, поди ещё и не выросло ничего, ему наверное и писать то трудно.

Молекула от возмущения просто чуть не задыхается и сидит глотая воздух, словно выброшенная на берег рыба. Капитан оценивающе разглядывает Молекулу.

- Не, сержант, ты не смотри что он маленький, когда этот малыш дрочит, у него наверняка до пупка вырастает.

Последние слова опять тонут в хохоте, напоминающего шум прибоя. Остальным пацанам ничуть не лучше Молекулы. Они сидят злые и красные, стараясь не глядеть ни на кого. Представление продолжается. В конце концов всех отпускают восвояси. Мальчишки плетутся с видом побитой собачонки. Ноги заплетаются. Целый квартал все идут молча, не глядя друг на друга. Потом Галенко вдруг останавливается и, повернувшись к Вальку, спрашивает:

- Слышь, а кто тебе сказал, - он слегка запнулся, - про это.

Все сразу останавливаются, понимая о чём идёт речь. Валёк тоже понял, но притворно переспрашивает:

- Что сказал?

- Ну, что у женщин раздвоение?

Валёк победоносно ухмыляется и оглядывает окруживших его друзей. Все с серьёзными лицами ждут ответа.