If the dull substance of my flesh were thought, Injurious distance should not stop my way; For then despite of space I would be brought, From limits far remote, where thou dost stay. No matter then although my foot did stand Upon the farthest earth remov'd from thee; For nimble thought can jump both sea and land, As soon as think the place where he would be. But, ah! thought kills me that I am not thought, To leap large lengths of miles when thou art gone, But that so much of earth and water wrought, I must attend, time's leisure with my moan; Receiving nought by elements so slow But heavy tears, badges of either's woe. О! Eсли б мыслью стала у тусклой плоти суть, И я сиял во тьме, пространство раздвигая, И в безучастных далях мой не пресёкся путь, Где твой остался дол вдали от света края. Не всё равно ль в ту пору, что стопы я влачу Всё дальше от тебя вперёд по белу свету? Легко моря и сушу в прыжке перелечу И, будто мысль, пройду я сквозь преграду эту. Чтоб даль перескочить, уходишь ты когда, Ах, убивает мысль, что сгинул я в забвеньи; Тому, что сотворят собой с землёй вода, Забыв покой, ропща, отдам себя служенью. Ко мне едва течёт Ничто в стихии каждой, В нём только горечь слёз как символ чёрной жажды. |