Меня зовут Семен Николаевич Кожевников. Мне 65 лет. Я - китайский шпион.

 

В просторном карцере из недостатков - только отсутствие окон и одиночество. Мягкий свет с потолка, теплый цвет стен, растения в горшочках со всегда влажной землей, воздух из кондиционера приятно касается кожи. Белоснежная кровать ежедневно после того, как я проснусь и встану размяться на тренажерах, задвигается в стену и выезжает со свежим бельем. Трехразовое питание от пуза. Туалет и душ в соседней маленькой комнатке за плавно отодвигающейся дверной панелью. Цветы в горшочках со всегда влажной землей.

 

Одиночество. С тех пор как меня арестовали и посадили в тюрьму, прошло полгода, но я не видел ни одного человека. Суд откладывается, ни следователи, ни адвокаты не общаются со мной. Брезгуют. Я знаю, что за мной наблюдают камеры с онлайн-трансляцией в интернет - несколько раз я видел себя по телевизору в криминальных новостях. 'Кунфуций опять втыкает в Пустоту. Выродок сегодня три часа сидел как истукан, скривив ноги. Пока еще не взлетел. По всей видимости, он не оставил попытки научиться порхать по воздуху, как в убогих спецэффектах китайских довоенных фильмов. Сказочки о мандаринах-идиотах вскружили голову этому отщепенцу, и ради того, чтобы коммунисты продолжали считать его своим, он готов отказываться от всякой жизни по несколько часов в день. В камеру Кунфуцию ежедневно поставляется три литра отвратительного чайного пойла - скоро кожа предателя станет желтой, как у его узкоглазых друзей. Но никогда желтокожим чаепивцам...'

 

Ничего... Беговая дорожка сломалась. Они должны будут зайти ко мне.

 

Я выключаю телевизионную панель, откладываю пульт и сажусь в лотос. У меня теперь есть много времени для медитации. Я успокаиваю свое дао в центре бушующего циклона. Мои мысли перестают быть моими, и я наблюдаю, как они кружатся вокруг, будто пушистые снежинки, маленькими вихрями сворачиваются в живые клубки и оседают в плотных сугробах памяти...

 

Война за Тибет, уничтожившая все буддийские святыни, экономическая блокада, ядерное противостояние. Шок от информации о реальных объемах китайского участия в мировой экономике и последующий отказ от сотрудничества с китайским бизнесом. Целенаправленные финансовые действия на уровне торговых санкций обрушили внешнюю торговлю Китая и заставили эту страну выживать, используя только свои ресурсы. Китай национализирует все производства транснациональных корпораций, размещенные на его территории. Нельзя сказать, что китайцы бедствовали, но и прежнее процветание было утеряно.

 

Эта конфронтация велась людьми старой закалки, велась очень жестко, но действия были относительно адекватны. Зато в последние десять лет отношения с Китаем стали истеричными и не понятными людям нашего возраста. Сегодня, к 2040 году, Китай является мировым изгоем. Это сопровождалось фактической сменой власти в Евросоюзе, России и Америке. На выборах побеждали антикитайские коалиции во главе с молодыми лидерами. Мое поколение наблюдало происходящее с растерянностью, казалось, что еще немного, и всем надоест эта сумасшедшая ненависть, но бред продолжался и раскручивался с новой силой. Все, что связано с Китаем в частности и даже с Востоком вообще, становилось предметом насмешек и презрения. Никто не пьет чай, Новый год уже не пахнет мандаринами, фарфор обесценился, коммунизм и коммунисты стали синонимом жизни в Китае. Даже о тибетской войне говорят как о внутрикитайской разборке. Восточные единоборства забыты, буддизм вместе с даосизмом объявлены китайским бредом. И, в обобщении этой тенденции, любое духовное саморазвитие, которое в начале века часто базировалось на восточных практиках, стало объектом насмешек и также забыто.

 

Мир, как думаю я и несколько людей, с которыми я общался на свободе, отброшен назад. Люди свихнулись на порядке и законе. Те из нас, кто помнил Советский Союз, говорили, что многое сейчас напоминает те времена: борьба за качество на производстве, повышение грамотности населения, 'все лучшее - детям'...

 

Однажды догадка о причине всех этих изменений в массовой культуре поразила меня до глубины души своей простотой и наивностью. Именно тогда я стал искать контакта с китайцами, чтобы подтвердить или опровергнуть свои выводы. Встреча произошла случайно - меня назначили переводчиком для нового посла КНР. Странная должность доставалась только старикам, которых не коробило от того, что им придется сидеть в одном автомобиле рядом с китайцем. Особой издевкой считалось не давать китайскому послу переводчика со знанием китайского - мои знания иностранных языков ограничивались хорошим английским. Я знал, что мой разговор с послом в автомобиле услышат, но все-таки осмелился высказать свое предположение этому спокойному и почтенному старику. Когда я закончил говорить, посол попросил остановить машину, мы вышли, он встал на колени и со слезами на глазах поклонился проходящим мимо москвичам, говоря на ломаном русском: 'Прасьтите наса! Прасьтите наса!' Столпившиеся рядом люди смеялись и фотографировали трясущегося китайца. Я помог старику встать и сесть в машину. Перед воротами посольства кортеж остановила милиция, и меня арестовали.

 

Я сижу в лотосе и свидетельствую метель этих мыслей и чувств, наблюдаю вот это самое мгновение 'сейчас' без начала и конца. Я встаю с пола, разминая мышцы. Мне 65 лет, и мне все еще нужно как-то специально медитировать, чтобы осознавать доступность бесконечности каждого мгновения. Осознавать очевидную мудрость, милость и любовь, настойчивый поиск которых во вчера и в завтра делает невозможным их обретение сейчас. Я все еще возвращаюсь в то, что люди за стеной называют временем - нужно убегать от вчера, стремясь в завтра. И нельзя останавливаться. Иначе могут догнать эти призраки из прошлого и встать у тебя за спиной, обжигая драконьим дыханием. Невозможно обернуться. Потому что страшно посмотреть в глаза дракону. Но только те, кто осмеливался это сделать, знают, что за спиной оказывается маленькая девочка или мальчик, ты сам, пытающийся тебя догнать, чтобы ты, такой большой и сильный, пожалел и разрешил больше не нести это несправедливое бремя, которое когда-то и кем-то было положено на маленькие плечи...

 

Беговая дорожка сломалась вчера. Они будут вынуждены прийти ко мне, чтобы забрать ее в ремонт и установить замену. Люди за стеной не в состоянии вынести рядом с собой ничего, что вышло из строя. Все более-менее сложные бытовые приборы имеют по несколько дублирующих систем, заменяющих друг друга при поломке. А беговая дорожка сломалась совсем. Они придут.

 

Голос из невидимого динамика приказал мне встать в обозначенном месте лицом к стене и сложить руки за спиной. Встаю, отворачиваюсь. Дверь открылась, быстрые суетливые шаги, движения, шорохи, звяканье инструмента. Поволокли беговую дорожку к двери, притащили новую. Опять звон инструмента. Похоже, установили. Не уходят. Я слышу, как они дышат. Жду какое-то время, потом оборачиваюсь. Вижу несколько мужчин и красивую женщину лет сорока пяти. Похоже, что негодование не позволило им просто так уйти. Я молча смотрю на женщину. Мне хочется улыбнуться ей, и я улыбаюсь. Эта моя улыбка взрывает ее. Она вынимает что-то из кармана и кидает мне в лицо. Я закрываюсь рукой, и предмет отлетает в сторону, падая с пластмассовым бряцаньем. Женщина кричит:

 

- Мой папа очень любил меня!!! Он не виноват!!! Все порвалось!!! Все разбилось!!! Все сломалось!!! Как же вы смеете?!! Вы!..

 

Женщина закрывает лицо руками и выбегает вон. Мужчины тоже что-то держат в руках. Они презрительно бросают это к моим ногам и уходят. Толстая бронированная дверь закрывается, не оставив даже щели на стене. Безупречная дверь отличного качества. Беговая дорожка заменена - у нее пожизненный гарантийный срок, как и у всех вещей, что вокруг меня.

 

Я наклоняюсь и поднимаю предмет, которым в меня бросила женщина. Это нелепая и какая-то вся кривая пластмассовая кукла с несимметрично нарисованным лицом. Платье в нескольких местах неровно заштопано детскими руками. Поворачивается только голова - остальные конечности крепко приклеены. Вокруг меня лежат части брошенных мне, китайскому шпиону, пластмассовых игрушек, и я знаю, что на каждой из них написано:

 

MADE IN CHINA