Тишь майской ночи грозою расстреляна. Бегает блюдце безудержно по столу. Но не желает дух гордого Мерлина выйти на смену Иуде-апостолу. Бьется о раму оконную ставня ли, визгом пронзает каминная дверка ли, кожа – в мурашках, поскольку стол заняли те, кто пока отражаются в зеркале. Выпить для храбрости водочки принято. Дом оглашается нашими воплями. Волосы дыбом взлетают: в графине-то прямо на дне четко виден утопленник! Только кукушка даёт знать о полночи и пропадает за шторами без вести, как появляются всякие сволочи – жуткие нелюди, нечисти, нехристи. Бегает чёрт по периметру комнаты. Плачет в гробу истерически панночка. Вий жаждет сглазить, но веки не подняты. Ведьмы катают друг друга на саночках. Знахарь галушки хлебает – не давится. Мёртвые души – часть многоголосицы – в честь ревизора поют дружно здравицу. Ловкий кузнец над царицей возносится. Бьёт черевичками в такт по короне ей. Та же в ответ улыбается ласково. А дирижирует всей какофонией нос, что в мундире советника статского. Смотрим на них с искаженными лицами. Дабы покончить с разнузданным шабашем, все как один начинаем креститься мы, хоть и никто из нас вовсе не набожен. Вряд ли заслуга знамения крестного в том, что мы выжили. В эдаком случае могут одни лишь спастись, скажем честно вам, разумом стойкие, духом могучие... Этим рассказом мы, жертвы экзотики, очень своих психиатров растрогали. Как же, увы, не хватало их всё-таки при Николае Васильиче Гоголе. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
