(Рассказ)

Сегодня прошли похороны отца, с сердца постепенно сходила та тяжесть, которая лежала все последние три дня. В душе становилось пусто, спокойно. Олеся не помнила мать, а нынче не стало и того, кто вырастил и по-своему, по-мужски, ― как мог! ― воспитал её брата.

За эти дни она устала от спёртого воздуха в доме. Теперь, вечером, захотелось пройтись по местам, где шалили в детстве с братом Митей, а в юности назначались свидания, где в одиночестве глотала слёзы разочарований, или с восторженным трепетом глядела на яркий круг луны и жаждала наступления следующего дня.

Олеся вышла к берегу озерца, глубоко вдохнула прохладный вечерний воздух и, ослабев, прислонилась к берёзке. Упоённая свежестью, молодая женщина не обращала внимания на ветерок, которого, правда, хватало, чтобы гнать небольшие чёрные волны с серебряными стружками. Она расстегнула верхнюю пуговицу блузки и ещё раз вдохнула. Стало легче; но, вспомнив про отца, неожиданно потекли слёзы, ― наверное, те, не выплаканные на похоронах. Олеся не замечала их, бездумно разглядывая крупные и мелкие звёзды, такие далёкие и холодные, а также их затейливые комбинации.

 Я тебя почти час разыскиваю, ― послышался за спиной спокойный голос брата.

Олеся неторопливо обернулась, вытерла слёзы, раздражавшие щёки, и удивлённо спросила:

 Неужели столько времени прошло?

 Да. Я только стоял минут десять, но боялся испугать, ― виновато ответил Митя. Брат был младше Олеси на десять лет, привык слушаться её, хотя в последние годы редко приходилось встречаться (Митя жил с отцом, а она ― в городе).

 Умница ты моя, — по-матерински, но с грустинкой, почти пропела Олеся. — Как там Вадим с Настенькой, улеглись? — поинтересовалась она дочкой и мужем.

 Вадим совсем пьяный, спит. И Настенька спит, — покачал недовольно головой брат.

 Ну, хорошо, ну, ладушки. И мы пойдём к дому, посидим в саду.

Шли медленно, не разговаривали, каждый думал о своём.

 Как же ты будешь жить дальше? — наконец разорвала тишину Олеся, когда присели на скамейку-доходягу, готовую вот-вот развалиться.

 Проживу как-нибудь, — пробубнил Митя. — Пенсию получаю, цветы продавать стану. Ты знаешь, какие у меня цветы?! — Заблестели глаза парня.

 Перестань, Митя, — перебила Олеся брата. — Я очень настаиваю, чтобы ты хорошенько подумал и решил, — поедешь с нами в город или нет.

 Боюсь, что буду вам обузой. У тебя своя семья. Главное, не продавай дом: за него много не выручишь.

 Какой дом? Посмотри ты на него, — усмехнулась сестра. — Всё поломано, шатается, скрипит, каждое бревно, каждая доска держатся на честном слове. Ничего давным-давно не крашено, вокруг и внутри дома — грязь, беспорядок. Из живности ― две тощие курицы и кот... А зимовать-то как будешь?! Дров даже нет. Ты их станешь заготавливать? Пораскинь, Митя, своим умишком: пропадёшь в этой старой избе... Не изба, а сарай. — Женщина в отчаянии закрыла лицо руками, и Митя по её вздрагивающим плечам понял, что она плачет.

 Почему ты решила, будто я пропаду? — спокойно ответил парень. — Ты не видела мою оранжерею. Загляни в неё и сразу поймёшь, на что я способен. Конечно, раньше вы с отцом здесь хозяйничали, меня, словно не было. Не волнуйся: и дрова я заготовлю, и забор починю, и в доме будет порядок, и кур заведу. Дай мне свободу и время, Олеся. Я здесь должен жить, выращивать цветы...

 Опять цветы! Да брось ты их! — не выдержала Олеся. — Подумай: люди скажут, что оставила ненормального брата одного, в обнимку с котом и цветами! Как я в глаза окружающим смотреть стану?

 Тебе стыдно, а мне хотелось бы жить. Если оставлю деревья и цветы, — с любовью в голосе возражал Митя, — то они погибнут, и сам я умру. И не называй меня ненормальным — сестра ведь мне, а не соседка Степанида. Я всегда делал, что ты желала, но на этот раз... — Брат осторожно, словно боясь кого-либо потревожить, встал и пошёл. Около скособоченной калитки обернулся и сказал, чуть слышно: — Цветы мои. Они меня понимают.

 Не неси околесицу! Ночь тебе на раздумье! — крикнула вслед Олеся.

 

Пропел петух. Олеся приоткрыла глаза. Какая тишина в доме! В это время отец всегда копошился возле печки.

«Нечего ждать, — мысленно подстегнула себя женщина, — пора завтрак готовить, наверняка сейчас проснутся».

Однако вначале решила умыться в озере, поэтому, захватив полотенце, вышла во двор и, как в детстве, понеслась босиком к воде, обжигая ноги прохладной и седой от росы травой.

Она подбежала к берегу и огляделась. Всё вокруг паутинилось дымкой тумана. Можно было разглядеть только плакучую иву, мокрую и тянувшуюся к воде своими неряшливыми, обвисшими ветвями. Быстро раздевшись, Олеся вошла по осклизлым и зелёным от тины большим камням в серое холодное озеро и поплыла, разрезая гребками воду и нарушая утренний покой. Испугавшись, с камышей выскочил выводок диких уток и, отчаянно галдя, поплыл почему-то в сторону женщины.

Остуженная за ночь вода не дала вдоволь насладиться купанием, и вскоре Олеся, закрутившись в полотенце, шла назад.

Проходя через сад, она услышала голос, раздававшийся из оранжереи Мити. Оранжерея была построена ему в подарок давно, когда брату было лет восемь, и находилась в самом конце сада. Отец так и задумал: кусок земли, где ничего не растёт, подарить сыну на потеху, которому нравились цветы, от которых он восторгался. С этого момента Митя неизменно находился там: строил, утеплял, подводил воду; но и отец, и Олеся равнодушно относились к Митиным стараниям.

Если бы не вчерашний разговор, женщина вряд ли пошла туда, но теперь хотелось ей услышать ответ наедине с братом.

Олеся была безразлична, в отличие от большинства женщин, к цветам, поэтому никогда в оранжерее не была. Её удивила простота и аккуратность этой постройки, в особенности глядя на убогий вид дома, калитки. Сразу было видно, что здесь есть хозяин.

Она открыла жёлтую пластиковую дверь. Митя что-то громко, но почему-то невнятно, говорил. Ползая от цветка к цветку, каждый гладил, обтирал раствором с баночки, иногда целовал.

Брат прекратил разговор, резко обернулся. Наверное, сюда, кроме него, никто не заходил, поэтому лицо выражало удивление... и обеспокоенность.

 Что ты здесь делаешь?

 Пришла услышать твой ответ. Заодно и посмотреть на твоих питомцев. — Олеся сделала рукой движение в сторону многоцветных тюльпанов, крупных и ярких, стройных и строгих.

 Я не поеду, что они без меня будут делать? — Митя с нежностью потрогал один из цветов.

 Тебе так нравятся тюльпаны? Давай я буду покупать их в городе. Чем те хуже твоих? — уговаривала Олеся.

 Городские не хуже, но не мои. Я эти, живые, люблю, а они — меня. Люди могут обидеть, а цветы — никогда. Вот и ты вчера...

Олеся присела на корточки, потрогала бутон и недоумевающе покачала головой:

 Цветы твои не пахнут.

 Пахнут, — с обидой тихо возразил Митя. — Ты этого не чувствуешь. Пахнут, как сирень, как роза. — Он осторожно взял горсть пушистой земли. — Когда я разминаю землю, то слышу и её волшебный запах.

Олеся резко встала, ещё раз обвела нервным взглядом ставшие ненавистными ей цветы, ухоженную, без единой соринки, пуховую почву.

 Значит, не поедешь с нами?

Брат молчал, словно стыдясь, виновато опустил голову. Олеся так и не заметила тоскливой слезинки, пробежавшей по его щеке. Она вышла с этого волшебного замка и направилась к дому, не обращая внимания ни на яблони и груши в цветах, ни на душистую сирень, ни на запах черёмухи, ни на прощальную просьбу брата:

 Олеся, возьмите букет с собой. Я срежу самые красивые цветы!

 Идиот...

Постепенно стал блёкнуть туман, резче обозначая предметы и очертания домов. Солнце подрумянило горизонт. Настоящее утро.

Завтрак, к которому Митя не явился, проходил натянуто, но без разговоров. Только Вадим попросил опохмелиться. Даже егоза Настенька не мурлыкала себе под нос за едой, словно осознавая напряжённость.

Под обед начали собираться в дорогу. Олеся заметно нервничала, давая словесные оплеухи мужу за то, что он не помогает паковать вещи, и Насте — за возню с кошкой.

Наконец женщина присела.

 Ты знаешь, — обратилась она к мужу, — что Митька хочет остаться здесь? Хозяином захотелось, видишь ли, стать, цветочки растить.

 Предполагал, — глупо промолвил Вадим. — Я несколько раз, втайне от него, ходил поглядеть на цветы... Мне понравилось.

 И ты уже ополоумел! — крикнула Олеся; но, спустя некоторое время, спросила: — Может быть, уговоришь его ехать с нами? По-мужски побеседуй с ним, докажи, что у нас ему будет легче.

 Олеся, не подумай плохого, что, мол, не хочу видеть твоего брата в нашей квартире, но... — Вадим замялся, теребя затылок. — Несмотря на его отсталость и большую доброту, с которой тяжело будет жить, Мите лучше остаться дома. Мы не сможем дать того, что он потеряет. С цветами он счастлив.

Олеся взглянула на маленькое пыльное окошко с неистово влазившим оттуда ярким солнцем, на подоконник, по которому ползали ленивые мухи, на обшарпанные стены и тихо сказала:

 Как будто я не в доме родном.

Выходя на улицу, она остановилась и подумала: стоит ли ещё раз сходить к разлучнице-оранжерее?

"Не пойду", — всё-таки решила женщина и твёрдо пошла к остановке.

В этот момент дохнул ветер, неся за собой лепестки яблоневого и грушевого цвета. Благоухали черёмуха и сирень.

 

1999 г.