Сквозь щели в ставнях пробивались первые лучики утренней зари. За стенами дома запели петухи, торжествуя победу над уходящей ночью. Утробно хрюкнула свинья, требуя обычную утреннюю порцию вкусных запаренных объедков.

-Хватит валяться, лентяйка! Ты что, вообразила себя знатной дамой, что спят до полудня? Или ты уже в своем сказочном королевстве? Свиньи не кормлены, дел полный дом, а ты бока себе пролеживаешь. А ну-ка вставай, не то, клянусь Добрыми Богами, я возьму палку и как следует проучу тебя!- голос, полный ядовитой желчи, безжалостно вырвал из объятий сна.

Пробормотав «Доброе утро, матушка Роже» Эмбер вскочила со своей лежанки, набитой душистыми травами, что она собирала весной. Эти травы встречались редко, да и то у самых Диких Лесов, но, право же, стоили того, чтобы полдня подставлять спину холодному весеннему солнышку, а потом еще мерить ногами бесконечную дорогу домой, неся на плечах туго набитый мешок.

Эмбер умылась в тазу теплой водой с кусочком мыла, пахнущего какими-то заморскими растениями, мимоходом посетовав, что его осталось так мало, а стоит оно так дорого… Надела чистую рубашку, поправила чулки и натянула через голову платье из тонкой мягкой шерсти. Платье подарил ей старый лорд, в благодарность за мелкие поручения, с которыми она всю зиму бегала в замок на холме. Вышивка по кромке ворота спереди ярко выделялась на фоне шерстяной ткани цвета индиго. Подкладка из желтого льна проглядывала внутри длинных, свисающих рукавов, и по подолу. Теперь старый лорд умер, а нового она еще даже и не видела… Легким движением пальцев девушка обернула вокруг бедер тройной шнур из кожи. На каждом из шести концов кожаных полос переливались всеми оттенками золота по янтарному колечку. На поясе висел маленький кошелек (скорее дань традиции, ведь деньги ей нечасто доводилось в него складывать) и кожаный кармашек для гребешка и зеркальца. Достав гребешок, красиво вырезанный из рябины, она открыла ставни пошире.

Большое, почти в рост человека, зеркало таинственно заблестело, ловя первые лучи утреннего солнца. Из глубины полированной бронзы на Эмбер взглянула невысокая девушка с чуть рыхловатой фигурой. Эмбер победно улыбнулась своему отражению. Скроенное силуэтом перевернутого веера платье скрадывало излишне широкие бедра, зато выгодно подчеркивало, и даже делало крупнее небольшую, в общем-то, грудь. Недаром все окрестные мужчины заглядывались, когда она отправлялась за покупками, или шла на реку стирать белье.

Девушка собрала волосы, лавиной жидкого золота струившиеся по плечам, и стала заплетать косу, не обращая внимания на порыв бодрящего ветра, устремившегося внутрь. От спешки пальцы ее стали неуклюжими. Гребень выскользнул из рук и упал на окрашенные в красновато-коричневый цвет доски пола.

- Сколько можно копаться? Был бы здесь мой муж, он бы показал тебе, как воспитывают нерадивых девчонок! – Скрипучий голос раздражал Эмбер неимоверно. Впрочем, как и всегда.

-Я сейчас, матушка!

Восхищенные мужские взгляды Эмбер собирала не только внешностью. С раннего возраста она усвоила простую истину: людям вовсе не интересно, что именно думает их собеседник. Любому кажется, что он самый лучший человек в этом мире. Однажды, еще в детстве, девочка доверчиво поделилась своей мечтой о том, что однажды за ней вернутся пропавшие родители. Разумеется, вернутся самыми лучшими и красивыми, в шелках и дорогой карете, влекомой прекраснейшими на свете конями. Конечно, прекраснейшими, ведь у ее родителей все хорошо, у них все должно быть лучше всех. Сверстники, не особо стесняясь в выражениях, жестоко высмеяли голубоглазую малышку с длинными золотыми волосами. Детство часто бывает жестоким, с этим не в силах справиться ни окружающие, ни самое строгое воспитание.

Тогда девочка проплакала всю ночь, забившись в свой угол. Больше она таких ошибок не совершала.

Односельчане всегда видели ее улыбающейся, неизменно приветливой и готовой помочь по первой же просьбе. Мамаши, услыхав, как сверстники дразнят девочку сумасшедшей и издеваются над ее наивной сказкой о родителях, задали своим чадам жестокую трепку. Почесывая себя пониже спины, мальчишки и девчонки сделали разумный вывод о том, что лучше эту тему в дальнейшем не поднимать.

За ужином хранительницы очагов пересказали своим половинам забавную сказку. Те выслушали, поулыбались в густые усы и благодушно отмахнулись – что взять с пигалицы? Подрастет – сама все поймет.

Повзрослев, Эмбер открыла для себя еще одну удивительную людскую тайну. Те самые мужчины, суровые немногословные охотники и жилистые пахари с тяжелыми кулачищами до ужаса любили добрые слова. И чем больше девочка восхищалась любой, даже самой незначительной их чертой, тем с большей охотой они выхватывали из маленьких ладошек тяжелые деревянные ведра с колодезной водой, украдкой совали завернутые в тряпицу горячие пирожки, а иногда и мелкую монетку, «на сласти»…

- Я давно говорю, что тебя надо остричь. Такие волосы носят истинные леди, а не запечницы, ухаживающие за свиньями! – продолжала брюзжать из своей комнаты старуха.

Интересно, подумала девушка, откуда она знает, что я сейчас делаю? Вроде через дверь не видно. Впрочем, с матушки Роже сталось бы поставить в своей комнате еще одно зеркало, чтобы всегда наблюдать за ней.

…Тяжелее было с женщинами. Стоило Эмбер еще немного вырасти, и она стала замечать на себе странные взгляды, которые порой кидали на нее не только молодые парни, но и, украдкой от строгих жен, те самые суровые и жилистые, опоры и главы семейств.

Все они, как водится, считали себя самыми лучшими. И какой-нибудь охотник, привыкший часами скрадывать зверя в чащобе, и помыслить не мог, что его быстрый взгляд заметила, взвесила и оценила та самая глупая курица – его жена.

Жены тоже считали себя самыми лучшими. Они мгновенно оценивали ситуацию и находили сотни способов отвлечь внимание своих мужчин. И при этом одаривали юную голубоглазую красавицу отнюдь не ласковыми взорами.

Впрочем, Эмбер не отчаивалась. Вслед за умением говорить с людьми она освоила умение выбирать подходящую одежду. После этого ей стали оборачиваться вслед, уже не скрываясь. Жены скрипнули зубами и перевели ее в тот ряд возможных опасностей, о которых всегда помнит любая замужняя женщина.

-Да где тебя носит, шлюха негодная?!

Ну вот, мелькнуло в голове. И стоило отказываться от приглашений прогуляться за околицу, чтобы услышать такое с утра?

Матушка Роже, высокая сухопарая старуха с брезгливо поджатыми губами, сидела в высоком кресле, обозревая окрестности через окно. Стены их с мужем спальни всегда были чисто выбелены известью, деревянный пол устилали многочисленные вязаные коврики. Вязание было истинной страстью почтенной мадам Роже, которой она отдавалась самозабвенно, посвящая этому все свободное время.

- Я уже готова, матушка, - пробормотала Эмбер. Иногда на старуху накатывали приступы плохого настроения, когда все на свете вызывало у нее раздражение. Тогда она срывала злость на том, кто на свою беду оказывался ближе всех. Впрочем, со временем Эмбер научилась бороться с настроением матушки Роже - просто следовало запастись терпением и пропускать мимо ушей все, что та скрипела брюзжащим голосом, периодически брызгая слюной. Не добиваясь никакой реакции, старуха в конце концов уставала и весь остаток дня молчала, глядя в окно.

- Иди, покорми птиц и свинью. И поставь котелок на огонь, я хочу горячего чаю. Он полезен для пищеварения, - матушка Роже пошевелила ногами, несмотря на теплую погоду, укутанными в шерстяной клетчатый плед и потянулась к столу, где на блюдце горкой лежали сдобные сухарики.

Восходящее солнце ласково погладило по щекам, соседский цепной пес лениво поднял морду и пару раз стукнул в землю лохматым хвостом. Насыпав курам зерно и порадовав толстенькую ухоженную свинку ожидаемым завтраком, Эмбер поставила на огонь котелок с ключевой водой и выложила разогревать на сковороду котлеты с кашей.

- Испеки мне сегодня пудинг, - потребовала матушка Роже и, немного помолчав, добавила:

- Сегодня возвращается мой муж. Убери в его комнате, почисти конюшню, и подготовь ванну, чтобы он мог искупаться с дороги. Впрочем, нет. Ванну приготовь сейчас, я тоже хочу как следует вымыться. Только смотри, чтобы вода была горячей как следует!

Эмбер тихо вздохнула. Наполнить большую латунную ванну, что в прошлом году, чтобы показать свой достаток перед соседями, купил Жак, муж матушки Роже, означало полдня побегать с ведрами от печи к ванной и обратно. А наполнить дважды… почему еще никто не придумал, как сделать так, чтобы вода сразу становилась горячей? Впрочем, выбирать не приходилось. Лучше не раздражать старуху сверх меры, а то еще схватится за клюку… Ее муж появится не раньше вечера, а то и к закату. Несмотря на то, что должность старосты деревни и так приносила хороший доход, Жак Роже еще и приторговывал тканями на ярмарке. Не то, чтобы он держал производство - просто скупал все то, что ткали и пряли окрестные умельцы. Не сказать, чтобы он давал хорошую цену - но кому охота портить отношения со старостой? Да и вообще, лучше маленькая денежка сейчас, чем долгая дорога, да еще и ограбить могут… Да мало ли чего может приключиться…

С конюшней она управилась быстро - благо убирала ее еще сразу после отъезда хозяина, оставалось слегка подмести, кинуть охапку свежего сена и наполнить поилку чистой ключевой водой. Староста искренне гордился своим конем - огромным черным жеребцом по кличке Храп, и требовал ухаживать за ним как за человеком и даже лучше, часто напоминая, что «за такую цену можно было купить трех таких бездельниц и еще немного осталось бы…»

Жизнь, как известно – это сплошная чересполосица черного и белого. Стоило порадоваться, насколько легко и быстро в конюшне воцарился идеальный порядок, как вода сделала самое худшее, на что вообще была способна – она закончилась. Когда до колодца вам надо протопать почти через всю деревню, подобное открытие способно испортить настроение даже самому отъявленному оптимисту.

Впрочем, выбора не было. С тяжелым вздохом Эмбер подхватила деревянные ведра, которые, даже будучи пусты, изрядно оттягивали руки, и шагнула за ворота.

Деревня понемногу оживала. Девушка свернула на соседнюю улицу и по обе стороны замелькали мастерские гончаров. У Эмбер зарябило в глазах от изобилия горшков - больших, малых, широких и узких, расписных и простых, с круто выгнутыми краями. Попадались и дорогие, до того затейливые, что уже вроде как и стыдно называть такую красоту горшками. Потом в ноздри ударил аромат свежевыпеченного хлеба. Путь пролегал мимо двух деревенских пекарен – старой, построенной еще основателями деревни, и новой, которую закончили только в прошлом году. Эмбер поочередно овевали запахи хлеба черного и белого, хлеба тминного и укропчатого, калачей с медом, и чего-то еще, незнакомого, но аппетитно, возбуждающе пахнущего.

Сзади послышались торопливые шаги, запыхавшийся голос крикнул:

- Привет!

Эмбер обернулась, заранее расцветая в улыбке:

- О, Густав! Привет! Так рано, а ты уже на работе?

Невысокий щуплый паренек в обсыпанном мукой фартуке важно кивнул, откидывая со лба непослушную прядь темных волос.

- Конечно! Всем нужен хлеб! Поэтому мы и встаем спозаранку, чтобы утром ты пришла в пекарню, а там уже ждут готовые короваи, все с пылу с жару.

- И не говори, - подхватила девушка. – У мужчин почему-то принято гордиться силой. Не понимаю, почему все ценят огромные кулаки? По-моему, самые лучшие люди – это те, кто способен трудом заработать свой хлеб! Вот что бы было, если бы пекарь перестал каждое утро разжигать свою печь? Что бы стали есть все эти большие мужчины с острыми мечами?

Паренек порозовел от удовольствия.

- Спасибо тебе! Мало кто понимает важность нашей работы. Слушай! – оживился он. – Приходи сегодня, когда откроется лавка. Я попрошу хозяина испечь отдельный хлеб, из его рецептов. Скажу, что хочу научиться…

Сегодня я вряд ли приду, - разочаровала его Эмбер. – У нас еще есть хлеб, до завтра точно хватит.

Подмастерье понурился.

- Вот, иду за водой, - пожаловалась девушка, взмахнув ведрами. – Матушке Роже приспичило искупаться с утра пораньше!

- Ты что? – возмутился Густав. – Это же тяжело!

- Я привыкла… - мягко улыбнулась Эмбер.

- Нечего тебе надрываться, - решительно заявил парень. - Давай помогу.

- А тебе не влетит, что ушел? – на всякий случай уточнила Эмбер. – До колодца-то еще неблизко. А наш дом так и вовсе на другом конце.

- А-а… - беспечно отмахнулся Густав. – Тесто я замесил, дальше пусть мастер Хорн отдувается. А то к печи не подпускает. Боится, видите ли, что я напутаю и хлеб испорчу. А я, между прочим, уже полгода при нем работаю!

Дальше они шли вместе. Всю дорогу до колодца подмастерье сыпал шуточками, веселил девушку байками про своего хозяина – дородного и осанистого пекаря и всячески радовался жизни. На обратном пути Густав, обремененный весьма потяжелевшими ведрами, малость приуныл, все чаще отдувался и неуклюже смахивал локтем пот. Эмбер шла впереди, рассеянно крутила в пальцах подаренную парнем ромашку и размышляла, успеет ли она до приезда старосты закончить все домашние дела.

- Ну вот, - подмастерье с облегчением поставил ведра перед воротами дома Жака Роже.

- Спасибо тебе! – Эмбер подарила парню самую очаровательную из своих улыбок. – Если б не ты, я бы полдня тащила эти ужасные ведра!

- Ну, не такие уж они и тяжелые? – с деланной небрежностью отмахнулся паренек.

- Это тебе не тяжелые, - горячо возразила девушка. – Ты вон какой сильный! А я их едва из колодца вытянуть могу.

Слушай, а ты… - Густав замялся, покраснел и решительно выпалил:

- Ты пойдешь со мной на праздник Цветов? Будет весело! Мастер Хорн говорил, будет угощение, а потом танцы…

- Ох, Густав… - протянула Эмбер. – Я бы с радостью, ты же знаешь… Но, скорее всего, матушка надает мне кучу работы по дому. Я постараюсь придти, но…

- А-а… - парень смущенно уставился на носки стоптанных туфель. – Я просто подумал… вдруг ты пойдешь… Ну ладно, пока! – и, не дожидаясь ответа припустил торопливой трусцой в направлении пекарни.

 

Уборкой комнаты старосты Эмбер занялась одновременно с нагреванием воды для ванной, справедливо рассудив, что одно другому помешать не может, а вот времени сэкономит изрядно. Здесь, в принципе, тоже не было ничего тяжелого - разве что полы помыть, да вытереть пыль. Когда она заканчивала готовить пудинг, солнце уже твердо решило, что достаточно порадовало все живое своим присутствием и медленно, но неуклонно покатилось к закату.

Внезапно за окном послышался приближающийся конский топот. Ожидающая приезда старосты, Эмбер решила, что это грохочет копытами Храп, и, выскочив отворить ворота, застыла в изумлении. Через их деревню, случалось, проезжали всадники, часто двигались повозки и телеги, но представившееся ей зрелище было невероятным. Четверка прекрасных гнедых коней, чья сбруя переливалась золочеными бляшками, покачивая головами на гордо изогнутых шеях, позванивая бубенчиками, подвешенными чуть повыше копыт, величаво ступали по выбитой башмаками бесчисленных прохожих дороге, увлекая за собой небольшую изящную карету. Это был роскошный кабриолет из орехового дерева, блестевший от покрывавшего его лака и украшенный изящно изображенными сценами на дверных панелях. Экипаж был рассчитан на двух человек. Кучер, управлявший этой прекрасной каретой, щеголял роскошной, в позументах, ливреей и начищенными до немыслимого блеска высокими сапогами.

Звонко щелкая копытами, кони шагом миновали замершую в калитке Эмбер и, повинуясь властной руке своего хозяина, застыли будто изваяния, какие, по слухам, украшали Королевский сад. Соскочивший с запяток важный мужчина в черной треуголке и ослепительной белизны перчатках с низким поклоном отворил дверцу и опустил крохотную, немыслимо изящную откидную лесенку длиной всего в несколько ступенек. Из-за тонкой занавески показалась маленькая ручка с тонкими пальцами, унизанная сверкающими перстнями. Она оперлась на почтительно подставленную ладонь господина в треуголке и наружу шагнула самая ослепительная женщина из всех, которых Эмбер довелось видеть за всю свою жизнь. Благородная дама со столь белой кожей, которая бывает только у некоторых блондинок, в богатом платье яркого изумрудного оттенка со сложной золотой вышивкой и причудливом головном уборе, похожим на конус из драгоценной тафты и кисеи.

Блистательная аристократка огляделась вокруг, слегка наморщив носик. От этой гримаски Эмбер пробил холодный пот. Она неожиданно остро ощутила всю убогость скромного домишки старосты, покосившегося старого забора и вжалась спиной в воротный столб, отчаянно стыдясь своего чистого, но такого непритязательного передника, стоптанных башмачков, покрасневших от холодной воды рук… И даже любимое платье показалось вдруг таким застиранным и неказистым, жалкими обносками рядом с великолепным нарядом благородной дамы. «А он у нее, наверняка, не один» как-то невпопад подумала девушка.

Ослепительная дама остановила свой взор на Эмбер и вдруг неожиданно ласково улыбнулась ей.

- Здравствуй, милочка! - грудным, чуть хрипловатым голосом проговорила, будто пропела она.

Щеки Эмбер залил яркий румянец, переползший на шею и грудь. Девушка торопливо склонилась в почтительном реверансе, радуясь, что рассыпавшиеся волосы скрыли пылающее от смущения лицо.

- Как тебя зовут? – осведомилась гостья.

- Э…Эмбер, ваша милость - пролепетала Эмбер, не поднимая головы.

- Ну-ну, не надо меня бояться! - ласковый голос невероятной незнакомки гладил, будто мягкие пальцы. - Подойди же, я хочу на тебя поглядеть.

На деревянных негнущихся ногах Эмбер преодолела те немногие метры, что их разделяли, и впервые осмелилась заглянуть в глаза изящной аристократке.

- Тебе не надо меня бояться, милая девочка -снова ласково улыбнулась та. Я привезла тебе привет от твоих мамы и папы.

- Что?!

Рухни сейчас небо на землю, Эмбер даже не заметила бы этого. Ее самая заветная мечта, то, веру во что она хранила в самом потаенном уголке сердца, вдруг в одночасье обрела плоть и кровь.

- Неужели это правда? - с зашедшимся дыханием шептала девушка, не сводя глаз со сказочной гостьи. - Вы... вы не шутите, госпожа?

- Орланда, - мягко поправила изящная аристократка, ласково обнимая ее за плечи. - Зови меня Орланда , милая! Твои родители всегда помнили о тебе и очень скучали. Но только сейчас они нашли возможность забрать тебя к себе. Поэтому они просили проводить тебя к ним в страну, где вечное лето. Ах, дорогая, если бы ты только слышала, как там поют птицы...

Когда под ногу что-то подвернулось, Эмбер даже не сразу поняла, что уже стоит на первой ступеньке кареты.

- Госпожа, но... как же... все это, мой дом, матушка Роже... Она же будет сердиться...

- Твой дом не здесь, милая -ласково улыбнулась ее невероятная провожатая. - Твой дом там, где твои мама и папа, там, где на лугах всегда зеленая трава. А матушка Роже... посмотри, она вышла проводить тебя! Помаши ей, невежливо уезжать не прощаясь.

В самом деле, в дверях дома застыла молчаливым изваянием старуха, глядя на них невидящими глазами. Плохо соображая, что она делает, Эмбер помахала рукой. Старуха не шевельнулась, уставившись в одну точку, будто слепая.

- Садись, дорогая. - Ослепительная женщина, которую Эмбер уже робко окрестила про себя феей, подвинула ей обшитую атласом подушечку. - Нам пора!

Хлопнула резная дверца и в окошке поплыл назад дом, который Эмбер столько лет считала родным. Соседский цепной пес выскочил было, метясь в ноги лошадям, но кучер ловко щелкнул у него перед носом длинным кожаным бичом. Поджав кудлатый хвост, дворняга с позорным визгом метнулась обратно в подворотню.

-Хочешь вина?- в руках ее провожатой (Эмбер так и не решалась даже в мыслях назвать ее Орландой ), будто по волшебству возник хрустальный бокал, до половины наполненный рубиновой влагой. - Попробуй, тебе понравится!

Дома Эмбер никогда не пила вина. Иногда, по праздникам, Жак приносил из трактира большой глиняный кувшин с брагой. Тогда они с матушкой Роже засиживались далеко заполночь, а наутро в комнате стоял тяжелый сивушный дух. Эмбер брагу не предлагали. Впрочем, она и не хотела, справедливо полагая, что напиток, имеющий такой отвратительный запах, на вкус вряд ли окажется многим лучше. Поэтому она смаковала каждый глоточек, восхищаясь необыкновенным терпким вкусом, даже не пытаясь вспомнить что-нибудь похожее из того, что ей доводилось пробовать в своей, теперь уже прошлой, жизни. Немного неприятной была ощутимая горечь, но Эмбер запретила себе задавать глупые вопросы. Не хватало еще опозориться перед такой знатной дамой!

- Понравилось? - засмеялась Орланда . -Давай я налью еще. Тебе надо привыкать пить вино, у нас те напитки, которые ты пила раньше, найти будет трудновато.

В голове приятно шумело, карета плавно покачивалась на ходу и Эмбер решилась наконец задать мучивший ее вопрос

- Госпо... Орланда , вы фея, правда?

- Кто? - казалось, ее собеседница была готова расхохотаться, но это длилось всего мгновение. Странно взглянув на девушку, изящная дама пробормотала:

- Вот что значит святая простота!

- Что? – не поняла Эмбер.

- Неважно, - отмахнулась аристократка. Помолчав немного, она добавила:

- Я магичка. Волшебница, как принято говорить. Впрочем, это неважно. Называй меня феей, если тебе так больше нравится.

- Тогда вы добрая фея! - упрямо пробормотала Эмбер, борясь с внезапно охватившей ее сонливостью. - Вы самая добрая фея из всех! И я вам так благодарна...

В следующую секунду она уже крепко спала.

 

Лучшие целители - время и яростная, звериная жажда жизни. Кор с каждым днем чувствовал себя все лучше, уже сам ходил, и все меньше болела жуткая рана. Скоро она совсем затянется, оставив после себя уродливый воспаленный рубец через все лицо. А со временем уйдет и багровость, и лишь белый след, будто кто-то, шутки ради, протянул под кожей веревку, станет вечным напоминанием…

Ватажники, как могли, поддерживали своего командира. После жуткой рубки наступил период затишья, сначала вынужденного, пока Белый Отряд отдавал последние почести убитым и выхаживал раненых, а потом и вполне обычного, бытового. Будто вымерли Дикие Леса. По-прежнему обнимало землю мягкими ладонями ласковое лето, по-прежнему не переводилась дичина в котле, а вот людей как будто Добрые Боги с земли смахнули. Но затишье затишьем, а дисциплина дисциплиной, и отряд по-прежнему раскидывал далеко вокруг лагеря настороженные щупальца дозоров-секретов, а на ночь выставлял укрытые от лишних глаз караулы. Выше всего ценил Кор безопасность своего отряда, так беспощадно прореженного неизвестными пришельцами. Правда, в последнее время он пристрастился сам идти в дозоры, проводя долгие часы в молчаливых раздумьях. Чаще всего уходил на берег реки. Там, в излучине рос небольшой березовый лесок, бил небольшой ключ, чистейшая ледяная вода пробегала всего сотню шагов, чтобы влиться в реку, исчезнуть среди сора и грязи, которую река несла от городов и поместий.

По верху холма длинной змеей тянулась дорога. Не та, затерявшаяся в бескрайних лесах, а широкий тракт, проложенный незнамо кем в незапамятные времена. В бытность великой Империи, о которой в трактирах до сих пор поют сказители, по ней шли купеческие караваны, мерным шагом, выбивая камешки из укатанной земли, маршировали колонны имперской пехоты, скакали на огненных конях стремительные гонцы, разнося указы Повелителя. Теперь это время утекло, будто вода из сложенных ковшиком рук. Но старая дорога упрямо не желала зарастать. Она мирно дремала, наслаждаясь ласковым солнышком, и наверно, смотрела свои древние сны, мечтая о былом величии…

Стук колес вырвал его из полудремы, бросив ничком в высокую траву. Подсвеченная расплавленным золотом заката, на холм взбиралась изящная карета, влекомая упряжкой прекрасных коней. Кор распластался в траве, будто ящерица, стараясь вжаться в землю как можно сильнее.

Цокот становился громче, карета прокатила в двух десятках шагов, затем стук копыт начнет удаляться, сейчас растворится в тиши и покое…

Кони заржали внезапно, с надрывом. Послышались крики. Он осторожно поднял голову.

К карете с двух сторон набежали мужчины. Четверо, одеты так, что пугалу впору, но у всех длинные ножи, двое еще и с саблями. Подбежал еще один оборванец, наставил пистолет в дверцу кареты, что-то заорал. Кони хрипели, пытались встать на дыбы, но налетчик повис на узде коренного, пригибал к земле.

Вот это да! Добрые Боги, эти - то откуда? Получается, Белый Отряд проморгал появление у себя под носом шайки бандитов? Это грозило крупными неприятностями, тем более что разбойники работали откровенно нагло. Непуганые, значит…

Из кареты вытащили насмерть перепуганного толстяка в долгополом камзоле, только вошедшем в моду в столице, за ним выволокли молодую женщину с заплаканным растерянным лицом. Толстяк визжал так, что у Кора, привыкшего к речной тиши, заломило уши. Женщина кусала губы, но молчала, теребила подол платья. Разбойник сорвал с ее шеи ожерелье. Двое прижали кучера к карете, обшаривали карманы.

- Неплохо! - в голос расхохотался разбойник, подбрасывая в ладони добычу.

- Не на то ты смотришь, - усмехнулся тот, что держал толстяка. - Какие формы у нас под платьем, а? Просто недоеная телочка, клянусь своей матушкой!

Да и сзади то, что надо! - поддакнул державший коней, шумно почесывая щетину на грязном подбородке.

- На свежее потянуло? - раздраженно рявкнул разбойник с пистолетом. - Хватит орать на весь лес! Тащите ее в кусты, и объясните как надо себя вести. Да смотрите, чтобы вперед меня ни одна тварь не распустила грязные лапы! Живо головы лишится! Или еще чего-нибудь…

- В-вы кто? Что вам нужно? - дрожащим голосом пролепетала, испуганно моргая, их жертва.

- А сама как думаешь, леди? – засмеялся другой грабитель, подходя к ней.

Лежа в кустах, Кор напряженно размышлял. В том, что сейчас произойдет, он нисколько не сомневался. Подобные сцены всегда заканчиваются только одним. Гораздо больше его волновало, что же делать с этой бандой распоясавшегося отребья. Своими безумными выходками они могли навлечь серьезную угрозу и на его отряд. Местные лорды не станут выяснять, кто именно бесчинствует на дорогах, в этом он был уверен. А уходить в чащу, и состязаться с гвардейцами в премудростях партизанских войн, у него не было ни малейшего желания.

Тем временем подошедший разбойник поднял подол платья и грубо обхватил тело путешественницы. Та начала вырываться, но получила звонкую оплеуху и разрыдалась.

- Заткнись, корова! - заорал грабитель, совершенно ошалев от близости женского тела. Он развел в стороны руки девицы, и запустил лапу за ворот нижней рубахи.

- Заткнись сам! - прорычал главарь шайки. Несмотря на то, что никто не пытался хоть как-то сопротивляться, он по-прежнему напряженно зыркал по сторонам. Пистолет в его руке неотрывно следил хищным круглым зрачком за лежавшими на земле кучером и толстячком. - Заткните чем-нибудь пасть этой сучке и унесите в кусты.

- Все слышала, леди? - процедил сквозь зубы тот, что держал женщину. - Будешь спорить - тебе же будет хуже!

Он обнял дрожащую путешественницу за плечи и поволок в сторону ближайших кустов, не забыв покачать кулаком перед заплаканным лицом. Жертва не противилась, разве что ноги ее совершенно не слушались, из-за чего разбойнику приходилось буквально волочь обмякшее тело.

Уловив удачный момент, Кор ужом пополз за ним. Затея была очень рискованной, но этот риск того стоил.

В кустах грабитель, не обращая внимания на приказ главаря, торопливо избавлялся от грязных штанов. Женщину он швырнул на усыпанную прошлогодними листьями землю.

Вороненый эсток ядовитой гадюкой ужалил оборванца под левую лопатку. Безжизненное тело мешком обвалилось на свою недавнюю жертву, щедро пятная кровью порванное платье. Заглянув в совершенно круглые, наполненные первобытным ужасом глаза молодой женщины, Кор зажал ей ладонью рот.

- Не ори, поняла? Будешь сидеть тихо - я тебя спасу. Ясно?

Она торопливо закивала, борясь с хлынувшими слезами. Пригнувшись, Кор бросился на дорогу, молча взывая к Добрым Богам, что, по древнему поверью, хранили дураков.

Разбойники заметили его, но не всполошились, то ли настолько отчаянные, мол, нам и море по… ну, скажем, до колена, то ли действительно непуганые. Один шагнул вперед, небрежно поднял саблю:

-Эй, ты! А ну стоять! Кто таков?

-Человек прохожий, - отозвался Кор, неуловимым движением метая кинжал.

Отточенное лезвие мерзко чавкнуло, разрывая плоть.

Оборванец булькнул горлом, обмяк и свалился, пару раз дрыгнув ножкой. Кор на ходу дорезал его небрежным взмахом эстока, бросился к вожаку. Тот оторопело поворачивался с пистолетом в вытянутой руке, пентюх пентюхом, а не грабитель….

Кор вовремя пригнулся, пуля пролетела над головой, сорвав шляпу. Он без размаха коротко хрястнул эфесом меча в лицо, подхватил на лету выпавший пистолет и отшвырнул в сторону.

Кучер и толстяк, на которых уже не смотрело грозное дуло, по стеночке отступили за карету, присели, тихие как мышки. Кор мягко развернулся к разбойникам.

Их осталось трое. Один держал коней, остальные коротко переглянулись и пошли на него без тени страха.

Один явно матерый фехтовальщик, высокий и жилистый, с цепким взглядом опытного бойца. Сам в рванине с головы до ног, даже залихватский красный платок на голове выглядит каким-то пожеванным. Но за саблю держится с небрежностью завзятого дуэлянта, да и сам клинок отполирован на загляденье, даже на вид кажется отточенным до невозможности.

Второй, наоборот, настоящий битюг, про таких говорят – поперек себя шире, кулаки размером с кузнечные молоты, и такие же стесанные. Плечи шире ворот в Королевском дворце, мышцы перекатываются при каждом движении, будто корабельные канаты. В руках баюкает тяжелый тесак - фальшион, таким человека без брони можно разрубить с одного раза. А уж голову с плеч им смахнуть вообще труда не составит, тем более для такого громилы.

-Ты кто такой? – спросил тот, что с саблей. Голос ровный, спокойный, будто интересуется, который нынче час.

Кор кивнул на два свежих трупа:

-Кто-то из них уже спрашивал… А ты не расслышал, да? Так я повторю…

Сам внимательно следил за обоими противниками, притворялся, что не замечает как верзила с фальшионом мелкими шажками заходит сзади. Наконец, тень от него упала прямо под ноги. Кор презрительно хмыкнул, дети какие-то, а не разбойники, право слово! Ну куда ты крадешься, дубинушка? Ростом с осадную башню, а хочешь незамеченным остаться?

- Хочешь, отпущу? – предложил красноголовый почти дружелюбно.

-Чего? – оскорбился Кор. – Сбежать захотел, да?

Он резко шагнул влево, пригнулся и, не глядя, ударил назад. Там раздался вздох, всхлип, что перешел в стон. Кор не оглядывался, держал глазами саблиста. Тот заметно побледнел, глаза беспокойно забегали.

Кор на всякий случай отступил еще, заставил противника поворачиваться вместе с ним. За спиной с шумом рухнуло тяжелое тело.

Кор рискнул на миг бросить взгляд назад, тут же крутанулся обратно. И - вовремя: саблист уже распластался в прыжке. Клинки звякнули, но его противник тут же пружинисто отпрыгнул на слегка подогнутых ногах. Они закружились по утоптанной до каменной твердости земле в страшном танце. Сверкающий сабельный клинок бешено полосовал холодеющий воздух, в безумной пляске бросался вперед, но раз за разом отлетал в сторону, злобно звеня, будто оружию передалась бессильная ярость его владельца.

Кор наступал, острие эстока было все время направлено в лицо противника. Одновременно он поглядывал и на храпящих коней, что зачуяли кровь, и на перепуганных пассажиров. Кучер с причитаниями ползал по траве, что-то собирал, толстяк забился вглубь кареты и сидел, не шевелясь.

-Отпусти, - прошептал разбойник. – Я уйду…

-Отпустил бы, - ответил Кор, - если бы вы, мерзавцы, не залезли на чужую территорию!

- Да мы…

Острое лезвие эстока холодно и страшно сверкнуло в лучах заходящего солнца. Саблист вздрогнул, изумленно вытаращил глаза. Кор с усилием провернул клинок, рассекая сердце, рывком освободил оружие.

 

Вновь заржали кони. Кучер со всех сил хлестнул несчастных животных вожжами, толстяк, уже сидя внутри, пытался поймать хлопающую дверцу. Кони взяли с места в карьер. Карета, опасно заваливаясь на ухабах, рванулась вверх по склону. Грохот копыт смолк, будто отрезанный ножом. Только пятна крови на зеленой траве напоминали, что уединение этого местечка навсегда осквернено. Пятна крови, и...

Молодая женщина в кустах, похоже, так и не переменила позу. Теперь Кор видел, что она еще моложе, чем ему показалось сначала, скорее юная девушка. Старили ее скорбные морщинки в углах рта и выражение глаз. Такое он видел у попавших в тугую петлю силка зверьков.

- Кто вы?

Она не спросила - прошелестела, и Кору на миг показалось, что перед ним лесная дриада, случайно вышедшая в людской мир. И ее страшит этот непонятный мир, где льется пиво и кровь, где грубые глотки хохочут в тавернах, где запах гари мешается с блеском хищного железа... Его, Кора, мир.

- Человек прохожий.

Он осторожно присел рядом, поправляя ножны. Замешкался, пытаясь спрятать ставшие такими неловкими руки.

- Ты откуда, леди?

Она вскинула заплаканное лицо, и в тот же миг широкая обветренная ладонь закрыла ей рот.

- Шшш! Слышишь?

Вдалеке над деревьями взлетели испуганные птицы. Сквозь многоголосый птичий крик ветер принес едва слышный и уже совсем не страшный отзвук залпа.

-За мной! Скорее!

-Что слу...

-За мной!

Через светлый лес Кор несся так, будто в затылок ему уже дышал отряд королевских латников. Краем глаза успевал замечать камни под ногами, закрывался от веток, хлещущих по лицу... Через обомшелые стволы давно упавших деревьев попросту перепрыгивал, не рискуя ступить сапогом на коварную зеленую ряску.

Уши уловили странный зловещий шорох. На тропке разлеглась самая огромная змея, какую только видел, а видел Кор… Но тварь и в самом деле огромная, чешуйки скрежещут, смыкаясь, словно лежит на исполинском точильном камне, пасть разинута, жарко, немигающие глаза выпучены, зрачки вертикальные, как у кошек… На все это хватило одного взгляда. Змея вскинула треугольную голову, угрожающе выбросив раздвоенное жало - но узкое лезвие эстока подцепило серое тело, мгновенно свившееся тугими кольцами, и зашвырнуло злобно шипящую гадину далеко в сторону.

Под ногами внезапно раскрылся овраг, незаметный из-за густого дерна, сплошным ковром переливающегося вниз через край.

Кор спрыгнул, некоторое время стремительно съезжал по склону на спине, почти как по снегу. Попался камень, копчик взорвался болью. Его подбросило, небо и земля поменялись местами, а потом несло, крутило, швыряло, с силой било о землю, иногда несло юзом, но чаще по методу: голова – хвост, голова – хвост…

Шляпа сорвалась с головы, упала далеко внизу и лежит недвижимо. А его все еще подбрасывает, катит то с боку на бок, то через голову, иногда переворачивает в воздухе, падает на жесткую землю по касательной, глаза уже закрыл, но все равно голова шла кругом.

Последний удар, дыхание вылетело со всхлипом. Тело осталось распластанное, как у раздавленной лягушки, но сам еще кувыркался, крутился, и, пытаясь удержаться, в самом деле начал переворачиваться с одного помятого бока на другой, вовсе избитый.

С трудом Кор поднялся на ноги. В голове стучал раскаленный молот, перед глазами все плыло, спина трещала, будто попался на краже курицы и теперь его вовсю охаживали дрекольем деревенские дуболомы.

 

Над поляной еще витали сизые дымки пороховой гари. Под опрокинутым котлом янтарной лужей растеклась похлебка, нехитрый скарб Белого Отряда в беспорядке устилал цветочный ковер. Нелепой кучкой лежали странно изломанные тела. В сердце будто что-то надломилось. Кор присел над теми, кто еще недавно смеялся и шутил, невидящим взглядом смотрел на бывших товарищей. В странно пустой голове размеренно долбил невидимый молот, гулко бухал изнутри в своды черепа...

Сзади будто вскрикнул жалобно молодой заяц. Девица из кареты выскочила на поляну. Платье помялось и в нескольких местах на подоле густо зеленели пятна травяного сока. Явно спешила, спотыкалась, падала, но подхватывалась с земли и стремилась за ним, страшась не успеть...

Она вскинула кулачки ко рту, в бездонных глазах плавал животный ужас. Спутавшиеся волосы падали на лицо, но она не обращала на них внимания, застыв соляной статуей.

- Что случилось? Что...Что это...?

Кор не отвечал, продолжал сидеть на корточках, не обращая внимания, что красная жижа уже подбирается к подошвам сапог... С глаз будто сорвали повязку. Теперь он отчетливо видел все, что до этого не замечал: скрюченные пальцы, неподвижно устремленные в небо глаза, неестественно вывернутые руки и ноги... И раны, раны, раны...Черные пятна пороховой гари на одеждах, расплывающиеся вокруг кровавые ореолы....

- Это жизнь, леди.

Голос скрипел металлом, будто клинок по камню. В горле стоял сухой ком, пальцы бесцельно сжимали рукоять меча.

- Был бой. Их расстреливали почти в упор... Вы слышали.

Она потрясенно кивнула, не оглядываясь, села на поросший мхом камень.

- Кто?.. Кто они... были?

- Джентльмены удачи, леди. Солдаты фортуны. Вы в своем замке вряд ли слышали о таких.

- Разбойники?

Видимо, что-то изменилось в его лице, потому что она всхлипнула, и, пробормотав "Простите" залилась безудержным плачем. А он сидел, не двигаясь, и думал, думал, думал...

 

Черный купол неба выгнулся круто, звезды собрались в россыпи, созвездия, их здесь в сотни раз больше, чем видно из города, где дым из труб завешивает пронзительность неба грубой серой холстиной.

Костер воспылал от двух мощных ударов кремня. Огонь вспыхнул крохотными злыми язычками, заметался в поисках хвороста, затем быстро вырос, трепетал от жадности и жажды жизни, и через мгновение оранжевое как солнце пламя гудело победно и мощно, в быстро пляшущих языках виднелись тени скачущих коней, горящие дома, слышался визг и храп, лязг боевого железа. Искры со злым шипением взмывали в быстро темнеющее небо. Сизый дымок сразу рассеивался, ноздри едва улавливали его приятный горьковатый запах.

- А потом я увидела замок, - едва слышно рассказывала Эмбер. - Вы не представляете, он был такой... такой... как в сказке! Он появился вдалеке на холме, за лесом и за полем, что за лесом, красивый как крылышки яркой бабочки. Остроконечные башни упирались в пылающее небо. Крыши горели оранжевым настолько ярко, что у меня заболели глаза. Солнце медленно сползало к закату, и здания и крыши казались целиком сделанными из чистого золота. Понимаете, если до этого я еще как-то сомневалась, то после такого зрелища...

Она закашлялась от свежего ночного воздуха. Над головой бесшумно пронеслась огромная тень, травинки качнулись от ударной воздушной волны. Звезды на миг померкли, а затем Эмбер вздрогнула от невероятного зрелища: из-за темного края земли начал подниматься огромный мертвенно бледный диск. Луна всходила медленно и величаво, заливая все вокруг призрачным белым светом.

- А потом? – спросил Кор. Спросил равнодушно, только чтобы дать ей выговориться, только чтобы не повисало над костром тяжелое молчание.

Оранжевые язычки, обессилев, втягивались в багровые поленья, те рассыпались на светящиеся изнутри красные комья, похожие на драгоценные красные камни. Кор бросил сверху веточку, она мгновение в недоумении корчилась, словно потягивалась, тут же по всей длине вспыхнули короткие радостные огоньки, как щенки вгрызлись в дерево, пошли расщелкивать как спелые орешки.

- Потом меня долго одевали, - продолжила Эмбер. - Отправили в роскошную ванную, расчесывали, завивали волосы, а старая банщица перепробовала на мне целую кучу благовоний. Платье красивое подарили... А когда посчитали готовой, повели куда-то. У меня в голове все шумело, мне казалось, что все это происходит не со мной... Понимаете, - Эмбер запнулась, и некоторое время сидела, уставившись в пламя костра невидящими глазами. - Я так долго верила в эту сказку... И когда она случилась...

- И чем закончилось? - Корн швырнул в костер еще парочку хворостин, пламя поднялось выше, а за пределами освещенного круга сразу потемнело, и словно бы похолодало.

Мы зашли в покои, где в центре стояла большая кровать, усланная шелковыми простынями. После ночного воздуха здесь казалось душно, и от запаха горящих свечей моя голова закружилась еще больше. Я помню что покачнулась, а потом…

- Что было потом?

- Все куда-то исчезли, а передо мной вдруг появился сказочный молодой принц. Он подхватил меня и уложил на кровать. А дальше... - ее ровный голос сорвался, и Эмбер залилась безудержным плачем, пряча лицо в ладонях.

Они сидели у ночного костра, надежно укрытые от посторонних глаз вековыми дубравами Диких Лесов. Почти весь день Кор рыл могилу, а потом заваливал ее большими камнями, чтобы хищные звери не смогли добраться до павших. Когда он кидал последние горсти земли, ему на миг показалось, что он хоронит свою прошлую жизнь.

Лесной тайник оказался нетронутым. Так же лежало золото, завернутое в узелок из грубой холстины, мешочек с драгоценностями и камнями преданно ждал своих хозяев... отдельно лежала последняя добыча - шкатулка с непонятным камнем. Никто не знал, что с ней полагается делать, и непонятную вещицу отложили до лучших времен. Времена пришли, но оказались худшими.

Обыскивая поляну, Кор наткнулся на следы, которые не перепутал бы ни с чем. На мягкой земле четко пропечатались подошвы подбитых гвоздями сапог. Узор гвоздей на подошвах, и обнаружившиеся на дороге отпечатки подкованных местными подковами коней, не оставляли сомнений - по душу его Белого Отряда были посланы гвардейцы из замка. Одинаковая добротная обувка, одинаково подкованные кони... Но как широкомордые латники смогли их найти в дебрях Диких Лесов, и, что еще более непонятно, как они умудрились подойти незамеченными? Ответов на эти вопросы у него не было. Поэтому Кор Тегрэн, бывший капитан Седьмого Пограничного, и бывший командир Белого отрядов безмолвно сидел у ночного костра в глуши Диких Лесов, и в сотый раз машинально протирал клочком замши отполированное лезвие эстока. Сидел и слушал...

- А потом, когда все закончилось, я словно попала в другой мир, -продолжила Эмбер, справившись со слезами. –Будто кто снял с глаз повязку, и как-то сразу прояснилось в голове. Что-то изменилось, и я поняла, что лежу на измятых простынях, а рядом сопит и отдувается этот... Добрые Боги, я была противна сама себе! Впрочем, как и сейчас...

Кор молча покачивал клинком, ловя на лезвие отблески пламени костра.

- Я вскочила и начала одеваться. Я путалась в платье, а этот мерзавец лежал, пялился на меня и пил вино! Мне казалось, что я стою голая на площади, и все прохожие тычут в меня пальцами! А потом... - рыдания душили Эмбер, но она все говорила и говорила, словно стремясь побыстрее избавиться от постыдных воспоминаний. - А потом он встал, даже не прикрывшись, и кинул мне кошелек со словами "Купи себе чего-нибудь".

- И что ты сделала?

- Я? - Девушка неестественно выпрямилась и взглянула вверх, в залитое тьмой небо. - Я вцепилась ему ногтями в лицо! Я визжала и царапалась, я хотела вырвать ему все его проклятые напомаженные волосы! Помню, он что-то кричал... Видимо, мы сильно шумели, потому что распахнулась дверь и ворвались стражники. Меня оттащили, а он... он приказал отвезти меня подальше в лес и там оставить. И кошелек отобрал! - невпопад закончила она.

Над маленьким лагерем повисла тишина. Кор закончил полировать клинок и со щелчком вогнал узкое лезвие в потемневшие от времени ножны.

Эмбер сквозь слезы изучала своего спасителя. Она не могла оторвать зачарованного взгляда от его лица. Оно было узкое, как лезвие боевого топора. Близко посаженные глаза удивительно синие, холодные, как лед. Девушке показалось, что она смотрит не в лицо человека, а в зимнее морозное небо. Эти необычные глаза злобно глядят из-под выступающих надбровных дуг. Нос длинный, с хищно раздувающими ноздрями. Под чистой от бороды и усов кожей играют мышцы. Эмбер зачарованно увидела, как изнутри проступают и пропадают рифленые, как боевые кастеты, желваки.

Безволосыми знала только лица подростков, мягкие и округлые, теперь завороженно смотрела на мужское лицо, настоящее мужское - жесткое, хищное, с надменно выдвинутой вперед нижней челюстью. Подбородок раздвоен, из-за чего кажется еще шире.

Хоть и здоровый как бык, но выглядит атлетическим красавцем. Грудь настолько широка, что на ней можно было бы… можно, а огромные мускулистые руки напоминают… да, напоминают. Хотя в плечах широк, как медведь, на талии ему можно было бы завязать ее ремешок. Сильные ноги плотно обтянуты штанами странноватого кроя и всажены в высокие сапоги с отворотами. Мягкая зеленая рубашка с закатанными рукавами распахнута почти до пояса, открывая густую поросль волос. Словно заметив ее интерес, Кор выпрямился, плечи пошли в стороны, чуть отодвинулись, а грудь выдалась вперед. Массивные грудные мышцы как будто высечены из гранита и широкие как оконные ставни.

Эмбер с неохотой перестала разглядывать грудь своего спасителя, опустила взгляд на его кулак. Размером с детскую голову, явно тяжелый как валун, на суставах желтые мозоли. Да и вся рука втрое толще ее, чудовищно перевита толстыми жилами, будто от кисти к плечу лениво ползет клубок сытых змей.

Кор швырнул в костер толстую ветку, с наслаждением потянулся, так что хрустнуло в спине, покосился на сидящую по другую сторону костра девушку. Его плащ, наброшенный на хрупкие плечи, укрыл ее в себе целиком, оставив на обозрение только блестящие глаза и кончик носа.

- Завтра я отведу тебя в одно надежное место, - негромко поговорил он. Хоть и старался говорить тихо, едва не шепотом, но голос все равно грозный как зов боевых труб. В нем Эмбер ощутила звериную мужскую силу, яростную уверенность. Он переступил с ноги на ногу, они хрустнули, как у подагрика, но потом девушка поняла, что хрустнула ветка, подвернувшаяся под подошву сапога.

- Недалеко отсюда живет старуха-травница, – продолжил Кор, не замечая происходящего с девушкой. –Она часто помогала нам. Я оставлю тебя у нее, и ты сама решишь, что тебе делать дальше. А теперь спокойной ночи.

Он отошел в темноту, Эмбер слышала, как возится, устраиваясь поудобней, на куче сосновых лап. Негромко звякнул металл - это легли под руку ножны с клинком.

Воин, иное о своем спасителе Эмбер и подумать не могла. Профессиональный воин, отточивший до мелочей умение выживать и побеждать в любых ситуациях. Превративший это умение в неотъемлемую часть своей жизни. Настоящий, без дураков, прирожденный убийца. Девушка легла, закутавшись с головой в его необъятный плащ. Эмбер еще не знала, что ей делать дальше, но перед внутренним взором она крепко держала лицо молодого маркиза. Мерзавец, воспользовавшийся ее телом, а затем равнодушно выбросивший, будто неинтересную игрушку, сейчас спит на шелковых простынях в уютных покоях и, наверняка, даже не помнит о ней. Так, походя, топчут одинокий цветок, пробившийся через утоптанную землю дорожной колеи…

От толстого плаща веяло теплом и надежностью. Зарывшись в него лицом, Эмбер, незаметно для себя, крепко уснула.