Ох, уж эта последняя любовь! Когда тебе под шестьдесят, а твой избранник на пятнадцать лет моложе, какое дело до того, чем он занимается и какой он национальности? Да, немец, да, враг. Разве это имеет значение? То, что он оккупант, служит в канцелярии Геббельса – к черту! Разве дело в политике? Ни в коей мере! Причем здесь политика? Это ее личное дело. Пусть о ней думают что угодно. Надо убрать все лишнее. Главное – ничего не оставлять. Лишнее – к черту. Вот этими самыми висящими на ленте ножницами, что вечно болтаются на груди.

«Я была инструментом Судьбы для проведения необходимой чистки», – говорила она о себе. Отрезать, раскромсать за ненадобностью, как это ненавистное платье от конкурента Живанши, что посмела при ней надеть манекенщица ее Дома моделей. Все к черту, кроме любви. Она ведь не работала для оккупантов, закрыв свое модное предприятие в 1939 году, когда немцы вошли в Париж, и не получила с немецкой клиентуры ни одного сантима, как некоторые

 

Сорок лет Коко Шанель была верна одному стилю – простоте. В этом стремлении она не была одинока, но запомнили только ее. Шанель создала уникальную связь между модой и временем. А свою частную жизнь старалась скрыть от непосвященных любой ценой.

«Лгунья, говорящая правду», она всю жизнь придумывала о себе красивые легенды и, возможно, сама верила в них. Разве могла она признаться в том, что родилась в больнице для бедняков? После скоропостижной смерти матери она с сестрой оказалась в сиротском приюте при монастыре в Обазине. Ее беспутный папаша, ярмарочный торговец, мотавшийся по городам и весям, просто оставил дочек у дверей монастырской школы. Больше Коко никогда его не видела. На вопросы подруг, почему отец не приезжает ее навестить, Габриэль отвечала, что он богатый винодел, живет в Америке и не станет переплывать океан по пустякам.

Но как это часто бывает в жизни, унизительное клеймо бедности и сиротства стало для нее самым сильным стимулом для того, чтобы доказать всем, на что она способна. Можно сказать, что Шанель подарила французской моде стиль Обазина – строгость, аскетизм, простые ясные линии, сочетание черного с белым.

Она любила примерять мужские наряды и терпеть не могла всех этих дамских финтифлюшек и прочей ерунды. Источником ее вдохновения становились предметы мужского гардероба – свитера, пуловеры, жилеты, брюки-галифе, пальто. И в этой двусмысленной игре был особый шарм, присущий стилю Шанель.

Голливудских актрис мадемуазель скопом окрестила «горой Сен-Мишель из грудей и задниц» и одевать их отказалась наотрез. Даже за миллион долларов. В буквальном смысле слова – именно столько стоил отвергнутый Шанель контракт. Телеса ее раздражали. Некоторым манекенщицам Шанель на показах новых коллекций приходилось прибегать к разным ухищрениям, чтобы скрыть слишком выделяющуюся грудь, а попросту – придавливать ее повязками. Говорили, что если на дефиле заменить часть девушек юношами, никто этого не заметит.

«Я ничего не изобретала, – говорила Шанель. – Я одевалась для себя». Мадемуазель была худощавой и плоской, без намека на округлости. Силуэт подростка разительно отличался от господствующих стандартов женской красоты. Такую фигуру обладательницы пышных форм презрительно именовали «шваброй». Но на этой швабре, пользовавшейся бешеным успехом, очарованные ею мужчины в экстазе улетали прямиком в космос.

Первым любовником Шанель стал Этьен Бальсан, богатый коннозаводчик, с которым она поселилась в его замке в Руалье. Казалась, Габриэль обречена жить в праздности, пока она не встретила английского аристократа Артура Кэпела, по прозвищу Бой, разбогатевшего на поставках угля. Зеленые глаза, черная шевелюра, неподражаемая беспечная манера, сила и ловкость пленили Коко. Кэпел вращался в высших лондонских кругах и слыл чуть ли не внебрачным сыном короля Эдуарда VII. Он разглядел в ней будущую деловую женщину, а она страстно в него влюбилась и считала Боя самой большой любовью всей ее жизни. Он помог ей открыть свое ателье в Париже, с которого и началась история Дома моды Шанель. Думая, что дарит ей игрушку, Бой подарил Коко свободу. И это было то, что она больше всего хотела иметь.

 

Символ, тайный иероглиф Шанель – две переплетенные буквы С. Говорят, что такое клеймо ставил на собственноручно изготовленной мебели ее прадед – владелец кабачка в Понтейле, и означало оно – «Шанель от Христа». А может быть, эти буквы маленькая Габриэль видела в Обазине, от скуки вдоль и поперек разглядывая витражи во время долгих церковных служб?

 

Шанель – это маленькое черное платье, пояс-цепочка, простроченная сумочка через плечо, берет, костюм из букле, отделанный тесьмой, фантазийная бижутерия. Это трикотаж, который ведущий модельер бель эпок Поль Пуаре в свое время называл «рубищем для миллиардерши». И короткая стрижка, вошедшая в моду с ее легкой руки, когда мадемуазель неожиданно распрощалась со своими роскошными черными волосами. Почему она решилась на такой поступок? То ли от отчаяния перед одиночеством – Бой теперь все чаще подолгу задерживался в Лондоне. То ли действительно потому, что перед самым ее выходом в Оперу взорвался газовый водонагреватель, и прическа была безнадежно испорчена? Или резкими взмахами ножниц она хотела навсегда отсечь от себя воспоминания о прошлом, полном унижений и напрасных надежд?

… – Коко! Коко! – молодые люди, собравшиеся в «Ротонде», кафешантане провинциального Мулена, чтобы за пивком скоротать субботний вечер, дружно скандируют, вызывая ее на бис. Начинающую певицу с косой, обернутой вокруг головы, робким взглядом, стеснительной улыбкой и слабым, чуть дрожащим голоском. В самой популярной ее песенке речь шла о пропавшей собачке по кличке Коко. Потом она говорила, что Коко – цыпленочком – ее в детстве звал отец. Как же, дожидайся. Нет уж, лучше не вспоминать об этом. К черту. Оглядываться назад не в ее правилах.

 

«Лучший подарок женщине мужчина делает тогда, когда он женится», – говорила Коко. Но ей подобного подарка так и не суждено было получить. Похоже, что ее преследовал какой-то рок. Мужчины любили мадемуазель без памяти, но женились на других. Или не доживали до свадьбы, как без пяти минут муж Коко художник Поль Ириб, скончавшийся на ее глазах от сердечного приступа прямо на теннисном корте.

Когда Бой объявил ей о женитьбе на английской аристократке Диане Листер, Габриэль думала, что не переживет этого. Но это известие оказалось не самым страшным. В конце 1919 года Бой погиб в автомобильной катастрофе по дороге в Канны, где его ждала молодая жена. Окаменев от страшной потери, Шанель пообещала переодеть всех женщин в черное. И свое обещание она выполнила.

Горе по поводу гибели Кэпела ей помог преодолеть Великий Князь Дмитрий Павлович Романов, один из участников убийства Распутина, еще до революции сбежавший от гнева императрицы Александры Федоровны в Персию и тем спасший себе жизнь. К его византийской красоте невозможно было остаться равнодушной. В период увлечения Дмитрием Коко приняла к себе на работу многих русских эмигрантов. Родная тетя Дмитрия Великая Княгиня Мария Павловна возглавила вышивальный цех. А принимал заказы от клиенток представительный и благообразный князь Кутузов, бывший губернатор Крыма, потомок знаменитого маршала.

Романов познакомил Шанель с парфюмером Эрнестом Бо, эмигрантом из Санкт-Петербурга, отец которого работал при императорском дворе. Бо, создавший к юбилею династии Романовых в 1913 году духи «Сады императрицы», широко известные в советские времена под названием «Красная Москва», разработал специально для Шанель новый аромат. Образец во флакончике номер пять понравился мадемуазель больше всех. Она сделала ставку на это число, как ставят в казино Монте-Карло, и выиграла. Цифра пять стала ее фетишем, а духи – самыми продаваемыми в мире. Особенно после признания Мерилин Монро в том, что на ночь она надевает несколько капель «Шанель номер пять» и ничего больше.

 

Немецкий дипломат Ганс Гюнтер фон Динклаге – герой последнего романа звезды французской моды. Высокий блондин с голубыми глазами, любитель музыки, элегантный танцор, спортсмен, плейбой, чье обаяние с легкостью покоряло сердца самых красивых женщин из высшего общества. С 1933 года он пребывал на посту атташе при посольстве Германии в Париже на рю де Лилль. Его прозвали Шпатц – воробей по-немецки.

Все началось с просьбы Шанель помочь в освобождении ее племянника из немецкого плена. Динклаге обещал содействие, но это оказалось вне его компетенции. Тогда он познакомил Коко со своим другом, влиятельным офицером Теодором Моммом, ведавшим в оккупированной Франции текстильной промышленностью. Племянника освободили. Нежность Коко к Динклаге, подогретая благодарностью, не знала границ. А он хвастался, что такой любовницы у него никогда не было – Шанель даже в преклонном возрасте не утратила женской магии. О многом говорит такая деталь, что до самых последних дней мадемуазель никогда не выходила на улицу, не накрасив губы. Любовники проводили время в ее квартире на рю Камбон и на вилле «Ла Пауза» на Лазурном берегу, вдали от посторонних глаз, избегая всяческих развлечений и светских тусовок.

Но без политики все же не обошлось. Деятельной, энергичной Коко овладела мечта положить конец войне. Сколько же можно кошмара, плена, бедствий, крови? К этим мотивам присоединялся и страх перед захватом Европы Сталиным, приславшим Гитлеру поздравления по случаю взятия Парижа войсками вермахта.

Похоже, что в руках Шанель, кроме иглы и знаменитых ножниц, на какой-то миг оказалась судьба Европы. Или ей нравилось так думать и считать себя если не Жанной д’Арк, то уж новоявленной Матой Хари точно?

Идея заключения сепаратного мира между западными союзниками и фашистской Германией витала в воздухе. На войну до победного конца в Германии были настроены далеко не все. Попытки остановить кровавую бойню предпринимались неоднократно. Вспомним хотя бы приближенного к Гитлеру Рудольфа Гесса, который пытался встретиться с премьер-министром Великобритании Черчиллем на предмет переговоров о мире, приземлившись в Шотландии на угнанном «Мессершмите».

Момм, с которым Габриэль поделилась своей мечтой, сначала остолбенел, а потом задумался. Что, если компромиссный мир возможен? Что, если Шанель каким-то образом убедит своего старого приятеля Черчилля отказаться от идеи безоговорочной капитуляции Германии, унизительной, если не сказать убийственной, для страны? Вот так мадемуазель! Чем не подвиг Орлеанской девы во имя короля Франции? Отправившись в Берлин, Теодор Момм задался целью заинтересовать высших сановников третьего рейха проектом Коко. Это удалось ему не сразу – понятно, что никому не хотелось быть схваченным гестапо по обвинению в предательстве – но все же удалось. Его единомышленником оказался Вальтер Шелленберг, протеже Гиммлера и доверенное лицо самого фюрера, в свои тридцать три года возглавлявший Шестое управление по контролю за службой внешней разведки. Бригаденфюрер СС получил диплом юриста в Бонне и свободно говорил на нескольких языках. Страшно сказать, но и его шефа Гиммлера порой посещали подобные мысли. Может статься, что Черчиллю покажется перспективной идея заключения мира, которая избавила бы Англию от высадки десанта на материк и дальнейшего кровопролития. Гиммлер постарался на всякий случай дистанцироваться от этого дела, но негласный карт-бланш своему подчиненному Шелленбергу предоставил.

 

… – Достаточно ли хорошо Вы знаете британского премьера, чтобы вести с ним переговоры?

– О, да. Мы часто встречались в доме герцога Вестминстерского, моего жениха, и были добрыми соседями в Рокебрюне.

Шелленберг достал из именного портсигара любимые сигареты «Camel». На его правой руке поблескивал двойной перстень с печаткой, в котором была спрятана золотая капсула с цианидом.

– Позвольте, я закурю.

Удивительно! Эта маленькая хрупкая женщина с кошачьими повадками обладала какой-то особой властью, всюду становясь хозяйкой положения, и чтобы закурить в своем собственном кабинете, всесильному шефу нацистской разведки понадобилось спросить у нее разрешения. Он счел, что Шанель идеально подходит для выполнения секретной операции, получившей название «Модельхут» – «Модная шляпка», и направил Коко в Испанию, где тогда находился Черчилль.

Неужели умница Шелленберг всерьез надеялся, что светское знакомство заставит Черчилля склониться в сторону сепаратного мира? Тем более, когда становилось ясно, что Германия проиграет войну? Или он тоже подпал под мощные чары Коко, как и многие другие, не менее умные и не менее дальновидные мужчины, и уверовал в ее исключительную миссию? Загадка. Опомнившись от наваждения, Шелленберг предпочел перестраховаться и отправить собственное письмо Черчиллю с предложением о встрече. О том, что это письмо было послано, Шанель так и не узнала.

 

... – Скажите господину премьер-министру, что я Коко Шанель.

В приемной британского посла в Испании cэра Сэмюэля Хоуара стояла элегантная женщина в белом твидовом костюме. Юбка слегка за колено открывала стройные ноги, короткий жакет подчеркивал изящные линии фигуры. Поверх черной блузки шесть ниток искусственного жемчуга, на голове – соломенная шляпка-канотье.

С Черчиллем Шанель познакомилась в фамильном замке герцога Вестминстерского Итон-Холл. Тогда Черчилль еще не был премьером, а возглавлял Министерство финансов. Они вместе охотились на кабанов в Мимизане и ездили ловить на спиннинг лососей в Шотландию. При этом Коко всегда была с добычей, а сэр Уинстон частенько ругался, проклиная свою невезучесть.

Черчилль был в числе лучших друзей герцога Вестминстерского, многолетнего любовника Шанель, едва не женившегося на ней. Герцог, или Бендор – кличка, достойная норовистого скакуна – был сказочно богат, обладал живым и оригинальным умом и той простотой, что в чем-то придавала ему сходство с парижским клошаром. Его камердинер гладил ему шнурки для ботинок. А вот обувь герцог предпочитал изрядно поношенную, порой даже с протертыми подошвами.

Бендор страстно мечтал о наследнике, а возраст Коко подходил к критической черте – ей шел сорок шестой год. Несмотря на усилия врачей и советы знахарок, попытки Шанель забеременеть не увенчались успехом. Коко пришлось распрощаться с мечтой о ребенке и смириться с бесплодностью. Но рана в ее душе долго не затягивалась. Однажды это обернулось тем, что Шанель вытурила – резко и бесцеремонно, как она умела это делать – пришедшую к ней на интервью беременную журналистку, посоветовав ей «телиться в другом месте».

… Возможно, услышав имя Шанель, премьер-министр Великобритании тотчас бы принял ее. Но в то время он был очень тяжело болен и физически не мог ни с кем встречаться. Даже с самой, по его мнению, очаровательной и сильной женщиной на свете. Ответа от сэра Уинстона Коко, поселившаяся в мадридском отеле «Ритц», так и не дождалась. Или это и был ответ? Можно только предполагать, что осторожный политик, получив отправленное вдогонку Шанель письмо Шелленберга, показал таким образом свое отношение к сепаратному миру.

После освобождения Парижа на Шанель тут же навесили позорное клеймо коллаборационистки и в один прекрасный день арестовали, с помощью дюжих молодцов похитив из отеля «Ритц». Это еще что – балетмейстеру Парижской Оперы Сержу Лифарю, прятавшемуся на квартире Коко, открыто угрожали убийством. Закрыть глаза на «прегрешения» Шанель президенту де Голлю, видимо, посоветовал Уинстон Черчилль.

Под арестом мадемуазель провела ровно час. По выражению Момма, она хранила «героическое молчание», видимо, не желая или дав слово не распространяться о тех, кто сыграл не последнюю роль в конструировании «Модной шляпки». Ее отпустили на свободу, но с непременным условием – немедленно покинуть Францию. Коко так и сделала, на десять лет обосновавшись в тихой Швейцарии. Туда же приехал и Шпатц.

Время тянулось медленно, никаких событий не происходило, бездеятельность и монотонность угнетали. Шанель помогала стареющему красавцу материально. Так же как и Шелленбергу, отделавшемуся после Нюрнбергского процесса шестью годами заключения. И не только им. Многие мужчины зависели от ее финансовой помощи. В их числе композитор Игорь Стравинский с семьей, долгие годы живший на деньги Коко. Она финансировала постановки «Русского балета» Сергея Дягилева, а когда великий импресарио неожиданно умер в Венеции, похоронила его на свои средства. Отношения с Динклаге продолжались почти до семидесятилетия Коко. Они уже не были столь нежными, как в начале знакомства. Бывало, между любовниками вспыхивали и потасовки…

 

Шанель умерла 11 января 1971 года в воскресенье, самый ненавистный для нее день – праздный, свободный от работы. Ничто на свете не утомляло ее так, как отдых, тем более вынужденный. Вернувшись с прогулки в свою мансарду в «Ритце», мадемуазель почувствовала себя плохо. Как назло, ампула с лекарством никак не разбивалась, и назначенный врачом укол сделать не удалось. Ну и черт с ним. «Вот так вас оставляют подыхать», – четко произнесла Коко. Как ножницами отрезала.

 

(опубликовано в журнале "VIM MAGAZINE", июль 2008 г.