1. — Гарсон! Один двойной и сладкий сон. . . — С луною-вишенкой? Туманный? — С оркестром и девицей Анной. — Ах, сударь, вы легко одеты! — Кому какое дело в этом? — Но Анна, будучи девицей, в засахаренных льдах хранится, что без лимона и плаща не пьют с оркестром натощак. — Пусть ночь покажется ядреной — я буду гол и без лимона. Плесните музыки, гарсон, в один двойной и сладкий сон. . . 2. Любимая, здравствуй! Но ближе, но между, скорлупочка шубы и фантик одежды — цветастых портновских идей чешуя — все прочее. Все, что не ты и не я. 3. Ты занавешена одеждой — так взмах клинка припрятан в ножнах. Я буду тем, неосторожным, кто эту занавеску сдвинет. И полоснет по горлу нежность, и горлом хлынет. 4. Винна Инна. Мир двоится: Аллы голы. Пусты лица. Ах! Бессонница без Сони. Тает снег, у нас в сезоне — линька, сброс рогов. . . И только, как спасенье Ольги долька. 5. — Сожаленья мои на прощанье: не случилось крупице желанья вызревать под кожицей тонкой там, где женщина носит ребенка. 6. Случайно встретишь на перроне — чужая ты. Я посторонний. Я отвернусь. Вагон укатит. Чужая ты. И там, под платьем, мне незнакомые ложбины и выпуклостей величины. Чужая. Кожицы плеча губами я не изучал. 7. Хранись в мечте, где нет предела. Будь в сладких снах, не требуй тела, когда случится в одночасье найти, придя в себя от счастья, живую кожицу желанья и, рядом, мертвый скальпель знанья. |