Дядя Костя умирал, и последние четыре недели он только этим и занимался. Каждое утро, где-то около четверти восьмого, зыбкие сны старика улетали, в общем-то, так и не начавшись, и он привычно поднимался с постели, словно надо было идти на работу. Потом дядя Костя вспоминал, что он уже давным-давно никуда ходить не обязан, что теперь нет разницы, наступило утро рабочего или выходного дня и что можно было бы поваляться и подольше. Но сны никак не хотели возвращаться, и тогда дядя Костя заваривал пакетик чая и, старательно двигая пластмассовыми челюстями, крошил два крекера; потом мыл чашку, убирал постель и ложился на диван в зале, очень надеясь, что умрёт именно сегодня.

Но, как он ни старался, сделать это никак не удавалось.

Полгода назад дядя Костя похоронил жену Наталью. После этого он поскучал какое-то время, заново перечитал все книги в своей библиотеке, а потом написал десяток писем по тем адресам, которые пока ещё не были вычеркнуты в его блокноте. И вот, когда все конверты вернулись с пометкой "адресат отсутствует", дядя Костя решил умереть. Он был уверен, что это легко можно сделать. Стоит лишь очень захотеть.

Дядя Костя, конечно, знал, что есть множество способов как старый, уставший от жизни человек может покончить с собой. Но подобные мысли вызывали у него лишь брезгливую улыбку. Он искренне считал, что по собственной воле из жизни уходят либо неудачники, либо несчастные из-за какого-то большого горя. А дядя Костя хотел умереть просто так, по собственному желанию и только потому, что пришло его время.

Старик лежал на диване и внимательно прислушивался к своим ощущениям, ожидая, что сейчас... вот-вот прямо сейчас... в эту самую секунду всё и начнётся... Потом он открывал глаза и с грустью понимал, что проспал до обеда. Тогда он сдавался - умереть сегодня опять не получилось: кардиостимулятор работал бесперебойно, и сердце привычно качало кровь от силиконовых лёгких к искусственной печени и дальше.

«Вы проживёте ещё лет сто, Константин Михайлович», - весело говорил врач из поликлиники каждый раз, когда дядя Костя приходил на осмотр. Раньше он наведывался к нему часто. Не потому что у него что-то болело; потому что поликлиника – одно из тех немногих мест, где на дядю Костю хоть кто-то обращал внимание.

Говоря про сто лет жизни, этот молодой доктор, в общем-то, не ошибался. Люди сейчас стали жить долго, очень долго. Но, все эти медицинские штучки, конечно, продлевали жизнь, но не могли сделать её счастливой. Это дядя Костя понял только сейчас. Когда погибла жена; когда вокруг не осталось никого из старых знакомых; когда все люди в подъезде, в городе, да и во всём мире оказались вдруг младше него. На много-много лет младше.

Поскучав ещё немного, старик поднимался с дивана, вытирал пыль на широком подоконнике, поливал восемь горшочков с геранью и отправлялся в магазин на площади, чтобы купить там килограмм гречки. Или риса. Или пшёнки. Или лапши "витушками". Этого дяде Кости вполне хватало на три-четыре дня. Он, конечно, мечтал, чтобы смерть пришла к нему поскорее, но не собирался умирать от голода.

Дядя Костя выходил из магазина и, покачивая тощим пакетом, шёл к трамвайной остановке. Глядя себе под ноги, он неторопливо ступал по каменным плиткам тротуара, и спешащие по своим делам люди чуть не налетали на него. Они замечали дядю Костю в самый последний момент и ловко шагали в сторону, обходя его, словно наткнулись на своём пути на лужу, камень, дерево или скамейку. А старик шёл, не обращая внимания ни на кого, и даже если его всё-таки случайно задевали плечом, то не поворачивал голову на машинально брошенное: «Извините».

Пройдя два квартала, дядя Костя усаживался на скамейку и начинал внимательно разглядывать приближающиеся к остановке вагоны. Он ждал трамвай восемнадцатого номера, который шёл по кольцевому маршруту: мимо главпочтамта, жилых кварталов, проходной завода и зелёного купола цирка, а потом, вдоль длинного забора центрального парка, – назад на площадь. Вагон подходил, дядя Костя садился на переднее сиденье и молча смотрел в окно, желая удостовериться, что этот мир и сегодня ни капельки не изменился, и люди по-прежнему не обращают никакого внимания друг на друга.

Но, надо сказать, это была не единственная причина для таких поездок. В том вагоне, на красном боку которого были белые цифры "7-502", кондуктором работала девушка Танечка, и дядя Костя иногда подолгу сидел на лавочке, ожидая, когда к остановке подойдёт именно этот вагон.

Танечка не была родственницей дяде Кости, она даже не обращала внимания на того старика, у которого брала деньги за проезд и протягивала надорванный билет. Дядя Костя не говорил ни слова, а просто смотрел на неё и думал, что если бы тогда, почти век назад, они с женою всё-таки решились бы... а потом, тогда, когда бы их дети подросли... то такая вот Танечка запросто могла бы быть его внучкой. Или подружкой внучки. Или правнучкой.

Вот и сегодня Танечка приняла у дяди Кости монетки, ловко оторвала билет от привязанного к ремешку большой сумки рулончика и шагнула назад, к своему месту. А старик, принимая этот клочок бумаги, хоть на секундочку, но всё-таки смог дотронуться до пальчиков милого кондуктора. Дядя Костя иногда позволял себе подобное, очень надеясь, что Танечка не придаст этому особого значения.

Танечка уселась на своё место и поправила наушник плеера, а дядя Костя старательно смотрел в окно, надеясь, что нежность этого мимолётного касания останется с ним как можно дольше. А когда старик повернул голову, то увидел, что рядом стоит, смотрит прямо ему в глаза и приветливо улыбается какой-то черноглазый человек.

- Загадывать будете? - спросил черноглазый, обращаясь явно к дяде Кости.

"Простите, что?" - хотел спросить старик, но последнее время ему приходилось разговаривать только с телевизором, цветками герани и кошкой на лестничной площадке. Голос предательски дрогнул, и еле слышно прошептал:

- При... ши-ито?

- Желание загадывать будете? - Черноглазый повторил вопрос чуть погромче.

"Обознался парнишка? - думал дядя Костя, разглядывая попутчика. - Или какой-нибудь клоун привязался. От такого ничего хорошего не жди. И откуда они только берутся?"

- Я говорю, желание себе загадать хотите? - повторил черноглазый ещё раз, видя растерянность дяди Кости. - На билет посмотрите: счастливый.

Старик как-то робко, словно ожидая поддержки, оглянулся в сторону Танечки, потом осмотрел пустые сиденья вагона...

- Ну, как знаете, - услышал старик голос черноглазого, повернулся... и увидел, что этот пассажир куда-то пропал, и теперь во всём вагоне кроме самого дяди Кости и Танечки никого больше нет.

"Чёрт... а куда это он так спрятался?" - и дядя Костя снова завертел головою, ожидая какого-нибудь подвоха.

 

* * *

 

Придерживая шапку-ушанку левой рукою, Костька протискивался сквозь толпу, крепко сжимая в правом кулачке заветные билеты. Казалось, что возле дверей кинотеатра собрались жители всего города, и сейчас они все как один встали на пути у мальчика. Он уже смог пробраться к окошечку кассы, протянуть горсть собранных монет и получить длинную ленту билетов. И теперь Костька, расталкивая локтями плотную людскую стену, пытался пробраться обратно к выходу. Там, возле большой афиши "Весёлые ребята", его с нетерпением ждали.

Два билета надо отдать высокому парню с круглыми очками... один - девушке в красном пальто... три - толстой тетке с бородавкой на щеке... и два - старику с тростью. Все эти люди хотели попасть на премьеру, но им было лень соваться в толпу перед кассами, и они с радостью отдали деньги Костьке, лишь бы он сделал это за них.

Уличные мальчишки давным-давно установили перед кассами жёсткие правила, и Костька очень хорошо их изучил. Ты можешь собрать деньги только на десять билетов и тогда, на свой страх и риск, броситься на штурм очереди. Если очень повезёт, то ты, уставший и помятый, вынырнешь из переполненной кассы совсем скоро. А если что-то пойдёт не так, то твои благодетели порядком поскучают, ожидая свои билеты. Здесь, на улице, они стоят чуть дороже, чем в кассах. Вот эту разницу и брал себе Костька за труды. Мальчик не нёс деньги домой и не бежал с ними в магазин. Просто таким вот образом он зарабатывал себе на билет в кино.

"Вот по этому пройду я, - думал Костька, разглаживал чуть смятые бумажки, - а вот этот сейчас надо продать. Тогда в кинотеатре хватит на чай и четыре леденца..."

- Счастливый? – вдруг раздалось откуда-то сверху, и Костька быстро спрятал билеты за спину. Здесь надо держать ухо востро, некоторые мальчишки не утруждают себя толкотнёй возле кассы, а просто отбирают билеты у того, кто помладше и послабее. Подняв голову, Костька увидел, что прямо на него внимательно смотрит какой-то черноглазый мужик.

"Чего тебе надо? - думал мальчик, рассматривая незнакомца. - И откуда ты такой взялся? Только что здесь никого не было".

- Посмотри, что там у тебя, - продолжал черноглазый. - Четыре, один и два - семь. Один, ноль, шесть - тоже семь. Там семь, и там семь. Значит надо загадать желание, а билет - съесть.

"Ага! Учи учёного!! А то я без тебя этого не знаю!"

- Желание будешь загадывать?

"Тебе-то какая разница?"

- Ты хоть чего-нибудь хочешь, пацан?

Костька ничего не ответил и посмотрел на номер билета: "412106".

"И вправду счастливый..."

У Костьки, конечно же, были желания. Все они были разные, и менялись почти каждый день. Недавно он прочитал сказку про неразменный рубль и очень сильно захотел получить его себе. Тогда можно будет придти в магазин и купить там халвы. Или же каким-нибудь образом стать великим гипнотизёром, и тогда продавщица послушно взвесит эту халву и забудет спросить с него деньги.

А ещё Костька мечтал стать бессмертным. Недавно похоронили его деда, и мальчик, который впервые понял, что все люди смертны, очень сильно хотел жить долго-долго. Так долго, насколько это только возможно... Наверное, тогда ничего больше можно будет и не просить.

Одним словом, желаний у Костьки было много, и почти все они сводились к одному и тому же. Килограмму халвы. Но вот именно сегодня он очень сильно хотел совсем другого. Костька мечтал, чтобы у него была яхта. Точно такая же, какую он совсем недавно видел на фотографии в газете. Белоснежный треугольный парус скользил на фоне высоких пальм. Костька вырезал эту фотографию и спрятал её за обложку в учебник математики...

- Ну, как знаешь... – услышал Костька голос черноглазого, виновато вздохнул, покрепче сжал за спиною билеты и приготовился оправдываться. Мальчик ещё не знал, в чём он сейчас виноват, но давным-давно понял, что робкий голос и виноватый вид иногда могут спасти от придирок взрослых.

- Я только... – начал робко Костька, и вдруг увидел, что кроме него самого рядом с афишами никого больше нет, и лишь вдалеке, возле самых дверей кассы по прежнему бьётся людской водоворот.

"Чёрт... а куда это он так спрятался? - и мальчик завертел головою, ожидая какого-нибудь подвоха. - Может, просто билет хотел купить, а я, дурак, что про него подумал? Ищи его теперь..."

Костька два раза обернулся вокруг, надеясь разыскать неизвестно куда исчезнувшего черноглазого... и увидел Наташу. Эта девочка появилась в Костькиной школе год назад, и она попала в параллельный класс. В тот самый класс, где учились мальчишки с которыми Костька дрался на переменах; в тот самый класс, девчонок из которого он "молчаливо презирал". Наташа была отличницей, ходила в школу в фартуке с "крылышками" и у неё были пушистые ресницы. Костьке казалось, что Наташа была для него недосягаемой и такой же прекрасной, как и яхта на фотографии. По крайней мере, он ещё ни разу не смог обратить на себя внимание этой девочки.

А сейчас... сейчас Костька замер и молча смотрел, как Наташа подходит к афишам.

- Привет, - улыбнулась девочка. – Тебя, кажется, Костиком зовут?

Если бы кто-то другой осмелился так назвать Костьку, тот сразу бросился бы драться. Ну, или, по крайней мере, закричал бы: «Ты кого Костиком назвал?!» А сейчас... мальчик промолчал, а потом – осторожно кивнул.

- Ты в кино идёшь? – продолжила Наташа.

- Ага... ты тоже?

- Нет. Я хотела, но у меня сейчас денег нет.

- Ха! сейчас! у меня их никогда нет. А билет лишний уже есть. Смотри! - и довольный Костька показал билеты, аккуратно развернув их замёрзшими пальцами. – Вот этот счастливый, кстати... Пошли?

 

* * *

 

Мимо главпочтамта, жилых кварталов, проходной завода и зелёного купола цирка, а потом, вдоль длинного забора центрального парка, ехал трамвай восемнадцатого маршрута, и там, на переднем сиденье, сидел абсолютно счастливый человек.

Он проехал так уже четыре круга, и не поднялся с места даже тогда, когда вагон свернул со своего кольца, подъехал к воротам трамвайного парка и остановился возле машины с белой надписью "Дежурная часть" на тёмно-синей полосе.

В вагон зашли двое и остановились возле того места, где, прислонив голову к оконному стеклу, полулежал на сиденье дядя Костя.

- Ну, что? - рыжий парень сцепил пальцы и вывернул кисти, громко щёлкнув костяшками, - начнём что ли? Готов, Виталь? Пиши... пакет целлофановый... здесь у него что?.. гречка и банка рыбных консервов... в карманах... колечко с двумя ключами и кошелёк... в нём деньги... Успеваешь, Виталь?.. восемьдесят рублей купюрами и... шесть семьдесят мелочью... билет трамвайный... Смотри, Виталь, четыреста двенадцать и сто шесть - счастливый... Так... пенсионное... Козырьков Константин Михайлович... фото нет... Запроси отдел - есть он в базе или нет? И пусть ещё в паспортном фото и адрес найдут... Если родственников здесь нет – по нему опознавать придётся... Или соседей разыскивать... Всё, иди! а я пока с кондуктором потолкую...

Танечка смотрела на рыжего так, как больной смотрит на хирурга: cо страхом и надеждой. Она боялась этого парня, но надеялась, что он - добрый и сильный - сможет одним махом решить все проблемы.

- Я его не сразу и заметила-то, - начала рассказывать девушка. - Он так тихонечко сидел... а потом смотрю: что-то он не выходит. Два полных круга проехал, вот и я подошла... - голос Танечки предательски дрогнул, и рыжий чуть нахмурил брови: он терпеть не мог женских слёз. Но Танечка всхлипнула только один разок, потёрла платочком курносый носик и продолжила:

- Я у него спрашиваю: "Дедуль, остановку свою не проспали?" А он мне зачем-то билет свой тянет и улыбается. Я ему: "Дедуль, что с вами?", а он – головою дёргает и улыбается. Я ему: "Дедушка, вам плохо?", а он - хрипит и улыбается... и хрипит страшно-страшно...

- Эй, - вдруг позвал рыжего напарник. Он так и не ушёл из вагона, а решил ещё раз осмотреть старика. - Посмотри, что тут есть...

На старой, потемневшей от времени, протёртой на местах сгиба газетной вырезке ещё можно было разглядеть фотографию яхты. Большой треугольный парус скользил на фоне высоких пальм.

- Где была? – спросил рыжий.

- Рядом с ним, на полу.

- Это мусор. Оставь.

 

* * *

 

Дядя Костя гордо стоял на корме яхты и улыбался, положив руки на рукоятки большого штурвала...

Солёные брызги ласкового моря сверкали на солнце и летели в лицо, но дядя Костя только улыбался таким прикосновениям. Он улыбался ветру, белым облакам, кружащимся за кормою чайкам и весело прыгающим дельфинам.

За всю свою жизнь ему ни разу не посчастливилось управлять яхтой, но сейчас она, послушная его воле, гордо несла свой высокий парус мимо зелёных пальм на низком, скалистом берегу.

Дядя Костя плыл к своей жене, и счастливо улыбался, представляя, как же удивится его Наталья, когда увидит эту яхту. Ведь за всё это время он так никому и не решился рассказать про свою мечту. Чуть поворачивая рукоятки штурвала, старик представлял восторженную улыбку Натальи и её громкий, счастливый смех. Он уже подбирал слова, размышляя, что и как он будет говорить, рассказывая про яхту, старое желание, счастливый билет и черноглазого мужика.

А потом... потом он шепнёт по секрету, что в этом мире всё-таки появился человек, который назвал его дедушкой.