Воронин Андрей Алексеевич

Меморандум

Водевиль о конце света

Аннотация

Ничего такого особенного в книге не происходит, да и что может вообще быть особенного? Книга хоть и не скучная, но в сюжетных ходах ограниченная, речь в основном идет о вещах серьезных, а стало быть, туманных.

Рассчитана на узкий круг профессиональных философов, интересующихся социальным конструированием реальности, а также на широкую аудиторию,

интересующуюся как приятно убить время.

• Глава 1, в которой студенты второкурсники утром доедают из рваной газетки головы и хвосты хамсы после вчерашней пьянки. Один вспоминает, что в комнате приемов возле ректорского кабинета (о которой ходят легенды) меняют плинтуса. Идея пошерстить встретила горячий отклик в сердцах молодых.

Завтракать сели часов в 11. Собственно не сели, а приподняли свои – ой, нет, совершенно чужие - головы с колен, со стола, с чужого плеча и поняли, что ни есть, ни пить, ни курить больше до стипендии нечего. Так что и завтраком это тоже не назовешь. На замызганном столе в лужицах прогорклого пива, каких-то красивых, но вонючих жидкостей, среди неаккуратных бычков оставалась, к счастью, завернутая газета с головами и хвостами от вчерашней хамсы. Ни один второкурсник никогда не ткнет бычок в хвосты и головы, поверьте мне. Но понятное дело, на всех все равно мало, как ни дели. Вкуса не чувствовалось, потому что хвосты, воздух в общаге, газетка на столе, вода в кране и вообще все запахи и вкусовые ощущения были абсолютно неразличимы. Полгазеты таки съели вместе с хвостами, но душа! Душа требовала своего, томилась по истине, и в который раз за семестр, лихорадочно, но уже чуть вяловато, выдвигались идеи, как бы похмелиться. Политикой заниматься не моглось – это тащиться на рынок и получить дань с черных, они в последнее время чего-то наглеть стали, не хотят делиться, это надо руками махать, - нет, тут и пошевельнуться больно. Извержений пока нет, но трещит кора основательно.

Занять не у кого, отнять нечего, на халяву ничего не обломится.

Но там, где нет сил, должен работать могучий интеллект. Самый умный студент, Эдуард, сам с Ростова, вспомнил, что в комнате для приемов почетных гостей, прямо рядом с ректоратом и сортиром, где еще есть вода, меняют плинтуса. А там короче и холодильник стоит, и вообще блин полно всего – банки с какой-то жратвой, в шкафу, в баре сигары, коробки с дорогущими коньяками, да вообще… Надеть робу и спокойненько пройти, подать в окошко, благо первый этаж, и – ходу. Да, для виду прихватить с собой пару досок, молоток, сейчас работяги побегут за пивом, все побросают… Там в натуре и картин, и аппаратуры, и какие-то знаки на стенах висят, можно как бы пошерстить.

Конечно, немного не то, чтобы совестно или страшно, нет, но как-то неохота. Но неохота, как известно, быстро тонет в охоте, и самые твердые в движениях, а стало быть, и духом, угрюмо подались на выход, стараясь избегать углов и целясь в дверные проемы. Инерция вчерашнего оживления передалась комнатке, выкидывающей такие антраша, какие и вчера вечером никому были не под силу – то задерет угол вверх, то выроет под ногами яму, то понесет куда-то вниз-в-сторону, то взмоет вверх до тошноты... Есть хотелось невыносимо, а похмелиться надо было просто категорически.

Расчет оказался безошибочным, работяги и впрямь потянулись к палатке, в коридоре лежали новенькие плинтуса, инструмент, спецовки, так что проникновение прошло как по маслу. Но в комнате ни черта не оказалось, кроме старых стульев, портрета прежнего вождя с дырявыми глазами и маленького железного шкафчика, прикрытого ковровой дорожкой – то ли от пыли, то ли от особого почтения. Вытолкнуть его в окошко оказалось даже легче, чем самим форсировать оконную преграду – внутри нашего славного студенчества кипели неведомые современной физике турбулентные и гравитационные процессы.

 

• Глава 2, в которой несгораемый шкаф уступает домогательствам страждущих студентов. Но, увы, чем ценнее вещь, тем меньше она нужна человеку. Документы масонской ложи, секретные списки и доклад Общества по изучению открытого космоса - вместо пива, водки и воблы.

Вчетвером, прикрыв шкапчик той же ковровой дорожкой, но уже на совершенно другом логическом основании, притащили наши герои добычу домой. Поставили. Сели вокруг. Душа у каждого поистине томилась. Помолчали, но подняться и пойти назад за ключами уже ни у кого сил просто не было. Так ковырять бесполезно, тут нужен специалист. Да еще чтобы не продал.

- У нас, на втором курсе, этому пока еще не учили, - флегматично констатировал Эдуард. – Придется тащиться к ларьку, искать маэстро. У кого конкретно часы остались, или чего-нибудь, - вместо гонорара умельцу?

У самого ловкого студента, Христо, сам с Орловщины, оказалась бутылочка со ртутью, 200 мл, спер еще на первом курсе из лабораторной.

- Годится, давай, - Эдик хотел вздохнуть поглубже, но подавился густым кисло-сладким воздухом и осторожно, чуть приседая и растопырив руки, вышел в дверь.

Идти было рядом, но солнце слепило до рези в залитых глазах, почва шевелилась и уходила из-под ног, деревья явно гонялись за прохожими и норовили взять на корпус, так что до палатки Эдуард добрел с трудом и не сразу. После провала памяти, когда опять появился свет и ощущение холода и враждебности мира, Эдик наконец понял, как видит мир камбала – он полулежал в неудобной позе возле клумбы, заваленной мусором, а глаза у него были на одной стороне лица. И плоские силуэты прохожих, машин, и даже голубей – и откуда они берутся, уж вроде всех переловили в округе, - растекались, на беду Евклиду, по непараллельным, но непересекающимся кривым плоскостям.

Блин только бутылочку не разлить.

У палатки к Эдику тут же подвалил маленький, толстенький и жутко пахнущий соседней овощной базой мужичок. Не глядя, без разгона, ни о чем не спросив, громко в голос объявил:

- За литру открою. Я раньше в металлоремонте по замкам работал, слесарем, не хрена делать. Можешь засекать, пять минут с моим инструментом. Десять – с твоим.

Литра будет? Стакан откату.

Ну а публика возле палатки, как известно, вовсе и не публика, а народ. Не то, чтобы богоносец, но… Народ у нас в основе здоровый. Вот вы, читатель, спокойно можете быть патриотом безо всяких укоров и уколов совести. Нормально. Берег турецкий, Африка – не. Малая земля, малая родина, маленький человек, и пьет он по маленькой, и шажком двигается умеренным, да. Но - великий народ – воистину! Наше величие – в ничтожестве претензий. По размаху ничтожества нам равных нет и никогда не будет. Народ искушен. Все закивали и равнодушно подались, и приняли шаг назад, и никогда ни до, ни после не был объектом такого пристального внимания невидимый невооруженным взглядом небесный объект аккурат над крышей ректората. Дай бог каждому таких предупредительных манер, да и вообще, за что мы так любим друг друга, как не за такт, предупредительность и готовность уступить?

И если бы не внезапно нахлынувшее дружеское чувство, идти бы самому Эдику обратно, без дружеской поддержки, отдыхать бы ему опять где-нибудь в клумбе, среди малых городских форм, и метили бы его равнодушные уличные кобели, и подозрительно и опасливо обнюхивали бы его чистенькие домашние собачки. А так добрались нормально, каким-то образом по дороге поменяв ртуть на литру, и хотел было слесарь прихвастнуть скоростью работ, но мерить скорость было нечем, и потому бессмысленно.

Что-то явно болталось внутри, шелестело, заставляло биться юные сердца в непозволительно высоком темпе. Ловко крутанув, подстукнув, поддев и зацепив, маэстро картинным жестом, даже не заглядывая внутрь, распахнул дверцу, отвернувшись выпил первый полстакан, хрюкнул, закусил мануфактуркой и изрек:

- Пустышка. По звуку могу сказать – ноль без булды. Ни денег, ни драгметаллов, ни даже выпить-закусить. Зря старался, хотя ..! – и послал второй полстакан догонять.

Но студенты уже распушили стопочку бумаг, на лицах было написано полное разочарование, дрожащие руки и мутные глаза выдавали крайнюю степень отчуждения и даже готовность порвать и выкинуть распроклятые бумажки сами знаете куда. Потому что в общаге мусорного ведра не было с первой недели семестра, - стипендию-то задерживали тогда. Тоска поистине убивала. Фамилии, списки, какие-то значки строительные, в общем, и впрямь пустышка.

Маэстро нехотя бросил взгляд на бумагу, - тело его замерло, а глаза забегали. Из его хорошо удобренного нутра вылетело залетное «WOW!» и что-то в комнатке изменилось. На последней странице списка стояла невиданно большущая печать с сургучным оттиском, а перед невероятно пижонской подписью стояло «Великий мастер тайной ложи». Что за черт, галиматья какая-то, или нет? А? Не может быть? Господи, это и впрямь масоны, у нас, в университете? Конец света, блин.

Маэстро, совсем еще ни в одном глазу, соображал недолго. Не сделав ни одного движения, он оказался за порогом, и дверь, обычно скрипевшая, как мартовский кот, мягко его выпустила и тихонечко притворилась. Никто никогда больше его не видел, и даже не вспоминал. Он ухитрился забрать с собой даже характерный запах, благородно, или по забывчивости, или из дьявольской предусмотрительности оставив недопитую литру на столе.

Изумленное студенчество забыло о своих невзгодах, имея в виду два обстоятельства. Первое было быстро разлито по стаканам, чашкам и пустым банкам из-под кильки, уже давно без томата. А второе стало предметом оживленной дискуссии – что, мол, за хрень собачья, и куда все это девать. К чести сообщества, довольно быстро утвердилось мнение, что бумагам надо дать правильный ход. Непонятно правда, было, какой именно. Согласитесь, что трудно, рассчитывая на близкое счастье, и кое-что реальное предприняв для его стяжания, резко перестроиться и принять доктрину отложенного вознаграждения.

 

• Глава 3, в которой молодежи становится понятно, что у них на руках настоящая бомба. Тайна Вселенной, разгадка антропогенеза и зловещие планы масонской ложи – все в их руках. Или грудь в крестах, или голова в кустах.

Самый неожиданный сюрприз судьба подкинула, как всегда, самому достойному. Машинально Эдуард хлопнул себя по ляжкам, и одна из них отозвалась как-то странно. Выйдя в туалет, служивший, по странной студенческой традиции, еще и литературной трибуной, где на стенке среди прочего было выведено несмываемым фломастером

 

Темницы рухнули. Свобода

Нас алчно встретила у входа,

И братья жить нам не дают.

 

он плотно привалился к двери (шпингалеты тоже все кончились) и вытащил из джинсов плотную жманьку денег, - боже, да ведь это за пузырек со ртутью! Ай да Эдик, значит продал-таки!

- Хорошо, что никому, им и литры хватит, – справедливо рассудил юный бизнесмен, и потихонечку вернулся в комнатку. Вот так теперь закаляются настоящие характеры, и так же постепенно, исподволь, выращивается в душах понятие справедливости и порядка. И ведь нельзя сказать, что наш подающий надежды герой всю сумму заныкал от своих товарищей. Во-первых, товарищ – слово вчерашнее, немодное, не отражающее реалий дня. Во-вторых, почти вся жманька так и разошлась на похмелку, то есть досталась таки коллективу, хотя коллектив тоже слово полудохлое. Но уже совершенно на другом деловом основании.

А парни как раз сложили списки по страничкам, открыли запечатанный конверт из толстой желтой бумаги и пытались въехать в пространный доклад какого-то Общества по изучению открытого космоса, - ну полный бред, чушь болотная, и вместо адекватного семантического и герменевтического анализа текста стали ерничать по поводу неудачных стилистически мест. Господи, да все мы грешны, разве это основание недооценивать непривычные культурные феномены! Нет, не нравилась Эдуарду реакция его компаньонов на содержимое несгораемого шкафа. Ох, как не нравилась.

Но ведь всем всего не объяснишь.

 

Доклад назывался простенько, но со вкусом:

 

Доклад Международной организации изучения открытого Космоса

«Меморандум»

• Ученые доказали, что межпланетные коммуникации имели место около 15 тысяч веков назад, что высокоразвитая инопланетная цивилизация приобрела – точнее говоря, выбрала - на Земле форму жизни, аналогичную Земной.

• А еще точнее говоря, инопланетная жизнь поселилась прямо в теле гуманоида – поэтому он потом и стал человеком - в виде генов, способствующих развитию интеллекта, чувств и страстей, восприятий и памяти – короче, всего того, чего не было в наших естественных предках, но что было необходимо инопланетной цивилизации для подготовки последующей высадки на Землю и расселению по нашей планете.

• Свои планеты они уже почти все извели.

• Около двух - трех тысяч лет назад произошла мутация, и генная инопланетная цивилизация, мирно развивавшаяся в организмах людей, распалась на враждующие кланы.

• Одни гены стали «специализироваться» на развитии телесных способностей человека, а другие – ментальных, умственных и духовных.

• Из первых организовались силы, которые потом стали называть адскими, дьявольскими, сатанинскими.

• Из вторых – божественные, светлые, райские и идеальные.

• Борьба двух начал в человеке вылилась в религиозные движения, войны, оформилась в церкви, вероисповедания и конфессии. Поскольку материя определяет сознание, в зависимости от географического положения стран, пищи, воды и воздуха религии стали отличаться друг от друга – ислам от иудейства, христианство от индуизма и т.п.

• На самом деле церковь – это силы добра. Христос, Авраам, Будда и Магомет были инспекторами внеземной цивилизации.

• А силы зла – это все, что не есть церковь.

• В средние века это хорошо понимали теологи – Августин, Фома Аквинский и инквизиция. Долгое время они сдерживали натиск генов тела. Но потом их предали римские папы из-за денег. Крестовые походы принесли только временные плоды.

• Сегодня опасность возросла в сто крат.

• Необходимо дать отпор силам ада. Все религии должны сплотиться против сатанинских сил. Ислам, например, оказался в руках дьявола. Протестантизм вообще сбился с пути. Экуменическое движение должно спасти мир, побеждая плотскую жизнь.

• Сегодня в мире уже действуют отряды спасения, но они разобщены. Их нужно объединить. Формируются отряды Воинства Небесного.

• Уже создан Кодекс веры в спасение. Он хранится в надежном месте и открывается только посвященным . Космос дал нам силу, чтобы победить. Мы все должны стать искупительной жертвой перед святым ликом Космоса. Мы должны пожертвовать нашими телами ради наших душ. Это и будет вторым пришествием Мессии.

 

• Глава 4, в которой наши милые шалопаи стали думать и гадать, как выгодно воспользоваться случаем.

Мнения разошлись. Собственно, а как вообще могут сойтись мнения разных людей, ярких и своеобразных индивидуальностей, если речь не идет о похмелении? Людей давно уже не объединяют ни истина, ни добро, ни красота, правда тоже у каждого своя, осталось только одно, незыблемое и неопровержимое – похмелка. Общечеловеческие ценности тоже, знаете ли, подвижны. А в остальном, скорее, консенсус – исключение, non sensus, и нечего критиковать нашу замечательную молодежь за разномыслие, – дитя свободы, смелости мысли и глубины интеллекта (забыл сказать, что у культурных феноменов родительство вовсе не связано с бинарными отношениями). Не чтобы их извинить – ни за что, не дай бог, не думайте даже, а справедливости ради, скажу – общечеловеческие ценности разделяют людей, а вовсе не объединяют. Подумайте над этим потом, так оно и есть. История войн тому порука.

Скорее саркастически, нежели всерьез, было высказано мнение - пойти и заявить куда следует. Ни фига не получим, но исполним моральный долг, спасем человечество. Это должно греть душу сильнее ватных штанов. Кроме того, это проще всего, и к тому же спокойнее.

Такая позиция освободила потенции извечного противостояния корыстных и альтруистических мотивов. Увы, борьба была недолгой.

Вторая идея, признаться, не столь оригинальная, но вполне жизненная – шантаж, продажа бумаг самим масонам. Идея была высказана, и не была опровергнута в течение пятнадцати минут, что говорит о ее сравнительной устойчивости. И только спустя некоторое время в этой идее обнаружилась слабинка: страшно, могут укокошить. Уж во всяком случае, попрут из Университета. Они же тут все заодно?..

Третья идея, как и в гегелевской триаде, была самая синтетическая – продать все американской прессе, заработать, так сказать, демократическим путем. Во-первых, никто не узнает, во-вторых, у них денег куры не клюют, в-третьих – ну, вообще, короче американы конкретные пацаны… Конфликт патриотических, глобалистских, либеральных и евразийских мотивов обещал дать интереснейшие результаты, но почему-то быстро угас. Увы, борьба опять была недолгой. Либерализм (в той версии, которая нам хорошо известна из тюремных записок господина Ходорковского) взял верх. Деньги нам и немедленно. Плевать как, кто и сколько. А как продать? – а как-нибудь, надо к ларьку выйти и там найдем нужного человечка.

Внимательный наблюдатель, коли присутствовал бы на дискуссии, обнаружил бы недвусмысленные следы – в и характере спора, и в типе аргументации, и в самом результате обсуждения – глубинных, корневых, базальных черт отечественной культуры. Была тут и русская загадка, и загадочная душа, и духовная судьба, и судьбоносная воля. Но нас с вами эти анализы увели бы в сторону от повествования. Нам с вами надо просто зафиксировать, что все разговоры об аномии, крахе ценностей и полной бездуховности - просто выдумки досужих беллетристов, и что на заре завтрашнего дня брезжит новый горизонт бурной и цветущей, - ну ладно, пусть пока не цветущей, но уже сильно пахнущей - культуры.

 

• Глава 5. Самый умный студент, Эдик, слямзил ночью бумаги – его извиняет только то, что он сам, на свои, купил ящик «Агдама», так что его соратники в накладе не остались – и подался в свободный поиск покупателя.

 

Пацаны были ребята не хилые. Свалить их оказалось делом кропотливым, и где-то на третьи сутки, не раньше, хотя точно кто скажет, понял Эдик, что пора. Пешком по полу пройти было уже нельзя, по пустым бутылкам можно было только ехать на попе, но не привыкать стать ростовским ребятам перемещаться в московских пространствах. Впереди была ясная даль отчаянных студенческих грез, бродивших в крепкой генетической закваске, и не было таких крепостей, где охрана не брала бы взяток. Документики, списочки и папка с докладом, конверты с печатями и без, даже штампики и штемпельные подушечки, - все пригодится человеку, решившему попытать счастья в беспроигрышной, как нам всем поначалу кажется, лотерее, под названием «жизнь».

• Глава 6 – о приключениях Эдика. Мент, бомж, профессор из их университета, священник из ближнего храма, иностранный журналист. Ото всех ушел, а от лисички – сестрички не ушел.

Никто никогда не знает, что находится под бдительным, заботливым, корыстным или просто служивым присмотром. Никто. То есть чувствуется это всегда, но всегда есть упование, что мол вот сейчас они отвернулись, случайно, или пошли в туалет, или у них обед, или у соседей еще интереснее, и они смотрят туда. Мы-то с вами, уважаемые читатели, знаем, что все и любые упования – чушь собачья, что самое последнее дело – это поверить своему внутреннему голосу, или внешнему, если он твердит, что все, мол , хорошо. Достоверное хорошо будет доложено в свое время и своем месте, уже тогда, когда вы или я, или он, или она, мы, или они, или вся тусовка вместе – станем, станете, станешь, будет - не просто безопасна, а даже совершенно безъинтересна. Вот тогда к вам, нам, им, ей, тебе, мне и всей тусовке откроется вся истина. Вместе с правдой, сущностью, подноготной, - главное, будет уже можно. Разрешат открыться всем мирским тайнам, все всё наконец узнают, и все будет поздно. Кроме одного – принести искреннюю благодарность Им, открывшим, наконец, столь долго нами взыскуемое. Следующую поэму, если научусь писать стихи, обязательно посвящу Им, которые отключают и пускают воду, роют яму на дороге, закрывают колбасно-водочный магазин и открывают взаместо его Салоны красоты, поднимают цены, опускают людей, издеваются над детьми, молодежью, стариками, бюджетниками и домашними животными и которых мы так любим, что без них не можем. К счастью, считается, что сильных, самодостаточных, в расцвете лет мужчин и женщин вообще не заносят в разряд пострадавших, а то бы Они никогда так себя опрометчиво с нами себя бы не повели. Если что вдруг рванет, жахнет, обвалится или пропадет, то считают обычно женщин, детей и убогих, остальные – не в счет. Это же ужас себе представить, что бы было, если бы сильных, свободных, самодостаточных и в расцвете лет мужчин и особенно женщин кто-нибудь из реформаторов случайно коснулся своей концептуальной дланью. Нет такого литературного жанра, который вместил бы в себя все последствия такой социальной неловкости. Вы меня, надеюсь, правильно понимаете, милые читатели, я вовсе ничего плохого не хочу сказать о методологии проектирования всего на свете как о пределе мечтаний технократической идеологии. Упокой, господи, наши тревоги.

 

И вот конечно первый, кого встретил Эдуард, был один из Них.

Давненько он присматривался к сладкому очагу нормонарушений, - о праве мы говорить пока помолчим, а вот о нормах студенческого общежития кое-кто явно забыл. И нуждался в напоминаниях. Выплыл из полутьмы местный участковый, Александр Сергеевич, сам с под Пскова, молодой и принципиальный страж, и стражем он был всему, что ему казалось надо сторожить. Устои общества. Стоянку автомобилей. Кодексы: УК, Семейный, профессиональный, и как ни странно, православный. Не благоволил тезка великого поэта к кодексу процессуальному, моральному и чести (в его вульгарной трактовке, разумеется). Свобода есть также свобода интерпретаций свободы. Выплыл и говорит:

- Всегда рад встрече с молодежью. Интервью дадите, господин студентик? А уж из этого окошка – так вообще, столько имел сюрпризов, что милый мой. Какие планы на вечер, чмо? Хочешь оторваться по полной, помогу. Не дергайся, наши сегодня вставили Торпеде, я мирный. Дай гляну, что несешь, а пока рассказывай, кому несешь? Это что за фуфло, ты мне стольник суешь? А за взятку не хочешь поиметь, говнюк, - офицеру стольник сует, господи, и это наша смена и надежда! Давай, милок, мы тебя на поруки возьмем, прибавим тебе столичных манер, блин, деньги небольшие, а эффекту на лице не будет, обещаю. Ночку отсидишь, тебе урок, а людям удовольствие и польза, а? Тихо, сказал. Вот это видел? – Увы, видел, видел Эдуард, и не только видел, но и категорически отвергал будущий политолог и дубинку, и ее убедительные движения, и препротивные последствия соприкосновения с правоохранительными мероприятиями, избегать которых их так и не научили ко второму курсу. Вот вам и «Мои университеты», еще деньги им плати, шакалы голодные. Стоп, нет! Сытые шакалы – вот они кто, уже жрать не могут, только порежут стадо, надкусят, и нагадят, и не уйдут даже, а так, отойдут с полверсты и сядут выть и дразнить пастухов – вот вам, ребята, возьмите, если можете, а те, как только подадутся в погоню, спасибо, - так сразу остатки дорежут, и опять нагадят – вон из-за того бугорка. И ходу.

И понял Эдуард, что кроме карты некрапленой ничего у него за душой нет. И не будет пока, и надо блефовать.

- А ты крещен, или нехристем ходишь, человече? – медовым голосом пропел студент, стараясь дышать в сторонку.

- А что такое, тебе зачем? – оторопел участковый. – Конечно крещеный.

- А ты глянь, глянь в бумаги-то, вот третья фамилия сверху, это я. А что крещеный, это хорошо, укрепи господь твои помыслы. Иди с миром, не задевай божьего человека. Не то нашлю на тебя многие печали и скорби.

Участковый быстренько, почти без запинок, пробежал глазами список, оценил атрибуцию, понюхал «Меморандум» и сделал вывод, который обнародовать не стал, и опять правильно сделал, но можно было догадаться, что оценил он обстановочку может и не совсем верно, но зато довольно аккуратно.

- Ладно, ладно, иди, я просто так, - надо же проверить, все ли в порядке, у меня участок пятьсот домов, пашешь с утра и до ночи, иди, - и сам взял, повернулся, да и ушел. Бумаги вернул. Шел не оглядываясь, в некоторой задумчивости, но не без эдакой молодцеватости, мол, хоть и ухожу, но ведь запросто могу и вернуться.

А ночные фонарики качались довольно неприветливо, свежий ночной ветерок норовил согнать с улиц всё дневное, и прохожих в особенности. Где-то надо ночевать, но домой почему-то не тянуло.

Самое простое – в троллейбусе на ночном отстойнике. Но, увы, велик риск попасть под обход – парни из соседнего общежития кормились ночными обходами троллейбусов, и говорят неплохо кормились, - обчистят до нитки, буквально голыми частенько являлись беспечные студенты политологи поутру под стены родной альма матер, и хорошо знакомое Александру Сергеевичу окошко принимало неприкрытую телесность - без вопросов о духовности - в свое гнилое нутро. Бывало, что и девушки грешным делом светили своими жемчужными попками, забираясь в окошко, цепляясь за бескорыстные крепкие мужские руки однокашников. Но сегодня риск никак нельзя считать оправданным, и притулился наш герой спиной к ларьку, а под задницу устроил себе рваные картонные ящики из-под каких-то пикантных рыночных деликатесов. Но не судьба, видимо, остаться в одиночестве человеку, этого самого одиночества, и притом спокойного, взыскующего, в нашем коммунальном социокультурном пространстве.

 

Бомж. Подвалил незаметно, вслед за своим тяжелым запахом, глядя куда-то вдаль-в-всебя, подсел, вздохнул негромко и завел ночную беседу – неторопливую, бессмысленную, исповедальную и скучную. Звать Юрой. Коренной москвич, кровельщик. Мягкий, ласковый, битый-перебитый, уставший и покорный своей судьбе.

- Я, милок, жертва долгостроя. Ты ни хрена в жизни не видал, учись, пока я жив. Долгострой – это мы так в России живем. Коммунизм строили – не достроили, перестройку строили – не достроили, капитализм строим - не достроим. А на самом деле в долгострое есть мы с тобой, а есть Они. Вот им-то все это и надо, у них всегда хлеб с маслом и с икрой. И всегда так и будет, они там жрут нас и друг друга, а мы никого не жрем. Так, закусываем. Пикник на обочине. Нам и этого хватает. Выпить хочешь?

Дал выпить, предлагал и покурить аккуратно просушенные бычки, и пригласил переночевать на свое лежбище – на решетку воздухозабора метро. Там сегодня пусто, старожилы перебрались на помойку под Голицыным.

- Вот где курорт! - Мечтательно бросил бомж. – Туда еще доехать… Ну ничего, нам и тут тепло.. Где хлеб и каша, там и место наше, сынок, вот так-то. Вот ты думаешь, раз бомжи, так значит свиньи, живут как овощи? А мне вот тут, да-да, тут, смысл жизни открылся, никто не знает, только я один. Могу рассказать, отнять у меня его нельзя. Вот гляди, для чего все куда-то стремятся, бегут, вкалывают, копят денежки, наживают барахлишко? Чтобы было хорошо! А мне и так хорошо, я тридцать лет кажный божий день пьян, и мне теперь одно важно – чтобы вся жизнь насмарку не полетела, не пропустить ни одного дня. Чтобы всегда у меня было, вот в чем мой кайф от жизни. Но всем так, конечно, нельзя, кто-то должен водяру по бутылкам разливать, я понимаю. Вот и не лезу в проповедники, живу себе со своей правдой, и никому ее не навязываю. И меня тоже не трогайте, люди добрые и злые, дайте под кайфом пожить и помереть…

Выпили. За разговором решили отправиться на ночлег. Пока шли до решетки, сморило студента, и одолел его здоровый молодой сон, едва преклонив чело, он уже сопел и бог знает, что ему виделось, как вдруг он почувствовал, как ласковые руки нового товарища нежно ощупывают его карманы, а заодно и некоторые части тела, которых обычно принято и стыдиться, и гордиться. Спросонья дал в ухо – не промахнулся - и убежал.

 

Долго ли коротко ли, видит Эдуард странное существо – не собака, не человек, ползет по темной стороне улицы на четвереньках и вроде как разучивает то галоп, то тропоту. Что за черт, откуда такое чмо? Подошел поближе, из темноты вгляделся – ба, какие люди, наш, свойский. Профессор с кафедры антропологии. Клевый мужик, родом с Архангельска, как и Ломоносов. Рыхлый, мятущийся, с косичкой ниже лысины, очень обаятельный. Чист как ангел, пухленькие ручки, сладкие пунцовые губки и неистребимая алчность. Любитель жизни во всех ее шоколадных проявлениях. Разумеется, могучий интеллект и свои пути в жизни. Слегка смущаясь, коротко объяснил свою акробатику. Главное теперь в его жизни, а ученому слава отрада – научная одержимость идеей спасения мира: вся порча рода человеческого идет - откуда бы вы думали? Нет, не от большевиков, и не от Просвещения, и даже не от Антички. Это все ерунда. Истину нечего искать в других истинах, она глубже. Грех человека – в прямохождении. Слишком высоко поднял нос от Земли, посконной матушки и кормилицы. А душа – сестра Земли. Вот в чем и русская идея, и постмодернистский прорыв, и перспективы новой эры – назад, к четверорукости! Тут такая прорва проблематики, молодой человек, такие дали, такие виды… И эту идею уже активно поддержали лидеры общественного мнения. Ну, прежде всего почему-то эротические издания, но не только, есть и самые продвинутые интеллектуалы, художники, поэты, можно назвать фамилии… Иностранцы заинтересовались, особенно акциями на Старом Арбате – нагие адепты идеи на четвереньках прошли праздничным парадом от Смоленки по Праги. Общество охраны и защиты диких животных получило приличный грант иностранного благотворительного фонда на уничтожение верхней одежды в России и на стирание граней между рукой и ногой. Ну вот, на выпивку осталось.

Выпили. Дипломатично, но без кривляния, поведал наш Эдик свои затруднения профессору, боясь что попадет как кур в ощип, если профессоре сам из этих списков. Но нет, все пучком, no problem, консультации, тем более своим студентам – даром, круглосуточно и в любом объеме. Но, конечно, приватные консультации, во внерабочее время, такие деликатные материи – это совсем другое дело. Оставьте, молодой человек, документы, профессор их проконсультирует где надо, и сам назовет цену консультации – в зависимости от … Кстати, есть ли его фамилия в списке – просто интересно посмотреть, он сам не помнит, куда-то записывался, вроде бы на поездку в Афины на олимпийские игры, ну может быть в партию Справедливости и морали, ходили какие-то в том семестре… А сам потихоньку ручонки шаловливые тянет, а одну-то к папке, а другую-то – срам сказать, куда… Дал и ему Эдуард в ухо и убежал.

 

Господи, куда же скрыться от этих шалунов, хоть до рассвета перекантоваться? И вспомнил наш борец за либеральную идею про церковь, что за поворотом, там по ночам иногда службы идут. Не выгонят же они человека, если креститься там, и кланяться, и свечку купить… Сказано – сделано. Но служба как раз кончилась, и дверь запирала исполинская фигура с бородой, но в юбке. Оказалось - поп. Беженец с Акмолы. Красавец, бас, волосат, высок и худ. Выслушал мольбу студента и повел на задний двор, в теплый флигель, вечерять.

И потекли у них за чашкой чая задушевные беседы о судьбе и будущем – доброжелательные, но в высшей степени патриархатные.

- Как устроить жизнь? Вот ты, студент, задумывался?

- Да как, как у всех, чтобы, так и у меня, но только нечего лечить других, ближних своих, своими рецептами. Вот мы проходили, социалисты утописты, марксисты… А по мне самый умный – русский помещик Манилов, хватало ума фантазировать, но ничего не делать. Потом, пардон, я ставлю социалистов – утопистов, это которые, видите ли, не поняли общего хода истории и свои интеллигентские затеи осуществляли в ограниченном масштабе. Спасибо им огромное, что не были так наделены воображением, как наши революционеры, им ради спасения пролетариата весь свет перевернуть, а там трава не расти, - это последнее, нет, предпоследнее дело. Тоже мне, наука, блин. А последнее – по инерции народ губить, делать вид, что веришь, а сам - уже давно только бы наплаву остаться…

- Какие революции, милый! Каждый человек должен открыть себе общую правду, и в нее внести свою лепту, свою маленькую личную правдочку. Но только откроется общая правда не всем, и не в науках тут дело, а в Пути. Кто праведным путем идет, тот и придет к правде. И нечего гоняться за миражами, карьерами, деньгами, элитными престижами – суета все это! Вот вы студенты, зачем учитесь? Сами-то знаете? Карьеру делать? Карьера – это для людей, для посторонних, ты из себя что-то делаешь другим, сам не знаешь, кому. А для себя что сделал? Для души, для сути своей? А? То-то. Ну чего вы сюда все прете, у себя скорее людьми станете, и главное поднимите свои регионы, ведь здесь вам ходу все равно нет, от своего дома родного отнимаете, и здесь ничего не даете, сплошная убыль от вас, потому у вас в Ростове и ВУЗов нормальных нет, что все хотите дать деру из родных-то краев. А ведь вот пример - святые люди – это просто подвижники, сказано – сделано, идут в глушь, в пустынь, и там возникает благодать – вот в чем подвиг, другого ничего и не надо…

А как рассказал студент батюшке про меморандум и списки, вытянул тот бутылек из-под стола. Выпили. Помолчали.

- От лукавого все эти науки, космосы, гены, вот что. Не верю я этим масонам, все они жиды и педики. А списки эти – греховные - отдай мне, я своему учителю, игумену Юрию передам, он решит, как правильно их пустить, и главное – кому.

Вот ты думаешь – иерархия, значит несвобода? Это у меня-то несвобода? Ха! Свобода – это вообще чушь, кому она нужна? Войди в храм, сам глянь, что и как. Благость разлита выше крыши, все ну прям божественно, а поди ступи не так, бабе с непокрытой головой, или мужику в кепке, или еще шаг влево, шаг право – ну, конечно не расстрел, но схлопочешь, и очень скоро. Уж свободнее меня вообще никого нет, и все потому, что я догматик. Догма и есть моя свобода, и все должны жить в догме, в моей догме, и меня спросить, как жить и что делать. А я приду и объясню, сначала по-хорошему. Потом как бог на душу положит – мне! Он прямо мне на душу и ложит. А я вам всем. Не вам, сирым сим, самим жизнь направлять, на то сила нужна, и сила не ваша. Подчинись, не то нашлю на тебя скорби и печали!

И крепко так взял за руку, силища просто чертова, и тянет папку, и глазами горит, как зверь, и к горлу тянется… Дал ему Эдуард в ухо кулаком и посильнее, и убежал.

 

Чертовщина, как сразу не допер – в бар надо идти, вот уж точно всю ночь работают, и можно за пивом посидеть до метро. И тут ему крупно повезло, на ловца и зверь бежит. Сидит в баре грузный мужик, уже тяжелый, но бухает конкретно. Оказалось - иностранный журналист - сам с Одессы.

- Эх, милый, только и жив, когда пьян, остальное – все вам, толпе и массе, начальству и за бабки. О себе только пьяными ночами и – думаешь? Да нет, забываешь! Вот в чем дело, блин, а ты кто такой? Хочешь понять устройство и прелести жизни?

Вот он-то и открыл глаза любознательному студиозу… Всем известно, что религиозному фундаментализму сейчас реально противостоит масонское движение – это самое сильное, хотя и рыхловатое организационно, сообщество, которое может на волне борьбы с фундаментализмом стать центром мировой деспотии. Еще неизвестно, кто подогревает фундаментализм в разных регионах и странах, в разных конфессиях – подозрительно то, что всплески фундаментализма так совпадают по времени и направленности,… Скорее всего, сами масоны все и заварили, обществу нужен видимый и ясный враг, и вот… Выпили. Он не советует вообще никому показывать списки и меморандум, а попридержать и спрятать в надежном месте – вплоть до прояснения, когда и кому нужно будет раскрыться. Скорее всего – в прессу, берется помочь. Но странное дело, уже изрядно выпив, плохо контролируя слова и движения, он, как и все предыдущие собеседники, тянет одну ручонку к папке, а другую – сами знаете куда, так что исход ситуации повторился уже в четвертый раз.

И наконец, выплывает Девушка.

• Глава 7, в которой мы прощаемся с Эдиком и следуем дальше за бумагами, а путь их извилист.

Не может девушка быть в одной главе с остальными персонажами, на то она и девушка. Понятно и то, что с ее появлением плавная линия нашего сюжета должна измениться. Как именно она возникла на пути Эдика, а тем самым и в нашей истории, не очень понятно. Дело в том, что после всего выпитого с бомжем, профессором, журналистом и уже потом просто с самими собою, управлять ходом событий и навязывать им свободу своей воли у Эдика не получалось. И первый же самостоятельный поступок, удавшийся вполне – раскрытие глаз поутру – принес немалые сюрпризы.

Женская – явно, и к бабке не ходи, - общага, он в кровати в четырехкоечном нумере, никого нет, солнце в зените, разгром просто чудовищный, он гол, никаких бумаг, голоден, и с тяжелого бодуна пытается восстановить ход событий, но ему очень мешает ремень, которым он пристегнут за панцирный матрац, и пряжка предусмотрительно оставлена под низом. Да, за талию и прямо под панцирную сетку и еще так туго, как ни вертись, хрен достанешь. И пусть себе пытается, он свое дело в нашем повествовании уже сделал, теперь он нам совершенно неинтересен, и признаюсь, с самого начала он мне был не слишком симпатичен. Так что пусть гадает, что вчера было и с кем, и куда подевались бумаги, его почти новые джинсы, и вообще куда все подевалось, и что именно – не пропали ли его самомнение, стыд и совесть, уважение окружающих и прочие важные и неважные вещи. Пошел вон из литературного произведения.

У нас на очереди куда более возвышенные материи.

 

На кафедре истории и теории феминологии нашего любимого Университета как раз к этому времени образовалось вакантное местечко секретарши, и за него шла довольно оживленная потасовка. При мизерной оплате труда местечко было очень лакомым ввиду быстрого роста популярности молодой науки и любопытных перспектив, которые уже приоткрывались любознательным студенческим глазкам. Дело в том, что кафедре было поручено проведение специальных феминологических экспертиз – и конечно, принятие соответствующих решений – соответствует или нет то или иное явление общественной жизни своей природной предопределенности. И не следует ли его А) упразднить, Б) скорректировать или В) поощрить. Понятно, что все, что соответствует природе женщины, будет одобряться, а все, что ей противоречит, будет осуждаться. Ну, а вы сами понимаете, что осуждение и одобрение в равной степени интересные процедуры, с точки зрения - как бы это поделикатнее выразиться, - дельты, маржи, профита, процента, - в общем, много тактичных и хороших слов привнесли в наш язык свобода, рынок и мировое сообщество.

Одна юная особа, не будем уточнять, каким именно образом, раздобыла уже знакомые нам бумаги для повышения своих шансов. Поступок ее, может быть, и не прошел бы формальной и строгой феминологической экспертизы, не знаю, но встретил горячее одобрение руководства кафедры, и скорее всего, ее и приняли впоследствии секретаршей. Но мне лично ее поступок не нравится, и я даже не стану обнародовать ее имя. Скажу только, что сама она с Краснодарского края, девка уже давно спелая, на выданье, ей пора уже прислонить оба места к чему-нибудь стабильному, и… - забудем о ней, едва возникнув, она тут же испарилась из текста, она тоже всего-навсего проходная фигура в нашей летописи. (А для лихорадочных эротоманов скажу по секрету, что звать ее Карина.)

Так вот у руководства кафедры были свои резоны радоваться.

 

• Глава 8. Бумаги в руках тайного феминистического общества. Сестры решают вступить в игру – но наполовину, они согласны с греховностью только мужского тела, с грехом фаллоцентрической культуры. Воинство небесное составят только амазонки. У них есть свои надежные выходы на Вселенские силы, на Космос, на Хаос и на Ананке. Второе пришествие и спасение коснется только праведниц-богоносиц.

 

Заведовала кафедрой феминологии женщина замечательная в двух отношениях. Во-первых, она обладала колоссальным опытом работы в системе образования, и во-вторых не чуралась нововведений, диктуемых самой жизнью. А говоря точнее, диктовались принимаемые ею нововведения приказами и распоряжениями вышестоящих органов, которых было так много, и которые были настолько авторитетными и серьезными, что разбираться, какое нововведение лучше, а какое хуже просто не было времени. Колоссальный опыт копился крупиночка к крупиночке то в сфере ранней профориентации, то в развивающей педагогике, то в половом воспитании и ОБЖ, то гуманитаризации, то еще в чем-нибудь прогрессивном, и вот недавно было дано задание развить новую учебно-практическую дисциплину - феминологию. И все бы ничего, но была в этом деле одна пикантная загвоздка. Одним из важнейших теоретических выводов новой науки было учение о дискриминационном характере мужской, или как ее не стеснялись именовать отчаянные западные исследователи, фаллоцентрической, культуры. Выходило так. Мужчины создали весь мир для себя. Заняли все самые лучшие места. Везде практически, в культуре, в политике, среди начальства и т.д. А женщину поставили в угнетенное положение, и так и держат. С этим надо бороться, чтобы все были равноправны, и женщины тоже. Тут все вроде правильно. Учебные курсы были подготовлены, учебники написаны, занятия начались, все как положено. Но! Как прикажете бороться с фаллоцентрической культурой, если начальство само приказывает с собой бороться, ведь начальники-то одни мужики! В чем у уважаемой заведующей были возможности удостовериться. Знаем мы такие приказы! Только пикни всерьез, забудешь, как маму звали, езжай в свою родную Оренбургию поднимать народное просвещение!

Стало быть, надо бороться, но аккуратненько, так, чтобы не сильно, не победить, не дай бог, но и не сдаваться. Пока.

Так что документики оказались очень кстати. Выходило так, что может еще неизвестно, как оно повернется с самим начальством-то. А кому показать документики, она знала.

И показала таки.

 

Ее бывшая аспирантка, так и не защитив свою диссертацию о социалистическом образе жизни как главном преимуществе социалистической системы над капиталистической, давно вышла замуж за крупного воротилу частного бизнеса. Он разбогател на производстве оболочек для сосисок и сарделек, потом открыл кучу салонов красоты по всей матушке России и говорят успешно применял новейшие военные разработки в косметических целях – помещал мази и притирки в торсионные поля, от которых все снадобья становились бешено полезными, хотя и жутко дорогими. Сам не знаю, но говорили, что торсионные поля были чуть ли не сильнее Алана Чумака и Кашпировского, так что денег у него хватало и на инновационные проекты, и на капризы молодой и образованной жены. Поначалу, сразу после отмены социализма, она стала сильно верующей, и даже выудила у супруга пару зеленых лимонов на ремонт женского монастыря у себя на родине в Херсонщине. Потом увлеклась чистой наукой, долго ходила специальной академической походкой – широченными шагами с многозначительным полуприседом на каждом шагу, разработала специальное выражение глаз – устремляла на прохожего или собеседника долгий взгляд - томный, усталый, чуть близорукий, чуть наивный, но в своей наивности безумно проницательный. Потом ей пришлось спасать свое супружеское счастье, преследуя беглого мужа по всем существующим странам, а также по мечтающим о независимости провинциям. И, наконец, поняв, как одинок на свете человек, она решила строить свою жизнь собственными руками, и учредила женский клуб, плавно переросший в тайное общество. И тут надо пояснить, почему же все-таки тайное, а не просто обычное общество, чтобы можно было и посудачить, и демократически побазарить, и вообще быть как все, - дни рождения и апостольские праздники со своими салатами и рецептами похудеть.

Матушка в своей прошлой жизни набрала столько степеней свободы, сколько у нас с вами, милые читатели, никогда в жизни не будет. Не открою секрета, это общее место в нашей жизни, что свобода у нас есть просто необязательность запретов. Всем нельзя, а тебе можно, но не все, а только завоеванное, ну, например, хреначить по встречке на переезде, или материться в Думе, или изумрудного Будду поставить на даче в нужнике. Ну много чего. Но вот чего-то все же нельзя, ну, например, послать начальство, или там придти без бриликов на корт. Да мало ли что еще, у человека всегда должна быть переспектива. Так вот у матушки прежде была степень о-го-го, близкая к пределу, и потом все куда-то гавкнулось. Так куда девать, спрашиваю я вас, естественные и благоприобретенные привычки и амбиции? Отвечаю – в тайное, контркультурное и идеологически безупречное сообщество. Это было общество нового типа, исключительно единомышленниц, естественно, никаких мужиков, и на гербе, который, на мой взгляд, мог бы выглядеть и поприличнее, но воспроизводить который строго запрещается без специального разрешения Матери Хранительницы Святой Плевы, у них было начертано «Святость, невинность, милосердие». Общество поклонялось старымновым ценностям – непорочности, воздержанию, нестяжательству, ненасилию, немакияжности и разрабатывало доктрину новой вагиноцентрической культуры.

Вот на какую почву, богато унавоженную перлами постмодернистского красноречия, и упали зерна будущей интриги.

Мать Хранительница собрала Тайный Совет и держала на нем речь, исполненную простотой, глубиной и силой (причем и то, и другое и третье никакого отношения к маскулинным властным концептам, как вы понимаете, не имело).

- сестры, Я собрала вас по чрезвычайному делу. почитайте этот документ, и вы поймете Меня в Моей тревоге. Я подожду, не торопитесь, даю вам пять минут на дискурсирование. (А пока сестры читают и дискурсируют, сообщу, что все слова в тайном обществе, кроме именующих Мать, употреблялись со строчных букв. Это у них принципиально.)

ученые кое-что наконец поняли, хотя и в парадигме маскулинизма. послушайте и запомните - грех культуры и социума не в телесности как таковой, а в ее фаллоцентризме. женское тело нельзя понимать как греховное, - это Мой вывод, который Я сделала благодаря деконструкции современной культуры и науки. мы должны принять бремя ответственности за судьбы культуры, освободить мир от пресса да что там, от последнего атома фаллоцентрического насилия. бог создал женщину свободной, но мужчины бросили вызов божественному промыслу и поработили женщину, став при этом вне божественного закона, вне гармонии и нет им оправдания. мы должны превратить генетическую революцию в гинетическую, и мы должны победить во всемирном масштабе! воинство, которое соберется под святыми хоругвями Вагиноцентризма, поведем мы, женщины. готовьтесь занять свое новое положение во вселенной, и да поможет нам святая Плева!

нам предстоит продумать, как пустить в ход все наши связи и знакомства, чтобы перехватить у мужчин масонов инициативу генетической революции и опираясь на опыт перманентной революции привести женщину к победе. нам надо перессорить их и мягко принять из их дрожащих рук эстафету космической эволюции

И сестры рассудили здраво – Матушка зря слова не молвит, знает, что, куда и зачем, еще ни разу не ошиблась, так тому и быть. За ней – хоть в огонь, хоть в воду, хоть в медную трубу. Вот только хватит ли у них благости, силы и хитрости – встать впереди всех, обойти хитрых и сильных, владеющих многими силами – вот тут они сомневались. Но Матушка намекнула, что у нее, еще когда она работала аспиранткой в академии наук, там остались, слава создательнице, старые связи в лабораториях астральных процессов и парапатологии.

 

• Глава 9. Интриги и склоки – кто будет возглавлять движение праведниц. Скандал. Конфликт. Разрыв. Мать – хранительница Святой Плевы (к ней в возрасте 14 лет сошел дух и зачал святую душу, и вот уже лет эдак несколько она носит в себе дух святой) заказывает своему тайному любовнику убийство Старшей Сестры - главы ордена Магдалины.

Как ни крепка была сознательная дисциплина ордена Святой плевы, как ни проверены были сестры в дискурсах и практиках, но кто-то, по-видимому из них, быстренько хоть и совершенно нечаянно, проболтался обо всем своим закадычным подругам, сестрам конкурирующего за лидерство в женских движениях ордена Несвятой Магдалины. У них, кстати, никаких грамматических инноваций не вводилось, они как-то легче сносили гнет фаллоцентризма, да и вообще никакой четкой программы они не выдвигали. Так, беспринципно интриговали из вредности и из зависти с ОСП, и пытались им насолить развратным поведением и несоблюдением иерархических порядков. У них был лозунг, конечно внешне броский, но совершенно неприемлемый – «запрет на все запреты!» Разве это серьезно? Это ж частный случай парадокса Рассела! Но самым несносным было то, что возглавляла орден Несвятой Магдалины однокашница Матери хранительницы, защитившая-таки диссертацию, сохранившая студенческую фигурку, и довольно часто мелькающая на экранах телевизоров в ток-шоу, в качестве случайных прохожих на улице, среди публики на высоколобых передачах о политике, культуре и науке. И вообще была пустышка, свиристелка, трясогузка, откуда-то из Мухосранска родом и кое-что еще, что мы с вами опустим из соображений самоцензуры. В общем, типичная и недалекая феминистка.

Естественно, скоро все стало известно – строго по секрету, и этой негодяйке.

И представьте только себе, дорогие читатели, в один прекрасный день приходит Матери Хранительнице письмо по E-mail. От этой финтифлюшки, Магды, где черным по белому было написано, что Орден Плевы никак не сможет прожевать кусок, который затолкал себе в рот, и что надо объединяться, и что Орден Магдалины – массовая организация, у них тысячи негласных отделений по всему миру. (Ха-ха, как же, бедные бабы сами не знают, что состоят в Ордене этой цацы! Тоже мне, организационные принципы – прошу считать всех баб членками моего Ордена! – негодовали особы, приближенные к Матери.) И магдаленки должны занять подобающее место в Воинстве и в его руководящих органах. В общем, оскорбительная и непозволительная чушь кошачья (а надобно сказать, что в Ордене Плевы шла титаническая филологическая работа по деконструкции всех традиционалистских ругательных слов и заменой их на постмодернистские. В целом очень обнадеживающие результаты были опубликованы в тайном органе Ордена «Филогиния».).

Матушка Хранительница спокойно, тактично и с достоинством истинной вождицы объяснила зарвавшейся вертихвостке, что право возглавить воинство должно принадлежать истинной богоносице, а всем известно, что приключилось с Матерью Хранительницей в возрасте 14 лет. Когда она была в турпоходе, все ее спутники были свидетелями настоящего чуда – в нее вошел святой дух, и она и вправду понесла особую духовную субстанцию, которая из нее не родилась, а пребывала в ее теле. Поэтому, конечно, она и отличалась от всех остальных, и поэтому к ней так тянулись люди. Объединяться с беспринципными конформистками вообще контрпродуктивно. Шансы на эмансипацию всего человечества есть только у Ордена нового типа, но уж никак не у мелкотравчатых индивидок, погрязших в фаллоцентризме.

Но недалекая и эгоцентрическая Магда не вняла голосу Разума Матери и продолжала плести интриги против самой судьбы. Неразумная! Как она не понимала, что нельзя допустить, чтобы развратная интриганка, провинциальная выскочка вырвалась вперед, обнародовала все тайные тайны, подорвала саму возможность торжества новой культуры… тут любые шаги хороши, это вам уже не ширли-мырли, не просто симулякр, это, сестры вы мои, дискурс борьбы и деконструкции.

И уж на что Мать была миролюбива, на что добродетельна, но вы сами знаете, что зло должно быть искоренено любой ценой, всеми средствами, в том числе и насилием! Это же просто невыносимо! На карту поставлены не отдельные – да при том еще и такие незначительные людишки, - речь идет о Судьбах культуры и общества - приходится иногда… Хотя в принципе Орден, тут надо честно признаться, провозглашал ненасилие краеугольным камнем новой вагиноцентрической культуры.

И призвала Матушка своего верного друга, бывшего охранника ее беглого мужа, с которым их связывала нежная дружба еще с той поры, и молвила ему словечко, и помрачнел дружок, и отнекивался поначалу, но как все понял, сник и согласился. Ну и деньги взял немалые, само собой. Нет, увы, в мире крепостей, где вассалы были бы не корыстны и не похотливы! Тут хочу сделать пояснение – матушка в частной, личной жизни была живой человек, имела право и на маленькие слабости, и на любовные шалости, и вообще могла поэкспериментировать с запретными для остального Ордена плодами – чтобы познать жизнь во всей ее мерзости и принести себя в жертву младшим сестрам. Не пускаться же им во все тяжкие ради тривиального вывода о порче мира и благости изгнания! Конечно, не просто все это давалось Матушке, но не тот она была человек, чтобы пасовать перед трудностями. Уж кто-кто, а она знала жизнь, и не по книгам. Конечно, связь с милым дружком, да и некоторые другие шалости, о которых мы с вами так никогда ничего и не узнаем, Матушка не афишировала, да оно и лучше – приватное есть приватное.

И задумали они с любовником хитроумный план.

 

• Глава 10. Он убивает обеих. Он, оказывается, агент секты волхвов-ведунов, давно сотрудничавших с масонами. Документы попадают к Отцу хранителю Ключей.

В один еще более прекрасный день Магде пришло очередное приглашение на телевидение, там нужны колоритные персонажи для массовки в детективном телесериале. Она была должна по сценарию быть в толпе свидетелей покушения на главную героиню фильма, не то бандитку, не то бандитскую жену, не поймешь. Шикарная такая дамочка, на «Ягуаре», вся в бриликах как елка в гирляндах. Конечно, эта дуреха, ни о чем не подозревая, приперлась на съемки, расфуфырилась, просто противно смотреть, и стала изображать народ, самозабвенно прогуливающийся по Чистопрудному бульвару. Погодка стояла просто импортная, прохожие глазели на кино с нескрываемой завистью, артисты просто парили по воздуху, предвкушая Оскары, Золотые маски и прочие награды за их нелегкий, но такой нужный людям труд. Через пару дублей помреж подозвал ее к режиссеру, они пошептались, осмотрели ее как куклу, покрутили, повертели и намекнули, что уж очень она хороша, куда лучше актера, который должен стрелять в дамочку с каменьями. И что готовы дать ей шанс отсняться в эпизоде, и что вечерком они ее вдвоем приглашают поужинать. При свечах. Ну, и она, конечно, клюнула, ей дали переодеться, сказали, откуда идти, куда смотреть, как стрелять из муляжа пистолета и все такое прочее. Репетировали без героини, эта фря опаздывала, как всегда, на съемки, в общем, около часа ушло на тренинг и перевоплощение. И тут нате вам, вон она, уже в гриме, во всех делах, выпархивает из «Белого лебедя» и чешет к машине. Режиссер заорал «камера, пошла массовка!», кто-то сунул Магде пистоль, она неторопливо так подтянулась к фифочке и пальнула ей прямо в лоб. Ее тряхнуло, отбросило пистолет вверх, а дамочка как шла, так по инерции и упала прямо под ноги Магде – с дыркой в голове и мозгами на асфальте. Охранники, которые вроде как тоже должны были бы быть артисты, вытащили какие-то длиннющие палки и почти неслышно захлопали выстрелы, и бедолага Магда рухнула прямехонько на мадам. Надо ли говорить, что массовка к этому времени сама собой растворилась, и на месте происшествий остались только обалдевшие охранники и два бездыханных женских трупа. Пока они приходили в себя, пока кинулись искать свидетелей и очевидцев, пока нашли в стареньком ПАЗике одежду и сумочку киллерши, пока подоспела патрульная машина, - всех уже и след простыл. Но что интересно, в сумочке они нашли любопытные вещицы – фотографию дамочки с камнями, еще без дырки в голове, чек на десять тысяч баксов, подписанный – господи, не может быть, ни за что не поверю - нашей матушкой Хранительницей, и мобильник с определенным последним номером – чьим бы вы думали? – тоже матушкин! Картина полностью прояснилась, и охране стало ясно, чем они могут хоть как-то реабилитироваться перед хозяином.

Матушка была поставлена в известность о происшествии (честно говоря, она сама все видела из окна кафе напротив), но почему-то никто не сказал ей о странной и вовсе не запланированной находке, о чеке с ее подписью, о бабках и фотках. Она так и не узнала, почему последним впечатлением ее непростой жизни стал неяркий огонек, брызнувший ей в лицо, когда она открыла дверь своей квартиры – на условный троекратный звонок и слово «Плева», выбитое азбукой Морзе по двери – так обычно к ней приходил ее любовник. Не узнала она и того, что документы, а вовсе не деньжата и прочие цацки, покинув ее приветливый дом, зажили интересной и содержательной жизнью, отнятой у нее, угрожая другим, не менее интересным и наполненным жизням, и делая свое упрямое дело – подчиняя слову дело, поступки тексту, букве дух и смысл. Да и слава богу, зачем ей было знать, что коварный её дружок решил затеять свою игру, и в игре этой его подруге была отведена самая что ни есть печальная роль. И вообще, что он коварный. И вовсе никакой не дружок. Итак, давайте знакомиться с новым персонажем, тоже ненадолго и тоже ради лучшего понимания пружин человеческого поведения.

Родители нарекли его Владисветом. Откуда такая фантазия у скромного портного и продавщицы из Макарьева, никто не знал. Но светом он так и не завладел, и предпочитал называться модным именем Вован. Тем более что внешне он был ну просто вылитый француз, а в Воване, согласитесь, есть что-то галльское. И по всем статьям он был хоть куда мужчина, особенно он гордился, - впрочем, бестактно раскрывать такие интимные подробности его внутренней, да и внешней жизни также. Нет, недурен был Вован, особенно в узких кожаных брюках, в остроносых заклепанных казаках, щегольской коротенькой бежевой дубленочке, с сигареткой на губе – женщины так и падали от восторга прямо к нему, ну да ладно, что это мы сплетничаем, это не наше дело, как складывались сугубо личные дела нашего персонажа.

Охранником он стал после школы, сразу после школы. Если кого интересует его жизненный путь, - пожалуйста, тут все просто. Родился, учился, женился, служил, потом опять учился, потом опять служил – на сей раз в милиции. Опять женился. Из милиции загремел опять в школу – учителем физкультуры, без права больше работать в органах. Ну а прямо со школы пошел охранником и больше уже не женился. Хозяин у него был строгий, требовательный, но какой-то малохольный. Когда узнал про него и про свою жену, ни слова не сказал, и как-то то ли поскучнел, то ли успокоился. Потом стало ясно, что с женой у них ни-ни, а охранник стал вроде как замом по нежным делам. И хотя работенка была непыльная, спалось сладко а елось сытно, для мужика все же это не работа – состоять штатным любовником, особенно такому романтически и героически настроенному молодому человеку, да еще и с таким претенциозным именем. И он постоянно искал поприща приложения своих недюжинных сил – ему виделись необыкновенные приключения двойного или тройного агента, ведущего свою рискованную и запутанную игру сразу против всего света, в узких брючках, в открытом Порше ускользающего от всех полиций-милиций мира, ловко и травматично разбирающегося с быками и авторитетами, сорящего деньгами в шикарных казино, небрежно и лениво делающего всех в бильярд, теннис и в очко. И не думай, любезный читатель, что в нашей сегодняшней - рациональной и скучной - жизни нет места подвигу. Место есть, его надо только вычислить, грамотно подойти, и будет тебе такое место. Вован давно приглядывался к самым-самым крутым конторам, - сначала к банкам и промышленным группам, потом ко всяким разным политикам и чиновникам, потом к иностранным фондам и советникам, и появилась у него своя жизненная - не скажу теория, но скажу - идея. Если прилепиться к чему-нибудь, так к самому беспроигрышному, самому надежному а стало быть – самому влиятельному дельцу. А все, что он наблюдал, и наблюдал с пристрастием, не зря опером проработал полтора года – все казалось ему каким-то временным, ненадежным, преходящим. Уж казалось, куда как надежна была ментовка, фуражка тебе вместо шапки-невидимки, и пистолет на боку, и вокруг считай что все свои, казалось – живи не хочу, ан нет, нашлись гады, вытурили без права возврата. Или хозяин его на что был крутой делец, - где он? С его миллионами? От бабы по всему миру давал деру, смех, да и только. Банкир – полсвета может купить, ан глядь – недоплатил, бедолага, налогов, сидит на казенных харчах и пишет беллетристику. Политик – ах, какая VIPшишка, а если слабо лижет начальству, или не по чину берет – летит в тартарары, сам не поймет, где лопухнулся, и подняться ему уже не дадут. Ну и так далее. Иностранцы вообще у нас не пляшут, у нас особенная стать, нам можно только верить – и совершенно напрасно, вот уж это последнее дело, нам верить… Так что самое надежное и беспроигрышное дело – подчеркну еще раз, с точки зрения нашего нового персонажа, - наука. Вот уж тут точно, без дураков – открыли закон природы, общества и мышления – хрен его потом кто закроет. Баста, так и будет. Крути, верти, облагай - не облагай налогом или пошлиной, издавай указы – приказы, все бесполезно, через какое-то время поползет из-под этого открытия или танк, или бомба, или яд, или лекарство, или лазер, или квазер. Поначалу Вовану казалось, что наука нищая, что им платить нечем, сами сидят на хлебе и воде, а потом ему открылось, что в науке есть ой всякое, уж чего-чего только нет в науке, и даже на воде и хлебе наука живее всех живых. При всякой власти, при любой погоде наука из тенечка, но вертит баранку в свою сторону, порулить никому не дает. За это ее так ненавидят все остальные, но ничего поделать не могут. И вот на науку и стал работать наш таинственный агент, и документики интересные попали прямо в руки Большому Волхву – Ведуну, у которого и власть, и ключи, и кольца, да заодно и деньги в руках.

 

• Глава 10. Киллера призывают на суд Старейшин и Мудрейшин. Его милуют, даруют жизнь, после чего награждают вечным блаженством. Секта начинает борьбу за первенство в Экуменическом движении.

Прямо напротив Кремля, Храма Христа Спасителя и Центра эстетики, на пересечении хорд магической звезды Соломона, упирающейся в стороны света, на территории шоколадной фабрики, стоит в Москве выдающееся творение – памятник Петру 1. Мало кто знает, что в голове этого шедевра разместился просторный офис Ордена ведунов. Вход в эти чертоги из подземелья по крутой лестнице, никаких вам лифтов, так что без дела – и дела важного! – туда лезть никому и в голову не взбредет. Но, тем не менее, он, конечно, тщательно охраняется. От Нескучного сада по подземному ходу туда можно добраться на маленьком паровозике. Офис оформлен великим художником в таком, знаете ли, заграничном стиле, очень клево. Вместо окон – глаза и уши нашего славного императора, и если надо куда посмотреть – специальное колесо типа «штурвал» поворачивает Петру голову хочешь на Кремль, хочешь на Храм, а хочешь на памятник Ленину на Октябрьской. Присмотритесь повнимательнее, и вы увидите, как время от времени глаза почти беззвучно закрываются и открываются, и исполин лязгает веками и скрипит шеей. Самый кайф, конечно, в том, как устроен слив воды из офиса, - но впрочем, эта явно сантехническая тема опять увела бы нас от центральной нити повествования. В самом скором времени у императора должна появиться веселенькая компашка – на месте бывшего Манежа к четырехсотлетию дома Романовых задумано поставить скульптурную группу - всех императоров с чадами, в масштабе, соответствующем историческим деяниям венценосных оригиналов. Мужчины почти все на конях, а женщины в изящных, но величественных позах, а внутренние помещения будут сдаваться под бизнесцентр и выставочный зал.

Итак, вот в этот самый офис и был приглашен наш новый герой, Вован.

Ритуал посещения офиса был разработан, как доказывают историки, еще в древнем царстве инков. Затемно надо было спуститься в подземный ход, с первым лучом солнца начать подъем и каждую секунду делать только один шаг по лестнице. Останавливаться, оглядываться назад и отвлекаться было воспрещено. Каждому посетителю давали тяжелую сумку с припасами, потому что прислуги там, наверху, не было. Все сами таскали, а люди немолодые. На уровне второй расстегнутой пуговицы надо было громким голосом назвать свое имя, отчество, фамилию и место рождения, и продолжать движение. Во рту был оборудован небольшой зал ожидания, там и накапливались приглашенные до вызова на ковер. Кстати, в передних зубах были смонтированы телефоны, а в клыках – автоматы с минералкой и сигаретами. Очень удобно.

 

А вот главнюк, как у нас любя величают начальство, никогда не догадаетесь, каков он сам по себе, и кто нами всеми вертит - думаете, Шварцнегер? Главнюк – пожилой живчик, при Николае кровавом, Сталине, Хрущеве, Брежневе бывал то в опале, то в фаворе, и уверяю вас, милые читатели, при всех временах он всегда при деле, всегда спичрайтер, и не потому, что речист, а потому, что прост, как народ, или если честно, проще народа. Андрей Иваныч Ведун, маленький, крепенький, востроглазый, востроязыкий, и скорый умом. Ничего эпического – внешне, по крайней мере. Такому ничего не стоит отдать последний сухарь бойцу и спроста нарушить чужую госграницу. Он похож на воробья из зоны боевых действий – маленький, злой, ловкий, с выщипанным хвостом, но всегда цел, весел, и занят чем-то очень важным. Все легко, все точно рассчитано и все просто по хрену. Легко, бочком, без затруднений, господи, какой потенциал, главнюк порхнул в трон, снял ботинки, - и признаюсь, на больших пальцах как у всех были-таки дырки в носках - взлетел, оглянулся, улыбнулся, и все поняли – жди блин беды. Улыбочки нынче недешевы. Величие не в вечности, а в преходящести, но несменяемой. История – не занавеска на окне, история – это стилистика начальства. Как и чем они нас – вот это и есть предмет исторической науки. Ну ладно, это в сторонку, для посвященных. Потом договорим и додумаем. Открою вам, читатели, страшную тайну, что внешние атрибуты власти – это театр, игра, это камуфляж. Если кто внешностью пытается вас купить - не берите, надует, и потом еще посмеется. Над вами. Вспомните позавчерашних героев. По телевизору и вообще. Вспомните. И не делайте вида, что вас не предупреждали, что вам не говорили. А то - вах! Мы думали, он не врет, он такой с виду порядочный…

Андрей Иваныч. Целая эпоха в нашей жизни. Жив он сейчас или нет – точно не знаю, но это не имеет никакого значения. Правда. Он и жил как за пределом, ускользая и увертываясь, и ушел, оставаясь эдак крепенько с нами, возникая и сказываясь. Вместо него история могла бы подставить с десяток двойников – но так вряд ли получилось бы, даже у нее, искушенной и лживой. Настолько он был сильнее и истории, и случайных попутчиков – персонажей исторических хроник, известных и нерассказанных, а стало быть, и не воспринятых. Господи, спаси и сохрани историческую науку от ржавчины историографии – беспристрастного анализа сюжетов бытовых рассказов и научных публикаций – а кто из вас, любезные читатели, видит между ними разницу?

Вот он-то и был хозяином кабинета.

- Ну, здравствуй, милый, проходи, не робей, вот мы тебя решили послушать, что скажешь, чем можешь оправдать свой гнусный поступок, это же надо, многолетнюю любовницу погубил, да и невинную Магдочку туда же оправил? Кто же это тебе дал право душегубствовать? Не стесняйся, я тут один, с Мудрейшими и Старейшими я потом все решения сам согласую, считай, у нас тут суд присяжных, хе-хе…

- Да я хотел как лучше, для пользы дела, она бы мне бумаги сами бы ни в жизнь не отдала. А сама бы все только испортила, не ее уровень проблем, ей только свое самолюбие потешить, а тут такое… - затянул отрепетированную песню Вован, и понял, что нет, не попал. Промазал, и стало зябко. Пауза затягивалась, а Ведун как будто сгущал заряды в атмосфере, молча и не без любопытства, - а что, если шарахнет? Уцелеем или нет?

- Так, ну ладно. Кто еще знает о Меморандуме: студент? Кто именно? А этот… Ну с ним все просто - отправим его на стажировку на два месяца в Германию, он сам такого стрекача даст, его потом мама родная не найдет. Знаю я таких прытких. Больше никто? Ладно.

С Меморандумом мы, наверное, будем работать, интересные расклады получаются, конечно, насчет генов полное фуфло, но годится, еще как годится, и очень кстати именно сейчас… Мы тут всем хвосты прищемим, будь спок. Да, ну это уже не твои заботы…

Ну, а тебе вот что скажу – благодари господа бога, что ко мне пришел, что мне принес бумаги, иначе гореть бы тебе в скирде, - неприятные переживания, сам видел. Чтобы ты знал, как мы своих ребят привечаем, объявляю тебе наше общее решение, встань. И запомни. Ты уже в своей жизни все сделал, тебе за это наша благодарность и награда. Но больше ничего никогда не предпринимай без разрешения, иначе мы разгневаемся. Ты допущен к кругу благословенных Вечным блаженством. О тебе позаботятся, ступай.

 

Ученые доказали, что на Атлантиде, так точно описанной Платоном, уже к VIII веку до Р.Х. была высокоразвитая масонская культура, со своей письменностью, науками и искусствами, кулинарией, религией, медициной и архитектурой. Но там не было войска, вообще никакой вооруженной силы, их мировоззрение было, как бы мы сейчас сказали, целиком пацифистским. Самый авторитетный специалист по древнемасонскому языку, профессор Академии полного знания Данила Трофимыч Волосенко, перевел священную тайную книгу, чудом сохранившуюся после гибели Атлантиды в Александрийской библиотеке. Известно, что часть библиотеки сгорела, и только незначительная часть манускриптов была тайно вывезена в Индию, а потом, спустя много веков, так же тайно переправлена в Британский музей. Настоящее сакральное название книги произносить запрещено, а профанное название ей было «Камень», не подумайте, что тут есть какая-то связь с Мандельштамом. Читать ее всю насквозь тоже было запрещено, и только несколько человек из высших лож были допущены к отдельным фрагментам книги. Так вот интересный факт: на всех иллюстрациях люди были изображены с далеко отставленными мизинцами – почти под прямым углом к остальным пальцам. Долгое время ученые не могли разгадать эту загадку, пока из другого раздела, о драгоценных камнях и лекарствах, не выяснилось, что драгоценный камень оргазмит, который добывался только на Атлантиде, обладал удивительным свойством. Достаточно было надеть один перстень с этим волшебным камнем на мизинец, а другой на большой палец, и свести их подушечками вместе, как человек испытывал самый настоящий глубокий оргазм. Поэтому отведенный мизинец считался знаком высокой духовности, подчеркивал принадлежность изображенного человека к серьезным, важным персонам, у которых всему свое время и место.

Года два-три назад выдающийся отечественный путешественник, аквалангист и подводный археолог Викуло-Вахлак, добыл с морского дна несколько образцов этого удивительного минерала. Тонкие опыты, проведенные в закрытом Физико-химико-биологическом институте, показали, что неизвестное вещество неземного происхождения, и вероятнее всего оно прилетело к нам из космоса, и скорее всего, это вещество, из которого состоял космический корабль, летавший на Атлантиду. Конечно, это было сохранено в глубокой тайне, образцов было мало, и на Совете Семи Лож было решено пустить камни на специальные призы – за выдающиеся заслуги перед обществом Вольных каменщиков. Премию назвали «Вечное блаженство», и по регламенту ею награждались самые отважные и заслуженные братья и сестры. Камушки вживлялись сначала в подушечки указательного и большого пальцев. Но несколько человек уже тогда сразу же обратилось с просьбой переделать – как только возьмешь ручку, что-нибудь написать, особенно мокрыми руками, замыкает, и все. Неудобно. Люди вокруг. Пришлось вводить ограничения сначала для шоферов, потом для хирургов, а потом и вообще перешли – особенно, когда раскрыли секрет оттопыренного мизинца – на старый лад. Теперь стали вживлять, как и в Атлантиде, в большой и в мизинец, случайно уже не закантачит. И если увидите, дорогие читатели, отведенный от рюмочки, чашечки или еще чего – мизинчик, можете кокетливо поинтересоваться, уж не с лауреатом ли масонской премии имеете дело.

 

Через сутки совершенно измочаленный, с шальной улыбкой на изможденном лице, Вован выбрался на поверхность из какого-то подвала, с перебинтованной рукой – привязал на растяжку большой палец и мизинец к какой-то палочке, поковылял на шум улицы, все медленнее и медленнее, потом и вовсе встал, привалился спиной к дереву, сорвал повязку и – забился в судорогах сладкой страсти, и забыл обо всем на свете, и все опять пропало, и все стало опять совершенно ненужным, и самое ужасное, а может быть – прекрасное, что это было взаимным чувством – свет забыл о своем неудачном властелине, он просто пропал и стал никому и никогда ненужным. Кончился наш Вован.

 

• Глава 11. Спецслужбы получают полную информацию о документах и замыслах сектантов, благодаря внедренному агенту, сотруднику МИ-6 «007». Он тройной агент, работает на ФСБ, Секту ведунов (куда входит половина Академии Наук) и в интересах ордена Магдалины, являющегося его коллективной любовницей.

У Андрей Иваныча Ведуна был один человечек, и не так, чтобы доверенный – доверять вообще никому не след, но уж проверенный – это точно, сто раз проверенный, в нем-то уж точно можно быть уверенным. Сравнительно молодой человек, с прекрасными данными – физическими, умственными и анкетными. Про него говорили много лишнего, болтали черт-те что, кучу всяких небылиц можно было про него услышать, но Ведунам было точно известно, что Лев Львович Задов, внук известного революционного деятеля, и сын абсолютно никому не известного деятеля в области исследований некоторого рода, был человеком с устойчивыми жизненными принципами и сложившейся репутацией. Он был человеком заметным, и даже ярким, и не в его рыжей бородище было дело, и не в необъятном чреве, угождением которого и приходилось заниматься Льву Львовичу все свое несвободное время, и не в громогласном, прямо-таки трубном голосе, нет. Просто он был колоритен, и ни одно сколько-нибудь значительное событие общественной или культурной жизни не соглашалось обходиться без него, ну просто отказывалось лишаться такого украшения, как Лева Третий Задов, как его называли друзья и вообще люди посвященные. Он не имел систематического образования, формальных дипломов, постоянной работы и даже места жительства – эдакий гражданин Вселенной, ее подданный, он был глух, но разумеется, не слеп, к условностям и предрассудкам. Но знал просто все, никогда ни в чем не ошибался, и мог консультировать хоть рыбака на набережной в центре Москвы, хоть лондонского таксиста, как проехать в Бат без пробок, хоть Всемирный банк по поводу модернизации Мозамбика. Он всегда был везде, его не только ждали, но и дожидались, и часто откладывались важные встречи и мероприятия, когда он не мог прибыть во время. А уж если надо было сохранить какой секрет, тайну, конфиденциальную информацию, - тут ему не было равных. Злые языки утверждали, что на секретах он больше всего и зарабатывает – именно на их сохранении, не подумайте чего. Но, конечно, до поры, и адресно, без осечек и сбоев располагал наш спец по коммуникациям доверенные ему сведения. Пользовался он всегда проверенными способами. Во-первых, слал шифровки в английскую разведку «МИ-6», и подписывался «агент 007», и ему охотно это прощали, это всегда срабатывало как надо, потому что там всегда ошивалось пара – тройка двойников, тесно сотрудничающих – впрочем, не наше это дело, с кем они сотрудничают, откуда нам знать? Важно то, что этот метод работал безотказно, точно так же, как и второй метод – «откровения в постели». Лева имел клубную карточку в Ордене магдаленок, всегда был желанным гостем у любой из членок, и даже тяжкая утрата Ордена не подорвала его акций. Орден и впрямь был коллективной любовницей Левы, это было, конечно, их внутренним делом, не будем торопиться осуждать их, тем более, что всем было хорошо – Лева ведь был не только сказочно любвеобилен, но и чудовищно прожорлив, так что принимать его было хоть и почетно, но все же накладно. Ну а потом он просто шел куда следует и честно обо всем докладывал, без утайки и задних мыслей, так чтобы никаких кривотолков вокруг его жизненного кредо не возникало.

Призвав Леву Третьего, Андрей Иваныч с ним тихо шептался, спрыгнув с трона, в самом уголочке офиса, где-то в самом кончике носа, и конечно, неслучайно именно там. Стало быть, есть на то основания. У Левы разгорелись глазки, он несколько раз порывался затрубить что-то мажорное, но конечно сдерживался, и одухотворенный и целеустремленный, покинул чертоги Ведунов, размышляя о мировой гармонии и о единстве материальных и моральных стимулов и мотивов своего нелегкого труда.

Ему оставался сущий пустяк – впендюрить в текст Меморандума пункт о приоритете Ведунов, а дальше все по накатанным рельсам, без сбоев и ошибок.

А Андрей Иваныч, густо посыпав сахарного песку на белый хлеб с маслом, задумчиво ходил по кабинету, отклевывая по маленькому кусочку и смутно улыбаясь чему-то, наверное, очень приятному. Левую руку погрузив в глубокий брючный карман, поигрывал и перебирал Ведун – что бы вы думали? - связку Ключей, отпирающих Двери, и перезвон металла в пальцах был самой нежной музыкой на свете, за которую он сам себе был бесконечно благодарен.

 

• Глава 12. Политики решают использовать полученную информацию в своих целях, и переименовывают партию «Отечество» в партию «Ойкумена». Почетным председателем Вселенной остался наш, русский, блаженный поэт футурист Велемир Хлебников, причисленный, кстати, высочайшим Указом к лицам святым.

Интереснейший разговор состоялся в одном известном месте между двумя известно какими собеседниками. Один из них, моложавый, подтянутый, корректный, немногословный, глаза явно умнее языка, так располагался в помещении, что лицо всегда в тени, и за спиной всегда дверь. Второй – просто молодой, рыхлый, развинченный, пошловатый, в дорогущих часах, ботинках, духах. Руками метет как мельница, потеет и слюнявит сигару. Надеюсь, читатель и сам прекрасно знает, о ком идет речь и не будет вымогать у писателя имена, явки и пароли. Молодой явно отчитывал моложавого за какие-то неведомые нам грехи.

- Вас любят за скромность. Вы крайне небрежно относитесь ко всенародной любви – вы ее не стимулируете, а потому и не получаете. Любовь – это, как говорил Вольтер, трение слизистых, но не поймите этого вульгарно. Косметика – вот ваше дело. Ваша задача – сжигать прыщики на теле любой степени пораженности. Спид – будь толстым, сифилис – будь шелковым, гангрена – благоухай. А остальное – мы, политики. Дальше не ваше дело. Будешь высовываться – извини, профессиональная ошибка. Добыли «Меморандум» - спасибо, получите и распишитесь, а все ваши соображения засуньте себе – ну сами придумайте, только подальше. Рацпредложения по улучшению общества – для вас это состав должностного преступления. Вот так-то, мой золотой, свободны, если хотите, махните ко мне на островок на недельку, самолет и секретаршу я вам дам.

Да, кстати, мою прослушку, - сначала я ее отредактирую, а потом вежливо как-нибудь передайте во все фракции, пусть знают то, что нам надо… Только не перепутайте ничего, хватит мне технических накладок, сыт по горло, ладно, все. Вот, возьмите фотки секретарш, выбирайте. Пока.

 

И не знаю точно, имел ли разговор какое-то значение, играл ли он какую-нибудь роль и в чем, но буквально через неделю было объявлено о внеочередном съезде партии, на который был вынесен один вопрос – о новом названии партии в связи с новыми задачами и перспективами. Ну, это вы и сами знаете, читали в газетах, может просто забыли, пойдите в библиотеку и полистайте старые подшивки за прошлый месяц. Если кому лень, просто напомню, что на съезде были представлены почти все регионы, кворум был собран хоть и не сразу, но убедительно, обсуждения шли жарко, но плавно, пресса была аккредитована в достаточном количестве, и решения были приняты дальновидные и мудрые. Был положен конец непродуктивному противостоянию политических сил – евразийцев, патриотов и национальных либералов, было решено объединить все здоровые силы и сплотить их вокруг новой политической силы, и называть ее уже не «Любимое Отечество», а просто и со вкусом - «Ойкумена», подчеркивая тем самым общечеловеческую и гуманистическую сущность новой политической платформы. На первый взгляд, да и на второй тоже, не совсем понятен был расклад руководящих сил в новом объединении. Почетную должность лидера решили – хотя тут все согласны, ладно, пусть – оставить за самопровозглашенным Председателем Вселенной Велемиром Хлебниковым, благо выяснилось, что он был ну просто русским Нострадамусом, все предсказал и все сбылось. Понимаете, если все сбывается, когда его уже нет на свете, значит, он остался все-таки персоной влиятельной, хотя как ему это удается, наука пока еще не знает. Но ни М. Волошин, ни Н.Рерих, ни Глоба в правительство не пробились, хотя у них и были шансы. А список правителей, распорядителей и владельцев (кстати сказать, разделение властей приняло у нас именно такую, новаторскую форму) широкой публике почти ничего не говорил, я думаю, именно поэтому про съезд так быстро забыли, будто его и не было. И слава богу, период стабильности и устойчивого развития еще не завершен, и резкие движения в жизни нам совершенно ни к чему. Хотя, конечно, аналитики обратили внимание на то, что в состав правительства впервые вошли представители евразийского крыла, - а это явно указывало на место Евразии в космическом устройстве.

Жизнь сложна, и не успели угаснуть страсти вокруг новых назначений, мир всколыхнулся от очередных сюрпризов, преподнесенных неугомонной наукой.

Самые прогрессивные и осведомленные московские газеты вышли как одна с сенсационными сообщениями о находке, потрясшей научный мир. Таких крупных заголовков публика не могла упомнить с самого чемпионата Европы по футболу, когда наша команда забила гол в своей последней игре с греками. В Ираке на развалинах древнехалдейского поселения нашими простыми инженерами был найден длиннющий подземный ход, который вел в усыпальницу какого-то древнего племени. Ученые выяснили, что в специальных каменных урнах сохранился прах людей неземного происхождения. Таким образом, неопровержимо доказано, что жизнь на Земле возникла благодаря инопланетной интервенции! Но главное, что так поразило ученых, и объяснение чего так и не было найдено – имена на урнах точно соответствовали всем именам из святых книг христианства, ислама, иудаизма и буддизма. Почему там не оказалось имен из индуизма, не мог точно сказать никто. Но совершенно очевидно, что находка вдохнет новую жизнь в экуменическое движение, и что по-новому стоит вопрос о перспективах человеческой цивилизации. Наши предки смотрят нас из космоса, и наши потомки будут гражданами Вселенной! – констатировали газеты не без некоторого профетического пафоса.

• Глава 13. Академия наук получила тайные директивы разработать надежное оружие, уничтожающее телесность человека, и сохраняющее неприкосновенной его божественную субстанцию – душу. Были привлечены средства спонсоров, выделены гранты от добывающих отраслей. Сопротивляющиеся ученые были посажены на обычную научную зарплату (разумеется, с правом переписки). Была учреждена новая академия – Академия духовности. Там заседали только живые души, но ни одного живого плотского человека, - это прообраз будущей духовной жизни во Вселенной. Достигался такой эффект полным затемнением в зале заседаний. Собственно, почти все средства ушли на ее функционирование.

 

Никаких подробностей автор привести не может, сами понимаете. Единственный надежный документ, оказавшийся в его руках, приводится ниже в авторской редакции. Имя ректора Академии духовности вымарали уже в издательстве, ну что тут поделаешь...

 

Доклад ректора Академии духовности.

Уважаемые коллеги, а также дамы! (Дальнейшее содержание доклада неподготовленному читателю можно пропустить, желающие могут сразу открыть раздел №3, где речь идет о финансировании проекта. – Авт.) Создание оружия нового поколения – почетная обязанность отечественных ученых. Впервые в истории оружия речь идет не об уничтожении, а о сохранении, - и в этом высокая гуманистическая миссия научно-патриотических сил. Надо, опираясь на бессмертное учение о двух субстанциях, или о двойственной природе человека гениального Декарта , сохранить самое ценное, и покончить, наконец, с темной, греховной, и не побоимся этого слова, - дьявольской! протяженной субстанцией. Для этого надо решить фундаментальную научную задачу – как сделать бестелесную субстанцию самостоятельной, то есть воспроизводимой без посредства материальной субстанции. В принципе отделить гены – духоносцы (далее в тексте - ГД) от генов тела (ГТ) несложно, их можно опознавать с помощью реакции выдающегося отечественного ученого Водолеева. Задача в том, чтобы выделить идеальную, духовную составляющую и создать условия для ее автономного воспроизводства без посредства биологических структур. И такая задача в принципе, теоретически была решена нашим здоровым коллективом под моим непосредственным руководством. Особенно хочется отметить заслуги Отдела нелечебной медицины, очень смелые, просто дерзкие подвижки осуществлены в его стенах, поаплодируем, коллеги! Дамы, вы тоже. Все преобразования, в том числе и воспроизведстводственные циклы, выполняются у нас в лаборатории на информационных носителях, вообще без биологического материала! Детали я опускаю, они находятся в засекреченной части доклада, рассылаемого по специальным спискам, сами понимаете, уважаемые слушатели, это государственная тайна. Кстати, комиссия, оформляющая допуски к секретным материалам, работает в нашей Академии по понедельникам, средам и пятницам – для государственных служащих, и по вторникам и четвергам – на коммерческой основе. С 10 до 19, обед с часу до двух. Да, так вот. Факт тот, что задача в принципе поддается решению, но нужны дальнейшие дорогостоящие исследования. Ну, кто интересуется, может пролистать раздел 3 письменного текста, вы его получили. Конечно, я понимаю, но и вы, дорогие коллеги, и дамы тоже, прикиньте, ведь все остальные Институты можно уже закрыть, прекратить их финансирование, и чем скорее мы этого добьемся, тем ближе мы к заветной цели! Надо уметь концентрировать все силы в одном кулаке! Без жертв, увы, нет прогресса познания! Но какие блестящие, поистине неисчерпаемые перспективы открываются перед человеком – нет, уже даже не человеком, и не человечеством, это уже пройденный этап развития ноосферы, - а перед Идеальным, Космосом, Вселенной! Тем более, что год огненной обезьяны вообще скоро кончится! Сегодня, дорогие коллеги, вполне актуальным стало выдвижение нового названия будущей формы Космической жизни, ведь уже нынешнее поколение землян будет продолжать существование в универсально-идеальной форме! И дамы тоже. Долой материю! Даешь идею! За жизнь вне жизни! Тут некоторые горячие головы предлагают названия «Интеллект», «Рацио», «Идеосфера». Нет, нам не нужны чужие слова, наш приоритет в области скорейшего достижения новой формы существования должен быть закреплен в народном, близком нам по духу слове. Нам кажется, что это слово – «Дума», и не случайно высшие органы у нас так и называются. Впрочем, тут еще надо думать, у нас с вами еще непочатый край работы, творчества, дерзаний! А сейчас - Прошу всех, и дам тоже, пройти в другой зал, у нас предусмотрен небольшой фуршет для создания неформальной обстановки и обмена идеями. На третьем этаже работает бильярдная, на втором – стрип-шоу «Бестелесность», в подвале для желающих сауны и массаж. И дамы тоже. Благодарю за внимание.

 

• Глава 14, в которой человечество балансирует на грани космологической революции.

Так незаметно, шагом,

До окраины я дошла…

Новелла Матвеева

Вот так незаметно, шагом, веселясь и ссорясь, работая и отдыхая, рожая и убивая, под веселенькую музычку шло человечество навстречу своей судьбе. ВУЗы готовили студентов – горных инженеров, хирургов, учителей, государственных служащих, кудесников бытового обслуживания, длиннющие поезда тянули вагоны с нефтью за границу, девушки на пляжах загорали без лифчиков, омбудсмены храбро сражались за права человека – с человеками же и сражались, кстати. Но потихоньку, исподволь, в нестройной музыке буден стал слышаться новый мотивчик, почти еще без ритма, без аранжировки и оркестровки, так, намек, а не мелодия. Разобрать его почти невозможно, да и на ноты переложить тоже не возьмусь. Некоторые черты, приметные черты времени, могу отметить.

У публики возник и жарко разгорается интерес ко всему духовному. Самое модное пиво называется «Духовное Выдержанное», плотность начального сусла 13 %, объемный процент алкоголя 5 градусов. Говорят, что его выпускает не кто-нибудь, а сам… Ну, неважно кто. Пиво-то хорошее. В книжных магазинах – ну пока не во всех, конечно, - открываются уголки духовности, где подают разливное «Духовное». 30 рэ поллитра. Нормально.

Самые модные кинофильмы обязательно теперь с мистическим уклоном, про вампиров, подземное царство, страшный суд и живую планету, которая летит на нас войной.

Процветают ритуальные услуги фирм «Спасемся вместе», «Соборный ковчег» и «Карма Астрала». Треннинги, брейнсторминги, групповые и индивидуальные психоделические практиклы по Танатологической проблематике стали моднее футбола и праздничных концертов с участием фабрики звезд. Можно доступно заморозиться на сто лет с гарантией сохранения своего возраста при пробуждении, при условии индексации инфляции, разумеется.

Практически во всех туристических фирмах продаются путевки на Эверест, в Непал и на Огненную землю.

Депутаты всех парламентов спекулируют индульгенциями акционерного общества «Аристократы духа», учрежденного Филиппом Коровьевым и Борисом Моисеевой.

Алла Богачева финансирует проект «Паром на космической переправе» и запускает новую коллекцию модных бикини-скафандров «Космо».

Сайт Академии духовности каждый день приносит сенсационные новости о новых открытиях ученых, астрологических прогнозах, о таинственных метаморфозах плащаницы и мощей святых, которые внезапно зашевелились, а некоторые даже стали кровоточить.

 

• Глава 15. Кончилось все, как обычно, пожаром. Банальным пожаром, как на складе или в отделении УВД.

 

Души-то, оказывается, имели, как справедливо подчеркивал древнемасонский авторитет Гераклит, огненную природу, и чем психеи тоньше, тем выше у них температура. Влажные психеи надышали перегаром, сухие психеи прибыли в расположение своих бытийных мест, и произошло самопроизвольное возгорание, отчего вся Академия духовности, все документы, все организационные и дисциплинарные указания бесследно исчезли.

 

• Глава 16. Пропал также и весь славный коллектив академии. Известно только, что Отдел нелечебной медицины влился в Минпреобразований. Предпринимались также попытки найти директивную инстанцию, сделавшую заказ органам познания на разработку нового оружия, но все материалы и идеалы оказались засекреченными. А те документы, с именами и фамилиями, суммами и сроками, которые были опубликованы в зарубежной прессе, несомненно, являются гнусными фальшивками.

 

На месте пожара были обнаружены останки тела человека, обгоревшие настолько, что никакая экспертиза не смогла определить, кто же это был. Да и какая может быть экспертиза, если практически все средства, отпускаемые государством на науку, доставались Академии, а специалисты других профилей были признаны неперспективными и переведены на другую работу? Но под это дело в столице было сыграно 109 пышных похорон, и безутешные вдовы и родственники попрощались с сотрудниками Академии, отгрохав на подмосковных кладбищах скромные шедевры поминальной архитектуры. Это только потом, да и то совершенно безосновательно, поползли слухи о том, что никаких останков и не было вовсе, и что якобы некоторых сотрудников видели, мол, возле офисов некоторых фондов, поддерживающих научные исследования и разработки, но достоверно утверждать этого никто не брался, и правильно делал, - кому охота быть замешанным в порочащих связях с упокойниками и иностранцами! Да нет, я думаю, умерла так умерла, и нам с вами, милые читатели, так даже легче, - быть уверенными в том, что люди хоть и согрешили, но справедливо наказаны.

К чести властей, они потом признались, что немного погорячились, дали себя увлечь недобросовестным авантюристам, но вернуть историю вспять уже невозможно, бюджет уже принят и исполняется, закон есть закон, даже если он и диктаторский. И вообще, они предпочли другой сценарий развития страны – новаторский, с упором на прикладную отраслевую науку и быструю окупаемость инвестиций в НИОКР, как во всех развитых европейских и американских странах. Так что эффект не замедлит сказаться в какие-нибудь ближайшие 500 дней. Ну, максимум, 550. Как раз к году огненной крысы.

 

• Глава 17, последняя, после которой следует конец всему.

Итак, история, описанная на прочитанных вами страницах, завершилась. И разумеется, открыла дорогу следующей истории, уже не описанной на каких бы то ни было страницах, да честно говоря, ни на каких страницах следующая история записана быть не может. Пикантность ситуации в том, что ученые разработки в Академии духовности вышли на новый, ранее неведанный тип менеджмента. Процесс создания оружия нового типа, созидательного оружия светлого гуманистического завтра, раз начавшись, уже не может был прекращен, нет, никакими силами. Сбылось великое проклятье величайшего философа всех времен и народов – Георга Хегеля: самодостаточное саморазвитие идеи приобрело уже не только метафизические, сколько ноосферные очертания. Ну, есть, конечно, мелкие нюансы, идея не отпустила себя в природу, как казалось немецкому мудрецу, а обрела в ней свою онтологию. Развитие теперь само собой управляет, а точнее говоря, какое к черту управление – все ускоряясь, движется по своей собственной имманентной логике к своему завершению. То есть к концу, в буквальном смысле слова, то есть к автоматическому совершенствованию, изготовлению и применению противотелесного оружия.

Электронные библиотеки, читая сами себя, набрели на полузабытое определение живого, данное видным последователем К. Маркса Ф. Энгельсом, памятник которому, кстати, все еще стоит на Кропоткинской. (Вот ведь как причудливо встречаются иногда в Москве идеи анархии и идеи порядка! Князь Кропоткин был большой либерал, а Энгельс терпеть не мог случайностей и произвола. Мне всегда монумент казался огромной печатью, придавившей своим символическим значением вихрастые фантазии сумасбродного вестника неограниченной свободы.) Так вот, Энгельс. Он считал жизнь формой существования белковых тел. Вот это определение и было положено в основу – разъединить белковые молекулы при помощи слабоимпульсного облучения из космоса оказалось задачей не такой уж и трудной. Идея стала сама себя осуществлять. Действуя, разумеется, посредством людей. В первую очередь, конечно, работавших над проблемой управления белковыми процессами, а работы эти, как вам известно, ведутся во многих лабораториях и институтах мира. Уж я не говорю об освоении космоса. Ничего нельзя сделать, остановить этот процесс мог бы разве что тот же Хегель, он, собственно, даже пытался это сделать, пытаясь положить предел Истории, объявив венцом творения Прусскую монархию конца 19 века, но тут, как говорят специалисты, у него как-то не получилось, промазал величайший, не угадал. Это ж разве тормоз для идеельного эволюционизма?! Тормозной путь в два века длиной не бывает.

Венцом творения стала на самом деле Ноосфера, а в ней активным началом стала Идея, идея Истории и ее благополучного завершения.