— Смотри, Димыч, это я сам сварганил!

— Ни фига се! Дай-ка! — не дожидаясь позволения, Димка выдернул из рук приятеля небольшую деревянную фигурку.

— Это — индеец! — с гордостью пояснил Лешка. — Смотри. Вот здесь голова у него, волосы желтые, это я в краску обмакнул. Ну, от папкиного велика. Вона как пропиталась!

Лешка повернул фигурку в Димкиных руках. То, что должно было являть собой волосы индейца, оказалось пробкой от шампанского, грубо насаженной на кривой деревянный торс при помощи ржавого гвоздя. Солнечный зайчик отскочил от Димкиных очков и, ударившись о тяжелый нарисованный взгляд индейца, немедленно скользнул ему за спину, устраиваясь на переносице Лешки. Димка приподнял фигурку на ладони и прицокнул языком.

— Натурально! — восхитился паренек. — И лицо как настоящее!

— А то! Видишь, здесь у него нос чуточку помят, это потому, что я его уронил, индейца.

— А это у него что? — продолжал допытываться Димка. Он даже позабыл, что пару минут назад клятвенно обещал бабушке прийти пообедать.

— Ну, это косички. У индейцев косички есть.

— А по-моему, нету. Перья у них, а не косички.

— Сам ты перья! — оскорбился Лешка. — Дурак ты, Димыч! Отдай лучше!

— Не, ды погоди, дай! Ну, косички, так косички, чё взъелся? А я подумал — перья… Дай!

— Ладно…

Лешка нехотя протянул неуклюжую поделку другу, и через минуту, словно повинуясь чьей-то беззвучной команде, мальчишки уже спускались в подвал. Оказавшись в пахнущей подгнившей картошкой тишине и кишащей слизнями прохладе, они, наконец, почувствовали себя удовлетворенными: здесь их тайну не мог узнать больше никто. А значит, пришло время игры.

Остановившись неподалеку от крохотного, наполовину загороженного шифером оконца, Лешка сказал:

— Знаешь, что я придумал? — его голос прозвучал так торжественно и загадочно, что глазенки приятеля заблестели.

— Что?

— Индейца ведь можно… Закопать!

— Слуш, а ты это круто придумал! Давай!

— Можно похоронить его, как по-настоящему. Можно даже… — он оглянулся, — гроб из досок сделать!

— Это как это? — хрипло протянул Димка. Он уже дрожал от восторга пополам с предвкушением и теперь рассчитывал услышать что-нибудь такое, что добавит приключению капельку ужаса.

— Увидишь, — едва слышно посулил Лешка и улыбнулся одними уголками губ.

 

* * *

 

Соня ни разу еще не видела, чтобы мальчишки с таким самозабвением раскапывали ямку. У Лешки в руках даже была самая настоящая, взрослая лопата, пусть и немножко ржавая. Димка копал с не меньшим пылом, хотя инструмент у него был куда как неудобный: обломок старой фанерки, который он, по всей видимости, отыскал за сараем. Соня подошла ближе и спряталась: чего доброго, заметят и тогда уж все самое интересное пройдет мимо нее. Прогонят.

Комья сухой земли летели в разные стороны, отправляя дождевых червей в далекое путешествие без возврата. Вокруг лежали доски, гнилые и почти хорошие, а возле дерева, у которого устроились ребята, валялось сваленное в кучу тряпье — старое, грязное и местами прорванное.

Мальчишки, вопреки ожиданиям, молчали. Отчаявшись что-либо узнать издалека, девочка решилась покинуть свое укрытие. Она осторожно, на цыпочках зашла за спину Лешке и остановилась, заглядывая тому через плечо, но мальчишки ее даже не заметили. Сосредоточенное и торжественное выражение их угрюмых лиц окончательно сбило Соню с толку.

— Эй, вы чего тут? — не выдержала она.

Друзья отпрыгнули от ямы. Лешка молниеносным движением схватил с кучи тряпья какой-то небольшой, но, по всему видно, важный предмет. Он крепко сжал его в кулаке и зло посмотрел на девочку.

— Чё пришла? Кто тя звал, сопливая?! — ощерился он, потирая свободным кулаком грязную щеку.

Димка, так и застывший напротив с выражением лица жулика, пойманного на месте преступления, грустно констатировал:

— Теперь ее придется оставить. А то нажалуется.

Лешка тоскливо взглянул на приятеля, потом снова перевел взгляд на Соню. Она широко улыбнулась:

— Ды лана, расскажите. Чего вы тут такое делаете, а? Я ведь помочь могу. Если расскажете, во что играете.

Последний аргумент, видимо, повлиял на благостное настроение друзей как нельзя лучше. Ребята переглянулись. Они и в самом деле уже устали копать.

— Ну ладно. Слуш. Я тут, вишь, индейца вырезал. Мы его хотим… Зарыть вот здесь, — все еще неохотно сообщил Лешка.

— Зачем?! — бесцветные брови девочки поползли вверх. — Хорошая такая игрушка, а вы сразу закапывать! Давайте сначала в него поиграем, а? В войнушку! Давайте? Можно вместо врага…

— Не, ну вот вредная! — немедленно возмутился Димка. — Ее в игру взяли, а она уже и правила свои придумывает! Не будем мы в войнушку, правда, Лешка? И вообще, замолчи! Тихо стой! У нас, между прочим, похороны!

— По-о-охороны?.. — испуганно протянула Соня, на всякий случай отступая на шаг от ямки.

— Вот именно! — отрезал Лешка. — Похороны у нас. Не нравится — проваливай, ябедничай там, сколько хочешь, все равно тебе никто не поверит! Ты ж врушка и болтушка! И ябеда!

— Никакая я не ябеда! А вот и не скажу никому ни словечка, вот не скажу! — Соня надула губки. — Но я все равно лучше вашей игру знаю! И тоже с закапыванием!

— Н-да?!

Мальчишки саркастически рассмеялись.

— Ну-кысь, Димыч, а пускай толкнет, че придумала!

— Ага, пускай! — эхом отозвался тот. — Тока не надейся, что она придумает чё-нть дельное, у нее ж мозгов нету! Мамка ей их в косички с утра заплетает и бантиками перевязывает!

Соня покраснела и убрала косы за спину. Длинные и блестящие, волосы цвета спелой пшеницы немедленно оказались под платьем.

— Это чтоб копать было удобнее! — с вызовом произнесла девочка, гордо подняв подбородок.

— Ну, дык и что ж за игру ты придумала? — презрительно бросил Лешка и скрестил руки на груди.

— А и не игру вовсе! И не придумала, а по-настоящему! Это вы тут в игры играете, а я кое-что знаю! Мне бабушка рассказывала! Только для этого нужно другую яму вырыть. Где-нибудь… за огородами, — закончила она, переходя на таинственный шепот.

— А эта чем тебе не яма? — возмутился Лешка, потирая саднящую ладонь о испачканную землей штанину.

— Ды потому что она посередь двора!

— Ну и что? За деревьями же! Вполне себе местечко укромное!

— Н-да? Это укромное называется? Тут вы свои дурацкие похороны сами устраивайте! А в мою игру можно играть только там… где совсем никто не сможет нас увидеть. Говорю ж, пошли на пустырь, за огороды. А по дороге расскажу, что к чему…

Мальчишки переглянулись с заметным интересном. И двинулись следом за Соней.

 

* * *

 

— Его надо обязательно зарыть, да?..

— Ну, нет… Бабушка говорит, можно… э-э-э… изувечить. Так вроде.

— Как это?

— Ну гвоздем проткнуть, например. Или рану какую…

В траве зашевелились тени. Три крохотных силуэта, выбеленные ранними сумерками, растеряли краски и утонули в запахах приближающейся грозы. Щелкая соловьиными трелями, из леса неторопливо выступала ночь.

— Слуште, а как мы копать-то будем, ни черта ж не видно уже!

— А у меня «жучок» есть, прихватила в сарае.

— Блин, Сонька, когда успела-то?

— Ды когда вы там торчали, типа спрятались, и спорили, как лучше индейца закопать. Я тогда не поняла, про что именно вы там балакали, вот и пошла за вами… следить. И фонарь прихватила, думала, назад поздно буду идти…

— Ни фига се… — откликнулся Лешка не то удивленно, не то восторженно.

— Фига, фига! — рассмеялась девочка, напряженно прислушиваясь к отдаленному эху, гулкими, рваными всхлипами пробежавшему вдоль леса.

Га, га, га! — гомерически хохотало оно, вопреки обыкновению усиливаясь с каждой минутой, пока не достигло точки надрыва прямо за спиной.

— Дык, может, все по правилам сделаем? — неуверенно спросил Лешка.

Димка промолчал. Его слегка испуганное лицо выразило явное неудовольствие. Он настороженно посмотрел на Соню, чтобы понять, о чем она думает. Но решимость, застывшая в не по-детски твердо сомкнутых губах, не оставила ему никакой надежды.

— Конечно, по правилам! — убежденно воскликнула Соня.

Лам, ам, ам, ам… — немедленно отразилось от полукруга молчаливого неба, словно накрытого дырявым ковшом.

Приятели остановились и с волнением переглянулись, но, видимо, решив, что звуки способны отражаться и от небесной тверди, поторопились догнать Соню. Цепляя сорняки содранными коленями, мальчишки едва поспевали за своей подругой. А она словно внезапно отрастила крылья. Фигурка индейца, зажатая в ее кулаке, моталась вперед-назад в бешеном темпе обезумевшего маятника.

— А для того, чтоб по правилам, что надо-то?.. — едва ли не задыхаясь, выкрикнул Лешка в загустевшую темноту.

Сонин расплывчатый силуэт мелькнул над густой травой грязно-серой птицей и на мгновение пропал из виду, но тут же появился вновь. Она летела над полем бесшумно и стремительно, и ветер, вцепившись в соломенные волосы девочки, без усилий расплетал ее крепкие косы, а тишина то и дело хихикала сумасшедшим совенком, подбрасывала в воздух стайки крохотных приведений-одуванчиков и мазала ноги млечным соком. Проваливаясь в кротовьих норах и отчаянно стараясь не потерять равновесие, чтобы не упасть, дети торопливо двигались вперед, за той, кого догнать было невозможно, если бы только она внезапно не остановилась сама.

— Мы закопаем его, — послышалось впереди, и мальчишки резко притормозили, чтобы не налететь на подругу. — Ведь он и так практически мертв. Видите, у него рана на руке?

— На руке?! — возмутился Лешка, вырывая из рук Сони фигурку индейца и поднося ее к самым глазам, чтобы разглядеть небольшое красное пятнышко от шариковой ручки. — Это и не рана вовсе! Это я хотел нарисовать ему звезду! Вроде как, он герой. И вообще, на руке-то рана не смертельная!

Димка призадумался и кивнул.

— Да уж… Тут ты, по ходу, прав… Так не бывает, чтобы от такой раны умирали… Наверное…

— Дык правильно! — со вздохом откликнулась Соня. — Ему и не нужно смертельную, тогда ведь он… умрет. А мы его живым должны зарыть, чтоб мучился. Ясно теперь?

Ребята переглянулись. Сонино лицо, освещенное луной и оттого какое-то нездорово-серое, показалось им лицом скалы, если, конечно, предположить, что у скалы может быть лицо.

Послышался щелчок, еще один и еще — и фонарь загорелся неровным, желтоватым светом, очертив небольшой рваный круг на измятой траве.

— Тут вот копайте, а я светить вам буду, — скомандовала девочка.

Лешка вытянул лопату из обмякших рук приятеля и передал ему фигурку. Димка ступил в сторону и потерянно оглянулся. Пожалуй, он побежал бы назад, если бы не повисшая за плечами тьма. Нет, пожалуй, он побежал бы и во тьму, лишь бы поскорее исчезнуть отсюда, лишь бы избавиться от необходимости глядеть в глаза сумасшедшим. Но он боялся упасть, сломав впопыхах ногу в одной из бесчисленных кротовьих нор, и остаться лежать здесь навеки. Голос Лешки прервал его размышления.

— Здесь одна трава… — разочарованно протянул тот, пару раз ткнув лопатой сорняки.

— Ой, ну до чего беспомощные! — Соня упала на колени и принялась исступленно рвать сорняки руками.

— Э! Они ж кусачие, в колючках все! Ща руки обдерешь, а мамка твоя нам потом выскажет!

Соня, казалось, не слышала. Руки ее так и мелькали, разбрасывая в стороны пучки травы.

— Ой, отстань от нее, пожалуйста… — шепнул Димка в ухо приятелю.

— А ты чего тут трясешься? — как-то чересчур нервно выкрикнул Лешка, приподнимая фонарь и зачем-то направляя его в лицо Димке. Пучок света скользнул по запавшим глазам, подождал немного и вновь нашел согнутую Сонину спину.

— Вот! — воскликнула девочка, поднимаясь с колен. — Копай теперь. И отдай мне фонарь. А ты, Димка, чтоб не стоял без дела, давай, протыкай вольт.

— Что протыкать?..

— Вот идиотина… Вольт! Фигурку индейца протыкай, надо же его ранить как следует! Я ж гвоздь тебе протягиваю, не видишь, что ли?.. Э-эх… Ладно, давай я. Все за вас, блин, делать надо.

Димка немедленно спрятал руку с индейцем за спину.

— Э! Ты чего это? Обалдел?! — выкрикнула Соня, пытаясь дотянуться до вожделенной фигурки, но ее пальцы схватили пустоту.

Дел?.. ел, ел, ел… — немедленно хохотнуло эхо, пританцовывая бешеными огоньками в глазах маленькой девочки.

Димка попятился. Бросая изумленные взгляды в сторону ничего не замечающего приятеля, он двинулся назад, прочь от взлохмаченной совы с соломенными перьями, в которую внезапно обратилась Соня. Наконец, понимая, что не сумеет спасти индейца от ее цепких пальцев, если срочно не решится на отчаянный рывок, Димка прыгнул в сторону — и упал в траву, перекатываясь за спину другу. Острые стебли оборванных колючек немедленно вонзились в спину, разрывая футболку и царапая кожу, но его это уже не заботило. Он вскочил на ноги и бросился бежать. Лешка даже не оглянулся. Он сосредоточенно рыл, чуть повизгивая в такт движению лопаты.

Бежать было тяжело. Дыхание срывалось, а рассудок то и дело раскачивало навязчивое воспоминание о том, как быстро умеет бегать Соня. Но Соня ли?.. Димка не хотел об этом задумываться, не хотел видеть очевидного. Крепко сжимая индейца в потном кулаке, он просто бежал и бежал вперед, не оглядываясь и не замечая ничего вокруг — лишь бы только бежать. Двигаться вперед, несмотря ни на что.

Шелест шагов за спиной неожиданно стих.

— Вряд ли, мой дорогой!

Ой, ой, ой… — рассмеялось эхо.

Димка упал, умудрившись не выронить индейца. Прямо перед ним стоял Лешка, гордо возвышающийся над только что раскопанной ямой, а слева от него, облитая лунным светом, замерла Соня. Сова с соломенными крыльями.

Как? Я же все время бежал вперед! — выдохнул Димка, не находя сил подняться. Сломанная нога зашлась невероятной болью, и вытащить ее из кротовьей норки не оставалось ни единой возможности.

Соня протянула ему руку.

— Отдай.

Глаз мальчика распахнулись шире. В них плескалось бездонное черное небо. Прижимая к себе индейца, он выбросил свободную руку в сторону, чтобы найти опору, и почти с удивлением нащупал до боли знакомый предмет.

— Отдай, — повторили где-то за головой.

— Подойди, я встать не могу… Ногу сломал, наверное… — едва слышно попросил Димка, заливаясь потом и почти настоящими слезами.

Шаги были осторожными и беззвучными, но Димка явственно почувствовал их спиной. Сама земля, казалось, дрожала и толкала его между лопаток, обозначая каждое движение дьявола. Он незаметно сжал в руке найденный предмет и терпеливо дождался, когда соломенные пряди чужих волос окажутся прямо над его головой.

Лопата взметнулась так быстро, что рассеченная шея дьявола забулькала гораздо раньше, чем комья свежей земли, ссыпавшиеся с металла, достигли земли и осыпали лицо мальчика. На миг лопата задержалась в непривычно мягком для нее вместилище, и тут же упала вниз.

И тут время остановилось. Соломенный дьявол с разрубленной трахеей качнулся вперед, повисая в пространстве, — и замер без движения и звука. Облака, торопившиеся было облепить собой луну, прорвались и рассеялись, смущенно покидая обитель боли, страха и ночи. Лешкина рука, протянувшаяся к шее покалеченного приятеля, остановилась на середине своего кровавого пути, и лишь негромкое потрескивание, постепенно перешедшее в электронный шелест, по-прежнему наполняло собой густой, тяжелый воздух.

 

* * *

 

Он впился взглядом в замершее пространство-время и почти с грустью шепнул:

Несчастная… такая хорошая… и такая несчастная! Умница — но не смогла!.. А смогу ли я?..

Он внимательно осмотрелся — никого. Еще какое-то мгновение он с ненавистью изучал собственное лицо и растрепанные соломенные волосы в зеркале заднего вида. Потом заглушил двигатель, и, вытащив из-под сиденья фигурку, поразительно похожую на него самого, протянул руку, чтобы выключить маленький телевизор. Детские силуэты, замершие в высокой траве рядом с окровавленным телом, мигнули и пропали навсегда.

А он вытащил из кармана гвоздь и что было сил воткнул его в вольт.

 

Вместо послесловия: монолог, подслушанный в толпе:

 

— Нет… Я никогда не смеюсь.

 

14 февраля 2008