Тяжёлая многослойная облачность накрывала старинный город и обрезала устремлённые в высь шпили. Дождь со снегом перемешивался на брусчатой мостовой, а рано сгустившаяся темнота сделала всё вокруг близким и приземистым. Жёлтые окна, светящие сквозь мокрую, холодную пелену, заставляли думать о тепле и уюте. На, едва ли не самой короткой, улице города Таллинна, соединяющей две самые длинные улицы Старого города, в единственном мрачноватом доме тоже горели уютные, из-за погоды, огоньки. Служащие в этом здании никогда не протестовали против бытующего в разных вариациях расхожего анекдота о самом высоком здании, где из подвала видна Колыма. А в данном случае о самой длинной улице, зайдя на которую, выйдешь в Магадане.

«Саваоф», как подчинённые за глаза, а начальство, бывало, и в глаза называли его, открыл последнюю папку из сегодняшних отчётов. Знал он, за что его так прозвали: за серебристый венчик вокруг лысой головы, чем-то похожий на нимб и «мудрость», заключающуюся только в том, чтобы не делать ничего сгоряча. Не мог он предсказывать события предстоящего дня, потому и не торопился, но тенденции угадывал и готовился к ним так, что, в конце концов, всегда оказывался прав.

Рабочий день закончился, а спешить было некуда. За тёмными окнами плескалась непогода, и мокрый снег сползал по стёклам. Он прочитал отчёт о проведённой беседе, автоматически отмечая, кто «на сколько» наговорил в зависимости от будущей коньюктуры, не исключая при этом и автора отчёта. Этот его подчинённый был симпатичен ему, интересовала его судьба. После службы в Армии, парень, мастер спорта по стрельбе, подписал контракт на сверхсрочную в спецподразделении их «конторы». Окончил университет, получил офицерское звание и перешёл на оперативную работу. Парень был толковый и, как истый эстонец, ничего не делал «по первому зову сердца». Его судьба чем-то напоминала и собственную тропу «Саваофа», приведшую его на эту службу, правда, с поправками на время и обстоятельства. Он тоже служил в Армии, только была война. Чудом еле живого нашли его под грудой тел в одном из ущелий горного Крыма после рукопашного боя. Три пули навылет в упор из немецкого автомата заставили лечиться до конца войны. Жив остался и, слава Богу! В органы попал по партийному призыву. Убедили-таки бывшего фронтовика продолжить войну, а то: если не «мы» «их», то «они» «нас». Что будет, если «они» «нас», знал он не понаслышке. А в партию вступил, как многие на войне, из презрения к врагу, жестоко расправлявшемуся с носителями партийных билетов. Умирать за свой народ под любым флагом почётно.

Он взглянул на бумаги, что-то остановило внимание. Перечитал и усмехнулся. Парня явно кто-то «засёк» из их учреждения, или не хватает «четвертного» до получки. Если не смотреть с профессиональной точки зрения, то написанное походило на анекдот.

В привокзальном ресторане собрались русский, эстонец и еврей. Или, милиционер, КГБешник и уголовник. Чем не начало анекдота?

В кухонном чаде вокзального ресторана, заполненного уезжающей-приезжающей и околовокзальной публикой, заговорили на актуальную тему – предполагаемое поголовное дактилоскопирование в странах угнетения трудящихся. Милиционер, как профессиональный розыскник и еврейский реалист, убеждал, что законопослушных граждан такая мера не может страшить, а борьбе с преступностью это большая подмога. Автор отчёта гнул линию, заданную самой демократичной в мире прессой, о нарушении прав и свобод человека в странах загнивающего капитала, о поголовной слежке и угнетении трудящихся правящей верхушкой. Витийствовал об аморальности таких мер. В арбитры работники правоохранительных органов выбрали отсидевшего уголовника-хулигана, армейского товарища чекиста. Хулиган, всегда готовый выпить «на халяву», заявил, что не собирается оставлять своих отпечатков на месте преступления. Как и все добропорядочные граждане – оговорился он – и бояться в этом случае надо не слежки, а самого преступления. Доля неприязни сквозила в заявлении зафиксированного уголовника ко всем не прошедшим дактилоскопирования.

Беседа, если судить не по рапорту, а по приложенному счёту, длилась долго и плодотворно.

Задумался мудрый «Саваоф». Не любят аналитиков за то, что всегда выходит не так, как хочется, если, конечно, хороший аналитик. Вот и по службе движение идёт с трудом. Вспоминают всегда, когда кажется, что он в чём-то ошибся. Сбывшееся предсказание считается само собою разумеющимся.

Спор мальчишек казался ему смешным. Трезвая мысль подсказывала, что реализация проекта «буржуазных церберов» тем или иным способом будет выполнена. И ничем родные правоохранители не отличаются от западных коллег. Разве только отсутствием средств и технических возможностей. Потому и есть повод поставить в пример себя, как образец свободы. Нужно будет и «все, как один, пойдём сдавать отпечатки во имя борьбы с пережитками прошлого». Он вспомнил, как восхищённо цокали языками его сослуживцы на одном семинаре, где демонстрировались добытые правдами и неправдами образцы спецтехники зарубежных стран. Читая фантастический роман популярных авторов, он ловил себя на мысли: Где бы и как разместил он «спецаппаратуру», созданную воображением фантазёров? Что всё это будет создано, он нисколько не сомневался. К этому надо было готовиться. Тяга человека знать о ближнем всё неизбывна, ленивые умы не терпят неизвестных величин. Любопытство человеческое, часто нездоровое, не имеет пределов и, если что-либо возможно, это будет, как бы морально или аморально ни было, обязательно сделано. Рано или поздно, но будет. И мораль подстроится под реалии. Камо грядеши, человечество?

Невесёлые мысли заставили тяжело вздохнуть «Саваофа». Ныла, наверное, на погоду, простреленная рука. Скорбные глаза глядели сквозь оконное стекло в тёмное непроницаемое будущее. Через некоторое время тяжёлые, непомерно высокие двери сомкнулись за ним, отпуская в промозглую темноту.

Пролетели годы, десятки лет. Времена тотальной слежки канули в Лету. Человечество привыкает сдавать отпечатки пальцев, благо для этого не надо теперь пачкать руки. Без мобильного телефона человек перестаёт быть человеком, а тот предаёт своего хозяина направо и налево. Вскоре встроенный в человеческую плоть «чип» через космические системы будет следить за примерным поведением землян. Новое поколение и новые споры: молодые теперь озабочены моральностью установки камер слежения в общественных туалетах….

Мудрец «Саваоф» мирно и мудро покоится в уголочке иудейского кладбища. Борцы за «историческую справедливость» не догадаются и не посмеют туда заглянуть. Мир праху его!

Агент вражеских спецслужб пытался быть полезным новой власти, но соотечественники быстро его разоблачили и теперь он получает мизерную пенсию, подрабатывая в частном сыскном агентстве. Расставляет где надо и не надо «аморальные» средства слежения за людьми.

По иронии судьбы борец с уголовной преступностью, став неугоден национальным властям, работал на одной российской таможне. Когда на этом кордоне был конфискован груз спецаппаратуры, завозимой частными лицами, он умудрился его выкупить за бесценок и теперь является владельцем магазина, торгующего таким эксклюзивным товаром. Грандкусок хлеба в старости ему обеспечен.

Уголовничек же наш ничего не добился в этой жизни, и теперь, на старости лет, пописывает рассказы, вроде этого.