Ангел – хранитель

 

Если человек рожден под счастливой звездой, то все ему в жизни дается легко и без натуги, прет ему масть дуриком, и все трудности и неприятности обходят его стороной. А поэтому такой человек чувствует себя уверенно и комфортно, и на неудачников смотрит снисходительно и, даже, высокомерно.

И что любопытно, сны таким людям снятся очень радостные, а вовсе не тревожные и пугающие.

Вообще-то, все сны подразделяются на четыре категории: сладкие, кошмарные, пророческие и бестолковые. В снах последней категории все запутанно, перемешано и не имеет внятного смысла.

Так вот, счастливым людям чаще всего снятся сны сладкие или пророческие. Неудачники смотрят ночью сны бестолковые или кошмарные, которые посещают их в моменты душевного расстройства или похмельного синдрома…

Касьян Пеньков счастливым себя не считал, но и в неудачники не записывал. Жизнь его текла без резких скачков и катаклизмов, поворачиваясь то передом, то задом, что, в общем-то, вполне соответствовало выкладкам статистов и социологов о непредвиденности случая и вероятности везения.

У Касьяна была сносная работа, устойчивое домашнее хозяйство, сварливая теща и беременная жена. Если все это сложить и выбросить промежуточные нюансы, то Касьян вполне мог претендовать на человека счастливого, не ущемленного безработицей, рыночными отношениями и женским вниманием.

Сны Касьяну чаще всего снились странные, которые нельзя было назвать сладкими, но и кошмарными не назовешь. Утром, когда Касьян еще вылезал из постели, он смутно помнил отрывки своих сумбурных снов, но уже за завтраком на вопрос жены: « Как спалось?», он напрочь забывал, что ему снилось, и растерянно пожимал плечами.

Но в то утро ночной сон крепко врезался ему в память, и Касьян старался найти причину необъяснимой путанице в собственной голове.

А снилась ему старая школьная подруга, которую он пытался соблазнить красноречивым объяснением в любви. Но откуда-то выкатился чумазый карлик с грушевидной головой и красным гриппозным носом и стал сморкаться в огромный цветастый платок, который вдруг оказался трусами Касьяна.

От возмущения Касьян зашипел на непрошенного гостя, и тот, хмыкнув, исчез. Касьян, переборов приступ нерешительности и робости, полез к подруге целоваться, и та отвечала ему со страстной взаимностью. Но во время затяжного поцелуя Касьян открыл левый глаз и обнаружил, что мусолит губами не пухлые губы бывшей одноклассницы, а угрястый нос карлика.

Касьян с отвращением отпихнул от себя кандидата в любовники и злобно выругался.

- Ты кто такой?

- Я-то,- захихикал лилипут, - я твой ангел - хранитель.

- Ну? – удивился Касьян, у которого названный образ ассоциировался с кучерявым амуром, оберегающим его от напастей.

- Вот тебе и ну! – снова хихикнул лилипут. – Дай закурить.

- Пошел ты…, я не курю.

- Ну и - дурак, - отвечал карлик, - здоровьишко, знаю, бережешь. Только умрешь ты не от рака легких, а от запора.

- Ну? – снова онемел Касьян.

- Ладно, - миролюбиво сказал ангелок, - поскольку я обязан тебя оберегать, то сразу предостерегу: завтра опасайся майонеза, черную собаку, указательного пальца дорогой тещи и колодезной воды.

Карлик чмокнул застывшего Касьяна в голый пупок и скрылся неизвестно куда. Откуда-то едва слышно донесся его подленький смешок, и Касьян проснулся.

И теперь вот сон не давал ему покоя. За завтраком, когда жена села рядом, аккуратно поставив огромный живот на колени, и ласково спросила: «Как спалось, милый?», Касьян вместо традиционного пожатия плечами неожиданно ляпнул: «Хреново!»

Жена удивленно подняла брови и хотела что-то спросить, но вошедшая теща пресекла все вопросы и сурово помахала указательным пальцем:

- Не хами! Иди-ка лучше в магазин. Вот список. Лишнего ничего не бери.

Под словом «лишнее» теща, конечно, подразумевала бутылку водки, но Касьян был не дурак, чтобы открыто конфликтовать с семьей, а потому имел в поленице дров собственный запас спиртного…

Из магазина Касьян вышел с тяжелой сумкой, где были и колбаса, и сосиски, копченое сало и два кило сыра, четыре банки импортного майонеза и рекламное масло «Рама». Все было куплено точно по списку тещи, а потому инцидента по приходу домой не предвиделось.

Возле скотного двора на узкую тропу выбежала облезлая рыжая собака и угрожающе зарычала, скаля желтые зубы.

Надо сказать, что собак Касьян боялся с детства и хорохорился только в том случае, если рядом были другие люди, особенно женщины.

Собака вздыбила нечесаный загривок и сверкнула недружелюбным глазом.

Касьяну это не понравилось, и он вытащил из сумки банку майонеза. Собака, наверное, прослышавшая о трусости Касьяна, удивилась такому повороту событий и поспешно ретировалась. Маленькая победа развеселила Касьяна и, оставив на тропе сумку, он увлеченно бросился вслед за противником.

Собака торопливо юркнула в кусты, и Касьян победоносно заржал, швырнув туда банку майонеза.

Майонез в кустах взорвался с внушительным чмоканьем.

«Вот, что значит - импортный!» - с уважением подумал Касьян.

Но кусты затрещали, и оттуда с праведным гневом в очах, поспешно застегивая гульфик на галифе, в фуражке, обильно политой майонезом, вышел участковый Митюков.

Он грозно оглядел поникшего Касьяна, крякнул, стирая с усов майонезную гущу, и повелительно приказал:

- После обеда, Пеньков, ко мне!

- Есть! – почему-то по-военному ответил Касьян, провожая глазами спину участкового.

Тут он вспомнил свой сон.

«Надо же, майонез-то не зря мне предсказан был. Вот только собаку карлик слюнявый перепутал. Обещал черную, а пришла рыжая».

Но через несколько шагов Касьян понял, что поторопился с выводами.

На тропе возле оставленной сумки стояла огромная черная собака и с наслаждением, вызвавшим у Касьяна слюну, доедала второй батон колбасы. На Касьяна она не обратила ни малейшего внимания, и это подсказало Касьяну, что перед ним не трясут клыками просто ввиду явного превосходства и сознания своей силы.

Касьян присел на травку и терпеливо подождал, пока черная скотина проглотит сосиски и копченое сало вприкуску с «Рамой», прочавкает ломтем сыра и выбросит из пустой сумки проклятый майонез.

Удалилась собака степенно, даже гордо. Вот так же, наверное, уходили с большака лесные разбойники, оставляя у пустых саней разоренных купцов.

Теперь стало понятно и третье пророчество карлика. Указательный палец тещи теперь будет мелькать перед его носом в продолжении всей унизительной и презрительной тирады в его адрес.

Касьян обреченно вздохнул, подобрал с травы сумку с майонезом и поплелся к дому.

Даром предвидения он, естественно, не обладал, но все произошло именно так, как он мыслил эту сцену по дороге домой…

Наконец теща выдохлась, махнула рукой и вышла во двор.

Жена предусмотрительно молчала, зная ранимый характер мужа.

Вскоре теща появилась на кухне с курицей в руках.

- Иди, растяпа, руби курице голову, коль колбасой собак бродячих кормишь.

Касьян с трудом проглотил обидные слова, нехотя взял столовый топорик и подошел к теще.

- Где рубить-то?

- Где-где…Тоже мне мужик! Вот где! – и она ткнула указательным пальцем в куриную шею.

И как-то само собой получилось, а может, бес дернул за топор, но рядом с отрубленной головой курицы, еще растерянно моргавшей глазами, остался на разделочной доске корявый указующий перст тещи.

До тещи смысл происшедшего дошел не сразу. Она даже успела недоуменно ковырнуть, словно рассматривая, обрубок рукой. Но тут хлынула кровь, и теща, закатив зрачки, сковырнулась на пол.

«Вот тебе и третье пророчество».

Сосед увез тещу в городскую больницу, а у жены от вида крови и изувеченного пальца мамаши начались родовые схватки. Телефона в деревне не было, машина соседа еще не вернулась, а жена голосила и умоляюще смотрела на Касьяна.

«Повитуха!» - вспомнил Касьян и кубарем скатился с крыльца.

Местная повитуха Лукерья Еремеевна жила на другом конце деревни, была очень старой и дряхлой, но в помощи никому не отказывала, за что ее любили и уважали.

Касьян влетел к старухе, как ураган.

- Еремеевна! Выручай! Нюрка моя рожает!

- Ох, милок, не дойду я. В поясницу вступило, спасу нет.

Касьян нервно закусил губу и застонал:

- Что же делать, Еремеевна?

Но тут его осенило:

- Еремеевна! Я тебя на спине отнесу, ты, чай, не тонну весишь.

- Ой, далеко, Касьян.

- Ничего. Садись.

Лукерья Еремеевна, как была в валенках и с шалью на пояснице, так и взгромоздилась на любезно подставленную спину Касьяна.

После вчерашнего дождя улица была грязная, колея противно хрюкала и мешала идти. Касьян натужно сопел и пер напрямик. Бабка, обхватив его за шею хилыми ручонками, тихо шептала:

- Ой, засмеют нас, Касьян, ой, засмеют!

- Черт с ними! Пусть смеются.

Почти у самого дома силы оставили Касьяна, руки одеревенели, грудь защемило от одышки.

Чтобы не ставить бабку в ее валенках в грязь, Касьян попятился задом к срубу колодца и посадил на него старуху.

Потом разогнул онемевшую спину и повернулся к повитухе:

- Ну, как ты, Еремеевна?

Но Еремеевны на колодце не было. И рядом не было. И вообще нигде не было.

Касьян испуганно озирался, хотя уже ясно понял, куда девалась милая старушка, местная повитуха Лукерья Еремеевна.

- Еремеевна! – дико, срывая голос, заорал он в темную пасть колодца.

- Тута я, касатик, тута!

От радости Касьян чуть не заплакал. Торопливо срывая ведро с цепью и опуская его воротом, он возбужденно говорил:

- Я щас, Еремеевна, я щас! Вот тебе ведерко, залезай, а я тебя мигом вытащу, не сумлевайся!

Ведро глухо ухнуло старухе по макушке, но та уже корячилась в него, забыв про поясницу и все старческие хворобы.

«Слава Богу…», - шептал Касьян, поднимая Еремеевну.

Наверх она появилась, точно Баба-Яга в своей неизменной ступе, и протянула Касьяну трясущуюся руку. Тот отпустил ворот, но бабку схватить не успел, и та, словно на лифте, понеслась обратно баламутить колодезную воду.

В колодце бухнуло, как от взрыва. Из сруба пахнуло сыростью и холодом.

- Еремеевна!- чуть слышно, теряя надежду, прошептал побледневший Касьян.

- Тута я, касатик, тута!

На это раз Касьян искренне прослезился и поднял старуху аккуратно, и осторожно.

- Садись скорее, Еремеевна, на спину, до дома чуть-чуть осталось.

- А чаво теперь садиться, изверг ты поганый, я же вся мокрая!

И старушка смело засеменила по грязи. Из валенок с хлюпаньем вырывалась вода, шали на спине не было, а платье плотно обтягивало сухую фигурку старушки.

На крыльце Еремеевна внезапно остановилась, будто споткнулась:

- Касьян! А поясница-то прошла!

- Еремеевна! Нюрка!

- Ну, щас поможем, - деловито проговорила Еремеевна и пошла в избу, оставляя на досках мокрые следы.

Касьян сел на траву, привалившись к тесинам нагретого солнцем крыльца и, вроде бы, задремал.

И тут же ему привиделся чумазый карлик.

- Ну, как, Касьянушка, теперь веришь мне?

- Может и верю, - изрек Касьян, - а что толку? Предупредить ты меня предупредил, а сберечь-то не сберег. Ты же ангел – хранитель.

- Я стараюсь по мере моих сил и полномочий. Если бы ты знал, сколько раз я тебя спасал от всяких неприятностей, то не стал бы меня упрекать.

- Врешь ты все, поди…

- Вру? На той неделе ты ночью за брагой во флягу лазил? Лазил. А черпать чем хотел?

- Ну, кружкой.

- То-то и оно. Если бы ты кружкой полез, теща проснулась и учинила скандал вплоть до милиции. А я тебе галошу подсунул, и ты ей черпал аккуратно, без грохота и шума.

- Ладно, верю. А как с тещей быть?

- Я все улажу.

Касьян очнулся, как и не спал.

Из машины соседа выводили бледную, присмиревшую тещу. Она хотела по привычке разразиться мстительной речью и подняла вверх руку с забинтованным обрубком, но в это время из окна донесся детский плач, и Лукерья Еремеевна, распахнув окно, важно доложила:

- Дочка у тебя, Касьян!

Кто-то будто толкнул Касьяна в бок, и ноги сами понесли его к посветлевшей теще, а язык сам по себе произнес:

- Мама! В вашу честь мы назовем дочку Дашенькой!

Теща лишилась дара речи и только хлопала глазами. Потом осторожно обняла зятя и впервые робко поцеловала его в небритую щеку.

Касьян заулыбался, расправил усталые плечи и пошагал к поленице дров.

 

Николай Нырков