Природа была её матерью и подругой, она протягивала ей сквозь тучи золотые солнечные стрелы, слала ветерок, приносивший с собой запах полыни и клевера. Для неё каждый год издалека прилетали гуси и лебеди, крякали утки, высоко в небе пели жаворонки, отчего небо словно раздвигалось, становилось ещё дальше, ещё выше, и ослепительно сияла его чистая, пронизанная солнцем синева. Она с наслаждением вдыхала запах пыли, солнышко так приятно жгло ей лицо…

Анисью на удивление расположил к себе этот край, овражистый, степной, с маленькими ручейками, уютный и просторный. Какое тут разнотравье! И жирный клевер ползёт понизу пунцовыми цветочками, и гигантская люцерна старается закрыть от палящего солнца низкорослые цветы, такие, как ромашка, чистотел и васильки. А как они пахнут – пронзительно, до одури!

Вдоволь помотавшись по окрестным деревням и сёлам в поисках работы, она осталась в этой небольшой деревушке Вторые Ялдры, и стала пасти домашний скот жителей. Шесть месяцев в году она ежедневно выгоняла скот на пастбище. Здесь нередки ливни и громовые раскаты, просто оглушительные, такие, от которых рвутся перепонки. А какие бывают вредные козы, что невозможно за ними уследить: то в пшеничное поле, то в овсяное поле они убегают, не говоря уже о любимом ими лакомстве – капусте.

Но эта непомерно тяжёлая работа давала ей свободу, а Анисья дорожила свободой больше всех ценностей жизни. И она осталась здесь навсегда.

Ей было примерно лет сорок. Одета она была так себе, но по всему было видно, что когда-то она была красива. Природа задумала её лицо выразительным: широко расставленные голубые глаза поблескивали, золотистые брови были сильно изогнуты, огненно-рыжие волосы на голове курчавились. У неё был вид человека, который никогда не раболепствовал и никогда не одолжался. По её скупым сведениям, родилась она незадолго до войны. А как нелегко даётся мне сдержанность, когда я пишу о людях, рождённых до войны или во время Великой Отечественной войны!

Тем временем падали и улетали листки календаря, уносимые попутным ветром, шли годы. Изнурительный труд отнимал все силы у Анисьи. Приходя с поля в чужой дом, после скудного ужина она заваливалась «на боковую» и мгновенно засыпала.

У Анисьи никогда не было своего жилища. Сердобольные хозяева скотины по заведённой традиции поочерёдно стали предоставлять ей кров. Судьба в одном была благосклонна к ней: напарником к ней устроился работящий Толик, в народе его называли Шпулюк Толли. Но для удобства повествования мы назовём его просто Толик.

Толик невысокого роста мужчина средних лет, с типично чувашским лицом, продубленным всеми ветрами и непогодами, плотного телосложения и зоркими глазами, которые подмечают любую мелочь, очень смекалистый и добросовестный работник, отец большого семейства.

Вот сидят они на пригорке в погожий августовский день возле Якку вурмане и беседуют меж собой. Коровы прилегли, некоторые из них просто пережёвывали траву. А вокруг воздух благоухал, чуть даже перенасыщенный ароматами растений. У Анисьи вот уже который день на языке вертелся вопрос, и она не постеснялась задать его своему верному напарнику. В конце концов, если хочешь что-то узнать, самое простое – спросить.

«Толик, а Толик, – спрашивает она, – ты пробовал когда-нибудь мёд?»

Толик стал припоминать, и вспомнил, как его покойный отец, будучи каким-то начальником по лесному хозяйству, привёз домой много килограммов дикого пчелиного мёда из далёкого пинерского леса.

«Да, – говорит он с заметным достоинством, – мёд очень вкусный, очень сладкий, словами не передать, это – божественный продукт! Отродясь не ел такой прелести. Он пахнет свежим сеном, весенними цветами, клевером и ромашкой, а какой он мягкий и нежный во рту, точно слушаешь музыку в тёплую лунную ночь…»

«Как бы мне его попробовать…», – думает про себя Анисья.

И тут Толик добавляет: «В нашей деревне только трое держат пчёл, один из них – Купцов. Кстати, сегодня мы будем ужинать у них».

От этих слов лицо Анисьи оставалось совершенно спокойным, лишь на её губах мимолётно скользнула тонкая усмешка и на миг запылали глаза. В голове у пастушки блеснула мысль: «А что? Чем чёрт не шутит!»

Закатилось красно солнышко за горизонт, пастухи пригнали с пастбища стадо коров, овец и коз. По установившейся традиции сегодня очередь выпала Купцовым, у них будут ужинать пастухи. Анисья останется ночевать, а Толик пойдёт к себе домой, его ждёт семья.

Хозяйка, Марфа Федотовна Купцова, напоила корову, овец и коз заранее приготовленной смесью из овсяной муки, вручную подоила корову, выцедила молоко через марлю, отнесла ведро с молоком в прохладный погреб. Затем выставила на стол для пастухов холодную варёную картошку и крынку с уйраном (кисло-молочный продукт, получаемый в процессе сбивания масла из кислого молока). Принесла два пустых гранёных стакана ёмкостью 250 граммов, обвела пастухов надменным взором, резко поставила посуду на стол и удалилась в другую комнату, по всей видимости, ужинать.

Чтобы скорее утолить жажду, Толик разлил уйран по стаканам и с жадностью выпил. Вытер губы рукавом засаленной рубашки и повернул свою лохматую, светловолосую голову в сторону Анисьи, которая и не думала притрагиваться ни до картошки, ни до уйрана. Переглянулись проголодавшиеся пастухи друг с другом, шёпотом перекинулись между собой несколькими фразами.

«…А там посмотрим, какая у них будет реакция, – еле слышно проговорила напоследок Анисья, протягивая Толику тоненькую верёвочку. – Монеты и эти купюры положишь в щель шестого бревна снизу со стороны улицы».

«Лады», – сказал Толик и тихо выскользнул во двор. Через пять минут он уже сидел за столом, как ни в чём не бывало, и допивал свой остаток уйрана.

Вдруг дикий вопль козлёнка покрыл всю тишину августовского вечера. Он нёсся со двора, оттуда, где в летнее время у всех жителей деревни под открытым небом любила ночевать вся домашняя живность и крупный рогатый скот.

Распахнув окно, купчиха высунулась наружу.

Мэ-э-э-э! Мэ-э-э-э! Мэ-мэ-мэ!!! – неистово жалобно кричал козлёнок.

Купчиху объял страх. Так жалобно и громко козлёнок ещё никогда не кричал, что с ним? Хозяйка стремглав выбежала во двор и без труда разыскала козлёнка. К сожалению, она не смогла определить точный диагноз, лишь погладила руками козлёнка по всему туловищу, дотронулась до малюсенького его хвостика, затем взяла на руки эту бессловесную тварь и сочувственно прижала податливое тельце к своей кудлатой голове.

После таких нежностей сердобольной хозяйки козлёнок разревелся таким страдальческим голосом, – «ма-а-а-м-м-ма-а-а!» – что с перепугу купчиха выронила его из рук. Спотыкаясь, она вбежала в избу и скорее обратилась к Анисье с мольбой о помощи: раскинуть карты и узнать, в чём дело, так как она уже наслышана от соседей, что пастушка шибко хорошо гадает на картах.

«Анисья, дорогая, будь добра, погадай, пожалуйста, на картах, что же случилось с нашим козлёнком, – рыдает она, вытирая с лица набежавшие слёзы. – Ведь неспроста невинное животное так жалобно стонет, прямо как ребёнок. Не к добру это!»

Пастушка обводит купчиху взором, исполненным природного достоинства, свойственного, скорее, взгляду какого-нибудь животного, а не человека. Нагнувшись, она достаёт гадальные карты и неторопливо раскидывает их на столе. Взор её скользнул по истрёпанным картам, затем по тёмной плоскости окна, где сверкала полная луна. Анисья молчала, с отчаянием уставилась на карты, погрузилась в мрачные думы. Настало время, когда она сможет показать себя «во весь рост». Пусть богачи признают, что она, простая пастушка, сильнее всех этих трясущихся от страха кольцовых, купцовых и прочих...

Наступила мёртвая тишина. Марфа Федотовна грузно опустилась в кресло, на её лице отражалось беспомощное отчаяние, она дрожащей рукой погладила запрыгнувшую на колени кошку.

«Сожалею, но должна разочаровать вас, – начала Анисья, и вдруг почувствовала прилив уверенности. – У вас появились враги, они навели порчу на скотину, на людей, на жилище …», – глаза Анисьи необычно блестели, как будто искры пробегали по раскалённым углям.

Хозяйка почувствовала, что бледнеет как смерть. Чтобы не свалиться с кресла, она судорожно ухватилась за подлокотники обеими руками.

Со двора пуще прежнего раздавался раздирающий козлиный вой: «Мэ-э-э-э! Мэ-э-э-э-э!!!» Слышать такой мучительный и страшный козлиный вопль было очень тяжело. Видно, это надоело всем присутствующим.

Анисья мельком взглянула на полную луну в окне, и Толик всё понял. Он незаметно вышел во двор, якобы по нужде, и быстро отвязал верёвку, туго затянутую морским узлом у самого основания малюсенького козлиного хвоста. Козлёнок сразу же перестал кричать. На душе Толика стало легко и свободно.

Стояла тёплая августовская ночь. Светила полная луна, сверкали на небе яркие звёзды, квакали лягушки в соседнем пруду, стрекотали кузнечики в саду, то и дело падали с яблонь созревшие яблоки. Толику вовсе не хотелось возвращаться в избу, но надо.

«Ага, сегодня же у нас 19 августа, – вдруг вспомнил он. – Сегодня великий церковный праздник – Яблочный Спас! Родители всегда отмечали его достойно», – и, понурив голову, он медленно поплёлся в дом.

Купчиха наклонилась ближе, чтобы лучше слышать нарочито тихий, неразборчиво медлительный голос гадалки.

«Что же теперь с нами будет? – задыхаясь, кричала она. – Как спастись от супостата?»

Пастушка не обратила на неё внимания. Не поведя бровью, она продолжала: «Я вижу деньги, много денег, они засунуты в щель бревна. А как искусно они запрятаны! Вот смотрите, выпала шестёрка бубновая, значит, шестое бревно от земли», – сочувственно проговорила она. Тайные слёзы послышались в её голосе, лёгкий стон вырвался из груди. Она не спускала взора с карт, и, крепко уцепившись обеими руками за край дубового стола, воскликнула:

«Спасайте своё жилище, товарищ Купцова! Спасайте животных и весь ваш род! Скорее во двор, ищите эти проклятые деньги и найдите их! Что вы сидите!»

Во всё это время Анисья неподвижно сидела за столом, взирая на карты, словно весь этот спектакль совсем не касался её. Но, несмотря на всё её искусство притворства, на её преждевременно испещрённом морщинами лице лежала печать удовлетворённости, словно она радовалась заслуженной победе над коварным врагом. По её неподдельно честному выражению лица хозяйка поняла, что эта женщина не лжёт!

Через некоторое время купчиха пришла в себя и опрометью выбежала из комнаты во двор, рьяно начала искать по всему периметру дома заколдованные деньги.

«Шестое бревно, шестое бревно от земли, в щели шестого бревна…», – беспрестанно бормотала она запомнившиеся слова гадалки и зорко вглядывалась в тёмные щели брёвен.

Пастухи тоже ходили вокруг дома, осторожно передвигая ноги в темноте, и щупая тёплые брёвна избы.

«Нашла! Нашла! Идите скорее сюда! Анисья! Толик!» – вдруг раздался громкий крик купчихи.

Анисья как заправская колдунья подскочила к купчихе, протянула ей заранее приготовленный пластмассовый тазик и скомандовала:

«Не прикасайтесь к этим деньгам, они заколдованные! Скорее высыпьте их в тазик!»

Колдунья долго колдовала над тазиком, шептала какие-то непонятные слова; одним словом, она полностью сняла порчу и проклятие, а купюры и монеты завернула в тряпочку, туго перевязала, и в присутствии купчихи и Толика предусмотрительно выбросила на улицу.

Долго мылила Анисья свои руки после этой процедуры, долго их полоскала в воде; затем тщательно окуривала себя дымом. То же самое требовала и от других участников «поисковой группы».

Вскоре на хозяйском столе появились копчёная колбаса, печенья, бутылка московской водки, огурцы, помидоры, домашний сыр, сливочное масло и полная миска свежего цветочного мёда недавней выкачки!

Ох, и радовались пастухи в этот летний вечер такому счастливому случаю, радовались они от души! Радовалась и хозяйка дома, она искренне благодарила Анисью за снятие порчи и за нейтрализацию чьих-то незаслуженных проклятий с их жилища, с их многочисленной скотины и со всего купеческого рода…

Наутро же, когда заря коснулась своим розовым сиянием высоких стен купеческого дома, пастушка снова была на ногах. Произошедший случай наполнил её новой энергией. Ей невероятно хотелось, чтобы авантюра получила продолжение.

После сытного завтрака, проведённого за одним столом с Анисьей, на прощанье Марфа Федотовна разрешила своим строгим чертам на миг смягчиться улыбкой, и протянула пастушке увесистую авоську с продуктами питания на весь световой день – там была и пол-литровая банка с мёдом!

«Товарищ Купцова, ручаюсь головой, отныне никакие проклятия, никакие порчи не попадут в ваше жилище и не навредят ваш род!» – чётко, командирским голосом процитировала Анисья и с язвительным смехом тряхнула своими золотистыми локонами. А это она продемонстрировала ей в отместку за то, что раньше купчиха уж слишком высокомерно смотрела на неё почему-то всегда сверху вниз, и даже не здоровалась при встрече. А теперь уже она поднимала к пастушке взор, и был он робкий и любопытствующий, не смевший даже излить своё любопытство в словах!

Весть о колдовских чарах пастушки Анисьи молнией обежала все соседние деревни. Вереницей потянулись к ней люди из соседних деревень и сёл. У каждого из них были свои болячки, каждому хотелось узнать, что же приключится с ним завтра, и что предложит ему судьба взамен за всё содеянное…

Я знаю, из памяти моей долго не уйдут счастливые лица Анисьи и Толика, их блестящие глаза, потому что я всегда любил больше грешников, чем праведников.

 

19 августа 2007 г.

Верендеев Дмитрий Петрович.