Сказка для Маши

Дело было прошлым летом. А может быть, еще только будет. И может так случиться, что и не летом будет, а неизвестно когда. Какая разница.

Читаем мы как-то раз с сестрой компьютерную сказку с картинками.

В картинке кот баюн – сидит на высоком столбе посреди дремучего леса. Вдруг он мяукнул и позвал за собой – лапкой вот так.

Мы пошли, он нас вел-вел, по тропочке через мосток, по полю и по лесу, а потом и говорит человеческим голосом

- Мяу. Тур на детские путешествия не желаете?

Я говорю: желаю, а сестра говорит – «Нет, не желаю. Я боюсь».

А котик такой красивый, хвост трубой, шерстка блестит, и голос медовый. Ну что делать, я один без сестры не могу, надо идти обратно. Только мы собрались возвращаться, глядь - а котофей исчез, нету его, куда идти = не знаем, лес вокруг, мы одни, темно, да и холодно. Скоро родители придут, а нас нету. Сестра давай плакать.

А я эту сказку раньше читал, помню, здесь где-то должны быть кикиморы болотные, лесовички, русалки – говорят, самые опасные из всей лесной живности, - ну и конечно, гуси лебеди – они живут у Бабы Яги и помогают ей летать на тот свет. Обстановка неприятная, короче говоря.

А кушать уже захотелось. Я стою и думаю: если все понарошке, нам ничего не будет, а если по правде – тогда и впрямь страшно. Но мы же не можем с сестрой быть в одном сне, - значит, все по правде, мы и вправду попали в сказку. Значит, надо идти вперед за клубком ниток. А у нас его и нет. Где взять? Раз нету, надо идти до большого камня, чтобы было написано – куда и зачем. Ну, взял я сестру за руку, и мы пошли. Луна вышла, светло, как в городе - но ведь не город, а сказочный лес – отовсюду шепот, вздохи, скрип, шелест, какие-то дикие крики вдали – филин смеется, или что, мы не знаем. Страшно. Того и гляди нечистая сила вылезет – а как понять, чистая она или нечистая? Долго ли шли, коротко ли, устали, из сил выбились, хотели уж присесть и отдохнуть - смотрим, вдали огонек горит. Ну мы бегом. Подбегаем – стоит палатка, написано «Пепси-кола», а вокруг – никого. А палатка открыта, там свет горит, а продавщицы нет. Смотрим вокруг – а в густой тени, под елками, стоят машины, всякие – грузовичок, совсем старенький, уже почти развалился весь, какие-то допотопные «Волги», «Победы», но и поновее тоже – «Жигули», «Фиаты», «Пежо», ну всякие. Много, а вокруг – ни души. Я пошел посмотреть на них поближе, а сестра осталась. В одной машине окно было открыто, я котел побибикать, но она молчала, как мертвая. Я немножко испугался, чуть-чуть, несильно, и повернул обратно. Смотрю, сестра пьет Пепси-колу, уже полбутылки выпила – а ноги у нее превращаются в колеса, я бегом к ней изо всех сил, - но не успел я подбежать, как она уже вся превратилась в машину. Я остолбенел. Стою, а делать нечего. Вот она стоит, машина, а была сестра.

Сколько я так стоял – не помню, утро настало, а я все стою. Потом только догадался – это теперь вместо козлиного копытца, кто Пепси-колу попьет, превращается в машину. Вон их сколько стоит, все попили и в машины превратились. Ну нет, думаю, не стану я вашу Пепси-колу пить. Даже бесплатно. И зачем мы только за этим котом пошли?

Ну, надо сестру выручать. Да и всех тоже. Значит, надо их расколдовать. А как - не знаю, я же не волшебник. Надо найти волшебника, причем доброго. А к доброму всегда идут через злое, стало быть, и мне придется сначала злого искать. Как я подумал про это, сразу мне расхотелось вообще куда-нибудь идти. Пропадешь ни за грош, и вся музыка. Думал я думал, и все-таки решил идти, искать злого. Ведь уже влип в историю, обратно все равно не уйдешь, это раз. Сам пропадай, а товарища выручай – это два. Ведь если все будут друг друга выручать, тогда никто и не пропадет. А тут сестра. И потом, вот если я их выручу, буду герой Российской Федерации, а когда вырасту, стану депутатом. Это три.

Пошел я куда глаза глядят, шел-шел, смотрю, лежит на земле рукавица - почти совсем новая, написано «Колумбия», но только одна – на левую руку. Взял я рукавицу, иду дальше. Шел-шел, смотрю, на земле веревка лежит. Взял веревку, иду дальше. По сторонам поглядываю, и точно, вижу - в кустах хлыстик лежит, такой как у мамы, она с ним на ипподром ходит, на лошади катается. Только черный. Подобрал я и хлыстик.

Притомился я к полдню, присел на пенек, примерил рукавицу – как раз. А глаза так и слипаются, и чей-то голос шепчет нежно да сладко: «Спи, сынок, сладким сном, закрой глазки, отдохни, - кто спит, тот обедает». Ну, я понял, что к чему, лег на травку, глаза закрыл, притворяюсь спящим.

Слышу - крадется кто-то. Глаза не открываю, дышу ровно, а сердце бьется как птичка. Чувствую, как об мои ноги трется кто-то. Уж не кот ли баюн, думаю. А я помню, что он злющий, путников когтями дерет, клыками рвет, сердце вынимает и без соли съедает. Боюсь, а пропадать за фук тоже не хочется. Вот он перестал тереться, слышу, как он когти об дерево точит. Тут я изловчился, хвать его рукавицей за шиворот, держу, а правой рукой его веревкой опутал. И к дереву привязал. Что ни говори, а я уже полгода с папой на карате хожу, с нами шутки плохи. Привязал, а он глазищами вертит, рычит, искры летят, шипит как сковородка с маслом, а вырваться не может. Ну, я, как водится, давай его хлыстом охаживать, от греха отваживать.

- Вот тебе кот за детский тур.

- Вот за то, что завел невинных деток в темный лес.

- Вот тебе за Пепси-колу.

- А вот за сестру мою малолетнюю, до вредных удовольствий падкую.

- А теперь буду учить за всех, кого ты в машины превратил!

И тут заныл котофей, расплакался, запросил пощады.

- Не бей меня, добрый мальчик, во всем признаюсь и все расскажу, не губи ты жизни мои кошачьи, и так уж из меня четыре жизни выбил.

- А где гарантии? – спрашиваю. А он молчит, чувствую, обмануть меня захотел. Ну я еще добавляю, а самому жалко животное мучить. А делать нечего, - таковы суровые законы сказки.

- Отпусти, честное котовское слово, чтобы мне больше ни одной мыши не видать! Не обману, а как сестру спасти – научу.

Ну, я его отпустил, он вздохнул, помолчал, шерстку свою облизал, а потом и стал рассказывать:

- Мяу. История непростая, и дело у тебя непростое. Тут не только волшебство виновато, и не только нечистая сила. Хотя, конечно, куда ж без нее? Но не она только во всем виновата. Тут и Ум да Разум человеческий слабинку дал, и Цивилизация не туда пошла, и сами Люди тоже виноваты. Нечистая сила против чистой не устоит, это факт. А вот когда чистая сила зазевается, отвернется или просто закроет глаза на важные вещи – тут как тут все злые и нечисты силы, налетят, наделают злых делов, потом век не расхлебать. На то щука в море, чтобы карась не дремал. Мяу.

- Так как же я один справлюсь? - я спрашиваю.

- А ты не перебивай, мяу, все узнаешь. Я и не говорю, что ты справишься, я говорю, что сможешь, если все сделаешь правильно. Вот. Мяу. Ну, слушай.

Люди и в сказке, и взаправду, бывают добрые и злые. Они не сразу так получаются, даже Баба Яга была раньше простая русская крестьянка. Но в сказках так – попалась она Кощею, он ее и заколдовал. Деваться некуда, назначили на волшебную должность – сиди и работай, иначе не сдобровать. А как и почему взаправду люди превращаются, я точно не знаю, я же в сказке живу, а у настоящих людей свои порядки. В сказке добрый человек может расколдовать злые чары. А злой – не может. Так что если уж ты попал в сказку, и если ты будешь добрым, то можешь всех спасти.

- В сказке или по правде? – я спрашиваю.

А кот вздохнул и говорит:

- А ты сам подумай.

Ну я понял, что он не может знать про взаправду, он ведь сам из сказки. Ну, ничего, мне бы хоть в сказке всех спасти, а там видно будет.

- И что мне делать? – спрашиваю.

- А что в таких случаях делают, - иди к бабе Яге, она тебя или съест, или научит, как дело сладить.

- А вдруг она меня съест?

- Стало быть, и сказке конец будет. Мяу.

Сказал, и как растворился, опять пропал на самом интересном месте. Что за манера у этого котофея, чуть что – раз и нету его. Даже не сказал, куда идти, как сделать, чтобы не съела. А кстати, насчет поесть я бы тоже не прочь, эх, где наш холодильник и буфет на кухне!

Но делать нечего, надо идти. В сказке ведь как? – куда бы ты ни шел, придешь куда надо, дорога тебя сама приведет. Она же волшебная. Ну я и пошел.

Иду и думаю, где бы я на месте Бабы Яги избушку себе поставил. Она ведь должна, как пограничник, охранять границу того и этого света. Значит, у речки, или у обрыва, или у подземного хода, который ведет на тот свет. А тут один лес да лес, никакого вам подземного царства, как назло. Хотя честно говоря страшновато – с того света обратно уже не выбраться, все. Пропадешь навсегда, потом разбирайся, в сказке или наяву, - пропал и точка. Вот пока я шел и боялся, смотрю, ко мне из-за толстенного дерева избушка идет, сама, на курьих ножках, - ничего себе ножки, - ножищи, с когтищами, а сверху здоровенный клюв торчит. Ни окон, ни дверей – как туда войти? Я прямо остолбенел, а она подошла и встала. И стоит, не шевелится, только поскрипывает да потрескивает.

- Избушка-избушка, стань к лесу задом, ко мне передом, пожалуйста! – это я сказал, когда опомнился. Она аж подпрыгнула, раз – и повернулась, а на той стороне дверца, а на крылечке куча старых тряпок и палок. Ну, я хотел забраться на крылечко – все-таки высоко, а избушка хлоп – лапки поджала и прямо на землю уселась. Мол, милости просим, заходи, сейчас тут тебя кушать будут.

Я хотел заглянуть внутрь, - а тряпки вдруг зашевелились, приподнялись – мамочки, а в них оказывается Баба Яга сидела, сгорбившись. И впрямь страшная, даже еще страшнее, чем в книжке, потому что там нарисована, а здесь живая. Уставилась одним глазом на меня, а другим озирается – один ли пришел, или еще с кем-нибудь.

- Пришел, голубчик, давно уж тебя жду, проходи, да смотри не убейся об притолоку, у меня дверца низенькая, - и сама в избушку влезла. Я за ней. А внутри избушка огромная, хоть и без окон, а светлая, и никакого такого безобразия или беспорядка я что-то не заметил. Может, она не настоящая, и совсем не опасная, вот ведь предупредила, чтобы не ушибся, я про себя подумал. А она и говорит:

- Настоящая, не волнуйся. Опасная, еще какая опасная, у нас в сказках репутации твердые. Надо будет, так и съем, и на косточках покатаюсь! – и неприятно так захихикала, у меня аж мурашки по спине побежали. А она:

- Кышь, разбегались! Рано еще, может я тебя еще и награжу, посмотрим. Сначала я тебя накормлю – напою, а ты милок в баню-то ходишь, или все в ванной, по городскому?

Тут я понял, что сейчас есть не станет, значит будет загадки загадывать. Уже полегче стало, а тут откуда ни возьмись - наш стол, прямо из кухни, а на столе вчерашний обед – целиком, и несъеденный. Ясное дело, колдунья, самая настоящая, иначе откуда ей знать про наш обед, и как мама суп грибной варит? Смотрю, руки у меня сами вымылись, волосы причесались, а одежда переоделась в чистую. Ну я поел, а после обеда компот появился, а компота у нас и не было.

- Это от нашего стола вашему столу, – говорит, а сама все ухмыляется. – Не бойся, не отрава, на живой воде сварен, из царских яблочек.

А тут и вечер наступил, мне уже спать хочется, но неудобно, надо же пообщаться со старушкой. Но она рукой махнула, появилась моя кроватка, и я мигом заснул.

Просыпаюсь - утро. Никого. Думаю, мне все это приснилось, вот сейчас опять все будет взаправдашное, сестренка, мама с папой…

- Вставай, постреленок, и не думай - не приснилось. Только вот что я тебе скажу – если в сказке, то это еще не значит, что не по правде. В сказках как раз вся правда и есть.

- Как это: в сказках вся правда?

- А вот так, подумай и сам поймешь. Ну да ладно, некогда мне тут с тобой лясы точить, дела. Я сейчас отлечу на часок-другой, а как прилечу, решу, что с тобой делать, съесть или наградить. Вот тебе три загадки, разгадаешь, научу, как сестру спасать, а не отгадаешь, - прости меня, грешную, придется тебя скушать – такая уж у меня, горемыки, судьбинушка. Первая загадка – что такое зло? Вторая – что такое добро? А третья - самая трудная – что такое счастье? Вот думай, а я полетела, да время зря не теряй, я скоро вернусь!

И пошла заводить свою ступу.

А я думаю – ничего себе загадочки, откуда я знаю, мы это не проходили, кто же это знает, это же верная смерть – в кастрюле. Или на вертеле.

А Баба Яга поворачивается и говорит:

- Не проходили, и слава богу. Эти вещи каждый сам должен знать, иначе ему ни в сказке, ни за сказкой делать нечего. Съем как миленького, и не жалко будет, если сам не догадаешься.

Села в ступу, на краешек – и как она только не свалится? - и упорхнула, крутя тощей метлой вместо руля.

Сел я на крылечко, пригорюнился: что скажу Бабе Яге, вдруг не угадаю, слопает не подавится, не смотри, что кормила – поила, раз обещала – точно съест. Да еще и на косточках покатается – у нее ни скейта, ни велика нет, на чем ей еще кататься? Вот на наших детских косточках, старая извращенка, и будет кататься. В общем, сижу, тоскую, вдруг слышу – голос какой-то, вроде знакомый, а чей – понять не могу.

- Не кручинься, я тебе помогу, это еще не кручина, кручина будет впереди!

- А кто ты, я тебя не вижу, выйди, покажись, - говорю.

- Я уже вышел, а показаться не могу, я невидимый.

- Как это невидимый, но слышимый? Так не бывает!

- Бывает, и часто. Я твой внутренний голос, голос твоей души. Ты его слышишь, а больше никто и не слышит, но это не важно, наоборот, это хорошо, зато мы можем пообщаться наедине. Только польза и удовольствие от такого общения, и боле ничего.

- А у души еще есть чего-нибудь, кроме голоса? – спрашиваю.

- У души много чего есть, вот особенно она глупых вопросов не любит.

Я хотел обидеться, но как на свою душу обижаться? – и раздумал.

- Ну ладно, - говорю, - как мне на загадки отвечать?

- А это очень просто – послушай голоса своего сердца, и как оно велит, так и говори.

Я конечно опять удивился – значит, у сердца тоже голос есть, и это уже не голос души, а еще один, сердечный, голос. Сколько же у меня тогда внутренних голосов, думаю, ведь еще голос разума должен быть, голос чувства, голос совести – целый хор. Да, еще голос крови, ну, в смысле происхождения от определенных предков. Интересно, они одно и то же говорят, или разные вещи? И вообще – они только в сказках, или не только? Но глупых вопросов задавать не стал, чтобы опять не схлопотать что-нибудь язвительное.

Сел я слушать, что говорит сердце. Слушал – слушал, оно бьется, но ничего не говорит. Ну, думаю, слишком буквально нельзя понимать, что внутренний голос подсказывает, надо как-то иначе. Только я стал соображать, как иначе, слышу – листья зашумели, лес загудел, молния шарахнула прямо рядом, гром, - нечистая сила летит. Такой грохот, что чуть уши не отвалились, я спрятался в избушке, сижу, дрожу от страха. Смотрю – залезает Баба Яга, а за ней – какой-то темный скелет в плаще и в железной шапке. Баба Яга перед ним поставила стол и большущий стул. Усадила, а сама стоит сзади, сесть не осмелилась. Ну, думаю, попал я в переплет, неужели сам Кощей Бессмертный? Молчат, меня разглядывают, и я молчу, онемел весь, шевельнуться не могу, страшно – аж жуть.

- Вот Ваше Кощейское величество, вот он, постреленок, хочет и сестру свою спасти, и остальных, кто там на полянке.

И ко мне повернулась:

- Готов отвечать, надумал что? Или как? Отвечай, к тебе на экзамен сам князь Кощей прибыли, издалека прилетели, только чтобы на тебя посмотреть. Какую честь ему, несмышленому, оказали!

И Кощей мне беззвучным голосом приказывает:

- Говори.

Я подумал чуть-чуть и отвечаю:

- Зло – это когда нарочно делают кому-нибудь гадости.

Тут Кощей стал посветлее, а в глазах огонек зажегся.

- Добро – это когда делаешь кому-нибудь хорошее, но за просто так, бесплатно.

Кощей весь стал светло-серый, а огонь в газах сильнее горит.

- А счастье – не знаю, наверное, когда тебя любят все твои любимые люди, и когда всем хорошо.

Ну, Кощея вообще уже не видно, как будто на меня лампу наставили, ничего не видно, сижу, жмурюсь, очень неприятно себя чувствую. Вдруг свет пропал, смотрю – никого, пропала нечистая, оба куда-то делись. Ну, думаю, пронесло, спасибо сердце, что ты умеешь так угадывать. А через минуту лезет Баба Яга, - уже не такая страшная, хотя и красавицей не назовешь, и говорит:

- Ответ принят, не сплоховал, молодец мальчуган. Я даже понервничала за тебя, - у Кощеюшки разговор короткий, как чуть что не по нему – пиши пропало. А так сказал – «вполне допустимые трактовки», по-вашему, считай, пятерку поставил, и улетел. А раз улетел, значит он не возражает, открою я тебе тайну тайную, раскрою секрет вековечный.

Слушай внимательно, запоминай, записывать нечем. И вообще, садись-ка ты, паренек, к огоньку поближе, – и сразу загорелся камин, прямо как у нас на даче, и нарисовался мягкий диванчик рядышком. – У нас работа такая – не давать Добру покоя, чтобы не дремало, чтобы люди за него на подвиг шли. Если бы не мы, не нечистая сила, чистая сила бы давно сама стала грязная – что поделаешь, сила есть сила, ее нужно в строгости держать. Но мы сами никого расколдовать не имеем права, тут есть определенный порядок, традиции. Их надо уважать. Надо чтобы Иван царевич, или Андрей стрелок, или Иванушка дурачок – чтобы кто-нибудь подвиги совершал, тогда мы с нашим удовольствием, и поможем, и подскажем, и дорогу укажем. Без подвигов, милок, доброго не жди. А нынче-то времена настали новые, вот уж детки-малолетки к нам пожаловали – за добро заступаться. Молодеет контингент, прямо как в плавании. Да я, старая, думаю – правильно это, от детей больше зависит – добро спасать, чем от взрослых.

- Почему, как это?

- А потому, что им еще не поздно выбирать – плохими быть или хорошими. Взрослые этого уже не могут, уж как выросли, так выросли, горбатого могила исправит. Взрослые между собой все время ссорятся и воюют. И пытаются превратить друг друга в разные нехорошие вещи – особенно «врагов». А врагов, на самом деле просто нет, все люди одинаковые, это они сами все специально так придумывают, чтобы можно было ссориться и воевать. В сказке можно расколдовать и сестру, и других, а в жизни это гораздо труднее. Но можно.

Но мы, из сказки, мы не знаем, как. Это знают только те, кто хочет спасти людей не в сказках, а взаправду. Ну, это я отвлеклась, прости меня, старую, все потолковать хочется, да не с кем.

Спасти сестру и остальных там, на полянке, непросто. Никто, кроме тебя, этого не может. Даже колдуны и ведуны, они только подсказать могут, а так – все на тебе, пострел. Знай же: разгадка – в волшебной книге, книга – в хрустальном сундуке, сундук – тут, недалеко, за лесом темным и горой высокой, в пещере глубокой, а пещеру охраняет стая серых волков-людоедов. Сроку тебе дано три дня – не успеешь – сам в машину превратишься. Завтра с утра пораньше я тебя в путь дорогу соберу, до угора провожу, на дороженьку поставлю и судьбе твоей предоставлю. И еще знай: с тобой - твоя сила избавительница, она тебя убережет, через море перенесет, через горы переведет, сквозь огонь проведет, от греха уведет. Она сильная – сильнее нее на свете ничего нет, но она хрупкая – нежнее нее ничего нет. Ты сам должен ее беречь, как зеницу ока, - не убережешь – пропадете вместе, и никто уже не поможет. Так-то вот. Вопросы есть?

И не успел я рот открыть, чтобы вопросы задавать, ее уже и след простыл. Ничего себе, у них с котом привычки – чуть что, хвост трубой и поминай, как звали.

 

Утро выдалось туманное, деревья стоят в росе, как седые, солнышка нет, теней тоже нет. Жутковато на душе – надо идти на подвиги, а чего-то не хочется. Дай думаю, просплю подъем, до обеда проваляюсь, а потом уже будет поздно, пойду завтра. А если Баба Яга начнет расталкивать, скажу что живот болит. Только так подумал, меня голос совести зовет. Вспомнилась мне моя сестра, как она в машину превратилась, и тут же сон как рукой сняло, я встал, умылся, оделся, а завтрак сам на столе образовался. Бабы Яги нет, а на пороге стоит мешок холщовый, как для сменки, а на нем клубок ниток – волшебных, ясное дело. Мой путеводный указатель. Я как поел, все за собой убрал, - на всякий случай, понимаю, что у Бабы Яги все хозяйство на волшебстве держится, но все же. На крылечко положил букетик цветиков лесных – спасибо, мол, бабушка, за стол да кров. Перекинул мешок за спину и пошел на подвиги– за клубочком. До горки дошел, обернулся – стоит моя старушенция, вся сгорбилась, платочком машет, - все-таки она оказалась ничего себе, в ее-то возрасте такие фокусы проделывать, и я ей поклонился, как положено в сказках, повернулся и пошел дальше. Больше я ее не видел.

Иду и думаю – как мне силу избавительницу сберечь, что надо для этого делать? Не могу ничего придумать. Вот передо мной ручеек журчит, водичка такая прозрачная да веселенькая, любо дорого посмотреть. Сел я на бережок, развязал узелок, заглянул в мешок. А там гребешок, тряпочка и соломинка, и больше ничего. Зря думаю, взял, это не мне, наверное, - ни пирожков, ни яблочка, ничего такого, что мы всегда брали с собой на пикники – с родителями. Ну ладно, запихнул я все обратно, а соломинка на землю упала. Ну упала и упала, мне надо дальше идти. Встал я на камешек, чтобы с одного на другой ручеек перепрыгнуть, а ручеек стал пошире. Я на следующий камушек - ручеек еще шире. Я смотрю, где следующий, а ручеек как разольется, как забурлит, как понесется, весь закипел, ревет как дикий зверь, тут не то что на камушке – на берегу страшно стоять. Я обратно. И ручеек обратно – глядь, он опять как ласковый котенок под ноги жмется. Что такое, думаю, а вот я шаг вперед – и ручеек опять за свое, пенится, прибывает, ноги с камушка смывает, переправиться мешает. Понятное дело, опять шуточки злокозненные, а ведь говорила старая, - поможем, поможем. Где она, их помощь – только преграды возводить, я то при чем, я же не их сказок, что я такого сделал?

И тут слышу – голос разума мне говорит: а ты сообрази, да вспомни, прикинь, что к чему, думаешь тебе узелок просто так с собой дали? Я к узелку – там тряпочка, да расческа, а вот на земле соломинка лежит, больше ничего. А голос опять: вспоминай, не ленись! И тут меня осенило – взял я соломинку и под ноги ее положил – глядь, она расти стала, толстеть и длинеть прямо на глазах, и в мосточек через ручей превратилась. Только я ступил на мосточек, завыл, заревел ручеек, превратился в реку могучую да широкую, вода черная бурлит, волны меня смыть норовят, брызгами с ног сбивают, пройти по мостику мешают. А мостик все больше и больше, все выше и выше, и вот я уже под самыми облаками иду над штормовым морем, и ни конца не видать и ни краю. Вот так до вечера я по мосту шел-шел и к другому берегу пришел. Ну, а другие берега – это уже другие берега. Вышел я на крутой бережок, и стыдно мне стало, что бабушку Ягую ни за что ругать стал, там, у ручейка. Присел отдохнуть, полез в мешок, достал тряпочку, смотрю – а она превратилась в скатерть самобранку, поесть-попить, на десерт конфетку, в карман – леденец. Вот так да, думаю значит от моих мыслей зависит, что у меня в мешке лежит – или просто тряпочка, или волшебные предметы. Дела!

А еда у них тоже, наверное, волшебная – как поел, так и усталость как рукой снимает. Ни спать не хочется, ни руки-ноги не болят – красота! Эх, взять бы ее потом домой, эту тряпочку, были бы мои родители всегда здоровы и бодры, да и в гости можно было бы всех знакомых приглашать – вот было бы здорово!

Прямо передо мной гора стоит высоченная – макушка прямо в небо упирается, по утесам облака жмутся, и ни обойти, ни объехать такую махину не представляется возможным. Ну я сразу в мешок – так, гребешок тут не поможет, тряпочка уже свое дело сделала, а соломинка позади осталась. А больше ничего нет, тряси - не тряси мешочек холщевый, на сменку похожий. Что делать? Сижу, пригорюнился. Опять внутренний голос шепчет: «Не кручинься, кручина будет впереди. Ты сам подумай, ведь у тебя решение перед носом!» А я смотрю, ничего такого перед носом у меня нет – вот гора, вот я сам, вот мешочек с гребешком и тряпочкой, больше нет ничего. Куда еще смотреть-то? Хотя стоп, думаю, а мешочек-то небось тоже непростой! Положил я гребешок и тряпочку в карман, а мешочек стал надувать. И вдруг он начинает расти, расти, и вырос в воздушный шар, прямо как в кино, с люлькой, внутри лавочка, мешки с балластом, все как полагается. Ну, думаю, до чего изобретательная публика в сказках живет – просто чудо! А потом подумал – а у нас тоже ничего народ – и мосты, воздушные шары, и даже самолеты придумывает. А компьютеры? Вот так вот.

Забрался я в люльку, скомандовал шару «Вперед, через гору!» и мы полетели. Не успели подняться, смотрю – море убывает, убывает и опять в ручеек превратилось. И зачем только было вредничать? А гора? Тоже потом съежится до камушка? Вряд ли, что-то должно быть в жизни постоянным, вот вода изменчива, течет и меняется, а гора стоит как гора и никуда не сдвинется. Ну, ладно, потом посмотрим.

Летели-летели, гору перелетели, шар остановился, ждет приказа. Я ему говорю «Вниз, но поближе к пещере, пожалуйста, но не до самой земли – там волки бегают». Подлетаем к пещере, рядом очень удобная площадочка для посадки и парковки моего шара. А внизу – тут как тут, стая серых волков зубами щелкают, хищно смотрят и постепенно на площадочку собираются. Зубы скалят, рычат, носы морщат, шерсть дыбом стоит – хуже страшного сна. Я достаю гребешок, а он стал такой мягкий, гнется, а не ломается, спускаюсь пониже, чтобы всю стаю собрать в кучку, и прямо на них гребешок и бросил. Он пока до земли долетел, превратился в вольер, и все стаю так и накрыл клеткой железной. У меня от сердца отлегло, хотя все равно страшно – а вдруг они не все сюда вышли и еще остались?

А делать нечего надо в пещеру лезть. Без фонаря там вообще делать нечего, а где я фонарь возьму? Волшебные предметы кончились, магазинов тут нет, понятное дело. Помню, в сказках надо было найти череп, поднять его и сказать заклинание, и из глазниц начинал свет идти. Но мне чего-то не хочется череп искать, его трогать, да и заклинания я не знаю. Подошел я к пещере, смотрю, у входа камни лежат драгоценные, так и сияют на солнышке, переливаются, разноцветными огнями блестят, как лампочки на елке моргают. Набрал я этих камушков сколько мог и полез в пещеру. Прополз в щелку, а там пещера все шире и шире, все больше и больше. Я иду, камушки за собой бросаю, они один от другого лучики света ловят и дальше посылают. Иду, хоть и не светло, но ориентироваться можно. И вот вижу стоит хрустальный сундук – тут не ошибешься, видно что хрусталь натуральный, не штамповка какая-нибудь, а в нем толстенная книга лежит. Хотел я сундук открыть – а он целиковый, не открывается. Уж я и так его и эдак рассматривал – нет, не открыть. Ну не разбивать же такую ценную вещь, - ради другой вещи, и потом мы же в сказке, он может обидеться. Нет. Ходил я вокруг да около, ходил, жду, пока внутренний голос чего-нибудь подскажет, а он молчит. Голос сердца тут вообще ни при чем, голос разума не отзывается – что предпринять? Дай-ка я его приподниму, думаю, авось что-нибудь получится? И приподнял, а он легко так приподнялся. Ну я руку сунул и книгу потихонечку вытащил. Спасибо, думаю, что захватил с собой русский «авось», вот он тоже меня выручил. Поставил все на место, протер сундучок, и думаю – книгу надо вернуть или можно взять с собой почитать? Здесь темно, ничего не видно. Придется тащить ее на белый свет, если она, конечно, не против.

Вылезаю обратно, книгу с собой тащу – а она уже совсем маленькая, у меня в ладони умещается, и совсем легкая. Опять чудеса, но я уже ничему такому не удивляюсь – и в карман ее, выходит - прикарманил. Тут голос совести стал скандалить, а я ему и говорю:

- Ты что, один на свете живешь? Тебе до других дела нет? Тоже мне, чистоплюй! Как я сестру спасать буду, если в книге ее спасение? Давай лучше потом вместе книжку на место вернем, чтобы все было как прежде. Хотя, по прежнему все равно уже ничего не будет, рыбка плывет, назад не отдает. Ну спросим у кого-нибудь, что с книгой делать, когда всех уже спасем.

Он говорит:

- Ну ладно. Давай.

Вылез из пещеры, на белый свет. Вокруг камни драгоценные сияют, вон там, на полянке, в клетке волки воют, чуть подальше – мой шар воздушный припаркован, а чуть подальше – мама моя родная, во весь опор ко мне мчится на своих куриных ножках бабкина избушка. Опять подивился я чудесам чудесным, ну прямо вовремя поспевающим. А в глубине сознания мелькает спасительная мысль – если бы не так, кому нужны чудеса не вовремя, не к месту и не по делу?

Подбегает она ко мне, наспех присела на полноги, я ей:

- Избушечка, милая, повернись ко мне лицом, к горе задом, очень тебя прошу, дорогая ты моя! – а она покраснела и меня в себя словно всосала, и прыг, прыг, прямо на полгоры и вспрыгнула. И стоит.

Я говорю:

- Ты чего?

А она в ответ:

- Так надо. Я к тебе инкогнито, на свидание. Баба на заметит, у нас время по другому летит, не так как у вас. А тебе я буду верно служить – Иван-то царевич, уж какой молодец был, а слова доброго мне не молвил, ну с Ивана дурака спросу нет, и даже Андрей стрелок, и тот - ни тебе прибраться, ни цветочков нарвать, даже дверцу маслом не смазал, эгоист! А ты хоть и мал, да удался воспитанием – много ли нам, избушкам, еще надо? Вот ваш поэт сказал: «Живите в доме, и не рухнет дом» - правильно мыслил поэт, лучше любого домового! А книгу будешь во мне читать, я тебя оберегу, а во двор захочешь – вон там тебе ступенечки, - и моргнула бревнышком, и я увидел тропочку в туалет.

А в избушке светло. Положил я книгу на стол, только хотел открыть, кто-то внутри зашевелился, я уже перестал разбирать, чей там голос опять поднимается, - слышу:

- Ты, брат, погоди, ты сначала во дворик выгляни, не нарушает ли твое поведение интересов и видов окружающей действительности?

- А что такое, кому это я могу тут мешать, - спрашивается? Тут только мне все мешают, кроме избушки, конечно.

- Выгляни, говорят! – и я понял, что во мне еще один голос завелся – экологический. Уж не хватит ли на первый – то день? Ладно, выглядываю – а на полянке в клетке тридцать три волка сидят, зубами щелкают, глазами горят, носы морщат, а чувствуется, что труба их дело – друг друга сожрут, и конец редкой популяции. Развернул я тряпочку и говорю – «А нельзя ли нам стаю сохранить, чтобы они друг друга не скушали?»

А тряпочка превратилась в тележку и чего там им отвезла – и обратно приехала. Слышу – там тишина, только чавкают да сопят, сопят да чавкают, - обжираются наши волки, очень хорошо, уедем отсюда – выпустим опять на свободу.

Ну все, давайте книгу волшебную читать, положил на стол, открыл – и глазам своим не верю – книга то пустая, все страницы - пустые, ни буквы, ни слова, ни картинки, ни ноты, - ничего! Вот тебе и на, вот тебе и книга, - а в ней ничего не написано! Значит зря все, зря я через лес шел, через ручеек перебирался, через гору летел, от волков спасался? Зря ко мне избушка от Бабы Яги убежала – а вдруг ей тоже достанется?

Голоса мои тоже притихли, молчат. Ясное дело, что тут скажешь – облом вышел, со всеми моими подвигами, да и вообще – со всеми сказочными традициями. Такого еще ни в одной сказке не было – чтобы волшебная книга пустая была!

-Ну, чего притихли, советчики? Как малая беда, они тут как тут, а как кручинушка великая, так вас и нету совсем? – это свои внутренние голоса спрашиваю, подкалываю.

Молчат, Сопят, вздыхают, видно ответ согласованный готовят. Ладно, подождем. Я пока закусил, остатки опять волкам собрал, потом, думаю, отнесу сам, буду их приручать постепенно, пусть живут под предводительством царя зверей – это под моим, значит, предводительством. Я выходит, царем стану, пусть зверей, но все же! Дома рассказать, никто не поверит.

Тут они вместе собрались, и говорят, голоса мои внутренние:

- Надо буквы найти, и потом их в книжке расставить правильно. А как, мы не знаем, мы же твои внутренние, вот все, что у тебя внутри, еще знаем кое-как, а что снаружи – только косвенно. Сам давай, если что – обращайся, по мере возможности будем помогать. – и свернулись в трубочку и закатились на самую периферию сознания. У них, видите ли, обеденный перерыв. Помощники липовые.

Но вообще-то они правы – это я сам должен книгу читать. Моет быть, она тоже заколдованная? А как ее расколдовать? Инструкции рядом нет, подсказать некому, что делать? Надо с кем-то посоветоваться. Стало быть, надо идти в путь дорогу, искать мудрого человека, чтобы знал, как волшебные книги читать.

Не успел подумать, избушка мне и говорит:

- Хочешь, я тебя подвезу, как на машине, скорее доберемся, ножки свои побережешь?

А я подумал и говорю:

- Спасибо, избушечка, не могу – есть такие дороги, которые человек сам пройти должен, без помощи, а то сам станешь беспомощным.

Она вздохнула, помолчала, а потом отвечает:

- Твоя правда. Иди, вот дорога твоя широкая, встретишь ты на ней тех, кого ищешь, но встретишь и тех, кого не ищешь. Будь осторожен и смел, благоразумен и безрассуден, спокоен и гневлив, мягок, но тверд. И все у тебя получится. А книгу можешь с собой взять, в сундуке уже опять такая же лежит. Это твой экземпляр.

А уже ночь на дворе, один день уже кончился, осталось два дня. Лег я спать, рано утром проснулся, собрался, попрощался с избушкой. Она пообещала на обратном пути волков освободить, когда я уже далеко отойду. Набрал я камней драгоценных полные карманы, и пошел своей дорогой.

Иду-иду, навстречу мне старый звездочет, по-нашему астроном. В таком высоком синем колпаке с кисточкой. Я ему говорю:

- Здравствуйте, звездочет! Не могли бы Вы уделить мне минуту своего драгоценного времени?

А он мне:

- Время на то и создано, чтобы его уделять и им делиться, хотя само время и неделимо.

- А как же им тогда делиться, если оно не делится?

- А это загадка времени, и у каждого человека – своя разгадка. А зачем тебе мое время понадобилось?

- Мне надо сестру расколдовать, а в волшебной книге букв нет,

Звездочет и говорит:

- Мне буквы не нужны, я читаю по звездам. Для меня звезды и есть буквы, а небо – волшебная книга. Всю жизнь учусь ее читать, но не могу сказать, что уже полностью научился. Может быть тебе прочитать, что на небе написано – звездами – про твою сестру?

- Так ведь надо ночи ждать, пока звезды не выйдут?

- Конечно, читать по звездам можно не всегда, как и любую волшебную книгу. Надо чтобы туч не было, чтобы был телескоп, чтобы никто не мешал.

- Мне некогда, говорю, у меня времени мало, а занять не у кого.

- Я охотно уделил бы тебе столько времени, сколько ты хочешь, но от этого у тебя времени не прибавится, а только убавится.

- Спасибо, - говорю, - не имею права, надо торопиться, доброго Вам пути. Извините, что задержал.

- А вины тут и нет, ведь вся наша жизнь – одна большая задержка на белом свете. Для неба наша жизнь – пылинка, а для нас – вечность, вот мы и держимся за эту задержку изо всех сил. Прощай, мальчик, смотри почаще в ночное небо, оно тебя многому научит – безо всяких букв.

Иду я дальше, смотрю – сидит на стульчике у мольберта художник, что-то рисует. Я к нему:

- Здравствуйте, художник, можно Вас отвлечь?

Он на меня пристально посмотрел и говорит:

- Здравствуй. А почему ты не хочешь меня привлечь? Я люблю все привлекательное. Вот смотри, передо мной дорога, кусты, небо и солнце, для всех – это просто окружающая среда, а для меня – пейзаж. Очень даже привлекательный.

- А можно слова говорить без приставок? – спрашиваю.

- Не знаю, а зачем тебе?

- Ну потому что у меня нет привлекательного, нет увлекательного, нет завлекательного, а есть одно только влекательное.

- А что это такое – влекательное?

- Это то, что влечет меня и не может отпустить – дело важное.

- Ну, если дело важнее грамматики, тогда иногда можно. А какое дело тебя влечет и не отпускает?

Ну, я рассказал. Художник задумался, а потом и говорит:

- Я давно разочаровался в буквах, потому что из них слишком много плохого складывается. Вот краски мои – это мой язык, он не обманет, он может сказать – безо всяких букв – все самое важное, что только есть на свете. Что красиво, что безобразно, что мы любим, что ненавидим, к чему мы стремимся и от чего мы хотели бы избавиться. Все в красках, попробуй у мира отнять краски – мир исчезнет, не будет ничего!

- Почему, ведь были раньше черно-белые телевизоры, и все их смотрели?

- А черная – разве не краска? А белая? Нет, мой мальчик, в мире самое главное – это краски. Хочешь, я нарисую тебя и твою сестру, ваш дом и родителей?

- Конечно, хочу, спасибо. Но мне надо успеть всех спасти, расколдовать, а то я сам в машину превращусь.

Попрощались мы с художником, и я дальше пошел. Иду, слышу вдалеке музыка играет. Что-то новенькое, думаю, давненько я никакой музыки не слышал. Подхожу поближе – сидит музыкант на пенечке, играет на скрипке, такая чудная мелодия, просто ни словом сказать, ни пером описать. Подождал я, пока он закончит, - «Здравствуйте, - говорю, - музыкант!»

- Здравствуй и ты, - отвечает. – ну, как тебе понравилась моя музыка?

- Очень!

- Спасибо, очень тронут. А где цветы?

- А у меня нету.

- Ну ничего, не страшно. Можешь просто похлопать.

Я похлопал, а музыкант раскланялся, как на сцене.

- Что тебе еще сыграть? – спрашивает.

- Что-нибудь недлинное, а то я спешу – отвечаю.

Музыкант покачал головой и говорит:

– Покороче – это слово из другого языка. Я его просто не принимаю, хотя и понимаю. К музыке это слово не относится.

- А как Вы определяете, что относится, а что не относится?

- Очень просто, у музыки свой язык, и в нем такого слова нет. Уж я-то наш, музыкальный, язык знаю, можешь мне поверить.

- А ваш язык может расколдовать кого-нибудь?

Он призадумался и отвечает:

- Расколдовать – нет. Наш язык может заколдовать.

- Ну как же так, разве можно заколдовать и не расколдовать – все так и останутся заколдованные?

- Да, и это самая высокая задача музыки, заколдовать и так и оставить. И люди сами к этому стремятся, и ничего плохого в этом нет. Хочешь, попробуем?

- Захотел, но не могу, у меня дела срочные.

- Ну раз срочные, тогда ладно, в следующий раз. Ступай и запомни – музыка дело не срочное, но самое важное, потому что она мгновения может превратить в вечность и подарить ее любому, кто музыку понимает. До свидания, а не прощай, мы еще обязательно встретимся.

Пошел я дальше. Дорога пустая, никого больше нет, иду и думаю: «Вот у них у каждого свой язык, у одного – звезды, у другого краски, у третьего – ноты. Ну неужели нет такого языка, который был бы у всех? Например, захотел художник поговорить с музыкантом – на чем будут разговаривать – на красках или на нотах? А со мной-то они говорили по-нашему, по человечески, просто словами. Значит слова – и есть волшебный язык, который всем понятен. Это и есть волшебство языка. Всех людей объединяет наша речь, и мы можем рассказать друг другу, как светят звезды, как звучит музыка и сверкают красками картины.»

А тут мои внутренние голоса ожили, зашептались, и говорят – «а ты попробуй теперь, раскрой книгу, что будет? Ведь предметы зависят от того, что ты о них думаешь!»

Ну, я присел в сторонке, открываю книгу и вижу – и вправду, в книге появились буквы, но не на всех страницах, а только на некоторых, - наверное, написано только то, что мне сейчас надо, а остальное – потом напишется. Ура! Потерпи, немножко, сестренка, и вы тоже, остальные машины, сейчас я вас расколдую!

И вот нашел я страницу, где большими буквами было написано:

Если ты понял, что в сказке, а что в жизни, что наяву, а что во сне, что в действительности, а что миф, тогда ты можешь объяснить это всем, кто хочет и может тебя слышать и понимать. И если они тебя поймут, они сами освободятся от оков мифов и колдовства. И опять станут нормальными людьми.

Только я это прочитал, - смотрю, рядом со мной сидит моя сестренка, глаза внимательные, как будто вспоминает что-то. Я ее спрашиваю: ты как сюда попала? А она говорит – «не спрашивай. Сам знаешь. Давай лучше чай ставить, сейчас папа с мамой придут.» И мы пошли ставить чай.

А вот что обидно – в карманах у меня потом ни одного драгоценного камня не оказалось.