Дело было на одной из военных баз во времена СССР. Занимались там в то время испытаниями нового реактивного истребителя. Я входил в команду, занимавшуюся техническим обслуживанием, подготовкой к полетам, послеполетным обслуживанием, текущим ремонтом, ну и так далее. Работа была для нас не новая и протекала в штатном режиме. Подготовка самолета к полету, доклад о готовности, полет, после посадки, естественно, послеполетное обслуживание. Самолетов было несколько, так что работы хватало, скучать не приходилось, каждый из нас отвечал за свой участок и за работой других особенно не наблюдал. Да и не поощрялось это, мягко говоря. Ну и, естественно, о результатах своей работы докладывали по начальству, когда устно, а когда и письменно, в зависимости от важности доклада.

Был среди нас один мужик, звали его Коля, отвечавший за нормальную работу приборов самолета. Естественно был он такой не один, была их целая бригада, точно также, впрочем, как и других спецов. Ничем он, в общем-то, среди нас особенным не выделялся, за исключением, может быть, чрезмерной серьезности. Работа наша была довольно нервная, катастрофа могла произойти практически в любую минуту, поэтому на отдыхе каждый оттягивался, как мог, за исключением спиртного (было категорически запрещено), он же на отдыхе, как и на работе, был таким же серьезным и невозмутимым. Бывало, после работы ребята соберутся компанией, кто-нибудь анекдот стравит, все лежат, за животики держатся, а этот сидит-сидит, а потом задаст вопрос вроде бы и по смыслу анекдота, но такой, что смеяться уже неохота. По рассказам были и другие за ним странности, я сам не видел, нам, в общем-то, было не до того, чтобы наблюдать друг за другом.

Ну и вот. Оставалось нам отработать еще несколько режимов, и можно было оформлять каждому свою часть отчета. Сидим мы как-то вечером у себя в каптерке, травим байки на разные темы. И тут один из нас начинает вслух мечтать о том, как он проведет отпуск на Черном море с девочками. Причем описывает он это красиво: глубокое голубое небо, синее море, золотой песок пляжа, красивые загорелые девушки, ну и так далее. Этот самый Коля слушал – слушал, уставившись в окно, да и спрашивает:

- Слушай, Витек, а ты уверен во всем этом?

Витек, натурально, слегка прибалдел:

- В чем?

- Ну, синее море, красивые девушки?

- А почему нет? Вот оформим отчеты, получим отпускные и ...

- Ну-ну,- отвечает Коля и, отвернувшись, опять уставился в окно.

В каптерке, конечно, повисла на некоторое время неловкая тишина, затем мужики, начали гомонить:

- Колька, ты чего?

И тут вдруг снаружи завыла сирена воздушной тревоги. Все повскакали с мест, забегали по каптерке. Нет, это была не паника. Они прекрасно знали и помнили, где находятся и понимали, что база эта настолько серьезно защищена, что опасность с воздуха может грозить ей только теоретически. Значит, сирена могла означать только одно – в местной части начались учения ПВО. Непонятно, чье это было упущение, но нам, командированным специалистам, при инструктаже не сказали, что они должны делать в этом случае. То ли сидеть на месте, где застала тревога, то ли укрыться в убежище, которое, кстати, еще надо найти, то ли еще что. Это и было причиной нашей беспорядочной беготни при звуках сирены.

Наконец, поскольку звуки сирены не смолкали и даже слышались какие-то команды, кто-то из нас догадался выглянуть в окно и посмотреть, что там творится.

А там творилось нечто странное и жуткое одновременно. В вечернем небе не торопясь, как прогулочный дирижабль, пролетал НЛО треугольной формы. Вся паника на аэродроме поднялась, видимо из-за него. Ударили ракеты земля-воздух. И тут, наверное, не только у нас в каптерке, но и у всех на аэродроме волосы встали дыбом. Все ракеты, долетая до НЛО, по дуге огибали его и дальше летели по своей траектории.

Все это мы заметили в первые мгновения, так как потом нам стало не до того. Коля наш, как потом было вспомнено кем–то и подтверждено многими, был одним из немногих, присутствовавших в каптерке, на кого звуки сирены не произвели никакого впечатления. Он как сидел, с отсутствующим видом глядя в окно, так и остался сидеть. Потом в какое–то мгновение он вдруг стал совершать непонятные движения руками и ногами и повалился со стула на пол. Это была не эпилепсия, как подумал я в первые мгновения. Не было судорог, не было пены изо рта, движения были расслабленные, лицо было умиротворенным, как у спящего. Мы заметались теперь вокруг него, пока не сообразили перенести его на кровать. Там он, наконец, просто заснул.

А за окном продолжалось все то же. Ракеты ПВО тщетно пытались попасть в НЛО, который невозмутимо и также не торопясь, продолжал лететь по тому же маршруту. В конце концов он скрылся за горизонтом. Как мы потом узнали, НЛО этот не был замечен никакими другими системами ПВО, кроме аэродромных, в том числе и спутниковыми.

Беготня и оживление за окном постепенно стали стихать. Вспомнили, наконец, про нас. Пришедший офицер объявил, что работы, намеченные по графику на сегодня, откладываются до особого распоряжения. Это значит, пока не разберутся с сегодняшним инцидентом. Мы обратили его внимание на нашего Колю, который находился в прежнем своем положении, то есть безмятежно дрых и рассказали ему, что случилось. Пообещав доложить об этом по начальству, офицер удалился. Спустя, примерно, час томительного ожидания наш больной вдруг открыл глаза, сел на койке и, выматерившись, задал нам серию вопросов, смысл которых сводился к тому, что он хотел бы знать, где он находится и кто мы такие. Все наши попытки объяснить ему кто он такой и где находится, были тщетны. В ответ он талдычил, что вот вчера они с Генкой слегка перебрали по случаю генкиного дня рождения и что, не найдется ли у нас чего–нибудь опохмелиться, а если нет, то шли бы мы отсюда куда подальше. Зрелище было, конечно, грустное и потрясающее одновременно. Что там ни говори, а мы за время работы все между собой передружились и видеть, как один из нас вдруг, ни с того ни с сего, съехал с катушек, было тяжело. А тут и карета скорой помощи подоспела. Коллегу нашего скоренько погрузили и увезли. Больше никто из нас, а мы еще не раз пересекались по службе, его не видел.

Мы, конечно, между собой слегка покалякали на эту тему, поворачивали эту историю и так и эдак, опять же и в компетентные органы нас потом вызывали для беседы, пока шло расследование. Ну, а что мы могли сказать?

Думается мне, однако, так. Это пришельцы наблюдают за нами и не только с воздуха, но и, так сказать, изнутри. Зомбируют людей или как–то по-другому это делают, только при этом человек снаружи остается таким, каким был, а внутри... И так остается до тех пор, пока им есть в этом надобность, а потом они его как-бы отпускают и ему остается только удивляться новой для него обстановке. Недаром Колька переменился сразу после пролета НЛО. Какие они при этом преследуют цели, то ли контакт, то ли еще какие, трудно сказать. Но то, что за нами наблюдают, это, по-моему, факт. Об этом я и в КГБ говорил следователю, но понимания не нашел. Следователю больше импонировала идея шпионажа какой-нибудь иностранной державы.

А в отпуск нас тогда так и не отпустили никого – таскали по следователям, да по комиссиям.

Больше тридцати лет с тех пор прошло, уже и Союза нет, и истребители те новейшие теперь старьем считаются, поэтому, думаю, что если я за кружкой пива расскажу эту историю, то никому никакого вреда не причиню.”

Эту историю услышал я однажды в пивнушке от одного заросшего оборванного старика. Интереса большого она у меня не вызвала, алкаши за кружку пива могут и не такие истории закрутить. Однако, зайдя туда через некоторое время и поинтересовавшись этим стариком, я узнал, что в тот вечер по дороге домой у него случился сердечный приступ, и он умер. Хотя, по словам дружков, сердце у него было железное, никогда не жаловался.