«Дни поздней осени бранят обыкновенно. . .»

 

А.С.Пушкин

 

Неожиданно для себя, я полюбила позднюю осень: низкое слезящееся небо, шуршащие ворохи опавшей листвы, покорное страдание деревьев. В этом, милом для глаза пейзаже, было столько тишины и раздумья, что оно было ближе и роднее шумного тщеславного лета.

Эти линялые краски заставляли глубже вглядеться в мир, в себя. Внутренним глубинным зрением я видела маленькую девочку у окна. Она смотрела на длинный скучный дождь, которому, казалось, не будет конца, и впервые в своей жизни грустила. Она еще не знала, что за этим дождем будет первый снег, который удивительно преобразит все вокруг. И она скучала. Даже целлулоидная большеглазая кукла не могла ее развлечь.

Но каким нежным теплом манила в такие промозглые дни уютная комната! По оконным стеклам круглые сутки струился дождь, а в комнате пахло сладкими пирогами, и ждала толстая растрепанная книга сказок. И бабушка что-то рассказывала из своей прошлой деревенской жизни, из своего далекого дореволюционного детства или про незнакомого Бога – Иисуса Христа, который молчаливо смотрел с её иконы и казался таким непостижимым.

Но вечером приходили с работы родители. Бабушка торопливо прятала икону: « Не дай бог, увидят - заругают». Бабушке шел уже восьмой десяток и, вообще-то, она была моей прабабушкой. Она приехала в Уфу в конце 30-х годов с сыном, моим дедушкой, которого перевели сюда по службе, и с маленьким внуком - моим отцом, оставшимся без матери.

Мы жили на улице Тукаева, тихой и зелёной. Совсем неподалёку была река. Её можно было увидеть из маленького запылённого окошка, забравшись на чердак, или пройдя по нашей улице до угла и свернув направо к парку им. Салавата, или к Случевской горе, как называла её по -старинному бабушка.

Там, под крутым обрывом, медленно и плавно несла свои воды Белая.

Я любила спускаться на берег реки, усыпанный острыми белыми камушками. Ласково шлёпала набегающая волна. Река жила своей, непонятной для меня, жизнью. Я, молча, подолгу, смотрела на её широкую рябь и мне начинало казаться, что постепенно я заряжаюсь её могучей энергией, и хотелось окунуться в её тёмную тёплую глубину.

Иногда по реке проплывала баржа или пароход, и тогда волны становились энергичнее.

Надышавшись речной свежестью, я поднималась по изломанным ступенькам длинной крутой лестницы, отдыхая на её поворотах.

То, что наша улица была особенная и замечательная, я поняла очень рано, почувствовала шестым чувством.

И когда сказка «Аленький цветочек» была, наконец, прочитана, находясь под её очарованием, я и не подозревала, что её автор маленьким мальчиком жил в двух шагах от меня, за ближайшим углом, в блекло-сиреневом одноэтажном доме. И даже достопримечательность нашей улицы – старинная липовая аллея тоже имела отношение к роду Аксаковых – её посадила Софья Аксакова, жена тогдашнего губернатора нашего города, Григория Сергеевича Аксакова.

Эти липы шумели прямо за воротами нашего двора.

Именно там, шагая ранним зимним утром в школу, я разглядывала разноцветные искры снега и напряжённые от мороза голые чёрные липы.

В детстве я любила зиму. Может, потому, что в январе было два моих самых любимых главных праздника: Новый год и день рождения. Новый год манил ёлкой и таинственным блеском шаров на пушистых колючих ветках. . . .

А в каждый свой день рождения я становилась на год старше – мне очень хотелось поскорее стать взрослой. Мне казалось, что только там, во взрослой жизни происходит всё самое интересное и значительное. А детство – это всего лишь прелюдия.