Месть

Вот уже несколько дней бухгалтер одной государственной организации Ремизов не мог ни есть, ни спать. Приходя после службы в свою холодную пустую холостяцкую квартиру, он первым делом прямо в одежде опускался в кресло и блаженно замирал со словами:

- Наконец-то… Они закончили! Как долго я этого ждал!..

Ремизов не сдерживал улыбку, которая непроизвольно растягивалась до ушей. Но такое счастье длилось обычно недолго. После того, как бухгалтер умиротворённо включал старенький телевизор, тело Ремизова электрическим током прошивал звук дрели. Бедняга подскакивал в кресле, будто сидя на раскаленных углях, и с видом мученика вперял свой взор в телевизор, где герои передач лишь двигали губами под аккомпанемент отвратительной вибрации стен. Давно уже кончились те дни, когда Ремизов с остервенением бил кулаками в стену, рвал зубами простыню и ломал простые карандаши из набора, где их было 24 штуки. Теперь он лишь в бессилии полулежал на кресле.

Служащие на работе заметили синие мешки под глазами бухгалтера, его дикий взгляд, взъерошенные волосы, и то, что он уже несколько раз пытался вычислить дебет на стоящей неподалеку от калькулятора пишущей машинке «Ундервуд», но не найдя клавиши «=», со всего размаху ударял по бедному приспособлению кулаком. Директор организации сжалился над своим сотрудником и дал ему выходной день посреди недели, Для Ремизова это казалось поистине даром судьбы. Его расчёты были таковы: проклятый звук начинался только через некоторое время после того, как он возвращался домой, значит, до самого вечера в квартире будет тихо. А с наступлением темноты можно и выйти прогуляться. Жизнь хороша!

Утром в четверг Ремизов проснулся в десять часов и потянулся под белым одеялом. Вся спальня была ярко освещена солнцем. Бухгалтер представил себе, как сейчас встанет и заварит себе чёрного цейлонского чая с бергамотом, затем съест яичницу-глазунью с гренками. На лице Ремизова появилась блаженная улыбка. Но так уж повелось в последнее время, что улыбка сохранялась на лице Ремизова недолго. Лишь бедолага коснулся левой ногой пола, дрель прорвала утреннюю тишину. Взглянув на бухгалтера, можно было подумать, что его подкосила пулеметная очередь. Он упал с кровати головой вперёд, однако воли к жизни у Ремизова не осталось. Руки так и лежали плетьми на полу, уже не пытаясь, как раньше, заткнуть уши. Весь четверг дрель играла на струнах нервов Ремизова, краткие перерывы между звучанием этого инструмента заполняли ударные, в нашем случае молоток. Вся беда была ещё и в том, что бухгалтер даже не знал, какой подлец учинил этот ремонт. Многочисленные попытки Ремизова, когда он ходил по этажам и приставлял уши к замочным скважинам, не принесли успеха. Звук вгрызающегося в бетон сверла, конечно, замолкал ровно до тех пор, пока бухгалтер не заходил в растерянности в свою квартиру. От этих хождений Ремизов получил лишь удар в ухо, когда, прислонив голову к двери соседа сверху, он внимательно слушал, соседу сверху приспичило выйти из дому. Бухгалтер успел отскочить и спасти своё ухо от надвигавшейся двери (правда, потом ухо всё-таки пострадало по причине увлечения соседа боксом). Было ещё и молчаливое презрение соседки справа, которая, возвращаясь из булочной, увидела Ремизова, пытавшегося хоть что-то услышать из-за её двери.

Вечером бухгалтер, как и планировал, вышел на улицу. Если бы вы заглянули к нему в лицо, то увидели бы пустые глаза, в которых отражался свет уличного фонаря. Ремизов скорым шагом шёл к ближайшему рынку, где, он точно знал, был интересующий его товар. Подойдя к заветному лотку, бухгалтер взглянул на продавца. Весь в коже, бородатый рокер в больших чёрных очках и бандане с черепом пробурчал:

- Патроны хорошие, не сомневайся.

- Мне чтобы спусковой крючок побольше был.

- Могу предложить вот эту модель. Увеличенная рукоять, скоба тоже немаленькая. Будешь доволен, браток.

Ремизов молча кивнул и расплатился. После положил покупку в пакет и медленно побрёл домой. Снег падал на его кепку и не таял. Придя в квартиру, бухгалтер задумчиво разделся. Дрель, конечно, пела свою песню. Ремизов достал покупку из пакета, протёр ствол шарфом так, что он заблестел. Потом приставил было его, но сказал себе:

- Под эти звуки я не буду.

Сидя в кресле, Ремизов ждал до тех пор, пока глубокой ночью дрель не замолчала. Ремизов был один в своей пустой квартире на втором этаже. За окном в пучке света под фонарём кружились снежинки.

Ремизов медленно приставил ствол и нажал на спусковой крючок. В уснувшем доме гулко загрохотала дрель, ввинчиваясь в стену. А Ремизов, продолжая сверлить, приплясывал от сладкого ощущения мести.