- Омут Илович! А Омут Илович! Кот Рыжик оглядел поверхность воды. Водяной, похоже, еще изволил почивать на дне. - Эй, вы, мелочь пузатая! – крикнул Рыжик мышатам-лягушатам. – Сказку хотите? - Хотим, - с готовностью закивала головами пузатая мелочь. - Тогда давайте хором: Омут Илович! А Омут Илович! Хор получился нестройным. Старый мельник Тимофей Филиппович, разбуженный кваканьем и писком, громко крикнул: - А ну цыть, голопузики! Не то я на вас Рыжика напущу! Эй, Рыжик, скотина ленивая, ты где? Кс-кс-кс! Но Рыжик и не думал идти на зов хозяина, а тем паче разгонять пузатую мелочь. Он все так же сидел на деревянных мостках и вглядывался в воду. Наконец блеснула на солнышке лысина, а затем и сам Омут Илович показался. - Ну, - сказал он, конкретно ни к кому не обращаясь, - где мой чай? Мелочь пузатая тут же зашевелилась, задвигалась, и через пару мгновений перед водяным уже стояли: кружка с кипятком, коробочка с заваркой да пакетик с сахаром. - Ах, хорошо, - крякнул Омут Илович, отхлебнув глоток, - балуете вы меня, старика. Все напряженно глядели водяному в рот, не решаясь прервать трапезу. Наконец старичок-тростнивичок не выдержал: - А чем вчерашняя сказка кончилась? Водяной почмокал губами, вытер ладошкой лысину и сказал: - Да как обычно. Русалочка и прынц поженились и жили долго и счастливо. - Где жили? – спросил кто-то. - Вестимо, в замке, где ж еще? - А замок-то где был? На земле или на воде? Омут Илович на мгновение задумался, поводил руками и ответил: - Маленько – на земле, маленько - в воде. Чтоб всем, значить, хорошо в ём жилось. - Не бывает таких замков, чтоб и в воде, и на земле,- сказал тростнивичок. - Как это не бывает, когда я сам у них в гостях был? – начал было закипать водяной. - Бывает, бывает, - быстро закивал головой Рыжик, укоризненно взглянув на тростнивичка, - взять хотя бы мельницу моего деда Тимони. Она как этот замок – и на земле и на воде. Водяной удовлетворенно угумкнул и одним глотком осушил кружку. - Ну, спасибо, детки, за чай. Пойду я, чай. - А новая сказка? – нестройным хором заныли все. - Цыть!!! – донеслось с мельницы. - Ладно, ладно, слушайте. Только чтоб тихо. Лады? Так вот. Жил-был кот. Звали его... а пущай, Кузя. Любил, значить, наш Кузя на солнышке греться да об ноги тереться. А больше, почитай, ничего не любил. Мышей от дома не отгонял, спать ходил на сеновал. А пуще всего любил у хозяина рыбу таскать. Наладится было хозяин рыбу удить, пристроится вот здесь, на мостках, с удочкой, а кот сзади тихохонько так сидит. Как только пара рыбешек забьет хвостами в ведерке, Кузя наш одну рыбину – цап. И в кусты. Немного времени пройдет – он опять к ведру, и опять – цап. Оглянется хозяин – что такое? Куда рыба подевалась? И, заметьте, чехвостит при этом не кота своего ворюгу, а меня, честного водяного. Эй, говорит, Тихий Омут, водяная твоя душа, что у тебя за шуточки такие? Я ему – да ты оглянись, дурья башка, посмотри, что сзади тебя деется. Нет, не слышит наш мельник, а только пуще костерит нечисть честнУю. Но вот как-то раз случилась у кота незадача. Съел он не простую рыбу, а рыбу-совесть. А как только протянул лапу к ведру за следующей, так рыба-совесть у него внутри и заныла: «Ты чего ж это, поганец, делаешь? А ну положь рыбину. Ты ее растил, кормил? Ты удочку налаживал? Нет. Вот и положь, где взял!» Остолбенел наш Кузя. Не поймет, откуда голос. И жалобно так мяучит: «Это кто говорит?» А рыба отвечает: «Это я, совесть твоя». Тут на кошачье мяуканье обернулся хозяин: «Так вот, говорит, кто мою рыбу таскает. А ну марш отсюда, ворюга рыжий!» Рыжик, хвост которого почему-то вдруг задергался, перебил водяного: - Не бывает такой рыбы – рыба-совесть. - Как это не бывает? – спросил Омут Илович. – Очень даже бывает. - Дед Тимоня всех рыб в речке знает, плотву там, щуку, а про совесть ничего не говорил. - Это верно, - хитро прищурился водяной, - рыба-совесть недавно появилась. А знаешь, как это было? Один старичок шел по берегу, споткнулся, да обронил свою совесть в воду... - Ага, ага, - пискнул какой-то пузран, - я сам слышал, как бабка Фекла деду Тимоне кричала: совсем, мол, ты совесть потерял, наверное, в речке утопил по пьяни. - В точку, - кивнул Омут Илович. – А потерянную совесть мальки разорвали на много-много мелких кусочков. И каждый из этих мальков вырос в рыбу-совесть. - А можно ее в случае чего... от других отличить? – осторожно спросил кот. - Невозможно, - вздохнул водяной. – Я и сам-то их не отличаю, куда уж вам. Верите, нет – иногда кажется, что и я немного этой совести глотнул. Из-за нее, зануды, так и хочется от чайку вашего отказаться... Пузраны опять нестройно заныли, их нытье снова прервало громкое «цыть» и «не уснуть мне, видно, больше». - Ой, - испугался Рыжик, - скоро дед Тимоня явится. Рассказывайте поскорей, Омут Илович. Чем там дело-то закончилось? - Знамо, чем. Не стало Кузе с той поры покоя. Ни кусочка окорока не дает ему стянуть его совесть проклятущая. Про рыбу вообще молчу - хозяин и близко к мосткам кота не подпускает. Через неделю такой жизни не выдержал кот, взмолился: «Что же делать мне теперь, как дальше жить?» А совесть ему и отвечает... Тут послышались тяжелые шаги, и со стороны мельницы показался дед Тимоня с удочкой в одной руке и с ведерком – в другой. Мышата-лягушата, прихватив кружку и заварку, прыснули в разные стороны, Омут Илович скрылся под мостками. - Эй, - сказал Рыжик, заглядывая под мостки, - а чем сказка-то закончилась? - Завтра доскажу, - булькнул водяной. - А ну, брысь, ворюга рыжая, - сказал дед Тимоня, раскручивая леску. – Ты где, лодырь, пропадал с утра? Я его зову, зову, а он хоть бы мякнул. Рыжик прошмыгнул между ног хозяина и затаился в кустах. Нет, решил он, сегодня я, пожалуй, не буду таскать рыбу. Пусть он сам свою советь есть. Глядишь, и перестанет тогда звать меня рыжей ворюгой и ленивой скотиной. И за уши драть не будет. А вот с мышами придется договариваться, чтоб они мельницу в покое оставили... Рыжик вздохнул и побрел домй. Завтра, думал он, надо обязательно узнать у водяного, можно ли как-то от этой совести избавиться. А если нет, то долго ли придется отвыкать от таскания рыбы. |